ВЕСЕННИЕ ОЖИДАНИЯ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ВЕСЕННИЕ ОЖИДАНИЯ

На X съезде партии Ленин привел данные о кампании клеветы, развернутой буржуазной печатью против Советского государства в связи с кронштадтским восстанием. Редко даже в капиталистической западноевропейской прессе можно было узреть такую вакханалию лжи, такое массовое производство измышлений о Советской России, как в первой половине марта 1921 года. Ежедневно все буржуазные газеты публиковали потоки фантастических известий о восстаниях в России. Так, 2 марта английские газеты опубликовали телеграммы о восстаниях в Петрограде и Москве, о захвате 14 тысячами рабочих московского арсенала, о том, что Васильевский остров в Петрограде целиком в руках восставших. На следующий день агентство Рейтер усиленно распространяло новые известия о восстании в Петрограде. 7 марта ряд европейских газет торжественно объявил, что Москва и Петроград в руках антибольшевистских сил. Парижская «Матэн» поспешила сообщить, что над Кремлем висит белый флаг. В последующие дни английские газеты передавали, что Петроград взят «на три четверти» или весь, за исключением железнодорожных вокзалов. Французские газеты сообщали о восстании кубанских и донских казаков, о присоединении к ним около Орла кавалерии Буденного, об успешных контрреволюционных восстаниях в Саратове и других городах Поволжья, в Одессе, Пскове, Чернигове, в Минской губернии и так далее без конца[109].

«Универсальность и планомерность этой кампании, — подчеркивал В. И. Ленин, — показывает, что в этом проявляется какой?то широко задуманный план всех руководящих правительств. 2–го марта Foreign Office через посредство «Press Association» заявил, что считает публикуемые известия неправдоподобными, а сейчас же после этого Foreign Office от себя опубликовал известие о восстании в Петрограде, о бомбардировке Петрограда кронштадтским флотом и о боях на улицах Москвы» [110].

Целью этого похода реакционной печати было прежде всего сорвать начавшиеся или наметившиеся торговые переговоры Советской России с другими странами, не допустить выхода молодого Советского государства из кольца изоляции и блокады. Нелепость измышлений буржуазной пропаганды, противоречащих одно другому, была настолько очевидной, что в США группа противников этой клеветнической кампании собрала воедино вымыслы, печатавшиеся в течение нескольких месяцев американской прессой, и издала в одной книге. Эта подборка служила убийственным доказательством против продажной буржуазной печати[111].

Кронштадтские мятежники выступали с якобы революционными лозунгами (от пресловутого «Советы без коммунистов» до всяких анархистских фраз). С безошибочным классовым инстинктом буржуазная печать вопреки этим фразам видела в кронштадтцах своих союзников и поэтому с готовностью расточала им похвалы как истинным «народным революционерам». А скрывавшиеся здесь расчеты сформулировал известный буржуазно — радикальный журнал «Нейшн». Если бы мятежники выиграли, писал он, «то это был бы первый шаг назад к реакции. Затем могли прийти на короткое время Керенский, Чернов и Мартов, а после двери уже были бы открыты для кровавого восстановления капитализма»[112].

На X съезде В. И. Ленин выдвинул свой гениальный тактический план перехода от военного коммунизма к новой экономической политике для движения по пути к социализму. Известно, что военный коммунизм не являлся и не является необходимым этапом в развитии социалистической революции. Это был комплекс временных мероприятий, принятых в условиях экономически отсталой страны, разоренной четырехлетней империалистической войной, вынужденной, как в осажденной крепости, напрягать все силы для обороны от войск белогвардейцев и интервентов. Это была единственно возможная и правильная в условиях тех лет политика, позволившая советскому народу разгромить всех врагов. «Военный коммунизм, — указывал В. И. Ленин, — был вынужден войной и разорением. Он не был и не мог быть отвечающей хозяйственным задачам пролетариата политикой. Он был временной мерой» [113].

X съезд партии одобрил доклад В. И. Ленина о замене продразверстки продовольственным налогом, о допущении в известных пределах свободной торговли и деятельности частного капитала при сохранении командных экономических высот в руках государства.

Сущность новой экономической политики (нэпа), как подчеркивал В. И. Ленин, заключалась в укреплении союза рабочего класса с широкими массами крестьянства и упрочении на этой основе диктатуры пролетариата. Это было в известном смысле отступление для подготовки нового наступления. Это была политика, ориентированная на победу социалистических элементов в борьбе с капиталистическими и построение социализма в нашей стране.

