3. Роль вермахта в депортации советских граждан на принудительные работы в Германию

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

3. Роль вермахта в депортации советских граждан на принудительные работы в Германию

Насильственный вывоз иностранных граждан на принудительные работы в Германию в период Второй мировой войны не является чем-то новым в истории германского империализма и милитаризма. Ему предшествовали подобные же мероприятия периода Первой мировой войны, получившие особо широкий размах с принятием в 1916 г. тотальной военной программы, так называемой «программы Гинденбурга», когда под давлением армейского руководства и германских монополий наряду с военнопленными в Германию было насильственно доставлено около полумиллиона бельгийских, французских, польских и русских гражданских рабочих[164]. Стремление фашистского германского империализма покрыть образовавшийся дефицит в рабочей силе с помощью принудительного использования иностранных рабочих не было, однако, простым повторением мероприятий Первой мировой войны. Размах и методы депортации приняли, особенно после нападения на Советский Союз, невиданный характер открытого массового порабощения. Таким образом, и в этой области господствующие круги Германии превзошли своих предшественников.

Использование иностранной рабочей силы уже в начальный период Второй мировой войны приняло в соответствии с планами, разработанными центральными органами фашистского государства совместно с ведущими монополиями, огромные масштабы, значительно превосходившие его размеры в период 1914–1918 гг.

До июля 1941 г. кроме военнопленных в Германию было депортировано около 2 млн гражданских рабочих из 18 европейских государств, в том числе: 873 тыс. из Польши, более 150 тыс. из Чехословакии, до 200 тыс. из Бельгии и Нидерландов, а также десятки тысяч из Франции, Югославии и других стран. Почти половина из них работала в сельском хозяйстве и более 30 % в военной промышленности. Только незначительная часть рабочих приехала в Германию по собственному желанию на основании трудовых соглашений или по вербовке. Основным методом привлечения рабочей силы уже с начала войны стала насильственная депортация. В соответствии с этим оплата труда рабочих была чрезвычайно низкой, а условия работы и обращение — в особенности с польскими рабочими — часто просто нечеловеческими.

Массовое использование советских граждан в германской военной экономике — в основном из расчета на молниеносную войну, а также и по политическим соображениям — вначале фашистскими планами вообще не предусматривалось. Их превращение в подневольных рабов должно было осуществиться в соответствии с целями войны главным образом на месте. Эта точка зрения, однако, уже летом 1941 г. несколько изменилась. Учитывая неожиданно высокие военные потери на германо-советском фронте и дефицит в рабочей силе в германской военной промышленности, который в августе 1941 г. составил 348 тыс. человек в сравнении с 259 тыс. в феврале, несмотря на то что туда ежемесячно направлялось в среднем 105 тыс. человек, в том числе около 20 тыс. военнопленных и иностранных гражданских рабочих, различные инстанции стали выдвигать предложения об использовании там советских военнопленных и гражданской рабочей силы из оккупированных советских районов. Эти соображения базировались на расчете скорого поражения СССР. Главное же внимание уделялось выполнению указаний Гитлера, данных им в июле 1941 г., о необходимости перевооружения сразу же после победы над Советским Союзом для дальнейшего ведения войны против Великобритании.

Первые конкретные планы были разработаны Верховным главнокомандованием вермахта в июле и августе 1941 г. Наряду с заменой французских военнопленных, занятых в германском сельском хозяйстве, советскими военнопленными предусматривалось также использование последних на строительных работах на Западе для высвобождения немецких строительных батальонов, которые могли быть использованы в военной промышленности. Почти одновременно стали поступать заявки и от германских монополий на советских квалифицированных рабочих. Так, имперское объединение «Уголь» затребовало уже в октябре 1941 г. от 10 до 12 тыс. украинских горнорабочих из района Кривого Рога для направления их на Рурские горные промыслы. С этой целью в первой половине ноября 1941 г. комиссия в составе представителей имперского объединения «Уголь», Верховного главнокомандования вермахта, имперского министерства труда и других управлений и ведомств фашистского государства и нацистской партии отбыла в Донбасс, где ею совместно с оккупационными органами были приняты необходимые меры к депортации советской рабочей силы. Уже в составе этой комиссии государственно- монополистическое переплетение органов государственной власти и фашистского германского империализма нашло свое четкое выражение.

