Неважно, какого цвета кошка…
Неважно, какого цвета кошка…
В Драконе избыток здоровья, жизненной силы, активности, однако он очень возбудим и легко выходит из себя. Он также ужасно упрям. Дракон волевой, нравственный, великодушный. Его уважают. Он влиятелен. Это самый неудержимый энтузиаст. Дракон не способен к лицемерию и даже к самой элементарной дипломатии. Он искренен в своих суждениях, и его мнение заслуживает доверия. Он может работать с полной отдачей, однако ввиду того, что у него доброе сердце, его легко склонить и к плохому делу. Дракон иногда беспокоится по ложным причинам. Дракон редко вступает в брак молодым, некоторые даже остаются холостяками. Дракон пользуется успехом.
У Дракона трудности в первой фазе жизни, так как он многого требует от своих близких. Во второй фазе у него бывают взлеты и падения. В третьей фазе он обычно обретает мир и спокойствие. Дракон бывает несдержан на язык, и его слова часто опережают мысль. Вместе с тем следует считаться с его мнением. Драконы-мужчины считаются счастливыми людьми.
Из китайского гороскопа
…Маленького роста, коренастый, этакий мужичок-боровичок, он стоял совсем один, спокойно наблюдая за тем, как все остальные участники торжественного банкета, устроенного Госсоветом КНР для дипломатического корпуса и аккредитованных в Пекине иностранных корреспондентов, разбившись, как обычно, на группки что-то энергично обсуждают, жестикулируя руками и постоянно бросая полные удивления и нескрываемого любопытства взгляды в его сторону. Но подойти к нему не решился никто. Еще бы! Ведь он был «лицом номер два, облеченным властью и идущим по капиталистическому пути». Так заклеймил его Mao Цзэдун в самом начале «культурной революции», после чего Лю Шаоци, «лицо номер один, идущее по капиталистическому пути», и он, «лицо номер два», бесследно исчезли с политической сцены Поднебесной.
И вот, на тебе! 12 апреля 1973 года, словно феникс, возродившийся из пепла, это «лицо номер два» стоит как ни в чем не бывало поодаль от них в большом банкетном зале Всекитайского собрания народных представителей. На нем строгий, официальный костюм руководителя — темно-синий френч с накладными карманами и воротником-стоечкой и тщательно отутюженные темно-синие брюки, на ногах — черные полуботинки и, как всегда, белые шелковые носки. Он попыхивает сигаретой и спокойно, даже снисходительно взирает на них, ничуть не тяготясь одиночеством. Он несомненно понимает состояние дипломатов и корреспондентов, но не делает ни единого шага в их сторону.
По установившейся дипломатической традиции, приглашенные на торжественный банкет главы миссий и представители корреспондентского корпуса не поднимались из-за стола до окончания застолья. И сотрудники китайского протокола внимательно следили за этим. Правда, в те памятные годы идеологического антагонизма между Пекином и Москвой китайцы зачастую первыми выступали в роли нарушителей спокойствия: к седьмому-восьмому блюду к микрофону подходил кто-либо из высоких устроителей банкета и произносил «торжественный тост», в который непременно вкраплялись оскорбительные выпады в адрес Советского Союза. Вполне естественно, что советские дипломаты, а вместе с ними их союзники по Варшавскому Договору, тотчас поднимались и в знак протеста молчаливо покидали зал.
На этот раз, 12 апреля, обошлось без злобных реплик в адрес Москвы. И тем не менее протокол был нарушен: представители зарубежных средств массовой информации один за другим, стараясь не привлекать к себе внимания, стали покидать банкет до его окончания. А обычно строгие китайские протоколисты взирали на это достаточно спокойно, с явным пониманием того, что пресса спешит оповестить мировую общественность о сенсационном событии в Китае: «Дэн вернулся!» А еще о том, что с 12 апреля 1973 года пошел новый отсчет времени после бурных, абсолютно непредсказуемых событиях «великого хаоса», воцарившегося в Поднебесной по воле последнего красного императора Мао Цзэдуна.
Дочери Дэн Сяопина, Мао Мао, удалось найти «Семейную хронику фамилии Дэн», которая скрупулезно велась начиная с эпохи династии Мин, с XIV века. Первым прародителем Дэнов в ней назван Дэн Хаосюань, выходец из уезда Лулин провинции Цзянси. В 1380 году его, чиновника военного министерства, направили служить в уезд Гуанъань провинции Сычуань. Там он обзавелся семьей и пустил корни, осел на всю оставшуюся жизнь.
Так что у рода Дэнов история многовековая. Да к тому же отмеченная многочисленными доблестными деяниями его представителей. О них Мао Мао подробно повествует с обоснованной гордостью и почтением.
«Нашим предком второго поколения в эпоху Мин, — пишет она, — был сын Дэн Хаосюаня Дэн Сянь — его второе имя было Мэйчжуань. Этот человек, был известен в Шу своей ученостью, и администрация Шу преподнесла императору информацию о его таланте. Его неоднократно приглашали с повышением на государственную службу, но он неизменно отказывался. Его деяния изложены в «Описании уезда Гуаньань Минской эпохи».
Выделяет она и «предка из восьмого поколения в Минскую эпоху», который носил имя Дэн Шилянь. «Он получил ученую степень цзиньши в годы правления Чун-чжэнь династии Мин. Этот человек был щедрым, великодушным, ответственным и темпераментным. Он знал исторические каноны и трактаты Конфуция, обладал феноменальной памятью. Он был назначен сначала на пост начальника округа Хайян провинции Гуандун, а позже — на должность шилан министерства личного состава и аттестаций. В конце эпохи Мин он был сопровождающим Гуй-вана в походе на царство Дянь и Бирму. Потом продвинулся в министерстве личного состава и аттестаций с должности шаншу до академика. Осенью восемнадцатого года правления Шунь-чжи династии Цин он был обманом захвачен бирманцами и казнен вместе с другими высокопоставленными чиновниками (всего 41 человек). В сорок седьмой год правления Цянь-лун ему был пожалован посмертный титул «Цзэ-минь» («Достойный соболезнования»). Это был великий герой рода Дэн, павший за родину».
