Мао. Извилистый путь в КПК

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Мао. Извилистый путь в КПК

Змея почитаема за свою мудрость, прозорливость и волю. Змея невероятно везуча. Она может достать все, что угодно. Змея тщеславна и изысканно одета. Она эгоистична и скуповата, но, бывает, из-за симпатий может прийти на помощь. Иногда она так сильно кого-нибудь опекает, что от нее поскорее хотят отделаться. С этим ничего нельзя поделать. Змея всегда сомневается в мнениях и суждениях других людей, поэтому предпочитает опираться на собственную интуицию. Она перевернет всю землю, чтобы достичь намеченной цели.

Мужчина, рожденный в год Змеи, страстен и сентиментален.

(Из китайского гороскопа)

1893 год был годом Змеи. 26 декабря этого года в деревне Шашань уезда Сянтань провинции Хунань родился мальчик. Нарекли его Жунь Чжи. По достижении 14 лет ему дали взрослое имя Цзэдун и он стал Мао Цзэдуном.

От рождения на левой стороне подбородка у малыша красовалась крупная овальная родинка. По народной примете — символ власти над людьми. А то, что он оказался похожим на мать, значило, что он будет счастливым и удачливым.

Отец мальчика, Мао Жэньшен, промышлял тем, что скупал у окрестных крестьян рис и с выгодой для себя перепродавал в ближайшем городке Сянтань. На то и содержал семью, в которой кроме Цзэдуна было еще два сына и дочь. Грамотен Мао Жэньшен был лишь настолько, насколько этого требовали бухгалтерские книги с графами: приход-расход, прибыль-убыток. Детьми занимался не он, а его жена неграмотная крестьянка. О ней, о своей матери Ван Цинмэй, Мао Цзэдун на всю жизнь сохранил самые теплые воспоминания. С отцом же отношения не заладились с самого начала. «Мой отец, — вспоминал Мао Цзэдун в конце 30-х годов, — являл собой Узаконенную Власть. Оппозицию представляли я, моя мать, мой брат, а иногда даже и наш поденщик. Но в нашем едином фронте оппозиции были все же расхождения во мнениях; мать моя придерживалась политики косвенных нападений и не одобряла попытки открытого бунта против Узаконенной Власти».

Всякий раз, когда возникали между отцом и сыном ссоры, отец требовал, чтобы сын делал коутоу — становился на колени и отбивал поклоны. Но Мао Цзэдун уступал отцу лишь наполовину: преклонял одно колено и имитировал поклоны. Одним словом, «сыновьей почтительностью», одним из важнейших постулатов конфуцианского учения, здесь и не пахло.

Отец спал и видел, когда он передаст сыну по наследству свой нехитрый промысел. Сына же никак не прельщала карьера заурядного перекупщика риса. Свое будущее он видел в совершенно ином свете. И от мечты своей отказываться не собирался. Нашла коса на камень. Дело доходило до того, что мальчик убегал из отцовского дома, но не сдавался. Взбунтовался и тогда, когда отец, следуя морально-этическим канонам конфуцианства, заочно женил его, четырнадцатилетнего подростка, на совершенно незнакомой девушке, да к тому же на шесть лет старше его. Женитьба обернулась скандалом. О том, как впоследствии сложилась судьба первой, несостоявшейся, жены Мао Цзэдун никогда не интересовался.

По достижении восьми лет Мао переступает порог местной частной школы. А в тринадцать из-за вконец испортившихся отношений с отцом бросает учебу и уходит из родительского дома. В 1910 году семнадцатилетний юноша поступает в Дуншаньскую начальную школу второй ступени уезда Сянтань. А весной следующего года — в сянтаньскую среднюю школу. Но учеба у него не клеится. И прежде всего потому, что среди одноклассников, в большинстве своем сынков помещиков, он чувствует себя «белой вороной». Те одеты по моде и манеры поведения у них свои, особые. У него же — всего один костюм, да к тому же он переросток, выше всех в классе. И его деревенские замашки на виду у всех. Насмешки и откровенное презрение делают свое дело. И в 1911 году самолюбивый юноша предпочитает школьному классу солдатскую казарму. Правда, и там он долго не задерживается. Свою гавань он находит в Хунаньском четвертом провинциальном педагогическом училище. Оттуда в 1918 году он выходит с дипломом учителя. На этом его образовательные университеты заканчиваются.

