2.4. Расовые «чистки» в лагерях военнопленных

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

2.4. Расовые «чистки» в лагерях военнопленных

Вермахт, поступившись своим кодексом чести, отказался от ответственности за судьбу военнопленных красноармейцев и командиров еврейской национальности. По данным израильского историка Ицхака Арада, в середине 20-х гг. мужчины-евреи составляли 1,7 % мужского населения СССР, однако в Красной Армии — 2,1 % личного состава, причем их доля в политическом составе РККА достигала 10,3 %, а контингент военных врачей состоял из евреев на 18,6 %. Во время войны в советские вооруженные силы было призвано 420–430 тысяч евреев.[315]

Известный немецкий специалист по истории плена Кристиан Штрайт, автор классической монографии о судьбе советских военнопленных, пришел к выводу о том, что с попавшими в плен евреями вермахт обращался значительно хуже, чем с остальными советскими пленными.[316]

Поезд с советскими военнопленными на обложке журнала ОКВ «Die Wehrmacht». Ноябрь 1941 года

С другой стороны, обращение со всеми советскими военнопленными было гораздо более жестоким, чем с пленными военнослужащими других государств. Следовательно, советские военнопленные еврейской национальности подвергались самому жестокому во Второй мировой войне обращению. За время войны в немецком плену оказалось около 200 тысяч евреев-военнослужащих. Обращение с ними в первую очередь зависело от того, в какой армии они служили. Солдаты вооруженных сил США, Великобритании (включая еврейские подразделения из Палестины), Франции, Канады и Австралии подвергались такому же обращению, как и другие солдаты, хотя имели место попытки изолировать их. Так, примерно с полутора тысячами палестинских евреев, которые добровольно служили в британской армии и попали в плен в Греции, на Крите и в Северной Африке, немецкие военные власти обращались так же, как и с остальными английскими военнопленными. Подавляющее большинство из них смогли пережить войну.[317]

Регистрация и селекция советских военнопленных в шталаге 26 (VI К) Зенне, Западная Германия

Принципиально иной была политика по отношению к еврейским военнопленным из польской и советской армий. В сентябре 1939 года было взято в плен 60–65 тысяч польских солдат еврейской национальности. Отделение их от остальных военнопленных началось еще в местах сбора или транзитных лагерях — дулагах. В лагерях, устроенных под открытым небом, в покинутых фабриках, церквах, школах, тюрьмах они подвергались постоянному террору со стороны комендантов, которые руководствовались приказом Кейтеля от 16 февраля 1939 года: «Пленные разделяются на основе их национальной и расовой принадлежности». Потом большинство польских военнопленных попали в различные основные лагеря — шталаги на территории Германии. Здесь их содержали в отдельных секциях, где условия жизни и рацион продуктов были значительно хуже. В отношении питания, террора, охраны и тяжелой работы их условия можно приравнять к условиям концлагерей. Зимой 1939/40 года большинство из них жили в неотапливаемых и переполненных палатках без сантехнических сооружений, тысячи умерли от голода, холода и пыток. Весной 1940 года умерли или были убиты 25 тысяч польских военнопленных евреев. В конце 1939 года немцы начали освобождать военнопленных, еврейские же пленные направлялись в гетто. Только несколько сот из них дожили до освобождения. Кроме того, с сентября 1939 года находилась в плену 1000 еврейских офицеров польской армии. Хотя их содержали отдельно от остальных офицеров в трех офицерских лагерях — офлагах на территории Германии, жили они значительно лучше солдат. При приближении армий союзников в конце войны эти лагеря были переведены в глубь Германии, военнопленные евреи польской армии прошли сотни километров пешком, испытывая пытки и голод, наблюдая за расстрелами отставших товарищей.[318]

За годы войны вермахтом было взято в плен около 85 тысяч еврейских солдат Красной Армии. 17 июля 1941 года между Гейдрихом и шефом общего управления вооруженных сил в ОКВ генерал-лейтенантом Германом Рейнеке было заключено соглашение о передаче всех евреев из лагерей военнопленных зондер-командам для расстрела. Эта договоренность распространялась и на лагеря, находившиеся в области операций и тем самым попадавшие под власть ОКХ. В тот же день Гейдрих отдал приказ о выявлении в шталагах нескольких категорий пленных. Розыску подлежали «все значительные функционеры государства и партии, в особенности профессиональные революционеры; функционеры Коминтерна; все важные партийные функционеры Коммунистической партии Советского Союза и ее дочерних организаций в центральных, краевых и областных комитетах; все народные комиссары и их заместители; все бывшие политические комиссары Красной Армии; ведущие лица центральных и средних инстанций при государственных органах; руководители экономики; советско-русские интеллигенты».