В течение всего периода гражданской войны и иностранной интервенции буржуазная печать отождествляла военный коммунизм с условиями развитого социалистического или даже коммунистического общества. Все лишения, которые пришлось переносить рабочим и крестьянам в эти годы, буржуазная печать — рупор интервентов — с поразительным цинизмом относила на счет коммунизма. И конечно, переход от военного коммунизма к нэпу был сразу же провозглашен буржуазной печатью свидетельством неудачи «коммунистического эксперимента». Уинстон Черчилль, еще недавно хваставший, что он организует вооруженный поход 14 государств против Советской России, теперь стал активно развивать этот взгляд на нэп. Ленин, заявил Черчилль, очень поздно признал основы политической экономии (под этим подразумевалась «экономическая невозможность» иного строя, кроме капиталистического). «Урок России, начертанный пылающими письменами, — уверял Черчилль, — свидетельствует о полном крахе социалистической и коммунистической теории» [114].

Буржуазная печать лживо утверждала, что якобы сам В. И. Ленин «признал» факт крушения большевистской теории и этим мотивировал переход к нэпу. Газета «Таймс» уверяла, будто В. И. Ленин «открыто и без оговорок признает, что диктатура пролетариата потерпела фиаско и что нет другого средства против тех ужасных бедствий, которые она причинила и причиняет, кроме немедленного возвращения к капитализму в главных отраслях русской народной жизни»[115]. Какая бездна лжи, какая масса наглых подлогов в одном только абзаце статьи и притом напечатанной в газете, доброе столетие кичившейся своей «неподкупностью», «объективностью», «солидностью», «вескостью своих суждений» и кучей прочих превосходных качеств!

Нашему читателю, очевидно, нет особой нужды доказывать, что нигде В. И. Ленин не говорил, что «диктатура пролетариата потерпела фиаско». Наоборот, он как раз в это время дал глубокий анализ причин того, что она, преодолев бесчисленные невероятные сложности, выдержала все испытания. Ленинский гений нашел верный путь для дальнейшего упрочения диктатуры пролетариата и для постепенного вытеснения временно допускаемых элементов капитализма, о возвращении к которому мечтала «Таймс». Эти мечты кочевали из одной передовой статьи в другую.

10 мая передовица под заголовком «Безумие большевизма» разъясняла: «Единственный способ восстанозить Россию — возвращение к основным принципам того строя, разрушение которого было в течение трех лет ее официальной политикой»[116]. Еще одна передовая — и опять мечты о том, как только начнется возрождение российской экономики, «в России не останется места для фанатиков» (это наиболее «мягкий» термин, которым сдержанная «Таймс» именовала теперь большевиков)[117]. Впрочем, это не только и даже не столько мечты, сколько попытка создать у британской общественности определенную картину развития событий в России, внести свою лепту в пропаганду антикоммунизма. На этой же ниве усердно трудились и другие органы «твердолобых». Так, «Морнинг пост» требовала прекратить всякие переговоры с большевиками — это была бы поддержка режиму, «доживающему последние дни». Газета торжествующе писала, что если раньше говорили о свержении капитализма в Европе с помощью Советской России, то теперь о спасении капиталистической Европой Советской России[118].

Поводом для этих широковещательных деклараций послужило решение X съезда партии пойти на предоставление отдельных концессий зарубежным фирмам. Сделать отсюда вывод о том, что «перестали говорить» о свержении капитализма, — конечно, в духе правой печати, пытавшейся найти любые доводы для «доказательства» бесперспективности революционного рабочего движения.

Интервенция окончилась, но влиятельные круги, особенно во Франции, строили планы ее возобновления силами восточноевропейских государств — вассалов Антанты и при поддержке Японии, продолжавшей оккупировать часть советского Дальнего Востока.

А осенью 1921 года надежды интервенционистов еще более оживились — пришли известия о страшном стихийном бедствии, засухе и голоде в Поволжье. Спекуляция на голоде — прямом следствии технической отсталости крестьянского хозяйства, разрушенного к тому же войной и интервенцией, но который изображался как «следствие коммунизма», — красной нитью проходит через буржуазную печать в последние месяцы 1921 года. И надежда, что голод заставит большевиков капитулировать. «Голод их душит, — писала «Дейли мейл». — …Религиозное движение усиливается» [119]. В хор ненавистников Советской России уже тогда вплелись истошные вопли немецких нацистов. В 1921 году гитлеровская партия, действовавшая в Мюнхене, объявила: «Мы, германские национал — социалисты, требуем, чтобы русскому народу была оказана помощь не путем поддержки нынешнего правительства, а путем уничтожения большевиков» [120]. В переводе на обычный язык: мы не за помощь голодающим, а за новую антисоветскую интервенцию.