С начала эпохи династии Цин до наших дней в роду Дэнов, по подсчетам Мао Мао, сменилось более десяти поколений. И каждое из них было отмечено успехами своих представителей на том или ином поприще служения Поднебесной. Как «самого знаменитого представителя всех поколений фамилии Дэн» Мао Мао выделяет Дэн Шиминя, или, как его чаще называли, Дэн Ханьлиня. «По характеру он был мягким, почтительным, скромным и уступчивым человеком. В десятый год правления Юй-чжэн (1732 г.) он сдал экзамен на ученую степень цзюйжэнь. А в первый год правления Цянь-лун (1736 г.) выдержал экзамен на ученую степень цзиньши и был введен в состав Академии Ханьлинь, получив должность редактора государственной истории».
В цинский период Академия Ханьлинь стала местом сосредоточения талантов. Она комплектовалась в результате специального отбора, проводившегося в процессе приема государственных экзаменов за право поступления на государственную службу. Подобной чести удостаивались лишь немногие.
Постепенно поднимаясь с одной ступеньки служебной лестницы на другую, Дэн Шиминь в 1745 году занял должность главного сановника Мраморной палаты, которая с древних времен считалась центральным судебным органом Поднебесной. В ее функции входило наблюдение за уголовными делами и исполнением приговоров. «Дэн Шиминя, назначенного главным сановником Мраморной палаты, — пишет Мао Мао, — по нынешним меркам можно было бы назвать председателем Верховного суда». Но тогда его называли просто Дэн Ханьлинь (Дэн академик). Это дословно, а более уважительно — «академик из рода Дэн».
Что же касается ближайших предков Дэн Сяопина, то Мао Мао повествует о них так:
«Теперь я хочу рассказать о нашем Патриархе. Это — Дэн Линь, его второе имя Шишань, еще в детском возрасте овладевший древнекитайским языком. Повзрослев, он стал усиленно изучать историю и особенно экономику. В тринадцатый год правления Юн-чжэн (1735 г.) он был назначен инспектором уезда Чжунцзян. Эта должность была учреждена в областях, округах, уездах для проверки школ. Дэн Линь считался чиновником уездной ступени. Благодаря своим глубоким познаниям он имел репутацию опытного наставника. Его старший сын Цзяньлинь и третий сын Лянчжи одновременно получили ученую степень цзюйжэнь, а шестой сын по имени Шиминь, удостоенный степени цзиньши, позже стал академиком».
И далее:
«Мой дедушка родился в 1886 году. Он был единственным наследником трех представителей семьи… Его звали Дэн Шаочан (второе имя Вэньмин), простые люди обычно называли его Дэн Вэньмин. Мы никогда не видели этого дедушку. Отец также никогда не упоминал о своем отце, лишь из уст бабушки я слышала светлые воспоминания о нем…
В детские годы дедушка немного учился и не был просвещенным человеком. Став владельцем пахотных земель, он нанимал пару батраков для возделывания и посадок. По свей классовой принадлежности он, вероятно, являлся мелким помещиком…
Моему дедушке было примерно 25 лет, когда он поддержал Синьхайскую революцию Сунь Ятсена и принял участие в региональных акциях вооруженного восстания…
Мой дедушка, возможно, не обладал большими способностями в сфере коммерции и не разбогател, но пользовался известностью в местном обществе… В народном тайном обществе «Паогэ», его также называли «Гэлаохуэй», он дорос до должности «старшего отца, хранителя знамени», то есть был первой вседержащей рукой или предводителем».
Тайных обществ в Поднебесной насчитывалось превеликое множество. По характеру своей организации и деятельности они были весьма близки к понятию подпольных политических партий, поскольку ставили своей целью замену антинародного режима на более гуманный, базирующийся на интересах широких народных масс китайского крестьянства. Тайные общества неизменно поддерживали тесные контакты с революционно настроенными прослойками китайского общества, оказывали им помощь и поддержку. В частности, возможностями тайных обществ активно пользовался Сунь Ятсен.
«Гэлаохуэй» («Общество почтенных братьев») считалось одним из наиболее влиятельных и разветвленных тайных обществ, особенно в поздний период правления династии Цин. Оно располагало обширными связями в самых различных слоях китайского общества. Так что можно с полным основанием утверждать, что отец Дэн Сяопина, будучи «первой вседержащей рукой» одной из ветвей «Гэлаохуэй», был политической фигурой того времени, причем достаточно и влиятельной, и состоятельной, а не «мелким помещиком», как пишет Мао Мао.
Дэн Сяопин был старшим сыном предводителя «Гэлаохуэй». У него было два брата — Дэн Кэнь (или Дэн Сяньсю) и Дэн Шупин (или Дэн Сяньчжи).
Дэн Кэнь в 1937 году вступил в КПК. После провозглашения КНР занимал посты вице-мэра Чунцина, затем Ухани и, наконец, вице-губернатора провинции Хубэй.
Дэн Шупин до освобождения был помещиком. Покуривал опиум. После освобождения Дэн Сяопин направил его на лечение в наркологическую больницу, а затем, как пишет Мао Мао, «помог ему получить революционное образование, после чего он работал в районе Лючжи провинции Гуйчжоу». В период «культурной революции» он погиб в результате гонений со стороны хунвэйбинов.
Старшая сестра, Дэн Сяньле вышла замуж за богатого помещика.
Кроме этого, у Дэн Сяопина были сводный брат и две сводные сестры, родившиеся во втором браке отца.