Примечательная деталь. Все преподаватели, у которых доводилось учиться непоседливому юноше, в один голос отмечали его незаурядные способности, глубокий интерес к древней китайской философии и литературе, а также, что особо подчеркивалось, умение четко и грамотно излагать свои мысли в классической китайской манере.

Его считали лучшим в училище знатоком Конфуция. Он мог цитировать наизусть целые страницы из трактатов Учителя. В то же время и легизм — антипод конфуцианства Мао знал от корки до корки. Особый интерес он проявлял к личности императора Цинь Шихуана, вошедшего в историю Китая деспотом и мракобесом. «Книги в огонь, ученых — в яму». Под таким девизом император-легист развернул беспощадную войну с конфуцианством. Все книги, имевшие отношение к учению Конфуция, были сожжены, 460 наиболее влиятельных последователей Учителя были заживо закопаны в землю, а остальные отправлены на строительство Великой Китайской стены.

Цинь Шихуан считается первым императором, сумевшим собрать воедино разрозненные китайские земли и создать централизованное государство. Для этого ему потребовалось 22 года непрерывных войн с сепаратистски настроенными удельными князьями. Но в 209 году до н. э. империя Цинь Шихуана рухнула в результате мощного крестьянского восстания, а легизм оказался поглощенным и переваренным конфуцианством.

Из поля зрения любознательного юноши не ускользнул и даосизм, второе по силе воздействия на китайцев после конфуцианства древнее учение. Труды основателя даосизма Лао-цзы юный Мао Цзэдун также мог цитировать без конца, как и Конфуция.

Какому из учений он отдал свое сердце, свою душу? Ответ однозначен — никакому! Мао Цзэдун старательно, досконально изучал эти учения, как, впрочем, и весь багаж китайской древности, исключительно для того, чтобы полученные знания активно, с максимальной отдачей использовать впоследствии в своих личных интересах, применительно к конкретной обстановке.

У китайцев в ходу такое изречение: «Каждый образованный китаец в общественной жизни — благочестивый конфуцианец, а в душе своей — непримиримый бунтарь даос». Мао Цзэдун — типичное тому подтверждение.

Его книги и выступления пестрят ссылками на Конфуция. Так, в 1938 году он заявлял: «Мы не можем отмахнуться от нашего исторического прошлого. Мы должны обобщить все наше прошлое — от Конфуция до Сунь Ятсена — и принять это ценное наследство». Или в 1964 году, выступая за сокращение числа дисциплин в институтских программах, он очередной раз апеллировал к Учителю: «Конфуций был из бедных крестьян, пас овец и тоже не посещал университета. Он был бродячим музыкантом, играл на похоронах. Но он хорошо считал, играл на музыкальных инструментах, стрелял из лука, правил колесницей. Он сызмальства был среди масс и понимал нужды масс… Традиции Конфуция утрачивать нельзя». Мао Цзэдун. говорил это в конкретных ситуациях, преследуя конкретные цели.

А вот в 1940 году своему личному биографу, американскому журналисту Эдгару Сноу он доверительно признался: «Я ненавижу Конфуция с восьми лет. И всех тех, кто выступает за почитание Конфуция, за изучение его канонических книг, кто проповедует старую этику и старые идеи и выступает против новой культуры и новых идей». И это не пустые слова. «Великая пролетарская культурная революция» была развязана Мао Цзэдуном под лозунгом непримиримой борьбы против «четырех старых» — старой идеологии, старой культуры, старых нравов, старых обычаев.