Список замыкали «все евреи» и, по-видимому, отождествляемые с ними «все лица, в отношении которых установлено, что они являются подстрекателями и фанатичными коммунистами».[319]

Генерал Вагнер был не согласен с ограничением сферы компетенции сухопутных войск и приказом от 24 июля разделил всех пленных на пять групп. К третьей группе относились «политически нетерпимые и подозрительные элементы, комиссары и подстрекатели», которых караульная команда могла расстрелять по приказу коменданта лагеря. Евреи же попали в группу № 2 «азиаты (по их расе); евреи; русские, говорящие по-немецки». Хотя их нельзя было отправлять в рейх и приказывалось в первую очередь привлекать к работам в оперативной области сухопутных войск, все же это не грозило немедленным расстрелом. Использование айнзацкоманд в лагерях сухопутных войск не допускалось.

Исполняя этот приказ, комендант дулага в Виннице в октябре 1941 года отдал под трибунал трех офицеров охраны, передавших опергруппе «Ц» 362 еврейских военнопленных. Комендант 185-го дулага майор Виттмер на совещании в полевой комендатуре в присутствии полевого коменданта, представителей тайной полевой полиции, полевой жандармерии и полицейского полка заявил, что не выдаст для «особого обращения» имеющихся в его лагере пленных евреев. «На этот счет нет никакого приказа компетентных учреждений вермахта, а для меня имеют силу только они». Но этот приказ чаще нарушался, чем исполнялся, а 7 октября ОКВ фактически отменило распоряжение Вагнера, открыв айнзацкомандам доступ к евреям в лагерях. Было приказано отбирать их «как можно более незаметно и проводить ликвидацию без промедления как можно дальше от транзитных лагерей и населенных пунктов», чтобы это не стало «известным остальным военнопленным и населению».[320]

Немецкие солдаты наблюдают, как военнопленные красноармейцы роют себе могилу. 1941 год

Еще до достижения этой договоренности немецкие войска относились к советским военнопленным как к «недочеловекам» и попирали нормы международного права. Так, 2 июля 1941 года одно из подразделений 62-й пехотной дивизии, входившей в состав 6-й армии, без проведения всякого разбирательства расстреляло 42 военнопленных. Приказ о расстреле был отдан одним из унтер-офицеров на том основании, что неподалеку от места сдачи красноармейцев в плен был обнаружен труп немецкого солдата с выколотыми глазами. Узнав об этом, командир полка издал для всего личного состава приказ «о зверствах красноармейцев», которые по приказу «еврейских комиссаров» отрезают павшим немецким солдатам конечности и выкалывают глаза.[321]

Военные органы власти начали обособление и эксплуатацию еврейских пленных. Так, 5 августа 1941 года 2-я армия издала приказ о привлечении к работам евреев и «азиатов» перед их отправкой в глубокий тыл. 29-й корпус 6-й армии в Киеве 22 сентября распорядился об использовании евреев близлежащего транзитного лагеря на опасных работах по разминированию. В Умани у еврейских пленных отбирали шинели и сапоги. В 160-м дул are еврейские пленные маркировались звездой. Так как в лагере не было отхожих мест, евреи должны были руками собирать кал и бросать в мусорные баки. В XX военном округе (Данциг) комендант шталага 2ОC полковник Дульниг приказал своим подчиненным расстрелять 300 коммунистов и евреев.[322]

Идентификация еврейских военнопленных происходила на сборных пунктах армии, в транзитных лагерях и шталагах. Перед тем как завести новых пленных в лагерь, проводили линейку. Евреев идентифицировали по внешнему виду и расстреливали. По подозрению были убиты тысячи грузин и азиатов. Тысячи еврейских военнопленных были застрелены лагерными караулами. Тех, кто избежал немедленной идентификации, систематически искали в лагерях: абвер, контршпионаж СД, лагерная полиция, состоявшая из военнопленных, главным образом украинцев. Найденных расстреливали на месте или переводили в специальные бараки, а потом убивали группами.