Сводный брат, Дэн Сяньцин был от рождения очень слабого здоровья, поэтому всю жизнь провел в родной провинции Сычуань, вступил там в компартию и трудился в меру своих сил.
Одна из сводных сестер, Дэн Сяньфу получила среднее образование и до освобождения участвовала в деятельности местной подпольной организации КПК. После освобождения окончила Юго-Западное военно-политическое училище при Бюро ЦК КПК по Юго-Западному Китаю и затем всю свою трудовую жизнь занималась секретной работой в аппарате партии.
Другая из сводных сестер, Дэн Сяньцюнь добилась большего. После освобождения она вместе с семьей Дэн Сяопина перебралась в Пекин. Окончила там среднюю школу и выдержала экзамены в Харбинскую военно-инженерную академию. Впоследствии служила в армии, поднявшись до начальника отдела массовой работы Главного политического управления НОАК. Она — одна из немногих женщин Китая дослужилась до звания генерал-майора НОАК.
…В 1914 году Дэн Шаочан, или, как его уважительно именует Мао Мао, «мой дедушка» расстался с тайным обществом и получил назначение на должность начальника родной волости. Но вскоре перебрался в Чунцин, где прожил восемь лет. Там-то он и принял судьбоносное решение в отношении своего первенца.
Дэн Сяньшен (сяньшэн значит первенец) родился в год Дракона 22 августа 1904 года в деревне Пайфан волости Сесин уезда Гуанъань провинции Сычуань. «В пять лет, — пишет Мао Мао, — отец был отдан в частную школу старого типа. Учителю не понравилось имя отца. Наверное, оно показалось ему непочтительным: ведь самого Конфуция именовали Мудрецом, а имя отца — «первенец» или «ранее рожденный» — можно было истолковать как «обогнавший Мудреца». Учитель исправил его на Дэн Сисянь. Это имя отец носил двадцать лет. Шести лет он был определен в начальную школу волости Сесин.
В частной школе он зубрил старинные тексты вроде «троесловия» или «списка ста фамилий». В начальной школе к ним прибавились отрывки из древних «Четверокнижия» и «Пятикнижия». Главным педагогическим приемом тогда было заучивание наизусть, но без понимания смысла его нельзя было считать нормальным методом преподавания. Тем не менее, если ребенок заучил на память страницы классики, он запоминает их на всю жизнь, и это обязательно сыграет свою роль в его культурном развитии…
В одиннадцатилетнем возрасте, в 1915 году, отец сдал экзамены в высшую начальную школу уезда Гуанъань… Четырнадцати лет отец закончил начальную школу и поступил в среднюю… В Гуанъаньской средней школе он проучился недолго. Мой дед, который жил в Чунцине, узнал о создании подготовительной школы для поездки на работу и учебу во Францию. Он сообщил домой, чтобы сын готовился ехать в Чунцин для поступления в эту школу…
Осенью 1918 года отец вместе с дальним родственником Дэн Шаошэном и земляком Ху Минда прибыли в Чунцин…
Спустя год после начала занятий, 19 июля 1920 года, в Чунцинской подготовительной школе состоялась выпускная церемония. В ней приняли участие французские торговцы, консул, преподаватели и директора других учебных заведений. По результатам выпускных экзаменов, устного собеседования во французском консульстве и проверки состояния здоровья были отобраны 83 юноши, в том числе и Дэн Сисянь, самый маленький по росту и самый юный по возрасту. Ему было неполных 16 лет.
…19 октября 1920 года океанский лайнер «Андре Лебон» пришвартовался в Марселе, доставив всю группу на долгожданную французскую землю. На следующее утро одна из местных газет оповестила марсельцев о том, что «в город прибыла сотня китайских молодых людей в возрасте от 15 до 25 лет, одетых в костюмы европейского и американского покроя, в шляпах с широкими полями и остроносых ботинках. Они производят впечатление людей вежливых и культурных… Молодые люди очень рады, что после трудного пути достигли Франции, и эта радость написана на их лицах».
Но радость их была недолгой. «Мы ехали во Францию, — вспоминал впоследствии Дэн Сяопин, — и уже знали, что после мировой воины прошло два года, потребность в рабочей силе была не так велика, как во время начала кампании за учебу и работу во Франции. Работу найти стало трудно, заработки небольшие, одновременно работать и учиться было уже невозможно. Наш собственный опыт подтвердил все это. Лопнули мечты о «спасении родины через индустриализацию», о «приобретении профессии».
О том, как складывалась жизнь Дэн Сисяня на чужбине, довелось узнать француженке Hope Лаван, которая, изучая архивы в Париже, неожиданно натолкнулась на полицейские донесения и документы по найму и увольнению рабочих на ряде фабрик и заводов. Из них вытекало, что весной 1921 года Дэн объявился в гимназии «Бретань байе», куда приезжие китайцы были направлены для изучения французского языка. Однако вскоре, судя по документации, Дэн уже работал на одной из фабрик в пригороде Парижа, а жил в небольшом городке Ла-Гарэн-Коломб. В феврале 1922 года он — разнорабочий на предприятии в Монтаржи, в ста километрах от Парижа. А осенью стал посещать среднюю школу в Шатийон-сюр-Сен в окрестностях Дижона. но вскоре возвратился в Монтаржи. В феврале же 1923 года его имя значилось в списках служащих резиновой фабрики «Хатчинсон». Наконец, в июне того же года юный Дэн вновь появился в Ла-Гарэн-Коломб, где ему посчастливилось устроиться на завод компании «Рено». Там он и проработал до самого отъезда из Франции в январе 1926 года. «Во Франции, — скажет впоследствии Дэн Сяопин в беседе с американским журналистом Эдгаром Сноу, — я не продолжал свою учебу, а вкалывал до седьмого пота на фабриках, дабы хоть как-то свести концы с концами».
