Что замышлялось после «Барбароссы»

Что замышлялось после «Барбароссы»

Выше мы могли убедиться в том, что за момент начала разработки операции «Барбаросса» ни в коем случае нельзя принимать ту дату, которая стоит на документе с таким названием. С полным правом то же самое можно сказать и о моменте завершения разработки операции. Согласно нормальной логике можно было бы считать, что разработка операции «Барбаросса» как военно-стратегического плана окончилась 21 июня 1941 года — в канун дня, когда три немецкие группы армий начали действовать в строгом соответствии с приказами, разработанными в ОКВ и ОКХ. Но в действительности это было не так. Процесс разработки операции продолжался и после 21 июня, ибо аппетиты немецкого генерального штаба и нацистского руководства ни в коем случае не останавливались на тех военных рубежах, которые были отмечены в «Директиве № 21». Даже та сугубо теоретическая линия «А — А» (от Архангельска до Астрахани), которая была проведена по линейке на карте Советского Союза, совершенно не исчерпывала планов, которые вынашивались в имперской канцелярии. Это и понятно: ведь сама операция представляла собой решающую ступень в борьбе за захват мирового господства, а для этого, разумеется, надо было не только переступить через пресловутую линию «А — А», но и двинуться значительно дальше. Куда же?

В истории «дополнительного» планирования операции «Барбаросса» есть несколько недель, в которых она получила существенное развитие в сравнении с «Директивой № 21». Это произошло в начале июля 1941 года — тогда, когда Гитлер и все его военные советники (не говоря уже о руководителях нацистской партии) были абсолютно уверены в том, что Советский Союз уже разгромлен. Существует известная запись (от 3 июля) в дневнике генерала Гальдера, в которой он высказал свою уверенность в победе. Это мнение разделял и сам Гитлер. Так, 4 июля он заявил, что «Советский Союз практически уже проиграл войну»[310]. 27 июля он «предсказал» Гальдеру, что «через месяц наши войска будут у Ленинграда и Москвы, на линии Орел — Крым, в начале октября — на Волге, а в ноябре — в Баку и Батуми»[311]. В эти же июльские дни Гитлер назвал и другую цельУрал. 16-м июля 1941 года датируется ставший впоследствии классическим документом агрессии уже упоминавшийся нами протокол совещания в ставке Гитлера, на котором Гитлер, Борман, Розенберг, Геринг, Кейтель и Йодль вели речь о том, как им «разделить русский пирог». Этот протокол, который был впервые оглашен на Нюрнбергском процессе и достаточно часто цитировался в различных работах, посвященных второй мировой войне, зарегистрировал полную уверенность нацистской клики в том, что Советский Союз уже разгромлен и Советская Армия не сможет оказать сколько-нибудь существенного сопротивления.

Был ли готов вермахт к этой ситуации? Конечно. Нацистский генералитет всегда умел предусматривать случаи, когда надо было развивать успех, — он не умел только предусматривать свои поражения. Никто в немецком генеральном штабе не составлял планов на случай провала «Барбароссы», зато уже в начале июня 1941 года, то есть еще до нападения на СССР, была разработана «Директива № 32» — о действиях «после Барбароссы».

Но о ней — немного позже. Сначала мы займемся сравнительно менее известным, но, пожалуй, еще более авантюристическим замыслом германского империализма.

...Итак, середина июля 1941 года. В ставке Гитлера и в генеральном штабе — полная уверенность в победе. В этих условиях на стол генерала Гальдера ложится разработка, в которой предполагается, что война закончена, а для «обеспечения и оккупации» захваченной территории нужно будет всего-навсего 56 дивизий. Они будут выполнять оккупационные задачи, а кроме того, совершать «рейды» в еще неоккупированные районы. Для этого Гальдер решил создать несколько специальных групп, а именно:

а) один танковый корпус для операции в Закавказье;

б) два танковых корпуса для контроля устья Волги;

в) один танковый корпус для операций на Южном Урале и один — для операций на Северном Урале[312].

На Урале? Да, на Урале. Этой, на первый взгляд, фантасмагорической задаче была посвящена специальная разработка, озаглавленная «Операция против Уральского промышленного района» и датированная 27 июля 1941 года. В ней говорилось:

«1. Операция будет проводиться механизированными войсками силой в8 танковых и 4 моторизованных дивизий. Будут по необходимости также привлекаться отдельные пехотные дивизии, которым будет поручено охранять тыловые коммуникации.

2. Характерной чертой операции является то, что эти широко задуманные действия механизированных соединений придется предпринимать в неблагоприятной местности, располагающей небольшим количеством пригодных коммуникаций. Поэтому необходимо перепроверить организационную структуру танковых корпусов и освободить их от всего, что не является необходимым для увеличения ударной силы соединений. В соответствии с этим должно быть также сокращено число автомашин...

