2.3.3. Роль вермахта в истреблении евреев в имперских комиссариатах

2.3.3. Роль вермахта в истреблении евреев в имперских комиссариатах

Через месяц после начала войны в западных областях СССР военная администрация была заменена гражданской под руководством имперского министра по делам оккупированных восточных территорий Альфреда Розенберга. 25 июля был образован имперский комиссариат Остланд, который сначала охватывал только Литву, а позднее — Латвию, Эстонию, Западную Белоруссию (за исключением Полесья, оказавшегося в имперском комиссариате Украина, и Белостока, вошедшего в состав Восточной Пруссии), а также Минскую область. Белорусские территории, вошедшие в состав имперского комиссариата Остланд, именовались в официальных германских документах Белой Рутенией. Имперскому комиссару Генриху Лозе, находившемуся в Риге, подчинялись генеральные комиссары в Эстонии, Латвии, Литве и Белоруссии, а им — областные комиссары. 20 августа был создан имперский комиссариат Украина во главе с Эрихом Кохом, местопребыванием которого стал город Ровно. В подчинении Коха находились генеральные комиссариаты Волынь-Подолия, Житомир, Киев, Николаев, Днепропетровск и Таврия.[267]

Гитлер и имперский комиссар Украины Эрих Кох

Известный историк и политолог Франц Нойман еще в годы войны описал нацистскую систему господства как структуру, состоящую из четырех аппаратов власти: партии, чиновничества, промышленности и вермахта. Влияние нацистской партии в имперских комиссариатах было скорее косвенным и обеспечивалось тем, что министр по делам оккупированных восточных территорий Альфред Розенберг занимал в партийной иерархии пост рейхслейтера и являлся уполномоченным фюрера по вопросам морально-философского образования в НСДАП. Имперский комиссар Генрих Лозе был одновременно гаулейтером Шлезвиг-Гольштейна, а Эрих Кох — гаулейтером Восточной Пруссии.

Министр оккупированных восточных территорий Альфред Розенберг и имперский комиссар Остланда Генрих Лозе

Однако на оккупированной советской территории они действовали в качестве государственных чиновников, проводя партийную линию по духу, а не по букве. Помимо германских оккупационных учреждений в имперских комиссариатах существовала и вспомогательная национальная администрация, проявившая особую активность в антисемитской политике. Значительной автономией на находившихся под гражданским управлением территориях СССР обладали органы полиции безопасности и СД, подчиненные рейхсфюреру СС и шефу германской полиции Генриху Гиммлеру. В рамках имперских комиссариатов власть репрессивного аппарата олицетворяли высшие фюреры СС и полиции, одной из главных функций которых была «борьба с бандами». Интересы вермахта — снабжение войск и безопасность тыла — представляли командующие вермахта генерал-лейтенант Вальтер Бремер (в имперском комиссариате, Остланд) и генерал люфтваффе Карл Китцингер (в имперском комиссариате, Украина), находившиеся под непосредственным командованием шефа ОКВ Кейтеля, но получавшие приказы также от командующих группами армий и тыловыми районами групп армий. В подчинении военных командующих находились охранные дивизии, местные и полевые комендатуры. Кроме того, в целях «умиротворения» территории они могли отдавать приказы местным полицейским формированиям и сотрудничать с высшими фюрерами полиции безопасности и СС, а также с опергруппами.

Определяющим в деятельности военных инстанций в имперских комиссариатах и областях военной оккупации стал приказ Кейтеля от 12 сентября 1941 года: «Борьба против большевизма требует безжалостных и энергичных действий прежде всего против евреев — главных носителей большевизма. Поэтому всякое сотрудничество вермахта с еврейским населением, настроение которого является явно или тайно антинемецким, и применение евреев для исполнения каких-либо привилегированных вспомогательных служб для вермахта запрещены».[268]

Генеральный комиссар Латвии Отто Дрекслер, имперский комиссар Остланда Генрих Лозе, имперский министр Розенберг и комиссар области Митава Медем.