Так же выборочно, потребительски, применительно к конкретному случаю пользовался Мао Цзэдун и даосским учением. Это наглядно видно при сопоставлении высказываний Лао-цзы и председателя Мао:

Лао-цзы: «Чтобы нечто сжать, необходимо прежде расширить его».

Мао Цзэдун: «Чтобы выпрямить, надо сначала перегнуть».

Лао-Цзы: «Мягкое и слабое побеждает твердое и сильное».

Мао Цзэдун: «В мире именно слабый побеждает сильного, всегда угнетенные нации и угнетенные народы наносят поражение империализму и реакционерам».

Лао-цзы: «В несчастье живет счастье; в счастье живет несчастье».

Мао Цзэдун: «Без жизни нет смерти; без смерти нет жизни. Без верха нет низа; без низа нет верха. Без несчастья нет счастья; без счастья нет несчастья».

Если в легизме особый интерес у юного Мао вызвала личность императора Цинь Шихуана, то в даосизме — история влиятельной даосской секты «Удоумидао». Ее основал во II веке н. э. некто Чжан Лу, внук знаменитого даоса Чжаи Даолина, причисленного к лику святых. На землях, принадлежавших секте, Чжан Лу основал карликовое государство из двадцати четырех даосских общин. Во главе каждой из них был поставлен монах. Замкнутые общины существовали на принципах полного самообеспечения и уравнительного распределения. Жесткая дисциплина гарантировала выполнение всех, в том числе и самых тяжелых, трудовых повинностей. В основном это были сельскохозяйственные работы и подсобные промыслы. Много времени отводилось на религиозные даосские обряды, посты, молитвы. Контакты с другими, соседними общинами не поощрялись. С учетом всего этого управление общиной было достаточно надежным и простым. Но эти первобытные коммунистические братства не оправдали себя, не принесли своим членам желанного счастья и благополучия. Просто прежние светские правители оказались замененными на духовных. И больше ничего. Крестьяне как были бедными, обездоленными и забитыми, так и остались таковыми. Разве что прибавилась уйма религиозных обязанностей и ограничений.

Тем не менее Мао Цзэдун, став «великим кормчим», вспомнит об «Удеумидао» с ее примитивным коммунизмом, когда в Китае на смену сельскохозяйственным кооперативам придут народные коммуны.

В годы учебы молодого Мао Цзэдуна в Чанше, в педагогическом училище, его мировоззрение еще только формировалось, выкристализовывалось из традиционных учений и литературы древнего Китая. Правда, уже тогда, сидя на студенческой скамье, Мао Цзэдун достаточно четко представлял себе свою «голубую мечту». О ней он старался не распространяться в разговорах с преподавателями и тем белее с однокашниками. Но ведь «шила в мешке не утаишь».

Оно, это «шило», показало себя во время спора с Сяо Юйем, земляком и однокашником по педагогическому училищу. Предметом спора была личность императора Лю Бана (II век до н. э.). Выходец из крестьян, он сумел возвыситься, стать полководцем и даже занять трон Поднебесной, основав династию Хань.

«Я убеждал его в том, что Лю Бан был плохим человеком, — пишет Сяо Юй в своих мемуарах, опубликованных в США в середине 70-х годов. Лю Бан сверг деспота, чтобы занять его место и стать еще более беспощадным деспотом. Он был вероломен и абсолютно лишен каких бы то ни было человеческих чувств. Ради Лю Бана рисковали жизнью его полководцы. И он в награду назначал их своими приближенными сановниками. Однако затем безжалостно убивал их, своих верных генералов и вельмож, опасаясь, как бы они не отняли у него трон. Но Мао не соглашался: «Если бы он не убил их, его трону угрожала бы опасность и Лю Бан не был бы так долго императором». Я очень хорошо понимал, — продолжает Сяо Юй, — что Мао Цзэдун не хочет продолжать наш разговор дальше, чтобы я не мог критиковать его непосредственно. Мы оба знали, что он в своих стремлениях отождествляет себя с Лю Баном».