В России новая мобилизация, пишет буржуазная пресса, призывают всех мужчин в возрасте до 48 лет, чтобы напасть на Европу [121]. Какой довод в пользу «превентивной» интервенции, потирают руки изобретатели этой выдумки.

Чтобы избежать катастрофы, большевики собираются пойти на создание коалиционного правительства, вещают «Морнинг пост» и «Таймс»[122]. «Дейли ньюс» сообщает о взятии белогвардейцами Петрограда [123], «Таймс» — о свержении Советской власти в Баку[124] и так без конца.

Наступила весна 1922 года. Усилился голод в Поволжье, несмотря на героические меры, принимавшиеся страной для помощи голодающим. Усиливается ликование в стане врагов молодой Республики Советов.

Среди наибольших ненавистников Советской России по — прежнему были газеты Нортклиффа. Почти ежедневно, даже когда он сам находился за границей, от Нортклиффа поступали «коммюнике» — инструкции его изданиям, содержащие поощрения и выговоры за прошлые номера, оценку, которую следует давать актуальным политическим вопросам. Именно эти «коммюнике» определяли кампанию газет Нортклиффа против «капитулянтской» позиции правительства Ллойд Джорджа в отношении большевизма. Инструкции всегда строго исполнялись — даже весной и летом 1922 года, когда у Нортклиффа обнаружилось явное помрачение ума уже не в политическом, а в самом что ни на есть медицинском смысле.

Посыпались странные распоряжения и указания шефа главным редакторам газет, нелепые назначения и требования публикации собственных сочинений газетного магната, явно обнаруживавшие манию преследования[125]. То бросаясь с кочергой на санитара, то горько жалуясь на бедность, помешавшую ему починить развалившиеся ботинки, миллионер оставался миллионером, отдавая приказы [126]. А «Таймс», с олимпийским величием изображавшая себя совестью и здравомыслием британской нации, и «народная» «Дейли мейл» и другие издания концерна не переставали неукоснительно осуществлять повеления впавшего в безумие хозяина, пока врачи не приказали отключить его телефоны. Несколько недель Нортклифф выкрикивал в мертвые аппараты свои распоряжения, 19 июня 1922 года Нортклифф дорвался до одного работавшего телефона в его доме и послал последнюю по счету инструкцию: «они следят за мной», требовал прислать репортеров, которым он изложит все обстоятельства дела[127]. После кончины Нортклиффа один из приближенных газетного короля, Г. Суэфер, откровенно разъяснил, что владелец «Таймс» и «Дейли мейл» сошел с ума очень задолго до того, как это осмелились заметить[128].

И именно тогда «Таймс» и «Дейли мейл» продолжали заносчиво поучать мир насчет «безумия коммунизма»…

Мы все еще в 1922 году. Не оставлены мысли о вооруженной интервенции против Советской страны. В это время старая пропагандистская погудка, что большевики «распродали Россию» (то ли немцам, то ли еще кому), стала бессмыслицей, очевидной даже для слабоумных. Поэтому ее сменяет другая выдумка — этой лжи предстоит долгая жизнь — о том, что большевики продолжают агрессивную политику царизма. Об этом пишут газеты тех самых кругов, которые содержат в эмиграции большую белогвардейскую армию, возглавляемую царскими генералами, чтобы в удобный момент снова бросить ее на Республику Советов. А тем временем появляются статьи, например в известной французской буржуазной газете «Журналь де деба», под громким заголовком «Советский милитаризм и панславизм». Народный комиссар Чичерин, говорилось в статье, предлагает мир и разоружение, но не доверяйте большевикам, они уже заключили военные союзы с Германией и Турцией (новая ложь!). И главное, Ленин будто бы объявил, что окончание гражданской войны позволяет для «укрепления революции» начать ведение наступательных войн[129]. Разумеется, В. И. Ленин ничего подобного не заявлял, а многократно утверждал прямо противоположное, последовательно выступая за проведение политики мирного сосуществования. Но реакционерам нужна была новая ложь для дискредитации Советского Союза, и они нашли ее в вымысле о «возрождении панславизма», который с тех пор тысячи раз повторялся и повторяется доныне антисоветской пропагандой.

