Антанта предала чехословацкий корпус

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Антанта предала чехословацкий корпус

Греческий историк Ксенофонт написал книгу «Анабасис» — это рассказ о пути небольшой армии, которую Ксенофонт возглавляет, через Месопотамию. Дело было в 401 г. до н.э. Десять тысяч греческих воинов гоплитов пришли поддержать Кира Младшего и остались после смерти Кира в чужой стране, окруженные врагами. Это — не их война, они хотят домой. Они уходят на Армянское нагорье, в сторону, противоположную родине, скитаются кружным путем и только больше чем через год выходят к морю, Понту Эвксинскому.

Спустя две тысячи лет у этой невероятной истории появился близнец. Чешским «анабасисом» иногда называют эвакуацию чешского корпуса из России в 1918 году. Корпус этот был сформирован в русской армии осенью 1917 года из военнопленных чешской национальности. То есть забрили ребят в солдаты в Австро-Венгерской империи, а потом они вдруг стали служить России. После образования Национального комитета Праги, который был принят за основу будущей независимой республики, чешские формирования в русской армии теряют прежний статус. Чехи получили право быть просто чехами, они хотят домой. И тут выясняется, что отпускать домой их никто не собирается. Надобно отметить, что Антанта чехословацкий корпус сдала — согласилась с предложением советского командования на то, чтобы корпус разоружился.

Мятеж чехов выразился в том, что чешские легионеры отказались сложить оружие и встать под пулеметы (ср. расстрел польских офицеров в Катыни 23 года спустя). Они представляли собой сплоченный отряд и вот, вопреки логике событий — впрочем, какая тут логика? — решили пробиться домой, и пробились. Как и греки, чехи двигались в противоположную от дома сторону. Чешский корпус отступал через Сибирь, захватывал на пути города Пензу, Сызрань, Омск, Томск, Красноярск, Екатеринбург (царскую семью большевики успели расстрелять), Симбирск, Казань (где взяли золотой запас РСФСР, передали Колчаку). Можно сказать, что анабасис чешского корпуса был самым удачным рейдом против Красной Армии, куда там Колчаку с Врангелем! Чешский корпус ушел из России непобежденным (как отряд Ксенофонта, который непобежденным прошел Месопотамию и отплыл в Грецию) — и чешские легионеры вышли к океану во Владивостоке, откуда и отплыли домой.

У меня нет ни малейших сомнений, что бравый солдат Швейк должен был проделать этот головокружительный путь вместе с чешским корпусом и вернуться в Прагу через Владивосток. Если кто помнит главу «Будейовицкий анабасис Швейка» (это когда солдат кружил в поисках своего полка), ему сразу станет ясно, что малый анабасис должен был предварять анабасис большой. Не будь столь ясного замысла, Гашек не стал бы использовать для обозначения запутанного маршрута дезертира слово «анабасис».

В том-то и штука, что Швейк отнюдь не дезертир. И — не уклонист. Он, если так можно выразиться, антидезертир. Попробовал дезертировать — и не получилось, потому что от себя и своего народа не убежишь. Он высмеивает национал-патриотический, имперский дух, но дух товарищества не высмеивает никогда. Он издевается над начальством, но не издевается над Родиной. Он не принимает муштры, но не принять историю своего народа не может. Он, разумеется, против войны, но идет воевать. И если бы его спросили, за что он воюет, он бы ответил: за друзей, за трактир «У чаши», за человеческое достоинство, за Родину.

Потому что Родина есть. Ее могут отменить фашисты и либералы, коммунисты и геополитики, можно счесть, что твоя родина — весь мир, а скучная семья не имеет к тебе отношения, это обуза. Но Родина тем не менее существует, и за нее отдают жизнь.