^{1942 год}

Представление о положении евреев в области гражданского управления дает директива, подписанная Лозе 13 августа 1941 года. Он предписывал генеральным комиссарам провести немедленную регистрацию евреев, основываясь на списках еврейских общин и сообщениях местных жителей. На груди и спине они должны были носить желтую шестиконечную звезду не менее 10 сантиметров в диаметре. Запрещались: смена местожительства и квартиры без разрешения областного или городского комиссара; пользование тротуарами, общественными средствами передвижения (железной дорогой, трамваем, автобусом, пассажирскими судами, повозками) и автомобилями; пользование общественными сооружениями и учреждениями, служащими для отдыха населения (курортными и купальными сооружениями, парками, зелеными насаждениями, игровыми и спортивными площадками); посещение театров, кинотеатров, библиотек и музеев; посещение школ любого рода; владение автомобилями и радиоприемниками, а также забой скота. Еврейские врачи и зубные техники могли обслуживать или консультировать только еврейских пациентов. Аптекарям разрешалось заниматься профессиональной деятельностью лишь в гетто или лагерях, а деятельность ветеринаров прекращалась полностью. Кроме того, евреям запрещались другие виды профессиональных занятий: юридическая, банковская деятельность, деятельность в качестве представителей, агентов и посредников, торговля земельными участками; отхожие промыслы. Их имущество, за исключением мебели, одежды, белья и денежной суммы из расчета по 20 пфеннигов (2 рубля) на каждого члена семьи на месяц вперед, подлежало конфискации. Генеральные комиссары должны были стремиться к удалению евреев из сельской местности, а также с территорий, имеющих экономическое, военное или идейное значение или являющихся курортными. Вместо этого евреи должны были быть собраны в гетто и получать минимум продуктов и других товаров. Торговля, особенно торговля сельскохозяйственными изделиями и продуктами питания, запрещалась. Постоянное пребывание обитателей гетто в изоляции обеспечивали органы самоуправления и полиция из евреев, вооруженная резиновыми дубинками и палками. Работоспособных евреев следовало привлекать к работам в составе рабочих команд внутри или вне гетто, причем вознаграждение за труд должно было обеспечивать только поддержание жизни.[269]

* * *

Командующий вермахта в имперском комиссариате Остланд генерал-лейтенант Вальтер Бремер, являвшийся с 1932 года и высокопоставленным офицером СС, был убежденным приверженцем тезиса о «еврее-партизане». В «Директивах о поддержании покоя и порядка в Остланде» от 24 сентября 1941 года он требовал, «чтобы все грозящие спокойствию и порядку факторы были обезврежены… Спокойствию и порядку угрожают: а) рассеянные или намеренно оставленные в лесах и в уединенных местах солдаты и агенты (партизаны); б) коммунистические и прочие радикальные элементы; в) евреи и дружественные евреям круги».[270]

В то время как гражданская администрация имперского комиссариата Остланд рассматривала «окончательное решение еврейского вопроса» как долговременную задачу и ориентировалась на подготовительные мероприятия, шеф опергруппы «А» уже в начале августа пообещал Гиммлеру «почти стопроцентную немедленную чистку всего Остланда от евреев». В середине сентября рейхсфюрер СС принял решение как можно быстрее сделать Германию и протекторат Богемия и Моравия «свободными от евреев», уничтожить которых он предполагал на Востоке — в Риге, Ревеле (Таллине) и Минске. 8 ноября первый эшелон с евреями был отправлен из Гамбурга в Минское гетто.[271]