В шталаге 326 (VIK) Зенне в Западной Германии по прибытии транспорта с военнопленными эсэсовцы тотчас отбирали людей с «еврейской внешностью». По заявлениям свидетелей, их селекция часто происходила произвольно, с целью достичь заданного числа. В одном из бараков лагеря команда СС осуществляла пытки, чтобы узнать у арестованных имена других «евреев» и прочих «подозрительных элементов».[323]

В ноябре в Могилеве опергруппа «Б» разыскала и расстреляла 196 евреев и коммунистов, в декабре — 207 евреев в Витебске и 117 в Вязьме. 14 и 18 октября в Борисполе (юго-восточнее Киева) учреждения вермахта передали опергруппе «Ц» 1109 военнопленных евреев, среди них несколько комиссаров и 78 раненых. Все они были расстреляны.

«Следует заметить, что гладкое проведение акции в Борисполе надо свести не в последнюю очередь к деятельной поддержке местных учреждений вермахта», — докладывала зондеркоманда.[324]

О повседневной практике убийства советских военнопленных еврейской национальности свидетельствует дневник ефрейтора 254-го пехотного полка Р. Хайденрайха. Дневниковая запись, сделанная в июле 1941 года, показывает, что отдельные воинские части выходили за пределы соглашения с карательными органами режима и сами превращались в палачей советских военнопленных: «После нескольких дней пути мы прибыли в Минск. Нашему батальону была поставлена задача охранять 6 тысяч пленных и расстрелять всех евреев в городе. Многие пленные ночью устроили побег, и мы должны были взяться за оружие. Мы убили одних евреев 500 человек».[325]

Кристиан Штрайт пришел к выводу о том, что если многочисленные коменданты лагерей по собственной инициативе передавали еврейских военнопленных оперативным командам или создавали в лагерях команды селекции, то это следует объяснять тем, что коменданты делали свои собственные выводы из противоречивой политики командования сухопутных войск. А эти выводы сводились к тому, что айнзацкоманды, если уж им разрешили действовать в оперативной области, должны полностью выполнить работу по уничтожению, хотя некоторые офицеры были склонны считать евреев в целом «политически нетерпимыми и подозрительными элементами».[326]

По данным гестапо, число выявленных в результате прочесывания лагерей и уничтоженных евреев к декабрю 1941 года достигло 16 тысяч человек. На судебном процессе против бывшего командующего 11-й германской армией Манштейна было выяснено, что только с декабря 1941 по август 1942 года эта армия передала СД 3281 пленного, которые были расстреляны. Исследователи считают, что в целом жертвами политических и расовых чисток военнопленных пало 140 тысяч пленных бойцов и командиров Красной Армии. Известно также, что из 120 тысяч погибших евреев-военнослужащих РККА на поле боя пали только 35–40 тысяч, а остальные были уничтожены в плену.[327]

Одновременно вермахт продолжал вести антисемитскую пропаганду и в сражающихся частях Красной Армии. На пропуске перебежчика, отпечатанном на листовках 1941 года, говорилось: «Предъявитель этого пропуска не желает бессмысленной кровавой бани в интересах евреев и комиссаров. Он покидает разбитую Красную Армию и переходит на сторону германского вермахта».

По данным немецкого историка Йорга Фридриха, только в течение августа 1942 года в области боев 6-й армии на позиции Красной Армии было выброшено 4 миллиона листовок антисемитского содержания. Красноармейцы живо интересовались немецкими посланиями и, хотя за их хранение грозила смертная казнь, носили их в карманах и даже торговали ими.

Между тем в одной из листовок вермахта периода весеннего наступления 1942 года можно было прочитать: «Сталин и его сообщники гонят вас на гибель в интересах евреев и международного капитализма». В другой листовке, распространявшейся пропагандистскими частями вермахта в советских войсках в конце марта 1942 года, бойцов и командиров призывали перейти «на освобожденную от большевизма территорию, где свергнуто жидовско-большевистское иго, где упразднена колхозная система, где народ строит новую жизнь без большевиков, без жидов, без капиталистов и помещиков».

Вермахт, в лагерях которого зимой 1941/42 года умерли миллионы пленных красноармейцев, внушал советским солдатам, что хорошо обращается с военнопленными. Более того, «с перешедшими добровольно на нашу сторону по новому приказу Гитлера обращение еще лучше, они получают особое удостоверение, обеспечивающее им лучшее питание и ряд других льгот. Желающих работать мы устраиваем на работу по специальности».[328]

Таким образом, формами участия вооруженных сил в истреблении советских евреев стали лишение еврейского населения гражданских прав и человеческого достоинства, материально-техническая помощь опергруппам и прямое руководство ими, передача нацистским органам военнопленных евреев, наконец, самостоятельные расстрелы, прежде всего в рамках «антипартизанских акций». Без сотрудничества военных инстанций всех уровней с карательными органами режима Холокост на советской территории был бы невозможен.