17 сентября 1939 года СССР и Германия совершили Третий раздел Польши
17 сентября 1939 года СССР и Германия совершили Третий раздел Польши
Первое сентября 1939 года навсегда останется в истории человечества как дата начала Второй мировой войны, а 17-е число того же месяца для народов нашей страны, и России в особенности, — это еще и точка отсчета национальной вины перед польским народом. В этот день два тоталитарных режима — Востока и Запада — при циническом попустительстве свободного мира совершили одно из тягчайших злодеяний двадцатого века — третий разбойничий и несправедливый раздел Польского государства.
Вторая мировая война, как известно, была начата Западом во имя независимости Польши. Страна-агрессор потерпела поражение. Вроде бы справедливость восторжествовала. Но, к сожалению, Польша так и не обрела свободы, а следовательно, и все жертвы, понесенные ради этого, оказались напрасными.
Разумеется, главную ответственность за содеянное зло несет политическая мафия, осуществлявшая в ту пору кровавую диктатуру над народами нашей страны, но известно: преступления совершают люди, отвечает нация. Поэтому сегодня, оглядываясь в прошлое, мы, русские интеллигенты, с чувством горечи и покаяния обязаны взять на себя вину за все тяжкие грехи, совершенные именем России по отношению к Польше.
Убийства безвинных в Катыни, вероломное предательство Варшавского восстания сорок четвертого года, попытка подавления волнений пятьдесят шестого — все это несмываемые меты нашей общенациональной вины, загладить которую — наш исторический долг и обязанность.
Но, полностью осознавая свою ответственность за прошлое, мы сегодня все же с гордостью вспоминаем, что на протяжении всей, чуть ли не двухвековой, борьбы Польши за свою свободу лучшие люди России — от Герцена до Толстого — всегда были на ее стороне.
Эта благородная традиция продолжается и в наши дни. Перед лицом тиранической диктатуры происходит духовное единение наиболее представительных сил наших народов. Недаром в минуту опасности, нависающей над русскими интеллектуалами, одними из первых в их защиту поднимают свой голос польские собратья. И наоборот.
Мы глубоко убеждены, что в общей борьбе против тоталитарного насилия и разрушительной лжи между нами сложится совершенно новый тип взаимоотношений, который навсегда исключит какую-либо возможность повторения ошибок и преступлений прошлого. И это для нас не слова, а кредо и принцип.
Иосиф Бродский, Андрей Волконский, Александр Галич, Наум Коржавин, Владимир Максимов, Виктор Некрасов, Андрей Синявский.
Я глубоко переживаю это событие 38-летней давности — третий раздел Польши. Я надеюсь, что память об этом для двух наших народов будет основой общей ответственности за судьбу наших народов и всего человечества.
21 августа 1975 г., Андрей Сахаров. (Журнал «Континент», № 5, 1975 год)
Кумиры советской интеллигенции, среди которых два лауреата Нобелевской премии (Иосиф Бродский и Андрей Сахаров), один член Академии наук СССР (Андрей Сахаров), несколько крупных поэтов (Иосиф Бродский, Александр Галич и Наум Коржавин) и прозаиков (Владимир Максимов, Виктор Некрасов и Андрей Синявский), в вопросах истории оказались не только тенденциозны, но и малограмотны.
События 1939 года, которые они именуют третьим разделом Польши, на самом деле являются пятым расчленением этого государства между соседями, причем считать расчлененных невинными жертвами тоже не приходится.
Первые три раздела земель федерации Королевства Польша и Великого княжества Литовского, именуемого Речью Посполитой, между Россией, Пруссией и Австрией имели место в XVIII веке. Некогда могущественная держава, захватившая огромные территории соседей (в том числе Россию до Смоленска включительно), разваливалась на глазах, изнывая как от иностранных вторжений, так и от разгула собственного дворянства. Составляя почти 10% населения страны (в России — порядка 1%), буйная шляхта проматывала нажитое трудом крестьян и мещан, терзала страну в нескончаемых гражданских войнах и ни во что не ставила избираемых ею же самой королей.