История чешского корпуса, описанная Гашеком, есть в сжатом виде вся история мировой войны XX века. Представьте, как было дело. Чешский легион идет в составе австро-венгерских войск воевать с Россией, сдается русским в плен и начинает воевать на стороне России (и Антанты) с Германией и Австро-Венгрией за независимость Чехии. Едва Чехия обретает тень независимости, как чешских легионеров предает уже Антанта, а революционная Россия объявляет их контрреволюционерами. У чехов нет никаких общих с советским правительством целей (как не было общих целей с правительством Австро-Венгрии, России, Германии, Франции и Англии) — за что им драться? Но драться надо — чтобы выжить. Так бывает, когда бросаешься бежать, но вдруг оказывается, что ты бежишь в атаку. Они хотели просто спастись, понятное желание, но просто спастись не сумеет никто и никогда — поскольку не бывает судьбы, отдельной от судьбы мира.

Пройдет всего лишь двадцать лет, и Чехию предадут снова — те же самые страны. Чемберлен подпишет Мюнхенское соглашение 1938 года, и Англия и Франция, демократические страны, будут хладнокровно смотреть, как разоружают чешских легионеров — на этот раз германские солдаты. Потом пройдет еще тридцать лет, и Чехословакию опять предадут — и в 1968-м в нее снова войдут немецкие войска, на этот раз посланные странами Варшавскога блока. В основном оккупационные части были из ГДР, и чехи реагировали на немцев соответственно.

(Эссе «Поле боя», из сборника «Совок и веник»)

Обломившись с получением Букеровской литературной премии, Кантор явно мечтает удостоиться внимания жюри премии имени Франца Кафки или какой-либо другой из наград Чехии. Его пассажи о приключениях сформированного из военнопленных австро-венгерской армии Чехословацкого корпуса в России в годы Гражданской войны, хотя и являются эпическим бредом, не могут не восхитить литературно продвинутых соплеменников бравого солдата Швейка.

Между прочим, вранье тут — почти каждое слово. Начиная от мутной истории в Катыни, где якобы расстрелянные НКВД польские офицеры почему-то убиты немецкими пулями, и до пресловутого Анабасиса, участников которого Кантор представил дурачками, которые вместо того, чтобы двигаться к родной Греции, побрели в противоположную сторону.

Не исключаю, что литератор, взывающий к русскому патриотизму из европейских пентхаусов, задумав оттянуться в Таиланде, отправился бы туда из Швейцарии через Антарктиду. Но в отличие от ему подобных автор «Анабасиса» — прославленный историк Ксенофонт, входивший в отряд греческих наемников на службе претендента на престол Персидского царства Кира Младшего, — географию знал хорошо. Когда войско Кира было разбито при Кунаксе (неподалеку от современного Багдада), а приглашенные для переговоров к победителю Артаксерксу II командиры наемников перерезаны, их преемники, включая Ксенофонта, повели отряд именно туда, куда надо. То есть по направлению к Греции, в ближайший черноморский порт Трапезунд (ныне турецкий Трабзон), из которого и эвакуировались домой, пробившись через многократно превосходящие силы персов и их вассалов.

Чехословаки изначально находились совсем в иной ситуации. На момент вооруженного выступления их эшелоны растянулись по всей Транссибирской магистрали, от Самары до Владивостока. К этому времени русская армия прекратила свое существование, а красноармейские части только создавались, и поэтому 40 тысяч опытных и сохранивших дисциплину солдат оказались на этом пространстве крупнейшей вооруженной силой.

Антанта корпус не сдавала, да от нее никто сдачи и не требовал. Согласно договору между чехословаками и российским Советом народных комиссаров, заключенному 26 марта 1918 года, легионерам гарантировалась отправка во Владивосток, а те обещали передать оружие под контроль советско-чехословацкой комиссии в Пензе, оставив для самообороны по 168 винтовок с 300 патронами и одному пулемету с 1205 патронами на каждый из 63 эшелонов.