Точку зрения Сяо Юйя разделяет уже упоминавшийся Эдгар Сноу. По его убеждению, власть пьянила Мао Цзэдуна с юных лет, воспаляя его воображение. Кстати, и на Старой площади, правда, с явным опозданием, в 70-х годах, удосужились отметить эту «важную черту личных качеств Мао Цзэдуна» (как будто бы не знали об этом ранее): «Как партийного функционера и руководителя Мао Цзэдуна на всем протяжении его политической деятельности характеризовало стремление к личному выдвижению. Это стремление вытекало из его склонности к вождизму, проявляющемуся в симпатиях, граничащих с преклонением, к древнекитайским героям, военным деятелям и т. д. Такой круг интересов определился у Мао Цзэдуна, как следует из его воспоминаний, еще в молодости; в зрелом периоде его жизни это вылилось в стремление насаждать культ своей личности в партии, армии и государстве.

…В период учебы в педагогическом училище Мао Цзэдун знакомится с взглядами известных китайских буржуазных реформаторов конца XIX — начала XX века Кан Ювэя, Лян Цичао, а также с идеями Сунь Ятсена. Любимым чтивом у него становится журнал «Синь циннянь». Программная цель этого общественно-политического и литературного издания была изложена в опубликованной в первом номере статье издателя журнала Чэнь Дусю «Обращение к молодежи», призывавшей к ломке старых традиций и идеологическому пробуждению китайской молодежи как главной надежде в деле построения нового Китая. Помимо Чэнь Дусю на страницах журнала регулярно выступали Ли Дачжао, Лу Синь и другие демократически настроенные представители китайской интеллигенции — ярые поборники пересмотра традиционных взглядов, обычаев, идей. В своих статьях они настойчиво подчеркивали, что конфуцианство служит тормозом национального прогресса, и если Китай хочет сравняться с передовыми государствами Европы и Америки, то ему следует решительно порвать с конфуцианской идеологией и традициями древности. По признанию самого Мао, он долгое время находился под влиянием публикаций в «Синь цинняне». Особенно его впечатлили слова Чэнь Дусю о том, что «все поведение человека, все права и обязанности, убеждения должны определяться его сознанием и не должны зависеть от чужих принципов».

В училище он сближается с профессором Ян Чанцзи, слывшем страстным поклонником немецкой идеалистической философии. Профессор стал покровительствовать молодому человеку, всячески способствовал расширению его научного и политического кругозора. Проштудировав по рекомендации своего наставника сочинение немецкого философа-идеалиста XIX века Ф. Паульсена «Основные принципы этики», Мао Цзэдун сам берется за перо и пишет свой первый опус — «Энергия разума», который, по его словам, «учитель Ян Чанцзи очень высоко оценил со своих идеалистических позиций». А вскоре, в апрельском номере «Cинь цинняня» за 1917 год, Мао публикует свою первую печатную работу «Изучение физической культуры». В этой статье он пишет: «Наша нация нуждается в силе. Военный дух у нас не поощряется, физическое состояние населения ухудшается с каждым годом. Это крайне тревожное явление… Крепость тела глубокое явление, основа всего. Если физически мы не будем сильны, то при виде вражеских солдат испугаемся, как же тогда мы сможем достичь наших целей и заставить уважать себя?» И далее, развивая свой взгляд на «физическую силу» как основу «добродетели, мудрости и высокой морали», студент Мао Цзэдун отсылает читателя к своим размышлениям о том, что «без тела нет ни мужества, ни мудрости», что «мораль находится в теле, как в доме», что «только крепкие телом могут достичь успехов в учебе и добродетели». Цель физического воспитания он видел в формировании «волевой личности», выражающей «дух нации». Он утверждал, что «сила воли предшествует карьере человека». В то время ему было уже 24 года.

Тем не менее взгляды Мао Цзэдуна в тот период все еще отличались неопределенностью и противоречивостью. В 1936 году он поведал Эдгару Сноу, что в далекие студенческие годы «в моей голове забавно перемешивались идеи демократизма, либерализма и утопического социализма. У меня были какие-то неопределенные увлечения демократией XIX века, утопизмом и старомодным либерализмом».