Бремер был заранее информирован о планах Гиммлера своими друзьями из верхушки СС в Риге. Уже 20 ноября он направил Лозе сообщение, в котором высказался против депортации 25 тысяч еврейских граждан из Германии в генеральный комиссариат Белая Рутения. Бремер считал, что немецкие евреи «превосходят интеллектом массу населения Белой Рутении» и создадут опасность для умиротворения территории. К тому же «еврейское население Белой Рутении является большевистским и способно на любую антигерманскую позицию. В городах Белой Рутении оно составляет значительную часть населения и движущую силу начавшегося в некоторых местах движения сопротивления. По сообщениям ГФП, в одной деревне евреи пытались угрозами принудить крестьян не сдавать, а уничтожать урожай. Так как повсюду, где сообщения об актах саботажа, подстрекательстве населения, сопротивлении и т. д. вынуждают к действиям, евреи устанавливаются как зачинщики и подстрекатели, а большей частью и как преступники, то вновь прибывающие евреи будут всеми средствами стремиться установить связь с коммунистическими органами и т. д. Поэтому высказывается настоятельная просьба распорядиться, чтобы никакие евреи не прибыли из Германии в Белую Рутению». Другие аргументы Бремера касались материально-технических интересов вермахта: напряженного положения на железной дороге, нехватки зимних квартир, стройматериалов, стекла, угля. По этим причинам он высказывался за приостановку перевозки евреев.[272]

Ожидая прибытия транспортов из Германии, Бремер стремился совместно с СД уничтожить часть существовавших гетто и значительно уменьшить «опасный потенциал». Для этого он мог использовать не только войска 707-й охранной дивизии, сформированной в мае 1941 года в баварских Альпах из горнострелковых частей, но и 11-й полицейский батальон, подчиненный этой дивизии. При этом командир дивизии генерал-майор барон Густав фон Бехтольсхайм, одновременно являвшийся военным комендантом в Белой Рутении, осуществил разделение труда с карательными органами: эсэсовские и полицейские силы истребляли евреев в крупных населенных пунктах, вермахт — в сельской местности. 4 октября Бремер отправил две роты полицейского батальона и литовские команды «Самозащиты» в Минск. С 14 по 28 октября каратели истребили в окрестностях Минска около 10 тысяч евреев. Эта резня вызвала беспокойство в гражданских оккупационных органах, генеральный комиссар Белоруссии В. Кубе направил протест рейхскомиссару Остланда, посчитав, что его обыграл неожиданный союз вермахта и СД. Эта акция стала «стартовым выстрелом» для начала новой фазы «окончательного решения» в Белоруссии. Бремер, видимо, считал, что органы СД будут не в состоянии справиться с прибывающими из Германии «евреями-партизанами», и 18 октября добился от командующего группой армий «Центр» генерал-фельдмаршала Федора фон Бока отмены запрета для солдат и офицеров участвовать в «чистке» гетто.[273]

В своих приказах, изданных в октябре 1941 года, Бехтольсхайм призывал относиться к полякам и евреям «с большим недоверием» и «энергично защищать» от них местное население, которое, как он полагал, станет опорой вермахта. Кроме того, он констатировал, что «по имеющимся сообщениям и признакам следует рассчитывать на усиление деятельности партизанского движения и саботажа», и связывал это с появлением евреев в тех местностях, «где они в последние недели были полностью уничтожены».[274]

Представление о том, как происходили убийства и как реагировали на действия полиции военные инстанции, дает доклад шефу абвера адмиралу Вильгельму Канарису унтер-офицера вермахта об истреблении евреев в Борисове. Командир русских полицейских заявил ему, что уничтожить в один день 8 тысяч человек реально, поскольку это уже делалось. Но евреи-ремесленники — 1500 человек — должны были пока остаться жить, следовательно, предстояло расстрелять 6,5 тысячи человек. Расстрелы начались в 3 часа утра. Евреев транспортировали к месту расстрела на русских грузовиках под русской охраной. Женщины и дети всех возрастов плакали, просили и взывали о помощи, как только они видели хоть одного немецкого военнослужащего. Расстрелы проводились в лесу. Поскольку автомобилей не хватало, часть женщин и детей, порой с помощью железных палок, гнали к месту расстрела пешком. Это происходило на виду у мирного населения и немецких солдат. Население проявляло апатию или ужас, «ведь сцены, которые разыгрывались на улице, были ужасными». Если неевреи накануне казни считали судьбу евреев закономерной, то на следующее утро настроение изменилось: «Кто это приказал? Как можно за один раз убить 6500 евреев? Что сделали эти бедные евреи? Они же только работали! Те, кто был действительно виновен, сейчас в безопасности!» Вечером части вермахта были вызваны для создания оцепления вокруг гетто. Некоторых бежавших евреев они схватили и передали русским полицейским. Расстрел продолжался всю ночь. За несколько дней до этого советские военнопленные выкопали в лесу несколько огромных могил около 100 метров длиной и 5 метров шириной, глубиной 3 метра. Расстрел проводился так: около 20 человек снимали одежду и прыгали в ров, в них стреляли сверху, затем поверх на раненых и убитых ложилась новая партия. Когда ряд был полон, евреи насыпали сверху небольшой слой песку. Один из немецких солдат, наблюдавший это вблизи, рассказал, что русские полицейские выпили очень много шнапса, чтобы быть в состоянии проводить казнь.[275]