Следует добавить, что фальшивая интерпретация характера Октябрьской революции уже в 20–е годы перешла из сферы научных и политических Исследований в область повседневной пропагандистской обработки населения. Капиталистическая печать по — прежнему преимущественно делала упор на случайность Октябрьской революции, на то, что она эпизод в тысячелетней истории России, что это дань «азиатской природе» этой страны. Если бы не ошибки Временного правительства и западных держав, большевики не одержали победу, писала либеральная «Манчестер гардиен»[130].

Очень часто противопоставлялся демократический Февраль «насильственному» Октябрю. Так, по случаю юбилея Февральской революции «Нью — Йорк геральд трибюн» заверяла своих читателей: «То же начало, которое уничтожило царизм, в конечном счете уничтожит большевизм»[131]. Вывод: неизбежна реставрация капитализма. Многоголосый оркестр буржуазной пропаганды годами наигрывал один и тот же мотив — пролетариат уже «потерял революцию»[132]. Эти заклинания повторялись даже когда стали для всех очевидной нелепостью.

Капиталистической пропаганде вторила социал — демократическая печать. Часть социал — демократических газет (особенно в Австрии) уверяла, что, мол, Октябрьская революция, может быть, и была пролетарской, но, так как Россия не созрела для социализма, наступило буржуазное перерождение. Эту версию с готовностью подхватили и «ультралевые» крикуны. Очень показательно, что гнусные фальшивки, которые и поныне повторяются троцкистами и сектантскими, раскольническими элементами о «перерождении» большевиков после смерти Ленина, широко распространялись мелкобуржуазными авантюристами и при жизни Владимира Ильича.

Об этом еще тогда твердила, например, «Германская коммунистическая рабочая партия», в 1919 году отколовшаяся от Германской компартии и довольно скоро превратившаяся в озлобленную кучку сектантов. Орган КАПГ «Пролетарий» писал в июне 1921 года, что Октябрь был «по сути дела буржуазной революцией», а в следующем июльском номере уже предрекал установление в Советской стране «диктатуры буржуазии над пролетариатом» и т. п.![133] «Каписты» объявляли, что борьба компартий за массы — это… защита «русских государственных целей», что Коминтерн стал «орудием капиталистической реставрации» и т. п.[134]. Они призывали к расколу международного коммунистического движения и — вскоре к ним присоединились и троцкисты — к созданию нового «Интернационала», построенного на отказе от союза пролетариата с крестьянством, от завоевания большинства рабочего класса на сторону революции, от ленинских принципов построения партии и пр. «Каписты» несли несусветную чепуху, что, мол, лучше отдалиться от масс, чем от «революции», клеветали, что Советский Союз выступает за «капиталистические войны»[135] и т. п.

К 1923 году стало уже невозможно отрицать успехи нэпа, игнорировать то, что удалось достигнуть партии и народу в залечивании ран, нанесенных войной. Соответственно стала меняться и тактика антисоветской пропаганды. Ее целью было по — прежнему дискредитация Советской России и социализма в глазах трудящихся масс. Однако если раньше главные усилия сводились к доказательству, что коммунизм и диктатура пролетариата приводят к разрухе, то теперь стало доказываться, что Советская власть якобы не имеет никакого отношения к ликвидации этой разрухи и вдобавок вовсе не является властью трудящихся. Буржуазная печать ловит любое проявление недовольства среди отсталой части рабочих, еще не разобравшихся в сущности политики нэпа, а чаще просто прибегает по привычке к досужим вымыслам.

«Эко де Пари» писала, например: русские рабочие жалуются, что, моя, нет диктатуры пролетариата, что приходится обслуживать нэпманов [136]. Это, как мы видим, «новый» ход по сравнению с той частью буржуазной печати, которая (ссылаясь на мнение какого?нибудь безымянного сторожа при заброшенной фабрике или тому подобных «свидетелей») уверяла, будто русские рабочие ждут, не дождутся, возвращения капиталистов [137].