Единственное, в чем у него, причем еще со школьной скамьи, не было ни малейших колебаний, так это в желании видеть Китай возрожденным, таким, каким он был издревле. «В школьные годы, — признавался Мао Цзэдун, — я прочел брошюру о расчленении Китая. В ней говорилось об оккупации Японией Формозы (Тайваня. — А. Ж.), о потере суверенитета над Индокитаем (Вьетнама, Лаоса и Кампучии. — A. Ж.), Бирмой и прочими странами. Когда я прочел все это, я почувствовал себя угнетенным и огорченным». И добавлял: «Непосредственной задачей Китая является возвращение всех потерянных районов, а не только защита своего суверенитета по эту сторону стены (Великой Китайской стены. — А. Ж.)».

В 1920 году Мао Цзэдун стал зятем профессора Ян Чанцзи, женившись на его дочери Ян Кайхуэй.

* * *

Каждый уважающий себя китаец хоть раз в жизни совершает паломничество на родину Конфуция, в небольшой городок Цюйфу, провинции Шаньдун. Там у подножия глинистого холма виден грот. Рядом табличка с надписью «Пещера Учителя». Имя не упоминается. Этого просто не требуется. Каждый знает, что это Конфуций.

В 1919 году грот посетил Мао Цзэдун. Смотрителю святыни он задал всего лишь один вопрос: «Знаете ли вы самое любимое изречение Учителя?» Ответ последовал незамедлительно: «Жизнь течет, как эти воды, всякий день и всякую ночь». Впоследствии выпускник педагогического училища не раз вспоминал эти слова, размышляя о скоротечности жизни.

Вспомнил он их и в декабре 1970 года во время очередной беседы с Эдгаром Сноу, своим закадычным другом. Американец тогда поинтересовался, кем бы Мао Цзэдун хотел остаться в памяти своих соотечественников: мудрым вождем, великим революционером или кем-то еще? Мао ответил не задумываясь: «Учителем!»

Затем, как бы сетуя на свою судьбу, сказал, что ощущает себя «всего лишь одиноким монахом, бредущим по свету под дырявым зонтиком». Знал ли американец подтекст этого расхожего среди хунаньских крестьян выражения?!

Монах, как известно, обычно наголо острижен, а когда идет под зонтиком, то, естественно, не видит неба. По-китайски «у» значит «нет? а «фа» — «волосы». Но другой иероглиф, также «фа», значит «закон». Отсюда и подтекст. Для хунаньского крестьянина «У фа, у тянь» («Никаких волос, никакого неба») звучит как «Никакого закона, никакого Неба». Разве не таким считал себя «великий кормчий»?

Бороться с Небом — бесконечное удовольствие.

Бороться с Землей — бесконечное удовольствие.

Бороться с Человеком — бесконечное удовольствие.

Таким раскрывал себя Мао Цзэдун в одном из своих юношеских стихотворений.

* * *

О том, где и чем занимался Мао Цзэдун после окончания учебы в Чанше, однозначных данных нет.

В ряде китайских источников говорится, что Мао Цзэдун «в маеиюне 1919 года возглавлял борьбу молодежи провинции Хунань и даже был председателем студенческого союза». Цель подобных утверждений достаточно прозрачна — показать активное участие Мао Цзэдуна в движении 4 мая. Но это от лукавого. Сам Мао Цзэдун в беседе с Э. Сноу признался, что к работе среди студенчества он подключился только после движения 4 мая.

По другим данным, Мао Цзэдун «осенью 1918 года отправился в Пекин, где начался новый этап его идейного развития, связанный сначала с сильным воздействием на него анархизма, а затем со знакомством в 1919 году с некоторыми идеями марксизма-ленинизма в кружке, созданном Ли Дачжао. В 1921 году возникает Коммунистическая партия Китая и Мао Цзэдун становится ее членом». Но и эти сведения грешат неточностью.