Одновременно под руководством Бехтольсхайма началось уничтожение евреев в сельской местности. В приказе от 10 сентября 1941 года он назвал все еврейское население большевистским и уверил своих солдат в том, что «для обращения с ним никакие директивы не нужны». В течение следующих пяти месяцев Бехтольсхайм издал около двух десятков различных приказов, общий смысл которых состоял в том, что все жители, а не только евреи являются «преступниками». После войны Бехтольсхайму удалось доказать немецким следственным органам, что он был противником убийства евреев, но осенью 1941 года именно он заявил: «Население здесь не стоит ничего большего, кроме как быть избитым и расстрелянным».[276]

16 октября, после вывода карателей из Белоруссии, Бехтольсхайм приказал солдатам 727-го полка своей дивизии «позаботиться о том, чтобы все евреи были удалены из деревень. Снова и снова подтверждается, что они являются единственной опорой, которую находят партизаны, чтобы суметь продержаться зимой. Поэтому следует безжалостно осуществлять их уничтожение». Только 8-я и 6-я роты 727-го полка убили в разных гетто в сельской местности 30 октября 4,5 тысячи человек, 2 ноября — неизвестное число, 5 ноября — тысячу человек, 9 ноября — 1800 человек, а затем с помощью СД 13 и 14 ноября — 9 тысяч и 8 декабря — 3 тысячи человек.[277]

Бехтольсхайм неоднократно подчеркивал, что убийство евреев разумеется само собой и не требует дополнительных приказов. В то же время он часто отдавал подобные приказы, снабжая их мощной антисемитской и антикоммунистической пропагандой. В приказе войскам от 25 сентября и в донесении от 19 октября 1941 года он убеждал: «Евреи как духовные вожди и носители большевизма и коммунистической идеи являются нашими смертельными врагами. Их следует уничтожать… Пожалуй, больше не осталось ни одного немецкого солдата, сомневающегося в том, что в случае удачного вторжения большевиков в Европу евреи без остатка уничтожили бы все немецкое. Тем непонятнее, что в одной войсковой части, патруль которой расстрелял семь евреев, еще спрашивали, почему их расстреляли… Если патруль установил, что в деревне настроение населения является выжидательным и боязливым и в этой деревне были уничтожены евреи и их большевистские приспешники, то в скором времени в этой деревне будет ощущаться свободное дыхание… Здесь нет компромисса, здесь есть только совершенно ясное и однозначное решение, и оно означает, особенно здесь, на Востоке, полное уничтожение наших врагов. Но эти враги больше не являются людьми в смысле европейской культуры, а преступниками, воспитанными с молодости, и бестиями, обученными быть преступниками. А бестии должны быть уничтожены».[278]

В докладе Бехтольсхайма о действиях дивизии с 11 октября по 10 ноября 1941 года под рубрикой «Боевые действия и партизаны» сообщалось, что его солдаты захватили 10 940 пленных и пощадили лишь около 500 из них. Однако трофеи борцов с партизанским движением составили всего 18 палаток, 2 осветительных пистолета и 87 единиц стрелкового оружия. В том же докладе говорилось об уничтожении силами 11-го резервного полицейского батальона 5900 евреев в районе городов Слуцк и Клецк. Это позволяет сделать вывод о том, что убитые вермахтом «партизаны» были мирными жителями, большей частью евреями. Как показал один из свидетелей, на основании приказа командира полка «все евреи расстреливались как партизаны, коль скоро они были встречены вне места жительства». В докладе дается пояснение этим действиям под заголовком «О политическом положении». В разделе «2) евреи» говорилось: «Поскольку они (евреи), как и раньше, делают общее дело вместе с коммунистами и партизанами, осуществляется беспощадное уничтожение этих чужеродных элементов. Проведенные до сих пор акции имели место на востоке области, в старой советской пограничной области и на участке железной дороги Минск — Брест-Литовск».[279]