Согласно конвенции, подписанной в Вене 19 февраля 1772 года российской императрицей Екатериной II, прусским королем Фридрихом II и австрийской императрицей Марией-Терезией, в том же году состоялся первый раздел Речи Посполитой. Русско-польская война 1792 года и русско-прусская конвенция 22 января 1793 года привели к изъятию в пользу обеих монархий очередных территорий. После подавления восстания под руководством генерала Тадеуша Костюшко Австрия, Пруссия и Россия поделили между собой оставшиеся земли Речи Посполитой, и ее последний король — Станислав II — 25 ноября 1795 года отрекся от престола.
При этом Россия взяла ранее входившие в состав Киевской Руси украинские и белорусские земли до Бреста, а также Литву и де-факто давно уже контролируемое Петербургом Курляндское Герцогство в Западной Латвии. Австрия получила Галицию (Западную Украину) со Львовом, Люблин и Краков, а Пруссия — Познань, Гданьск и Варшаву. Взяв себе главным образом этнически близкие территории, ранее входившие в состав Киевской Руси, а Берлину и Вене предоставив переваривать буйное польское меньшинство, Екатерина II поступила чрезвычайно грамотно, чего нельзя сказать о польской политике наследовавших ей правителей страны.
После того как Наполеон воссоздал из австрийских и прусских земель Польское государство, именуемое Варшавским Герцогством, его почти 60-тысячная армия в составе общеевропейского воинства двинулась на Москву. Неудовлетворившись возвратом своих исконных территорий, ясновельможное панство желало восстановления границ как минимум 1772 года.
На временно занятых противником территориях Литвы и Западной Белоруссии было воссоздано Великое княжество Литовское, которое дало повелителю Европы более 20 тысяч солдат и в перспективе могло объединиться с Варшавским Герцогством в новую Речь Посполитую. Это образование просуществовало недолго, и в конце 1812 года Россия вернула временно утраченные территории. Но, к сожалению, одержимому прогрессивными идеями внуку Екатерины Александру I этого оказалось мало.
Вместо того чтобы оставить все как при бабушке, отрезать за свои заслуги в победе над Наполеоном тогда еще пророссийскую и православную Галицию, а прочее взять деньгами или содействием в изъятии у Османской империи черноморских проливов, император решил создать на западных рубежах страны несколько государств, связанных с Россией личной унией, и править там как конституционный монарх.
Планировалось обустроить таким образом присоединенную к России в 1809 году Финляндию, захваченную после русско-турецкой войны 1806—1812 гг. Бессарабию и отошедшую к России большую часть Варшавского Герцогства с собственно Варшавой, Лодзью и Люблином, получившую название Царства Польского. Пруссия получила крайний запад страны с Познанью и Гданьск, Австрия сохранила Галицию, а в Кракове до 1846 года существовала полунезависимая республика, отошедшая затем австрийцам.
В Бессарабии проект Александра не довели до ума. В Финляндии, провозглашенной Великим княжеством, императорский эксперимент, усугубленный наследниками, привел к ускоренному формированию государственных институтов, включая армию, валюту и таможенную службу, которыми сторонники независимости страны впоследствии успешно воспользовались.
Но если финны до конца XIX столетия вели себя спокойно, то Польша вскоре превратилась в незаживающую язву на теле державы. Российский император короновался в Варшаве как польский король, чья власть строго ограничивалась конституцией и двухпалатным парламентом из Сейма и Сената. Королевство располагало собственной 35-тысячной армией, состоявшей главным образом из наполеоновских ветеранов и участников восстания Костюшко.
Особенно благоволил полякам императорский наместник и брат царя Великий князь Константин Павлович. Регулярно подчеркивая свое пренебрежение к дислоцирующемуся в Варшаве российскому контингенту, он столь же постоянно заявлял о симпатиях к аборигенам. Князь неоднократно заявлял, что в душе он совершенный поляк, и даже среди последних заслужил прозвище «матери польского войска и мачехи русского». Если же особо наглые выходки ясновельможных панов вынуждали Константина принять к виновным дисциплинарные меры, в дело вступал его друг детства и начальник штаба генерал-лейтенант Дмитрий Курута. После чего уже готовящийся к разжалованию в рядовые или отправке в Сибирь пан, как правило, отделывался легким испугом. На официальных же смотрах и мероприятиях складывалось впечатление, что бравшие Париж, Берлин и Варшаву российские войска находятся в Польше на положении бедных родственников, на побегушках у победоносных шляхтичей.