Действительно, после окончания училища в Чанше Мао Цзэдун направился в Пекин, где нашел работу в библиотеке Пекинского университета. Библиотекой в то время заведовал Ли Дачжао, создавший при ней общество по изучению марксизма. Участвовал ли Мао в работе этого общества? Кого он в тот момент числил в своих идейных наставниках, в друзьях? Четкие ответы на эти вопросы дает сам Мао Цзэдун: «Мое положение было очень низким. Никто не хотел со мной дружить. Я регистрировал всех читателей, но подавлявшее их большинство не обращало на меня никакого внимания. Здесь я все же познакомился с известными лидерами движения за новую культуру, такими, как Фу Сынянь, Ло Цзялун. Я испытывал к ним особое чувство, особые симпатии… Однако они были очень занятыми людьми и им некогда было выслушивать помощника библиотекаря, да еще говорившего на южном диалекте».

Среди своих друзей того времени Мао Цзэдун называл Чэнь Гунбо, Тань Пиньшаня и Чжан Готао, позже вступивших в компартию, а затем исключенных из нее за антипартийную деятельность, а также Дуань Сипэна, выдвинувшегося в 30-е годы на крупные посты в гоминьдановском правительственном аппарате, и Кан Байцина, эмигрировавшего впоследствии в США и вступившего в ку-клукс-клан в штате Калифорния. «Я читал тогда анархистские пропагандистские брошюры и находился под их сильным воздействием, — признает Мао Цзэдун. — Я часто обсуждал проблемы анархизма и возможность осуществления принципов этого учения в Китае со студентом Пекинского университета Чжу Цяньчжи. Я тогда разделял многие положения анархизма». К слову, Чжу Цяньчжи называл себя и своих последователей неонигилистами, считавшими, что пока существует человечество, должно иметь место насилие. В своих статьях Чжу Цяньчжи доказывал, что конфуцианство служило одним из источников французского материализма и, следовательно, также одним из источников марксизма. Уже в 1920 году он назвал «борьбу с большевизмом» одним из главных направлений своей деятельности.

Такими друзьями обзавелся Мао Цзэдун в Пекине. О Ли Дачжао и его Обществе по изучению марксизма Мао Цзэдун не обмолвился ни единым словом.

По словам Эдгара Сноу, прежде чем стать коммунистом, Мао Цзэдун «менял свои идеологические взгляды, по крайней мере, семь раз, прогрессируя от буддиста через монархиста до социалиста». Фактически это подтверждает и сам Мао Цзэдун: «У меня прежде были различные немарксистские взгляды, марксизм я воспринял позже. Я немного изучил марксизм по книгам и сделал первые шаги в идеологическом перевоспитании, однако перевоспитание все же главным образом происходило в ходе длительной классовой борьбы».

* * *

…«Мы идем по узкой, тихой улочке на окраине Шанхая. Сейчас она называется Шин-е, что это значит, я так и не выяснил, — пишет в своих мемуарах Крум Босев, в период «культурной революции» он был временным поверенным в делах Народной Республики Болгарии в Пекине. — Мы подошли к одноэтажному домику, в котором когда-то размещалась какая-то школа для девиц. В домике создано что-то вроде музея. Смотритель, пожилой поджарый китаец по имени Чан, ввел нас в комнату, в которой состоялся I съезд KПK. B комнате стоит продолговатый стол, на нем — чайник и двенадцать чашечек, две пепельницы, ваза. «Зал сохранен таким, каким он был во время съезда», — говорит нам Чан. «С портретом и плакатами?» — спросил, оглядывая стены, мой товарищ.

На одной стене висит портрет Мао, а на другой лозунг: «Из искры может разгореться пламя», под ним подпись: «Мао Цзэдун». На другой стене — другой лозунг: «Создание коммунистической партии Китая — это огромное событие, потрясшее весь мир». Подпись: «Мао Цзэдун».