Такие же «акции» проводились в окрестностях Слонима, Новогродека, Барановичей и Лиды. Команды, как правило, составленные из добровольцев, на грузовиках выезжали в сельскую местность и безжалостно убивали людей. В личном письме одного из офицеров 727-го полка, назначенного местным комендантом, говорилось: «Теперь (в октябре 1941 года. — А. Е.) мы прилежно ведем охоту. Каждый день в этом убеждались несколько еврейских партизан. Здесь дико. Опасная банда. Мы вытаскиваем их из всех убежищ. Сначала надо преодолеть себя. В одном гнезде евреями было убито 5 немецких солдат. Но они были отомщены. И так будет снова и снова».[280]

Самая большая массовая экзекуция евреев в Белоруссии в 1941 году была проведена 14 ноября в Слониме полицией безопасности, гражданской администрацией, вермахтом и жандармерией. В тот день было убито 9500 человек, преимущественно женщин, детей и стариков. По приказу местного коменданта Глюка с этой целью были вырыты массовые могилы, жертвы были доставлены к месту казни на военных автомобилях. Их сбор, охрану и оцепление осуществляли вместе одна из рот 727-го пехотного полка, служащие гражданской администрации, жандармы и белорусская вспомогательная полиция. Руководил «акцией» областной комиссар Герхард Эррен. После резни унтер-офицер вермахта в ответ на вопрос одного из очевидцев назвал два мотива массовой бойни: тяжелое положение со снабжением и высказывание фюрера о том, что на европейской земле не должно остаться ни одного еврея. «Только те евреи, которые находятся за Уралом, могут надеяться, что им позволят жить». Офицер 727-го полка тоже объявил солдатам, что расстрел проводится из-за сложного продовольственного положения. Эррен писал в январе 1942 года в докладе о положении: «Сельская местность некоторое время заботливо вычищалась вермахтом, к сожалению, только в населенных пунктах с менее чем 1000 жителей».[281]

Третьим направлением убийства евреев осенью 1941 года была децимация гетто в западных, бывших польских районах. И здесь 707-я дивизия выступила в роли инициатора и руководителя массовых убийств. 30 октября солдаты одной из местных комендатур расстреляли 4000 евреев. После этого местные комендатуры в различных населенных пунктах уничтожали сотни евреев. Наконец, 24 ноября Бехтольсхайм отдал приказ о смене курса: «Евреи должны исчезнуть из сельской местности, цыгане тоже должны быть уничтожены. Проведение более крупных антиеврейских акций не является задачей подразделений дивизии. Они будут проводиться гражданскими или полицейскими органами, а комендант Белой Рутении отдаст распоряжения о предоставлении им особых подразделений по причинам безопасности и при проведении коллективных мероприятий. Там, где в сельской местности встречаются маленькие или большие группы евреев, они могут или быть уничтожены самостоятельно, или собраны в гетто в отдельных более крупных населенных пунктах, где их затем следует передавать гражданской администрации или СД. О более крупных акциях такого рода следует, как и ранее, ставить в известность гражданскую администрацию».[282]

Одновременно предметом особой заботы воинских начальников в имперском комиссариате Остланд были случаи «расового позора» — половые связи военнослужащих с обитательницами гетто. Местный комендант Риги генерал-майор Бамберг 5 октября 1942 года пригрозил своим солдатам строгими наказаниями: «Любые близкие отношения с… еврейками в принципе запрещены и будут в военно-судебном порядке строжайшим образом наказываться как неповиновение этому запрету. Подробное наставление и настоятельное предостережение должно быть произведено офицерами во всех подразделениях и учреждениях». Действительно, расовая идеология стала доминантой поведения отнюдь не всех немецких солдат. Документы свидетельствуют даже о случаях дезертирства ради добровольного пребывания в гетто вместе с любимой женщиной.[283]