И еще из воспоминаний архитектора китайских реформ: «Из пяти лет и двух месяцев пребывания во Франции примерно четыре года я работал на заводах, оставшийся год — в партийно-комсомольских органах. В ходе трудовой деятельности и при помощи товарищей, под влиянием французского рабочего движения в моих взглядах произошли изменения. Я начал знакомиться с марксистской литературой, стал посещать собрания, на которых китайские и французские товарищи пропагандировали коммунизм, решил вступить в революционную организацию. В конце концов летом 1922 года я был принят в члены Социалистического союза молодежи Китая».
А до этого он был членом рабоче-студенческого Общества взаимной помощи, организованного Цай Хэсэнем и Ван Жофэем, активными пропагандистами коммунистических идей. Они вывесили в помещении общества текст «Манифеста коммунистической партии» с призывом к своим товарищам внимательно изучить этот документ и последовать примеру пролетариата Советской России.
В 1921 году Общество взаимной помощи было переименовано в Союз рабочих и студентов. В его рядах насчитывалось до 400 членов. На базе этой организации вскоре было сформировано отделение Социалистического союза молодежи Китая, в который в 1922 году вступил и Дэн.
До 1924 года он был малоприметной фигурой в революционном движении китайской молодежи во Франции. Сфера его деятельности ограничивалась сугубо технической работой, связанной с выпуском печатных партийных изданий — сначала «Шаонянь», а затем Чи Гуан. Вместе со своим напарником Ли. Дачжаном он переносил на восковку тексты переводов произведений К. Маркса и В. Ленина, документов Коминтерна, статей Чжоу Эньлая, Чжао Шияня и других руководящих товарищей. После этого третий член их команды, будущий зам. премьера Госсовета Ли Фучунь выпускал на гектографе весь тираж этих партийных изданий.
Правда, вскоре Дэн стал пробовать свое перо под различными псевдонимами. «Я написал для журнала «Чи Гуан» немало статей, публиковавшихся под разными именами, — вспоминал он впоследствии. — Никакой идеологии в них не было, было лишь стремление к национальной революции и борьбе против правых в гоминьдане».
Как говорится, аппетит приходит во время еды. И в ноябрьском (1924 г.), а также в сдвоенном декабрьском (1924 г.) и январском (1925 г.) номерах «Чи Гуан» были опубликованы материалы Дэна под его настоящим именем. Они были острыми, обличительными и очень конкретными. Об этом говорят их названия: «Посмотрите, какие измышления распространяет молодежная партия!» или «Посмотрите на интриги империалистов!». Характерно, что в них не было ни малейшего намека на теоретические или политические обобщения. Уже тогда, с первых шагов своей революционной деятельности, Дэн показывал себя сугубым практиком, прагматиком, не тяготеющим к теоретическим изыскам. Эта черта его характера доминировала над остальными в течение всей его жизни.
В течение 13–15 июля 1924 года европейская секция Коммунистического союза молодежи Китая провела свой пятый съезд. В принятом делегатами съезда коммюнике говорилось: «Пятый съезд европейской секции Коммунистического союза молодежи Китая избрал Исполнительный комитет. Секретарь: Чжоу Вэйчжэнь. Члены: Юй Цзэшэн и Дэн Сисянь. Трое вышеназванных образуют секретариат…»
Войдя в состав секретариата, Дэн официально становился членом европейской секции Коммунистической партии Китая. До двадцати лет ему в тот момент не хватало одного месяца.
В декабре 1924 года Коммунистический союз китайской молодежи, проживавшей во Франции, созвал свой VI съезд, на котором помимо прочего были учреждены контрольная комиссия и комитет по профсоюзному движению. Дэн был избран в состав и комиссии, и комитета.
Весной 1925 года его направили в качестве специального представителя комсомола на работу в Лион, где он занял должности заместителя заведующего отделом пропаганды, члена комиссии по подготовке комсомольских кадров, а также секретаря лионской партийной группы. Он становится признанным авторитетным руководителем в партийной и комсомольских организациях, инициатором и вожаком в проведении массовых кампаний проживавших во Франции китайцев в защиту своих национальных интересов.
Когда так называемое движение 30 мая, спровоцированное убийством в Шанхае десяти студентов, выступивших вместе с рабочими с требованием возвращения концессий, всколыхнуло весь Китай и в сотнях городов, включая Пекин, Нанкин, Гуанчжоу и Ханькоу, начались массовые антиимпериалистические митинги, демонстрации и прочие акции протеста, проживавшие во Франции китайские коммунисты и комсомольцы тотчас откликнулись антиимпериалистическим митингом в Париже. А буквально через неделю исполкомы европейской секции Коммунистической партии Китая и Коммунистического союза молодежи Китая приняли «Обращение к китайцам, участвующим в демонстрациях». В обращении, написанном Дэн Сяопином, говорилось: «В центре европейской реакции — Париже — состоялся печальный и славный акт. Мы, угнетенные китайцы, впервые провели демонстрацию прямо перед лицом империалистического правительства! Участвующие в демонстрациях китайцы, мы должны уважать вас, каких бы убеждений вы ни придерживались. Если вы своими речами и действиями выступаете против империализма, если вы готовы отныне вести с империализмом бескомпромиссную борьбу, мы шлем вам привет! Мы верим, что свержение империализма есть священное дело. Оно абсолютно необходимо для того, чтобы началось освобождение угнетенных народов, освобождение всего человечества. Мы против французских империалистов, истребляющих народ Шанхая, против всех империалистов, истребляющих народ Шанхая!»
С этого момента Дэн Сяопин попал в поле зрения французской тайной полиции.
Из секретного донесения французской полиции: «Вчера, 8 июня, Комитет действия проживающих во Франции китайцев провел на улице Буайе, 23, митинг протеста, направленный против международного империализма… На митинге выступило восемь человек, в том числе Дэн Сисянь, заявивший, что для борьбы с империализмом необходимо выступать вместе с Советским Союзом».