Операция по своему замыслу будет привязана к шоссейным и железным дорогам...

Операция будет проводиться с соблюдением максимального эффекта неожиданности путем одновременного удара четырех групп, которые в максимально короткий срок должны достичь Уральского промышленного района. Смотря по тому, как будет вести себя противник, захваченные районы надо будет удерживать или отдавать, однако лишь после уничтожения всех жизненно важных объектов, для чего должны иметься специально подготовленные части».

Далее оперативная разработка гласила:

«3. Своеобразие театра военных действий требует специальной подготовки на зимний период — конкретно по следующим проблемам:

а) разведка дорог;

б) установление наиболее выгодного времени для проведения операции в соответствии с климатическими условиями;

в) изучение ландшафта и естественных преград;

г) соответствующая организационная и тыловая подготовка операции;

д) захват необходимого количества предмостных укреплений у железнодорожных мостов через Волгу, которые в том случае, если они будут разрушены, следует восстановить для переправы войск;

е) подготовка специальных операций с целью захвата важнейших объектов вдоль железных дорог»[313].

Наконец, предусматривались и конкретные направления действий от Астрахани до Куйбышева, даже с заходом южнее Урала (восточнее Магнитогорска и Челябинска), а на севере — вплоть до Воркуты. Не больше и не меньше!

Конечно, сегодня можно иронизировать над генералами из OКB и ОКХ, которые считали, что они смогут 12 дивизиями пройти практически через всю европейскую территорию Советского Союза и захватить Урал. Как и в планировании самой операции «Барбаросса», здесь немецкие генералы полагали, что будут действовать на Урале как бы в безвоздушном пространстве. Для них уже не существовало Красной Армии, для них не существовало и советского населения. Недаром говорится: кого боги хотят наказать, того они лишают разума...

Но уже с августа 1941 года в документах германского генерального штаба не найдешь никакого упоминания об Урале. Развитие событий на советско-германском фронте быстро отрезвило как генерала Гальдера, так и многих других генералов — они с испугом стали констатировать возрастающую мощь советского сопротивления. Об Урале пришлось забыть, ибо зашаталось все здание «Барбароссы».

Однако у агрессии есть своя собственная инерция. Хотя гитлеровским дивизиям не удалось взять ни Ленинграда, ни Москвы, мечты о Свердловске и Челябинске не оставляли нацистских стратегов до самого конца войны. В частности, в мемуарах имперского министра вооружения Альберта Шпеера, которые под аккомпанемент невероятной рекламной шумихи появились на западногерманском книжном рынке в конце 60х годов, рассказывается еще об одном — тоже не осуществленном — плане, касающемся Урала[314]. Оказывается, Шпеер, который в своих мемуарах рисует себя самоотверженным борцом против Гитлера, в апреле 1943 года обратился к фюреру с предложением подготовить новую операцию против Урала. Ссылаясь на данные немецкой разведки, Шпеер доказывал, что Урал представляет собой одну из основных кузниц боевой мощи Красной Армии, и именно поэтому требовал бросить все усилия на то, чтобы парализовать Урал. К своей идее Шпеер склонил и Геринга, который увидел в этом разбойничьем плане возможность реабилитации для своих обанкротившихся ВВС.

Гитлер на первых порах скептически отнесся к предложению Шпеера, поскольку Восточный фронт уже трещал по всем швам и фюреру приходилось заботиться не о бомбежке Свердловска, а о прикрытии границ Германии. Тем не менее Шпеер настаивал на своем плане, который поступил в штабную разработку, долгое время пытались найти подходящие самолеты для проведения бомбардировочной операции. Увы, к великому огорчению Шпеера, таких самолетов не нашлось.

Примерно в том же направлении работала и мысль обер-палача Гиммлера. В его переписке с начальником имперского управления безопасности СС Кальтенбруннером обнаружено письмо, в котором рейхсфюрер СС сообщает своему верному помощнику следующее: ему, Гиммлеру, стало известно, что, оказывается, переплавка военного снаряжения и боеприпасов с Урала на фронт происходит не по железным дорогам, а на подводах и санях и что, мол, каждая подвода проезжает несколько километров, после чего два или три снаряда, лежащие на ней, перегружаются на следующую подводу и вот таким образом снаряды проходят далекий путь от Урала до фронта. На этом месте читающему полагалось бы рассмеяться над информацией, которой располагал владыка гестапо. Однако смеяться рано! Дело в том, что вслед за этим Гиммлер требовал от Кальтенбруннера организовать заброску на Урал диверсантов, которые распространили бы инфекционные заболевания и сорвали бы доставку боеприпасов и вооружения. С присущей Гиммлеру аккуратностью он тут же приводил длинный список различных заболеваний, которые должны были быть распространены на территории Советского Союза[315].