Экономика страны тогда еще не достигла предвоенного уровня, что определяло и уровень жизни населения. Буржуазная печать всячески обыгрывала этот факт, делая выводы в пользу капитализма. Не обходилось и без самых нелепых вымыслов. Та же «Эко де Пари» подсчитала, что крестьяне находятся в 41 раз (ни больше и ни меньше!) в худшем положении, чем при царизме[138]. В этой же связи появилась и другая тема в буржуазной пропаганде. Газеты денежного мешка стали высказывать лицемерное сожаление, что в России «происходит возвращение к крайнему неравенству». Снова возникло крайнее неравенство, как если бы вовсе не было великой русской революции, — писала одна швейцарская газета. — Природа берет свое, но после скольких страданий! [139] Разве не ясно, мол, что только «переход» нэпа в капитализм может поправить дело. Даже подробно излагая проходившие тогда процессы белобандитов и убийц — кулаков — ярых врагов советского строя, нередко прямых агентов империализма, буржуазные газеты добавляли: «Советы имеют преступников, которых заслуживают» [140].

Успехи нэпа были успехами политики большевистской партии, под руководством которой рабочий класс нашей страны, как первооткрыватель, преодолевал огромные трудности, прокладывал путь к социализму. А буржуазная печать успехи нэпа выдавала за поражение социализма. Одна нью — йоркская газета утверждала даже, что «во всех смыслах Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика исчезает»[141]. А «Таймс» сделала еще одно сногсшибательное открытие. Послушайте: «Фактически марксизм является словом, ныне не упоминаемым в высоких большевистских сферах. Его заменил «ленинизм»[142].

Что это, спросит читатель, воинствующее невежество, которого поднабрались корреспонденты «Таймс» за время работы на лорда Нортклиффа? Отчасти, но главное совсем в другом.

Все первые годы после Октября реформистская печать уверяла, будто политика большевиков является «отходом от марксизма».

Теперь в эту кампанию подключилась и тяжелая артиллерия буржуазной прессы, пытавшаяся «доказать» рабочему классу капиталистических стран: ленинизм — сугубо российское явление, он не имеет ничего общего с марксизмом и приходит к тому, что в России «коммунизм выходит из моды». Нет, это не просто невежество, это планомерно осуществляемая пропагандистская диверсия против рабочего класса. Пройдет еще год — два, и буржуазные лжецы начнут повторять троцкистскую клевету, будто политика КПСС представляет собой «отход от ленинизма».

Но это придет впоследствии, а пока — при жизни В. И. Ленина — буржуазная пропаганда поет другие песни. Впрочем, она не только в попытке оторвать Ленина от Маркса предвосхищает фальшивые ухищрения организаторов психологической войны против нашей Родины, которые кажутся изобретением второй половины XX века. Мы помним, что часть буржуазной печати сокрушалась по поводу «исчезновения» власти рабочего класса из?за появления нэпманов. Другие органы капитала внушали своим читателям, что в России нет диктатуры пролетариата, так как у власти находится Коммунистическая партия. Буржуазная пропаганда популяризировала нападки на партию со стороны «рабочей оппозиции» и группы «децистов» Сапронова[143]. «Таймс», например, утверждала, будто нахождение рабочих на партийных и государственных постах якобы приводит к тому, что они неизбежно теряют пролетарскую психологию и приобретают в крайних формах «бюрократическое мировоззрение»[144]. Таким образом, буржуазная пропаганда вполне синхронно с антиленинскими группами стала широко разрабатывать «бюрократическую тему» в попытках дискредитации партийного аппарата. Вместе с тем широко использовались требования Троцкого о «милитаризации труда» для вымыслов о «советском милитаризме». Обыгрывались все экономические трудности, переживавшиеся нашей страной, такие, как «ножницы» — разрыв в уровне цен на промышленные и сельскохозяйственные товары, — и другие. На подобной основе стал «разрабатываться» вымысел, что, мол, большевики, как писала парижская газета «Журналь де деба», «полностью потеряв свою веру в коммунизм…, стали империалистами и империалистами восточного типа», что они стремятся завоевать весь мир, присоединив его к своей «восточной империи»[145]. У этой антисоветской выдумки тоже длинная история — ее будут на все лады повторять гитлеровцы, после второй мировой войны реакционные советологи за океаном облекут ее в псевдонаучные одежды, превратят в толстые тома якобы изысканий и псевдоисследований. Но ложь останется ложью при всех переодеваниях…