Из донесения французского сыщика от 25 октября 1925 года: «Вчера с 20 ч. до 21 ч. 30 мин в одном из кафе на улице Шарло в Иссиле-Мулино состоялось собрание китайских коммунистов. Присутствовало 25 человек, вел собрание Дэн Сисянь. У Ци провел урок коммунистического воспитания и указал на необходимость воссоздания организации КПК и выпуска печатного органа».
Из доклада, направленного в штаб-квартиру парижской полиции 7 января 1926 года: «Согласно полученной 5 января информации, Комитет действия проживающих во Франции китайцев провел 3 января совещание в Бийянкуре, улица Буайе, 23… Поскольку Комитет действия в своей деятельности весьма осмотрителен, до сих пор не удалось установить ни его местопребывания, ни состав его членов. Но личности тех китайцев, которые выступали на совещании 3 января, установлены.
Один их них — Дэн Сисянь, родившийся 12 июля 1904 года в китайской провинции Сычуань, в семье Дэн Вэньмина и его супруги, урожденной Дань. С 20-го августа 1925 года он проживает по адресу: Булонь-Бийянкур, ул. Кастежа, 3.
Он находится во Франции на законном основании. Он прибыл во Францию в 1920 году, сначала работал в Марселе, потом в Байе, Париже и Лионе. В 1925 году он вернулся в Париж и стал рабочим на заводе Рено в Бийянкуре, где работал вплоть до 3 января, когда участвовал в качестве коммунистического активиста в указанном совещании. Он выступал на самых разных собраниях, особенно подчеркивая необходимость сближения с правительством Советского Союза. Кроме того, у Дэн Сисяня имеется много коммунистических брошюр и газет, он часто получает корреспонденцию из Китая и Советского Союза.
…Как нам кажется, необходимо получить разрешение г-на начальника Главного полицейского управления на проведение обыска в домах проживающих в Бийянкуре китайцев…»
Разрешение было получено незамедлительно. И уже утром 8 января полиция обыскала дома подозреваемых в проведении коммунистической пропаганды. Подозрения подтвердились: в пятом номере гостиницы на улице Кастежа, где проживал Дэн Сисянь и его друзья Фу Чжун и Пин Суньян, было обнаружено множество брошюр на китайском и французском языках, пропагандирующих коммунизм, китайские газеты, включая издававшуюся в Москве «Цзиньбу бао», а также принадлежности для двух гектографов, металлические пластины и ролики для печати и много пакетов с типографской бумагой.
Не удалось обнаружить лишь самих квартирантов. Все трое внезапно покинули гостиницу днем раньше, 7 января.
Они вовремя ускользнули, чтобы отправиться на учебу в Советский Союз, как того требовало принятое еще в мае 1925 года решение европейской секции КПК, утвержденное представительством КПК в Москве.
«С 19 октября 1920 года до 7 января 1926 года, — говорится в книге Мао Мао, — отец прожил на французской земле 5 лет, 2 месяца и 19 дней. Он приехал во Францию шестнадцатилетним простодушным юношей. Он прошел незаурядный путь учебы, работы, участия в партийной и комсомольской организациях, в революционной борьбе. В двадцать два года, покидая Францию, он уже вырос в профессионального революционера с твердыми коммунистическими убеждениями и опытом революционной борьбы».
Он обзавелся друзьями-единомышленниками, многие из которых выросли впоследствии в руководящих деятелей Китайской Народной Республики. Когда же Дэн Сяопина спросили, с кем он теснее всего общался во Франции, то, задумавшись на мгновение, он ответил: «Пожалуй, с Чжоу Эньлаем. Мы с ним дольше всего работали вместе, я смотрел на него, как на старшего брата».
Пробыв столь длительное время на чужбине, Дэн Сяопин, как пишет Мао Мао, «усвоил некоторые иностранные бытовые привычки — любовь к картофелю, к французскому вину, сыру, кофе, хлебу».
К этому следует добавить, что во Франции Дэн Сяопин пристрастился к игре в бридж и увлечение это сохранил до последних дней своей жизни. В годы «культурной революции» эту его страстишку клеймили как неопровержимое свидетельство его морального и идеологического перерождения. Хотя, разумеется, знали, что Дэн Сяопин никогда не играл в бридж на деньги. Он и его коллеги по игре неукоснительно следовали принципу — проигравший лезет под стол. И Дэн, несмотря на его высокое положение, не был во время игры исключением.
«Отец, — свидетельствует Мао Мао, — приобрел во Франции еще одно пристрастие — к футболу. Денег у него не было, но однажды он за пять франков приобрел билет на международный матч, самый дешевый билет… Он сидел в последнем ряду и даже мяча не мог видеть как следует. Он помнил, что в результате того матча Уругвай выиграл чемпионат мира. После освобождения он был активным болельщиком, не пропускавшим ни одного матча. Он посещал даже состязания юношеских команд на стадионе «Сяньнунтань».
…Одно из посещений стадиона особенно взволновало меня. То был 1973 год, «великая культурная революция» еще не закончилась, отец только что был выпущен из-под домашнего ареста и не приступил к работе. К нам приехала одна иностранная команда, отец захотел посмотреть матч и взял нас с собой. Он собирался незаметно пройти на задний ряд центральной ложи, но стоило ему войти, как зрители с соседних трибун узнали его и весь стадион, десять с лишним тысяч человек, начал аплодировать ему. Отцу пришлось пройти к переднему ряду центральной ложи и начать аплодировать в знак благодарности зрителям… Когда в 1990 году состоялся Кубок мира по футболу, отец, только что вышедший на пенсию, в живой передаче и по видео просмотрел пятьдесят матчей из пятидесяти двух и, как говорится, отвел душу».