Однако как раз в это время германские войска начали решающее наступление во Франции, прорвав фронт 21 марта 1918 года в Пикардии, а 9 апреля во Фландрии. Обе стороны бросали в бой все что могли, и появление у противника лишних 35,6 тысячи солдат (часть чехосло-ваков выехала во Францию ранее либо перешла к большевикам) было немцам совсем некстати. Представители Антанты, напротив, желали быстрее доставить легионеров на позиции и добивались их эвакуации кратчайшим путем, через Мурманск и Архангельск, и 21 апреля нарком иностранных дел России Георгий Чичерин потребовал у Красноярского совета рабочих и солдатских депутатов остановить эвакуацию корпуса. Красноярский, а вслед за ним и другие советы стали тормозить эшелоны корпуса, и к 14 мая 1918 года во Владивосток прибыло лишь 13,4 тысячи человек.

В этот день руководство чешской эмиграции — Национальный Совет — узнало от командования Антанты, что легионеров вывезут северным путем, но одновременно в Челябинске начались столкновения между чехословаками и красногвардейцами. Разбирая стычку между легионерами и венгерскими военнопленными, красные 17 апреля арестовали десятерых чехов. В ответ те разоружили красногвардейский отряд, освободили арестованных, а затем захватили городской арсенал и железнодорожную станцию!

Дальше конфликт стал развиваться по нарастающей. Уже 20 мая собравшийся в Челябинске Съезд чехословацких военных делегатов принял решение прекратить сдачу оружия (эшелоны в Пензе к тому моменту еще не разоружились) и продвигаться к Владивостоку. На следующий день в Москве были арестованы члены Национального Совета Прокоп Макса и Богумил Чермак, а 23 мая заведующий оперативным отделом народного комиссариата по военным делам Семен Аралов потребовал от пензенских властей «немедленно принять срочные меры к задержке, разоружению и расформированию всех эшелонов и частей чехословацкого корпуса»{31}.

В тот же день начались бои чехов с красными, обычно плохо кончающиеся для последних, а 25 мая нарком по военным делам Лев Троцкий издал приказ, свидетельствующий о полном отсутствии представления о складывающейся обстановке:

«Все советы обязаны под страхом суровой ответственности разоружить всех чехословаков. Каждый чехословак, который будет найден вооруженным на линии железной дороги, должен быть расстрелян на месте, каждый эшелон, в котором окажется хотя бы один вооруженный, должен быть выпущен из вагонов и заключен в лагерь для военнопленных. Местные военные комиссары обязаны немедленно выполнить этот приказ, всякое промедление будет равносильно бесчестной измене и обрушит на виновного суровую кару. С честными чехословаками, которые сдадут оружие и подчинятся советской власти, будет поступлено как с братьями, и им будет оказана всяческая поддержка. Всем же железнодорожникам сообщите, что ни один эшелон с чехословаками не должен продвинуться на восток. Кто уступит насилию и окажет содействие чехословакам с продвижением на восток, будет сурово караться. Настоящий приказ прочесть всем чехословацким легионерам и прочесть всем железнодорожникам по месту продвижения чехословаков»{32}.

Трудно не согласиться с Алексеем Толстым, который, описывая эти события в романе «Хождение по мукам», назвал приказ Троцкого провокационным, ехидно заметив, что после него «не совдепы, а чехи разоружили совдепы и стали хозяевами по всей линии от Пензы до Омска». Косвенно свой прокол признает и сам Лев Давидович, который в мемуарах, не найдя слов для оправдания, вообще пропускает не красящую его историю. Однако ничего подобного «анабасису», как видите, тут не наблюдается. В отличие от греков чехословаки, которых повсеместно стали поддерживать антибольшевистские военные формирования, были значительно сильнее совершенно не умеющего воевать противника и не пробивались к порту через враждебные территории, а без особого труда установили контроль за дорогой к морю. Теперь эвакуации ничто не мешало, но к тому моменту началась массовая переброска американских войск во Францию. Если к маю 1918 года там находилось 9 дивизий США, то к июню уже 18, а к июлю — 25, причем численность каждой из них была вдвое больше, чем у аналогичных соединений любой из воюющих в Европе армий.