Даже когда, уже после смерти Александра I, была выявлена связь части польской верхушки с декабристами, дело завершилось ничем. Следствие определило, что с декабристами активно сотрудничало как минимум семь членов Сената, будущий лидер польской революционной эмиграции историк Иоахим Лелевель и адъютант самого Константина Михаил Мицельский. Вся компания была арестована, и Николай I хотел судить ее тем же порядком, что и декабристов. Однако польский главком на основании несоответствия такого суда польской Конституции воспротивился желанию венценосного брата. Ему удалось настоять на предании арестованных суду их же коллег-сенаторов, а те подсудимых либо оправдали, либо приговорили к символическим наказаниям.
Еще раньше похожая история произошла со 166 студентами и преподавателями Виленского университета, входившими в подпольную организацию Лелевеля. Под давлением Великого князя 151 человек вообще не был наказан, шестерых преподавателей всего-навсего уволили, а девятерых студентов исключили. Даже когда шестерых юных патриотов прихватили за организацию убийства самого императорского брата, тот самолично отменил им смертную казнь, заменив ее двоим ссылкой в Сибирь, а прочим — отдачей в солдаты (где соплеменники всех чинов, естественно, встретили молодых людей как героев).
Неудивительно, что, когда на варшавских торжествах по поводу открытия Сейма генерал Иван Паскевич возмущенно спросил у графа Остермана, что из этого будет, тот, не задумываясь, ответил: «Через десять лет ты со своей дивизией будешь их штурмом брать!»{34}. Будущее показало, что граф ошибся всего на три года.
В России население и не могло мечтать о таких правах, но польская местная элита с каждым годом все громче требовала независимости. И не простой (на которую, без сомнения, имела право), а непременно в границах 1772 года, то есть с украинскими и белорусскими поместьями да мужичками.
В 1830 году Польша восстала, причем армия почти поголовно оказалась на стороне повстанцев. Затем, в 1863 году, произошло второе восстание, и ни его подавление, ни изъятие у поляков части дарованных прав, ни возврат некоторых из них, ни обещание Николая II восстановить после Первой мировой войны внутреннее самоуправление с присоединением австро-прусских земель не могли разрешить ситуацию. Российские власти не хотели предоставлять Польше полную независимость, а поляки боролись за право отделиться с хапнутыми их предками восточными территориями.
После окончания Первой мировой войны и краха некогда поделивших Речь Посполитую Австрийской, Германской и Российской империй у Польши появился шанс на возрождение, и она им воспользовалась в полном соответствии со своим характером. Еще до окончания войны, 11 января 1917 года, член эмигрантского Польского Национального комитета и будущий премьер-министр Игнаций Падеревский передал президенту США Вудро Вильсону проект создания «Соединенных Штатов Польши», включающих в себя Литву, Белоруссию, Западную Украину, Тешинскую область Чехии и ряд германских территорий, включая Восточную Пруссию с Кенигсбергом.
С первых месяцев существования независимой Польши ее правители перешли от теории к практике, втянувшись сразу в несколько конфликтов почти со всеми соседями, включая Советскую Россию, Германию, Украину, Чехословакию и Литву. Поддержка Великобритании и Франции и тяжелейшие внутренние неурядицы соперников позволили им отхватить изрядные куски соседских территорий, особенно на востоке. К маю 1920 года польские войска стояли в Киеве, Минске и Вильнюсе, раздумывая, что бы им прихватить еще, однако к тому времени большевики уже разобрались с главными силами белых армий и сами начали возвращать утраченные территории.
Ввиду неимоверной гениальности командующего Западным фронтом Михаила Тухачевского первое наступление фронта в Белоруссии блистательно провалилось. Но после прорыва в польский тыл Первой конной армии Семена Буденного на Украине польская армия стала отступать. Встал вопрос: докуда ее гнать?