По свидетельству все той же Мао Мао, Дэн Сяопин не любил и не понимал западную классическую музыку. Зато он хорошо разбирался в тонкостях пекинской оперы и очень любил слушать ее. Он был патриотом национального искусства, никаких «заморских» вкусов у него не было. Таким вот был, по убеждению Мао Мао, ее отец.
…По прибытии в Москву в январе 1926 года Дэн Сяопин был направлен на учебу в Университет имени Сунь Ятсена, созданный решением Советского правительства в 1925 году специально для подготовки кадров КПК и гоминьдана. Курс обучения был рассчитан на два года. Занятия проводились по группам: 13 групп по 30–40 слушателей в каждой. Дэн Сяопина избрали парторгом 7-й группы, в которой, как и в других, наряду с коммунистами учились гоминьдановцы.
На каждого слушателя члена КПК составлялась характеристика, которая утверждалась партийной организацией университета. В характеристике члена партии Дэн Сисяня отмечались следующие присущие ему черты:
«Дэн Сисянь, русское имя — Дроздов. Номер студенческого удостоверения — 233. Партийная работа — парторг группы.
Все его поступки соответствуют предъявляемым к коммунистам требованиям. Непартийные проявления отсутствуют. Партийную дисциплину соблюдает. В конкретной партийной работе в качестве парторга уделяет особое внимание вопросу партийной дисциплины, очень интересуется общеполитическими проблемами и довольно хорошо в них разбирается. На собраниях партийной организации активно участвует в обсуждении различных вопросов и вовлекает товарищей в дискуссии. Случаев неявки на партийные собрания не отмечено.
Партийные поручения выполняет успешно. Отношения с товарищами тесные. С большим интересом относится к учебе. Служит примером для других. Старается научиться влиять на людей.
В партийной деятельности очень продвинулся вперед в понимании задач партии, непартийных уклонов не имеет, умеет оказывать партийное воздействие на комсомольцев. Не роняет авторитета партии перед членами гоминьдана. Способен в соответствующей форме осуществлять партийные установки среди членов гоминьдана.
Наиболее пригоден к пропагандистской и организационной работе».
О том, как сам Дэн воспринимал свою учебу в Москве, можно судить по его автобиографии, написанной в период пребывания в Университете имени Сунь Ятсена. «Когда я работал в партийно-комсомольских органах в Западной Европе, я все время ощущал недостаточность подготовки, часто допускал ошибки. Особенно остро я ощущал поверхностность моих знаний о коммунизме. Я давно уже был полон решимости поехать учиться в Россию. Поэтому, пока я нахожусь в России, я буду упорно учиться, чтобы получить более полные знания о коммунизме».
Человек полагает, а жизнь располагает. Так получилось и у Дэна. В Москве, в Университете имени Сунь Ятсена, он пробыл вместо двух отведенных по учебной программе лет меньше года — до сентября 1926-го. Его срочно отозвали в Китай и в составе группы из двадцати специально отобранных слушателей Университета имени Сунь Ятсена направили в Сиань, где базировалась ставка армии генерала Фэн Юйсяна. Дэну и его товарищам по партии предстояло развернуть партийно-воспитательную работу в войсках революционно настроенного генерала, поклявшегося искоренить предателей-милитаристов и свергнуть гнет империалистов. Это было время единого фронта КПК и гоминьдана.
Приехавшие в Сиань коммунисты были направлены в войска в качестве начальников политотделов. Дэна назначили начальником политотдела только что созданного Сианьского военного училища имени Сунь Ятсена. «Этим училищем руководил Юй Чжэнь, являвшийся также главкомом частей Народно-революционной армии в Шэньси, — вспоминал впоследствии Дэн Сяопин. — Он в то время принадлежал к левым гоминьдановцам, а главные должности в училище занимали посланцы нашей партии… Я был по совместительству секретарем парторганизации училища. Среди слушателей также было немало коммунистов. Помимо военной подготовки основное внимание уделялось аполитическому воспитанию и работе по оздоровлению и расширению партийной и комсомольской организаций. На политзанятиях говорили в основном о проблемах революции, открыто рассказывали о марксизме-ленинизме. В Сиане это училище считалось красным. В 1928 году оно стало движущей силой восстания в Вэйхуа, провинции Шэньси».
Помимо училища Дэн читал лекции в Сианьском институте имени Сунь Ятсена, активно участвовал в различного рода «митингах революционных масс». Однако все это продолжалось недолго. Четыре месяца спустя генерал Фэн Юйсян при расколе единого фронта КПК и гоминьдана встал на сторону последнего. Коммунистам, в том числе и Дэн Сяопину, пришлось срочно паковать чемоданы, поскольку их стали преследовать. Зачастую дело доходило до арестов и казней.
В конце июня — начале июля 1927 года Дэн прибыл в город Ухань и для определения своей дальнейшей судьбы явился в Военный совет КПК. Там его поставили на учет в партийную организацию аппарата ЦК КПК и поручили работу технического секретаря ЦК партии. В круг его обязанностей входила работа с документацией, в том числе секретной, а также вопросы, касавшиеся обеспечения связи, транспортом и т. п. По соображениям конспирации Дэн Сисянь стал Дэн Сяопином. Кроме того, должность технического секретаря предусматривала его участие в различных совещаниях ЦК КПК, что позволяло ему быть в курсе всех перипетий партийной деятельности на самом высоком уровне. Наконец, технический секретарь ЦК пользовался правом совещательного голоса.
После того как Чжоу Эньлай, бывший тогда уже членом Постоянного комитета Политбюро КПК, перебрался в 1928 году в Шанхай, чтобы возглавить всю текущую работу партии, туда переехал вместе с аппаратом ЦК и Дэн Сяопин. В декабре 1927 года его назначают заведующим Секретариатом ЦК партии. Он становится доверенным лицом Чжоу Эньлая. Составляет повестки дня заседаний Политбюро. Определяет дату, время и место их проведения при соблюдении строжайшей секретности. Более того, сам выступает на этих заседаниях, порой с резко критическими замечаниями. В частности, раскритиковал позицию Ли Лисаня, настаивавшего на немедленном развертывании революции сначала в одной, а затем в нескольких провинциях Китая. По воспоминаниям Хуан Цзежаня, сотрудника Секретариата ЦК в шанхайский период, «у товарища Дэн Сяопина была особенность — он выступал немного, но весомо; сказанные им слова проникали в душу».