Урал играл в германском военном планировании еще одну специфическую роль. Дело в том, что гитлеровской Германии в «идеальном случае» развития агрессии так или иначе пришлось бы встретиться с интересами японского империализма. Теоретически считалось, что встреча между дивизиями вермахта и японскими самураями должна была произойти где-то около Новосибирска. Во всяком случае, Урал Гитлер хотел оставить для себя. И хотя к концу 1941 года стало уже ясным, что ни о Сибири, ни об Урале не может быть и речи, агрессоры предприняли попытку официального раздела сфер влияния. В конце декабря 1941 года японский посол в Берлине генерал Осима передал Риббентропу проект специального соглашения о «разделе сфер влияния» между Германией и Японией[316]. Проект состоял из трех частей. Первая часть, называвшаяся «Разделение зон операций», предусматривала, что разграничительной линией между японскими и германскими интересами должен быть 70й градус восточной долготы на всем протяжении азиатского континента — от севера Сибири через Среднюю Азию до Индийского океана. В самом бассейне Индийского океана операции могли производиться и по обе стороны разграничительной линии. Во второй части (под названием «Общий очерк операций») предполагалось, что Япония должна захватить англо-американские базы и территории в Восточной Азии и господствовать в западной части Тихого океана. Что же касается Германия и Италии, то им предназначалось захватить территории в Европе и в Азии, в частности на Ближнем и Среднем Востоке, а также в бассейне Средиземного моря[317].

Этот документ подвергся тщательному обсуждению в Берлине. Со стороны «экспертов» поступил целый ряд возражений: так, адмиралы считали невозможным дать японцам какие-либо точные заверения по поводу разграничения интересов в мировом океане. А генеральный штаб сухопутных войск предложил заменить раздел мира по 70-му градусу Восточной долготы некой «естественной границей», которая должна была проходить значительно восточнее, а именно: по Енисею, затем по границе между Советским Союзом, Монголией и Китаем и далее к Афганистану. Согласно этой разграничительной линии как Уральский промышленный район, так и Сибирский индустриальный комплекс должны были попасть в руки немцев[318].

Договор все-таки был подписан в первоначальном виде. Гитлер видимо, понимая, что о конкретном разделении сфер влияния говорить еще рано, решил не дразнить Японию и согласился с линией по 70-му градусу — благо он мог уступить японцам Сибирь с тем большей готовностью, что не располагал ею. Е тот момент для него гораздо важнее было укрепить военное сотрудничество с Японией и активизировать действия обоих агрессоров против держав антигитлеровской коалиции.

Но 70-й градус делил не только азиатскую часть Советского Союза. Еще более существенным был тот факт, что южная оконечность этого воображаемого водораздела утыкалась в Индийский океан, а к Индийскому океану были прикованы взоры не только японцев, но и немецкого нацистского руководства.

Не случайно в истории операции «Барбаросса» есть еще одна глава — ее «южная» глава, касающаяся планов, связанных с продвижением вермахта через Кавказ на Ближний Восток и далее в Афганистан и Индию. В западной исторической литературе господствует мнение, будто все подобные мероприятия Гитлера находились в стадии самого предварительного обдумывания и, собственно говоря, представляли собой очередную химеру. Этот тезис ничем не подтверждается, — скорее наоборот, он опровергается всеми архивами, обнаруженными после разгрома третьего рейха.

Основным документом, который опровергает тезис о «химерах», является упоминавшаяся выше «Директива № 32», разработанная в июне 1941 года. В ней прямо предполагалось начать подготовку операции «по ту сторону Кавказа».

У этой директивы была любопытная «увертюра»: обнаружилось, что в различных группах немецкой военной клики существуют различные представления о периоде «после Барбароссы». Если сам коричневый фюрер полагал, что основные усилия необходимо сосредоточить в Европе и Азии, то адепты германского колониализма не могли расстаться с мечтой о возвращении африканских владений. Поэтому при подготовке «Директивы № 32» верх сначала взяли те группы, которые считали необходимым в первую очередь закрепиться в Африке, чтобы, базируясь на захваченные там военные базы и возвращенные колонии, разворачивать борьбу против англичан и американцев. Эта цель тесно увязывалась с предполагавшимся захватом всего Пиренейского полуострова. Как известно, Гитлер не удовлетворялся союзом, который существовал между ним и фашистским диктатором Франко. Не доверяя своему союзнику, он предполагал, что гораздо надежнее просто оккупировать Испанию вместе с Португалией и превратить Пиренеи в большой военный плацдарм.