Выступая от имени выигравших Первую мировую войну Англии, Франции, США и их союзников по блоку Антанта, британский министр иностранных дел лорд
Джордж Керзон 11 июля 1920 года потребовал от советского руководства остановить наступление на линии, которую Антанта рекомендовала в качестве восточной границы Польши. В случае отказа было обещано, что страны Антанты поддержат Польшу всеми возможными средствами.
Проходя с некоторыми отклонениями по Брестскому меридиану, так называемая линия Керзона в целом соответствовала исходной границе между Польшей и Киевской Русью в X веке и в более широком смысле — между католическим и православным населением региона. Поэтому, несмотря на очевидное двуличие Антанты (против польской оккупации территорий восточнее линии Керзона она не протестовала, а всполошилась, лишь когда поляков стали бить), история подтвердила правоту лорда Джорджа. Восточная граница Польши уже почти семь десятилетий проходит приблизительно по его линии, и никаких предпосылок к ее изменению не наблюдается.
Мнения большевистских лидеров разделились. Председатель Всероссийской чрезвычайной комиссии Феликс Дзержинский, народный комиссар по делам национальностей Иосиф Сталин, нарком по военным делам Лев Троцкий и нарком иностранных дел Георгий Чичерин сомневались в успехе дальнейшего наступления, но большинство их соратников, включая председателя Совнаркома Владимира Ленина, были настроены куда оптимистичнее. Им казалось, что, приветствуемая польским пролетариатом, красная конница вот-вот с триумфом вступит в Варшаву, оттуда ворвется в Германию, где постоянно вспыхивали коммунистические мятежи, а там и до мировой революции недалеко.
Керзона послали лесом, и военная помощь Антанты потекла в Польшу бурной рекой. Даже по имеющимся сейчас неполным данным, Варшава получила 1494 орудия, 2800 пулеметов, 327 тысяч винтовок, 291 самолет, 120 танков, 10 миллионов снарядов и огромное количество другого оружия и снаряжения. Иностранная помощь, патриотический энтузиазм поляков, не желающих терять только что обретенную независимость, и в очередной раз гениальность товарища Тухачевского, проворонившего сосредоточение ударной группы противника против своего слабого левого фланга, сделали свое дело. Ожидаемый триумф обернулся сокрушительным разгромом. Согласно мирному договору, подписанному 18 марта 1921 года в Риге, Польша получила обширные территории Украины и Белоруссии от Полоцка до Каменец-Подольского, а сверх того, 30 миллионов рублей золотом и еще на 18 миллионов 245 тысяч рублей паровозов, вагонов и прочего имущества.
Одновременно полякам удалось оттяпать у Литвы Вильно с окрестностями, а у Германии часть Силезского промышленного района, но этого им было мало. В 1926 году по инициативе бывшего боевика-террориста, а ныне главнокомандующего польской армией и фактического диктатора Юзефа Пилсудского был принят грандиозный проект создания центральноевропейской конфедерации Междуморье. Помимо Польши в нее должны были войти Венгрия, Румыния, Югославия, Чехословакия, Литва, Латвия, Эстония и Финляндия, а также отделенные от Советского Союза Украина и Белоруссия. Наряду с ними из состава СССР планировалось извлечь территории Кавказа и Средней Азии, превратить казачьи территории Дона и Кубани в независимые республики, а Ленинград с окрестностями сделать самостийной Ингрией. Поскольку Польша, по мнению авторов проекта, должна была, подобно подарившему огонь людям титану Прометею, подарить угнетенным москалями народам свет свободы, доктрина получила гордое название «Прометеизм».
В интересах «Прометеизма» действовала польская разведка, над разработкой его отдельных положений трудились специалисты Восточного института в Варшаве и научно-исследовательского института Восточной Европы в Вильно, в польской армии готовились кадры для участия в восстаниях на «освобождаемых» территориях, но проект оказался мертворожденным. Небогатой, раздираемой политическими, социальными и межнациональными (национальные меньшинства составляли почти треть населения) конфликтами стране приходилось довольствоваться объедками с чужого стола.