В Шанхае Дэн Сяопин проработал всего полтора года, после чего в августе 1929 года его направляют представителем ЦК партии в провинцию Гуанси для подготовки там вооруженного восстания. Причем решение это было принято по просьбе председателя правительства провинции Гуанси Юй Цзобая, решившего избавиться от опеки Чан Кайши.
По прибытии к месту назначения Дэн Сяопин, выступавший теперь под именем Дэн Биня, немедля приступил к выполнению поставленной перед ним задачи. По его предложению в провинции был сформирован учебный сводный батальон с целью подготовки по ускоренной программе младших офицеров. Вскоре батальон превратился в новосозданную охранную бригаду. Руководящий состав бригады состоял из коммунистов. Правильно организованный набор новобранцев позволил в конечном итоге на базе бригады создать новую армию.
Помимо работы в армии и в массовых организациях Дэн Сяопин сумел форсированными темпами восстановить распавшуюся до его приезда сеть партийных организаций на местах, на уровне уездов и волостей. Были открыты учебные курсы для членов партии, стали выходить партийные периодические издания. Не без оснований главарь гуансийской клики милитаристов Ли Цзунжэнь заявлял о том, что провинция Гуанси превращается в юго-западную базу компартии.
1 октября 1929 года революционные войска были приведены в Наньнине, провинциальном центре, к «торжественной присяге борьбы против Чан Кайши», о чем было сообщено специальным циркуляром. Юй Цзобай и его заместитель Ли Минжуй решили разгромить армию Чан Кайши, намного превосходившую по численности войск и по уровню вооружения. Понимая, чем это обернется, Дэн Сяопин пытался, но безуспешно, охладить их разгоряченные головы. Тогда он ради сохранения сил революции принял решение о том, чтобы все контролируемые коммунистами воинские подразделения оставались в Наньнине и выполняли роль тылового щита, Ими были взяты под контроль провинциальный арсенал, состоявший из пяти-шести тысяч карабинов, значительного количества горных орудий, минометов, пулеметов, радиостанций и боеприпасов. Одновременно были подготовлены речные суда. Одним словом, было сделано все необходимое для оказания противодействия войскам противника. Далее все случилось так, как предсказывал Дэн Сяопин. Попытка Юй Цзобая и Ли Минжуя вооруженным путем свергнуть режим Чай Кайши обернулась для них полным разгромом. И тому и другому пришлось спасаться бегством. Дэн Сяопин же сумел вывести верные коммунистам части со всем содержимым арсенала из Наньнина и успешно передислоцировать их в район Байсэ и Лунчжоу.
Именно там, в Байсэ и Лунчжоу, Дэн Сяопин сумел выполнить задание, поставленное перед ним ЦК КПК в Шанхае.
11 декабря 1929 года в городе Байсэ было официально объявлено о свержении власти гоминьдана и провозглашении Юцзянского советского района. Одновременно было заявлено о создании 7-го корпуса китайской рабоче-крестьянской Красной армии. Учрежден был также Комитет по отпору врагу, секретарем которого стал представитель ЦК Дэн Бинь. Этот шаг позволил объединить гражданское и военное руководство нового Советского района.
«В начале декабря, — пишет Мао Мао, — отец покинул Байсэ и под видом купца отправился в Лунчжоу, чтобы подготовить там восстание, отдать распоряжения по созданию 8-го корпуса Красной Армии».
Восстание в Лунчжоу вспыхнуло 1 февраля 1930 года. Над древним городом взвилось красное знамя с серпом и молотом. Под звуки Интернационала было объявлено об установлении в районе Цзоцзян рабоче-крестьянской демократической власти, а также о создании 8-го корпуса Красной армии.
После восстаний в Байсэ и Лунчжоу двадцать уездов района ЮцзянЦзоцзян с населением свыше миллиона человек объединились в единую революционную базу КПК на южной окраине Китая.
О работе Дэн Сяопина в тот горячий период достаточно красноречиво пишет в своих воспоминаниях один из участников этих событий Юань Жэньюань: «Прибыв в Байсэ, я, действуя по указаниям и распоряжениям Сяопина, активно включился в работу. Прежде всего в воинских частях и среди местных жителей широко пропагандировалась платформа нашей партии, во-вторых, после захвата политической власти мы сменили все реакционное уездное начальство, заменив его нашими людьми; в-третьих, велась работа по упорядочению и усилению вооруженных сил. Наши войска состояли из переметнувшихся старых частей Ли Минжуя, их состав был сложен. Чтобы реорганизовать эти части в боеспособную революционную армию, мы сначала изгнали реакционно настроенных офицеров. Их не арестовывали, не убивали, им выдавали деньги на дорогу и «с почетом выпроваживали», после чего в частях формировались солдатские комитеты, отменялись все политические и бытовые привилегии офицерства, запрещались брань и рукоприкладство, создавались политорганы; в-четвертых, учреждались и развивались парторганизации; в-пятых, истреблялись отряды помещичьей самообороны и разбойников-туфеев, укреплялись материально-техническая и социальная базы; в-шестых, проводилась воспитательно-кадровая работа. Сяопин уделял чрезвычайное внимание этой работе и лично занимался ею. Я помню его рассказы о резолюции VI съезда партии, о «Великой программе из десяти пунктов», о советской власти, о многом другом. Его лекции были очень содержательными и одновременно простыми и понятными, теория в них всегда увязывалась с практикой. Занятия, которые проводил Сяопин, пользовались общим признанием».