Мы сидим за продолговатым столом, пьем чай, а смотритель музея Чан рассказывает о тех далеких днях… Но что я слышу? Рассказ становится все монотоннее, бледнеют события, исчезают имена и остается лишь одно имя Мао Цзэдун. Сначала он просто «председатель», затем «вождь», «великий», «самый», «самый-самый»… и незаметно история партии превращается в историю «нашего самого великого»…

Чан рассказывает, что до съезда «председатель Мао предпринял целый ряд действий по созданию КПК», творчески сочетая «марксизм-ленинизм с китайской практикой», что в соответствии с «революционной линией, разработанной председателем Мао», была принята первая программа партии, «под руководством председателя Мао» партия десятки лет «вела героическую борьбу»…

Председатель Мао… Мао… Мао.

И ни одного другого имени.

Чан продолжает рассказывать ровным, монотонным голосом, но я его уже не слышу».

Участвовал ли Мао Цзэдун в работе учредительного съезда КПК? Выступал ли он в разгоревшейся на съезде жаркой дискуссии по вопросам программы партии и ее организационного устройства?

Документальных данных, а также свидетельств отцов-основателей КПК или, по крайней мере, самого Мао Цзэдуна на этот счет нет. В таком авторитетном источнике, каким несомненно, является книга Мао Мао «Мой отец Дэн Сяопин», говорится, что «Ли Дачжао, Чэнь Дусю и возглавляемые ими последователи идей коммунизма основали Коммунистическую партию Китая в июле 1921 года». И ни единого слова о Мао Цзэдуне.

Зато известно другое. На II съезде КПК, проходившем в следующем, 1922 году, Мао Цзэдун отсутствовал, так как, по его словам, «позабыл название места, где должен был состояться съезд». На IV съезд не попал из-за болезни. А в работе V участвовал, но без права голоса.

Это — факты, свидетельствующие о том, что в те годы ни о какой руководящей роли Мао Цзэдуна в работе высших партийных органов говорить не приходится.

Правда, по сведениям из других, тоже китайских источников, жизнь и деятельность Мао Цзэдуна после окончания учебы в Чанше вырисовывается в несколько ином свете. В частности, утверждается, что «в апреле 1918 года вместе с Цай Хэсэнем и другими он создал в Чанша общество «Синьмин сюэхой» («Новый народ») с целью поиска новых путей и методов преобразования Китая. Вскоре после учреждения общества Мао Цзэдун организовал группу из его членов и других представителей передовой молодежи для поездки во Францию в рамках программы «работа и учеба» для изучения прогрессивных идей и революционного опыта.

Примерно в период движения 4 мая (1919 г.) Мао Цзэдун впервые познакомился с марксизмом и стал сторонником этого учения. В июле 1919 года он начал издавать в Хунани журнал «Синцзян пинлунь» («Сянцзянское обозрение»), а в следующем году организовал «Общество культурного чтения» для распространения революционных идей. Осенью 1920 года он создал в Чаша коммунистические группы.

Будучи основателем китайской коммунистической партии, Мао Цзэдун присутствовал на I съезде партии, который ознаменовал образование Коммунистической партии Китая в июле 1921 года. Затем он стал секретарем Хунаньского комитета КПК и руководил рабочим движением в Чаша и Аньюани. В июле 1923 года участвовал в работе III съезда КПК».

Как видно, разные источники располагают разными, порой взаимоисключающими данными. Проверить их при отсутствии документальной информации практически невозможно.

…В 1923 году Мао Цзэдун опубликовал в журнале «Сяндао», органе ЦК КПК, свою статью «Переворот в Пекине и торговцы», в которой, в частности, утверждал, что «революция является задачей всего народа. Народ всей страны — торговцы, рабочие, крестьяне, учащиеся, педагоги и служащие — все должны взять на себя часть революционной работы. Однако в силу исторической необходимости и требований текущего момента работа, которую должны взять на себя торговцы (т. е. национальная буржуазия. — А. Ж.), по сравнению с работой, которую должны взять на себя остальные граждане, является наиболее актуальной и важной». И далее: «Чем шире сплочение среди торговцев, тем мощнее их влияние, тем большей будет сила, являющаяся вождем народа всей страны, и тем скорее восторжествует революция!»