Впрочем, через полгода Бамберг издал приказ, который грозил военнослужащим карой даже за разговоры с евреями: «Военнослужащие вермахта, которым приказано охранять еврейских рабочих, даже на улицах ведут с еврейками разговоры, не имеющие ничего общего с распоряжениями или приказами. В то время, когда уничтожение еврейства стало задачей немецкого народа, такое поведение должно вызывать у каждого по-немецки чувствующего человека негодование. Предлагаются строгий контроль и строжайшее наказание нарушителей».[284]

При этом воинские части продолжали практиковать истребление еврейского населения, как показывает письмо немецкого солдата об убийстве евреев в окрестностях Минска: «Здесь есть только евреи и еще раз евреи, теперь все они разыгрывают невиновных, но мы сумеем всех их подчинить, только один маленький пример: комендант узнал, что в одной небольшой деревне есть еще немного муки, должны везти ее к нам на лошадях около 30 километров. Это сорвало планы евреев, иначе они все подожгли бы, была откомандирована зондеркоманда, все евреи были собраны, дело было возле Минска, но в одном большом глубоком лесу, одной большой глубокой норе… (Там за один день было расстреляно 9500 «этих злых элементов».) Так уже было часто, ведь повсюду имеется 80–90 % евреев, ведь с этим глупым народом здесь они могли это делать, евреи никогда не подумали бы, что они перед немецким солдатом должны будут раскланиваться, я мог бы рассказать вам целую книгу, но когда-нибудь позднее сделаю это устно».[285]

В конце ноября 1941 года вермахт прервал «чистки». Катастрофическое военное положение на фронте вызвало необходимость вспомнить о настоящих военных задачах. Вместо того чтобы уничтожать евреев немедленно, вермахт должен был транспортировать их из деревень в гетто. Тем не менее военные учреждения в Белоруссии продолжали руководствоваться не прагматизмом, а идеологией. Фюрер СД в Минске Буркхардт докладывал в конце декабря: «Между вермахтом и генеральным комиссариатом существуют… принципиальные различия мнений, так как вермахт считает решение еврейского вопроса, безусловно, необходимым по причинам всеобщей безопасности, в то время как гражданская администрация, принимая во внимание экономические потребности, считает скорое решение еврейского вопроса нецелесообразным».[286] По сообщению айнзацгруппы «А», только зимой 1941/42 года вермахт уничтожил в Белоруссии «примерно 19 тысяч партизан и преступников, то есть в большинстве своем евреев».[287]

Начиная с зимнего контрнаступления Красной Армии партизанское движение действительно стало фактором дестабилизации оккупационного господства в Белоруссии. Хотя «решение еврейского вопроса» отошло для тыловых частей вермахта на второй план, борьба с партизанами осуществлялась методами, впервые испытанными при уничтожении евреев. Более того, антипартизанские операции разрабатывались с учетом истребления еврейского населения в ближайших деревнях и селах. Образцом стала проведенная Бехтольсхаймом 28 марта — 4 апреля 1942 года операция «Бамберг» в районе Бобруйска и Брянска, в ходе которой части 707-й дивизии расстреляли в тыловом районе группы армий «Центр» 3500 «партизан и их пособников», большей частью — евреев. Потери самого вермахта (6 убитых и 10 раненых) были настолько низкими, что действия Бехтольсхайма вызвали критику командующего тыловым районом фон Шенкендорфа. Тем не менее операция «Бамберг», в которой участвовали также фронтовые дивизии вермахта с тяжелым вооружением и некоторые части люфтваффе, стала образцом — все последующие антипартизанские акции планировались так, чтобы одновременно уничтожались и близлежащие гетто. На жаргоне оккупантов это называлось «ликвидацией побочных гетто».[288]