Буржуазная пропаганда заимствовала у реформистов и троцкистов также еще одну лживую выдумку, которая гуляла по страницам реакционных изданий все годы нэпа. А именно о том, что социалистическая революция в России развивается по тому же образцу, что и французская буржуазная революция. Вслед за эпохой якобинского Конвента, разъясняла «Трибюн де Женев», Россия переживает теперь время Директории и уже начинается оргия «новой буржуазии»[146]. В качестве доказательства, понятно, фигурируют те же «гримасы нэпа», но под эту схему подгоняется любой факт экономической и политической жизни. Допустим, Советская власть решительно проводит отделение церкви от государства, в стране развертывается антирелигиозная пропаганда, разрабатываются основы нового законодательства о браке и семье. Сообщая об этих фактах, буржуазная печать добавляет дежурную присказку: «Пример французской революции показывает, чем все это заканчивается»[147]. Или буржуазный корреспондент нашел какого?то «коммуниста Б.» (приводится первая буква фамилии), который «влюблен» в Наполеона. Это ли не сползание к диктатуре сабли?[148] Говоря о тогдашней антисоветской кампании во французской буржуазной печати, коммунистическая газета «Юманите» саркастически замечала: «Даже в клевете нужно быть серьезными. Это основа искусства тартюфов» [149].

В 1923 году, несмотря на империалистические наскоки вроде «ультиматума Керзона», казалось, угроза непосредственного возобновления интервенции против Советского Союза отодвинулась. Но наиболее реакционная часть буржуазной прессы никак не желала расстаться с надеждой на скорое возобновление вооруженной борьбы против Советов. А предлогом для этого должны были послужить контрреволюционные восстания и диверсии, направляемые из?за границы. Еще с 1921 года капиталистическая печать стала усердно рекламировать банды «зеленых». Твердолобая «Морнинг пост», например, выражала надежду, что они утратят «свой хаотический характер и вырастут в серьезную революционную силу, в которой могли бы принять участие и классы, не поддающиеся влиянию простого бандитизма»[150]. Но пока и «простой бандитизм» хорош, даже просто необходим на антисоветской пропагандистской кухне. Шансы «зеленых» в этом отношении все время взволнованно обсуждаются самыми респектабельными газетами, вроде «Тан»[151]. В тесной связи с такими надеждами присутствует тема о «крахе коммунистической пропаганды среди крестьянства» [152].

Это вполне совпадало с антисоветской агитацией внутри Советского Союза. Она была призвана посеять семена неверия и пораженчества среди рабочих и вместе с тем приободрить вражеские элементы, имевшие еще тогда достаточно широкую социальную опору у представителей ликвидированных революцией эксплуататорских классов, кулачества и нэпманов. Свержение Советской власти мыслилось ими, конечно, с помощью новой иностранной интервенции, но обязательно поддержанной активным выступлением внутренней контрреволюции, без которого внешнее вторжение имело мало шансов на успех. Только учитывая эти интервенционистские планы империализма, становится понятным то. исключительное внимание, которое уделялось западной пропагандой белогвардейскому подполью в России, всяческое его возвеличивание и попросту раздувание его значения. В условиях быстрого укрепления советского строя для интервенционистского лагеря были крайне важны любые факты, свидетельствующие о продолжении внутренними антисоветскими силами активной кампании террора и всяких других форм борьбы против власти пролетариата. Между тем особенно похвастаться здесь антисоветским элементам было нечем.

К этому времени ВЧК раскрыла и разгромила главные подпольные контрреволюционные группировки: «Тактический центр» и «Национальный центр», а несколько позднее террористическую организацию партии эсеров.

Но западная пропаганда продолжала шуметь в первые годы нэпа вокруг действий некоего тайного союза, пытаясь сильно поднять его акции и тем самым доказать, что деятельность союза имеет широкую поддержку у крестьянских масс. Так, в парижской «Эклер» появилась характерная статья (одна из многих подобных) под названием: «Против большевизма. Для борьбы против Красной России после «белой» армии — движение «зеленых». В ней говорилось, что белые не являлись, мол, подлинным народным движением, а «зеленые» им якобы являются и они теперь получили единый штаб [153].

Речь шла о контрреволюционном «Союзе защите родины и революции», приобретшем известность еще в годы гражданской войны во главе с Борисом Савинковым. (Кстати, он и был автором только что указанной статьи.) В этом случае борьба против контрреволюционной пропаганды и «тайной войны» империалистов оказалась тесно переплетенной. В 1924 году в результате умело проведенной операции органами ВЧК Савинков был арестован на территории Советского Союза.