Как уже отмечалось выше, Коминтерн ориентировал КПК с самого начала ее деятельности на сотрудничество с гоминьданом, возглавлявшимся тогда Сунь Ятсеном. Эта задача ставилась в директивах Исполкома Коминтерна как II, так и III съездам КПК. Статья Мао Цзэдуна вполне вписывалась в коминтерновские директивы. Ее заметили. И по предложению тогдашнего генерального секретаря ЦК КПК Чэнь Дусю Мао Цзэдун был впервые избран членом ЦК партии. Правда, по другим сведениям, его избрали в состав «Центрального исполнительного комитета и он стал работать в центральном руководстве партии».

На III съезде было принято решение о том, чтобы все члены КПК в индивидуальном порядке вступили в гоминьдан. Мао Цзэдун не стал исключением. Более того, на I и II съездах гоминьдана, проходивших соответственно в январе 1924 и январе 1926 года, он избирался кандидатом в члены Центрального исполнительного комитета Гоминьдана. Перебравшись в этой связи в Кантон, он стал исполнять обязанности руководителя центрального отдела пропаганды гоминьдана, редактировал журнал «Чжэнчжи чжоубао» («Политический еженедельник»), преподавал в Институте крестьянского движения.

К этому времени относятся и его первые попытки приспособить свое восприятие коммунизма как революционного учения к китайскому образу мысли, к национальной психологии китайцев, трансформировать философию марксизма применительно к древним китайским учениям и традициям. Мао Цзэдун не был первым и единственным, кто старался китаизировать марксизм. Аналогичные попытки предпринимались раньше его другими Но факт остается фактом: именно он сумел на этой стезе заработать политический капитал, обрести популярность, а затем и влияние в партии.

«В сентябре 1927 года, — свидетельствует Мао Мао, — Мао Цзэдун во исполнение поручения ЦК КПК в качестве его специального уполномоченного направился в провинцию Хунань, где поднял восстание осеннего урожая, получившее широкую известность, сформировал пятитысячную 1-ю дивизию 1-го корпуса Рабоче-крестьянской революционной армии. Поднявшие восстание войска сначала атаковали административный центр провинции Хунань — город Чанша, но не взяли его; после этого Мао Цзэдун, оперативно подведя итоги, отказался от плана наступления на центральные города; он повернул революционные силы в деревню, где власть противника была относительно слабой, повел решительную борьбу за развертывание там революционных сил».

Попросту говоря, подняв восстание осеннего урожая, Мао Цзэдун потерпел полное поражение от превосходящих сил гоминьдана, и вынужден был с остатками повстанцев отступить в горы Цзинганьшань, где, к его удивлению, уже давно обосновались две банды грабителей, главари которых согласились примкнуть к Мао Цзэдуну. Оба главаря были тотчас назначены командирами полков. Так была создана первая в Китае революционная база в деревне.

В апреле 1928 года в Цзинганьшане объявились остатки революционных войск во главе с Чжу Дэ, уцелевшие после подавления восстания в Наньчане. В результате, был сформирован 4-й корпус китайской Красной армии. Комкором стал Чжу Дэ, а комиссаром — Мао Цзэдун.

В январе 1929 года Мао Цзэдун и Чжу Дэ с основными силами 4-го корпуса передислоцировались в район южной части провинции Цзянси и западной части провинции Фуцэянь. Спустя некоторое время они создали там Центральную революционную базу.

После того как отряды Мао Цзэдуна и Чжу Дэ покинули Цзинганьшань, оба бандита, возведенные Мао Цзэдуном в ранг командиров полка, по словам самого Мао, «вернулись к своим разбойничьим привычкам». Затем были схвачены крестьянами и казнены.

Не избежал наказания и Мао Цзэдун. За бездарное руководство восстанием, повлекшее разгром повстанцев, пленум ЦК КПК в ноябре 1927 года исключил его из кандидатов в члены временного Политбюро ЦК.