В начале лета 1942 года сухопутные войска провели специальную операцию по уничтожению восьми гетто, в ходе которой было убито 13 тысяч человек, а генеральный комиссариат в Минске получил на свой счет 115 247 рейхсмарок. В это время генеральный комиссар в Белоруссии Вильгельм Кубе характеризовал еврейство как «главного представителя партизанского движения» наряду с польскими и советскими партизанами. Он считал, что при обращении с евреями надо исходить не из экономических интересов, а из политических приоритетов. 31 июля 1942 года Кубе сообщал имперскому комиссару Лозе, что армия самовольно пожала лавры широкомасштабной резни: «из-за превышения полномочий» вермахтом был нанесен ущерб подготовке к уничтожению евреев в райцентре Глубокое. Военные органы, не поставив в известность гражданскую администрацию, «ликвидировали 10 тысяч евреев, систематическое искоренение которых так и так было нами предусмотрено». В то же время Кубе считал вермахт «работодателем еврейства» и обвинял военные инстанции в том, что не все белорусские евреи еще истреблены.[289]

Один из выживших обитателей минского гетто после войны так описал акции уничтожения в июле 1942 года: «О том, что мы увидели в следующие дни в гетто, вряд ли можно рассказать. Запах останков над лагерем делал все еще хуже. Это побоище было проведено специальной командой СС, но солдаты германского вермахта несли караул вокруг гетто, наблюдали и заботились о том, чтобы никто не смог сбежать и избежать смерти».[290]

Однако, по подсчетам историков, 30–50 тысяч евреев бежали из белорусских гетто. Выжило из них только менее половины, поскольку гражданские и военные власти проводили постоянные облавы. Так, в сентябре 1942 года в окрестностях Минска 392-я комендатура обнаружила «банду евреев» численностью 100–150 человек, включая женщин и детей. В первых числах января 1944 года командующий вермахта в имперском комиссариате докладывал, что обнаружил один из штабов партизанского движения в Белоруссии численностью 50 человек, командиром которого является еврейка. В те же дни вермахт зафиксировал столкновение польских партизан «с еврейским подпольем», в ходе которого было убито 17 евреев.[291]

По подсчетам Ханнеса Геера, в течение первого полугодия 1942 года вермахт истребил в Белоруссии не менее 20 тысяч евреев, за весь период оккупации — 80 тысяч, а в целом в генеральном комиссариате Белая Рутения погибло от рук оккупантов 100–150 тысяч евреев.[292]

Вермахт регистрирует сельских жителей. Украина, лето 1942 года

Опубликованные документы показывают, что по аналогичной схеме с той же безжалостностью вермахт участвовал в Холокосте на территории имперского комиссариата Украина. Так, начальник полиции безопасности и СД в Житомире сообщал, что в ходе совещания с руководством 197-й полевой комендатуры 10 сентября было решено «окончательно и радикально ликвидировать еврейство в Житомире, так как все предыдущие предупреждения и особые мероприятия не привели к ощутимому улучшению». Руководство СД в городе убедило военных в том, что евреи плохо работают, ведут антигерманскую пропаганду среди украинцев, обстреливают из засад местную милицию. Было замечено, что евреи продавали свое имущество и бежали на Западную Украину, где уже было установлено гражданское управление. Полевая комендатура предоставила грузовики для перевозки евреев. В докладе комендатуры от 20 сентября 1941 года говорилось: «Почти во всей области полевой комендатуры евреев больше нет. Только в Житомире 18.9 еще находилось около 5000 евреев, собранных в гетто… Затем была установлена связь между евреями в Коростышеве и Житомире и партизанами… В последнее время в Коростышеве было расстреляно 60 евреев, 19–9 расстрел происходил и в Житомире, точное количество расстрелянных еще не установлено». Позднее было выяснено, что 19 сентября зондеркоманда 4-а истребила 3145 человек.[293]

Ярко показывают бюрократизм и неумолимость процесса дискриминации и уничтожения советских евреев на Украине сообщения полевых комендатур вермахта: «Вследствие перемещения евреев в особую область города евреи больше не появляются на глазах» (полевая комендатура Первомайска, 9–9.41); «В Николаеве и Херсоне евреи были эвакуированы СД. Поэтому намеченное создание гетто не состоялось» (полевая комендатура Николаева, 5.10.41); «Еврейский вопрос, насколько дело касается по меньшей мере города Днепропетровска, может в основном считаться решенным» (полевая комендатура Днепропетровска, 9.10.41); «Все евреи (2000) казнены СД» (полевая комендатура Мелитополя, 13.10.41).