С учетом изменившейся обстановки представитель французского Генштаба майор Гийе поставил перед корпусом задачу: образовать на востоке новый фронт против немцев и считавшихся их союзниками большевиков. Уже 30 мая легионеры повернули из Пензы на запад, заняли Сызрань, Самару, Симбирск и Казань, но успехи их были недолги. Едва разрозненные отряды красногвардейцев преобразовались в регулярную армию, как чешское воинство покатилось назад. Начиная с осени 1918 года, ввиду ненадежности, дезертирства и склонности к бунтам, чехи использовались почти исключительно в тылу. Белые армии, к которым Кантор относится столь пренебрежительно, еще два года бились на несколько фронтах, одержав немало крупных побед, вторично дойдя на востоке до Волги, а на юге до Орла и Воронежа.

Братья-славяне все это время в основном грабили и мародерствовали, причем не только местное население, но и зарубежных дипломатов из стран побезобиднее (например, во Владивостоке обчистили дом датского консула.) Ближе к концу войны они стали открыто бить в спину своих русских союзников. Когда 24 декабря 1919 года в Иркутске началось восстание против режима Верховного правителя России адмирала Александра Колчака, именно выступление чехословаков под руководством командующего союзными войсками в Сибири и на Дальнем Востоке французского генерала Мориса Жанена на стороне большевистских и эсеровских повстанцев предопределило захват города. Чуть позже, 15 января 1920 года, легионеры совершили одну из самых выдающихся подлостей Гражданской войны. В обмен на право эвакуироваться с нажитым непосильным трудом имуществом, включая некоторую часть золотого запаса России, они выдали вверенного их охране Колчака новым властям Иркутска. Впоследствии на эти деньги ими был создан специальный банк, названный Легионерским.

Вот такое замечательное воинство! Сначала предали Австро-Венгрию, которой приносили присягу (и не то чтобы их особо угнетали — чешские партии легально заседали в австрийском парламенте, добиваясь постепенного расширения национальных прав). Потом кинули белую Россию, на стороне которой вроде бы взялись воевать против красных. Ну и в финале — в 1938 году созданная на основе беглых легионов армия сдала немцам свою собственную страну.

Неудивительно, что после всего этого к легионерам с равной брезгливостью относились и советские авторы, и убежденные антикоммунисты вроде заклеймившего их позором в романе «Заглянуть в бездну» писателя-диссидента Владимира Максимова. Только Кантор делает вид, что этого не знает, и продолжает врать дальше о событиях в Чехословакии в 1968 году, называя их предательством и новой (после 1938 года) немецкой оккупацией.

Советские войска и воинские части их союзников по Организации Варшавского договора действительно 21 августа 1968 года вступили на территорию Чехословакии и вынудили ее правительство отказаться от тогдашней «перестройки», но при чем тут предательство? Примерно так же американцы пятью годами раньше застроили своего вассала — Доминиканскую Республику, и в обоих случаях налицо империализм и попрание суверенитета, но никак не предательство.

Не были те события и немецкой оккупацией. Армия входившей в Организацию Варшавского договора Германской Демократической Республики на территорию Чехословакии тогда не входила. Советское руководство запретило ей это делать именно для того, чтобы избежать параллелей с гитлеровской оккупацией. О чем Брежнев и сообщил президенту Чехословакии Людвику Свободе.

«Во время переговоров 23 августа 1968 года советского руководства с Людвиком Свободой на вопрос члена чехословацкой делегации Милана Клусака, были ли восточногерманские солдаты на территории ЧССР, Брежнев ответил ясным заявлением: «Это совершенно точно, что на территории Чехословакии не было немецких солдат. Мы их остановили… Между нами говоря, немецкие товарищи были обижены тем, что им было как-то выражено недоверие». Николай Подгорный дополнил лидера КПСС словами: «Это было сделано по вашему желанию. Мы учли положение, хотя они (войска ГДР) должны были идти со всеми». Таким образом, несомненно, что решение было принято в Москве, а не в Восточном Берлине»{33}.

Таковы архивные документы, но что до них отрабатывающим грядущие премии Канторам!

После гибели нанявшего их претендента на персидский престол Кира Младшего в битве при Кунаксе греческие наемники вернулись на родину кратчайшим путем, а не через противоположную ей сторону, как утверждает проживающий в Европе «русский патриот» Кантор