Лишь в 1938 году Польша, воспользовавшись оккупацией части территории Чехословакии Германией и Венгрией, смогла захватить Тешинскую область — но, как известно, бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Скушав Чехословакию, Гитлер потребовал от Варшавы допустить воссоединение с Германией отделенного от нее после 1918 года, но не присоединенного к Польше Данцига с 95% немецкого населения и разрешить постройку экстерриториальных дорог, связывающих с Германией также отделенную от нее по условиям Версальского договора Восточную Пруссию.
Варшавские политиканы оказались на редкость тупы. Когда столь «могучая» держава граничит с одной стороны с СССР, а с другой — с Третьим рейхом, имеет смысл договориться либо с западным, либо с восточным соседом. Как известно, не произошло ни того, ни другого. Поляки отказались выполнить требования Берлина, но не пожелали и допустить на свою территорию советские войска в случае нападения Рейха на Францию или саму Польшу, хотя СССР гарантировал невмешательство в ее внутренние дела, а для страховки на польскую территорию могли быть введены три англо-французские дивизии. Впоследствии опыт совместной оккупации Ирана и Австрии показал, что Москва подобные договоренности соблюдает, а советскую власть вводит лишь в странах, которые отошли в ее сферу влияния по договоренности с союзниками.
Первый вариант превращал Польшу в союзника Рейха, а в обмен на участие в походе на Восток давал шанс поживиться за счет раздела Советского Союза. Опыт последующих событий показал, что Гитлер в таких случаях неукоснительно делился. Например, Италия за участие в разгроме Югославии получила Черногорию, Косово и большую часть Далматинского побережья, а Румынии, выделившей против СССР две армии, досталась территория между Прутом и Южным Бугом с Кишиневом и Одессой.
Второй вариант предполагал польское участие в англо-франко-советском ударе по Германии, в котором союзники имели бы не менее чем троекратный численный перевес и многократное преимущество в танках и артиллерии. Победа предполагала неминуемое участие в разделе уже немецкого пирога с хорошими шансами приобрести Силезию и Западную Померанию с их развитой промышленностью.
Но варшавская хунта выбрала третий вариант, оказавшийся самым дебильным. Отвергнув все предложения Германии и СССР, они предпочли надеяться на гарантии Лондона и Парижа, хотя точно так же понадеявшейся на Лондон и Париж Чехословакии уже не существовало. Предполагалось, что главные силы германской армии будут сосредоточены на западной границе, где не позднее чем через две недели после начала войны должно начаться наступление главных сил англо-французов.
Как известно, наступление не состоялось, польская армия быстро развалилась под ударами немецких танков, меньше чем через три недели после начала боевых действий, 17 сентября 1939 года, руководство страны сбежало в Румынию, и Советский Союз, воспользовавшись ситуацией, занял территории, лежащие восточнее линии Керзона. Пятый раздел, который диссиденты непонятно с какого перепугу назвали третьим, свершился. Трудно ожидать иного для государства, правители которого, не обладая сколько-нибудь существенными ресурсами, в избытке наделены, с одной стороны, тупостью, а с другой — наглостью.
Господа правозащитники усиленно делали вид, что ничего подобного не имело места, и продолжали рыдать по невинноубиенной несостоявшейся империи. В ход пошел традиционный джентльменский набор. Офицеры, расстрелянные в Катыни немецкими пулями и, согласно липовым «документам», по решению «тройки» при НКВД. (Хотя «тройки» эти были упразднены двумя годами раньше, а Особое Совещание, на которое другие, не сговорившиеся с первыми, разоблачители валили расстрел, не имело права выносить смертные приговоры.)
«Предательство» восстания в Варшаве (которую во время этого восстания советские войска штурмовали трижды: 2—5 августа, 14—20 августа и 26 августа — 23 сентября, понеся огромные потери и уничтожив 14,4 тысячи немцев из 16 тысяч погибших в боях за город и впоследствии записанных лидерами восстания на свой счет). Ну и, само собой, установление в Польше после войны марионеточного режима, что с общегуманитарной точки зрения действительно нехорошо — но тут Кремль, скорее всего, учитывал опыт 1812 и 1919—1920 гг. Мало радости иметь на западной границе государство, одержимое идеей присоединения восточных поместий — естественно, с холопами.