В генеральном комиссариате Таврия комендатуры бесстрастно фиксировали процесс уничтожения. Так, 29 октября было отправлено донесение комендантом Мариуполя: «8000 евреев были казнены СД. Освободившиеся еврейские квартиры поступили в распоряжение местной комендатуры. Еврейская одежда и белье были собраны местной комендатурой и после стирки распределены в военный лазарет, лагерь военнопленных и среди фольксдойче».

В Умани в конце сентября 1941 года опергруппа «Ц» зарегистрировала бесчинства против евреев, совершенные участниками украинской милиции и «многочисленными военнослужащими германского вермахта». «Еврейские квартиры во время этих событий были полностью разломаны, все предметы обихода и ценные вещи украдены. И в этом участвовали почти исключительно военнослужащие вермахта». Опергруппа предполагала, что этот несанкционированный погром способствовал бегству евреев из города и нанес ущерб «систематическим действиям» карателей. По ее же сообщению, вермахт с удовлетворением воспринял расстрел более 500 евреев в Переяславле, а «местная комендатура в Коростене сообщила, что собраниям крестьян в близлежащих деревнях мешают и разгоняют их. Зачинщиками являются преимущественно евреи. Во время акции, проведенной зондеркомандой 4-а, было перепроверено и казнено 177 евреев, так как было достоверно установлено, что ими был создан ряд нетерпимых помех».[294]

Свидетельствами участия вермахта в Холокосте являются письма военных чиновников из Бреста, вошедшего в состав генерального комиссариата Волынь — Подолия. Из них вытекает, что гетто здесь уже в мае 1942 года «сильно опустело». Поставки для сухопутных войск из гетто осуществлялись бесплатно, а в случае их задержки членам еврейского совета угрожали расстрелом. При этом питание евреев было совершенно недостаточно, многие из них погибали от недоедания во время неотложных дорожно-ремонтных работ. Низкую производительность труда узников оккупанты пытались повысить избиениями на рабочем месте и расстрелами. Письма рассказывают и о будничности массовых убийств, которые воспринимались военными как неизбежное зло: «(В июле 1942 года) было расстреляно около 1300 евреев. Их привели в яму за пределами населенного пункта. Мужчины, женщины и дети должны были там полностью раздеться и уничтожались выстрелом в затылок. Одежда дезинфицировалась и применялась снова. Я убежден: если война будет продолжаться дальше, евреев будут перерабатывать на колбасу и подавать на стол русским военнопленным или обученным еврейским рабочим».[295]

16 декабря 1942 года приказ о безжалостном обращении с гражданским населением издал шеф ОКВ Кейтель: «Если эта борьба против банд, как на Востоке, так и на Балканах, не будет проводиться жесточайшими средствами, то вскоре не хватит свободных сил, чтобы стать господином этой чумы. Поэтому войска на этой войне имеют право и обязаны применять все средства без ограничений, в том числе против женщин и детей, если они ведут к успеху… Ни один немец, участвующий в борьбе с бандами, не может быть привлечен к дисциплинарной или судебной ответственности из-за своего поведения в борьбе против банд и их пособников».[296]

Истребление еврейского гражданского населения на оккупированной территории СССР при активном участии вермахта продолжалось до ее полного освобождения летом 1944 года. Более того, вермахт помог реализовать нацистский план превращения советской территории в пространство для уничтожения всех европейских евреев. Гитлеровцы до 1943 года истребили здесь десятки тысяч евреев из Германии, Польши, Чехословакии. Уже 26 августа 1941 года эсэсовцы с ведома Гальдера и Вагнера начали расстреливать венгерских евреев, доставленных под Каменец-Подольск (Украина). Через три дня высший фюрер СС и полиции Йекельн докладывал в Берлин о ликвидации «около 20 тысяч» евреев.[297]