…В январе 1930 года Дэн Сяопин отчитывался в Шанхае о своей работе перед ЦК партии и Центральной военной комиссией. После отчета состоялось его обсуждение. Все эти материалы были опубликованы во втором номере «Цзюньши тунсюнь» («Военное обозрение») от 15 марта 1930 года. Весьма примечательно, что их публикация была предварена заметкой «От редактора» следующего содержания: «Мы изменили принципу не публиковать полностью протоколы дискуссий. Этот протокол публикуется в виде исключения только потому, что переворот в Гуанси является самым организованным и продуманным во всей стране и чрезвычайно важно довести его опыт и уроки до каждой местной парторганизации». Лучшую оценку работе Дэн Сяопина в Гуанси трудно было бы придумать. В тот момент ему было 25 лет.
В августе 1931 года Дэн Сяопин объявился в Жуйцзине — столице Центральной революционной базы, или, как еще называли ее, Центрального советского района. Там его выдвинули на должность секретаря Жуйцзиньского уездного комитета КПК. Работу на новом месте ему пришлось начинать в непростой ситуации.
Как подметил в 1985 году в своей книге о Китае известный американский журналист Гаррисон Солсбери, Дэн Сяопин стал секретарем укома как раз в тот момент, когда по Жуйцзиньскому уезду прокатилась «кампания против реакционеров», развернутая в соответствии с тезисом Мао Цзэдуна о том, что гоминьдан через «АБ» — «Антибольшевистский союз» — внедрился в ряды Красной Армии, а также в партию и многие общественные организации. В этой связи многие тысячи «подозреваемых» были арестованы и значительная их часть — казнены». По убеждению американца, это был один из эпизодов межфракционной борьбы в руководстве КПК, спровоцированный Мао Цзэдуном. И далее Солсбери подчеркивает, что «Дэн, который появился в уезде уже после этих драматических событий, положил конец арестам и основательно изучил дело каждого заключенного. В отношении многих выяснилась необоснованность обвинений, и они были возвращены на прежние посты, или, как говорят сегодня, реабилитированы».
Другими словами, свою работу на посту секретаря Жуйцзиньского укома Дэн Сяопин начинал с того, что добивался истины и справедливости в интересах невинных жертв «кампании против реакционеров», которая была развернута и направлялась Мао Цзэдуном с целью дискредитации и физического устранения своих соперников в Центральном советском районе.
Можно ли сказать, что Дэн Сяопин таким образом выступил против Мао Цээдуна? Несомненно, можно. Это факт. И сам он подтвердил это в 1981 году, когда принималось «Решение по некоторым вопросам истории КПК со времени образования КНР». Тогда в одном из своих публичных выступлений он коснулся этой кампании, организованной под предлогом борьбы с «Антибольшевистским союзом», и однозначно признал, что роль Мао Цзэдуна в ней была «по меньшей мере двусмысленной».
И все же более правильным представляется утверждение о том, что тогда, на посту секретаря укома, Дэн Сяопин выступал прежде всего за истину, против несправедливости. И он поступил бы точно так же, если бы эта несправедливость исходила тогда не от Мао, а от кого-либо другого.
На протяжении всей своей жизни Дэн Сяопин демонстрировал крайнюю щепетильность в вопросах справедливости, порядочности, строгого соблюдения партийной этики и дисциплины. Возможно, наиболее показательным в этом отношении представляется эпизод, о котором вспоминает Чжу Юэцзянь. Ее муж Хо Буцин, так же как и Дэн, работал какое-то время в Военном совете ЦК КПК. Чжоу Эньлай, Дэн Сяопин и Хо Буцин, а также их соратницы-жены состояли в одной партгруппе и, как нынче говорят, дружили семьями. Эпизод, достаточно красноречиво характеризующий Дэна, описывается Чжу Юэцзянь так: «Хо Буцин — сычуанец, он и Дэн Сяопин — земляки. Оба в Цзянси ходили с винтовкой за плечом, в соломенных сандалиях, в обмотках. Встречаясь порой в Жуйцзине, вместе ели лапшу. В то время лапша с мясными обрезками считалась деликатесом, ну а уж курица или мясо были вовсе недоступны… В 1933 году Хо Буцин заболел и умер. Секретарь Фуцзяньского парткома Чэнь Таньцю перевел меня на работу в Главное политуправление. Дэн Сяопин был начальником Главупра, управлял всеми делами. Я была страшно подавлена смертью мужа и к тому же ждала ребенка. Дэн Сяопин постоянно подбадривал меня, велел заранее сообщить ему о предполагаемом времени родов, чтобы хорошо подготовиться. Когда подошли сроки, он послал носилки, трех носильщиков и своего охранника, чтобы отнести меня за двадцать с лишним ли (ли — 0,5 км. — Примеч. А. Ж.) в больницу. Когда родился ребенок, пришлось завернуть его в мое платье. Я написала записку товарищу Дэн Сяопину, мол, для ребенка нет ни одежды, ни пеленок, и попросила его помочь мне получить участок земли, положенный красноармейцам, чтобы я могла купить кое-какие вещи. В то время каждый красноармеец имел участок и собирал урожай. Дэн Сяопин написал мне в ответ: участки полагаются бойцам, а не руководящим кадровым работникам. Он прислал мне десять юаней по случаю родов и четыре юаня на одежду для ребенка. Он не только твердо придерживался принципов, но и проявлял заботу о нижестоящих, а о себе нисколько не заботился».
Еще один штрих к портрету: до 1949 года, до провозглашения КНР, у Дэн Сяопина, какие бы посты в партии и армии он ни занимал, никогда не было личного секретаря. А после 1949 года, когда Дэн Сяопин «добрался» до верхних эшелонов власти, у него был лишь один секретарь.