Однако первоначальный вариант «Директивы № 32» был опровергнут Гитлером как слишком односторонний. По его указанию он был пересмотрел. Оставляя возможность использования западноафриканских баз, Гитлер требовал быстрого продвижения через Северную Африку и Египет на Аравийский полуостров. Здесь должны были сойтись, образуя первые клещи, войска Роммеля, действующие в Северной Африке, и немецкий экспедиционный корпус, которому надлежало пройти через Болгарию и Турцию. Затем предполагалось осуществить вторые клещи: соединить удары вышеупомянутых двух групп с третьей, движущейся с севера, то есть через Закавказье. Таким путем имелось в виду раздавить французские и английские владения на Ближнем Востоке. Весь Аравийский полуостров должен был попасть в немецкие руки.

Но и это не было последним словом в планировании «после Барбароссы». В дальнейшем объединенным немецким войскам надлежало совершить бросок из Аравии в Индию, одновременно в том же направлении должен был последовать еще один удар — из Афганистана.

Немецкая военщина уже давно обращала внимание на Афганистан, считая эту страну подходящей базой для действий против Индии. Ведомство Розенберга еще в 30х годах готовило свою агентуру в Афганистане, опираясь в основном на группу предателей из числа национальных политических деятелей. Еще 18 декабря 1939 года Розенберг направил Гитлеру меморандум, в котором предполагал использовать Афганистан «в случае необходимости против Британской Индии или Советской России»[319]. Сразу после начала войны немецкая агентура в Афганистане заметно активизировалась, значительную роль в этих планах играл и предводитель местных племен вазири, так называемый «факир из Ипи» Хаджи Мирза Хан. Вазири находились в зоне между Индией и Афганистаном и должны были поднять восстание, «на помощь» которому, разумеется, пришли бы немецкие войска.

Таков был общеполитический фон, на котором последовало распоряжение Гитлера начать подготовку к операции против Индии, осуществляемой с территории Афганистана. Разумеется, из этого «стройного» замысла выпала одна «мелочь»: для того, чтобы немецкие войска могли двинуться из Афганистана на Индию, им нужно было перво-наперво оказаться в Афганистане, предварительно преодолев «каких-нибудь» 7 — 8 тысяч километров, отделявших Афганистан от западных границ Советского Союза. Однако опьяненному первыми военными успехами Гитлеру ничего не стоило в своем воспаленном сверх всякой меры воображении «перемахнуть» через такую «малость», как пространство в несколько тысяч километров.

Как вермахт собирался «дойти» до Афганистана и Индии? В том же июле 1941 года был разработан очередной план — план движения через Кавказ, захвата кавказских нефтепромыслов и наступления к ирано-иракской границе. Операцию имелось в виду провести в несколько этапов. Первый этап (захват Северного Кавказа) надлежало осуществить в ноябре 1941 года, затем к маю 1942 года предполагалось завершить подготовку к форсированию Кавказского хребта. Само форсирование Кавказа намечалось на июнь того же года. Далее немецкие войска должны были выйти на исходные позиции в районе Тавриза и, наконец, в июле — сентябре 1942 года устремиться в Ирак. Предполагалось двигаться по трем маршрутам — по побережью Черного моря, по Военно-Грузинской дороге и, наконец, вдоль Каспийского моря от Махачкалы к Дербенту. Для этой операции выделялись значительные силы.

Однако Ирак был лишь одним и к тому же скорее всего вспомогательным направлением будущей глобальной агрессии. Объектом «дальнего прицела» была Индия. Для достижения этой цели кроме войск должна была действовать «пятая колонна» — «факир из Ипи» и другие. (Так, немцы возлагали большие надежды на деятеля индийского националистического движения Субхаса Чандра Боса.) Предполагалось, что националистические силы Индии поднимут восстание в тот момент, когда немецкие войска приблизятся к индийской границе. Задача выхода к границе Индии возлагалась на так называемое «соединение Ф» — моторизованный корпус под командованием генерала Фельми, который формировался в Греции и специально оснащался для действий в субтропических и тропических условиях.

Ни план захвата Афганистана, ни план вступления в Индию не были реализованы. Рассуждая на эту тему, известный немецкий историк Андреас Хильгрубер писал, что «все, относящееся к Афганистану, и вообще все планы, связанные с «Директивой № 32», были предусмотрены для времени «после Барбароссы». Однако кардинальная предпосылка для осуществления подобных замыслов, а именно: быстрый развал Советского Союза, так и не стала реальностью»[320].

Нет, не стала! Не смог Гитлер осуществить и «Директиву № 32», не смог он выполнить и другие планы, вроде операций «Танненбаум» (захват Швейцарии), «Зильберфукс» (захват Швеции), «Феликс» — «Изабелла» (захват Испании и Португалии)[321], не смог и двинуться на завоевание американского континента. По простой причине: советский народ своим легендарным подвигом сорвал план «Барбаросса» и тем самым спас весь мир от фашистского порабощения.