Нажим монополий и руководства вермахта, в особенности отдела экономики и техники, привел в ноябре 1941 г. — под влиянием развития событий на германо-советском фронте — к тому, что управление по четырехлетнему планированию дало согласие на немедленное использование большого числа советских рабочих на принудительных работах в Германии. Хотя, как и ранее, на первом плане стояло использование военнопленных прежде всего на каменноугольных шахтах, транспорте и отдельных военных предприятиях, уже подчеркивалась необходимость использования на транспорте, в промышленности и сельском хозяйстве гражданских советских рабочих, которые должны были содержаться практически как пленные. От всех инстанций требовалось максимальное использование русской рабочей силы. Решающее влияние на изменение точки зрения в отношении использования советских рабочих на принудительных работах в Германии оказал окончательный провал фашистской стратегии молниеносной войны зимой 1941/42 г., в результате которого, как уже указывалось, была вскрыта нереальность использования этой рабочей силы. Массовое использование иностранных рабочих стало главной проблемой дальнейшего ведения войны, поэтому 10 января 1942 г. Геринг дал указание, в котором подчеркивалось возросшее значение использования советской рабочей силы.

Характерным для господствующих кругов фашистской Германии и ее руководящих органов является то, что только в связи с этим стала раздаваться, и то задним числом, критика в отношении массовой смертности советских военнопленных зимой 1941/42 г., в которой было повинно непосредственно Верховное главнокомандование вермахта и его управление по общим вопросам во главе с генералом Рейнеке. Так, министериаль-директор Мансфельд из имперского министерства труда заявил 10 февраля 1942 г. представителям военных и гражданских экономических органов, что возникших трудностей с рабочей силой можно было бы избежать, если бы своевременно было принято решение о широком использовании русских военнопленных. В распоряжении германских властей их имелось 3,9 млн (количество это явно преувеличено, так как в лагеря военнопленных направлялись и гражданские лица), а осталось только 1,1 млн человек. Только в период с ноября 1941 г. по январь 1942 г. умерло 500 тыс. русских. Количество занятых на работах советских военнопленных составляло 400 тыс. человек. Поэтому все большее значение приобретал вопрос использования советского гражданского населения. Из сообщения Мансфельда далее следует, что уже в январе — феврале 1942 г. еженедельно на принудительные работы в Германию угонялось от 8 до 10 тыс. советских людей. Он даже подчеркнул нелепость транспортировки этой рабочей силы в открытых или неотапливаемых закрытых товарных вагонах, ибо в пунктах назначения приходилось выгружать трупы.

С созданием управления генерального особоуполномоченного по использованию рабочей силы принцип рабского труда порабощенных народов, провозглашенный фашистским германским империализмом, стал принимать гигантские размеры. 20 апреля 1942 г. Заукель разработал свою первую программу. В ней он заявил, в частности, что наряду с усиленным привлечением немецких рабочих и полным использованием военнопленных на работы в Германию должно быть направлено громадное количество иностранных рабочих. Крупнейшим резервуаром рабочей силы являются оккупированные советские районы, людские резервы которых должны быть исчерпаны до конца путем проведения мобилизации гражданских лиц обоего пола, начиная с 15-летнего возраста, в особенности квалифицированных рабочих. Эти районы должны покрыть три четверти германской потребности в иностранной рабочей силе. Наряду со специальным военно-экономическим использованием рабочих предусматривалось направление полумиллиона здоровых и крепких девушек на работу в Германию в качестве домашней прислуги.

С полной ясностью Заукель высказался и о методах привлечения этой рабочей силы. Если не удастся заполучить ее на добровольной основе, то необходимо, считал он, прибегать к набору или даже принудительной вербовке. Одновременно он доложил об увеличении в три раза плана транспортировки рабочих, составленного еще до его вступления в должность, и о переносе выполнения его основной части на май — июнь 1942 г. с тем, чтобы уже начать использование упомянутой рабочей силы в целях обеспечения как предстоящих военных операций, так и сельскохозяйственных работ.

По проведенным управлением Заукеля подсчетам, немедленная потребность в иностранной рабочей силе составляла весной 1942 г. 1,6 млн человек[165]. Если в некотором роде предшественник Заукеля Мансфельд в конце февраля 1942 г. определял потребное количество советской рабочей силы в 627 тыс. человек, то по новым планам из оккупированных советских областей — без учета домашней прислуги — должны были депортировать около одного миллиона. Это была только первая из многих заукелевских программ депортации, в соответствии с которыми из оккупированных районов вплоть до 1944 г. насильственно угонялось все возраставшее количество людей.

Для осуществления этих программ была создана обширная организация. Она охватывала внутри страны фактически весь находившийся до тех пор в ведении имперского министерства труда рабочий аппарат. Кроме того, в оккупированных странах и районах возникла целая сеть бюро труда. Только в период с февраля до начала декабря 1942 г. на Украине было открыто 110 бюро труда. Украина являлась основным резервуаром вывоза «восточных рабочих»[166]. Наряду с этим операции по набору рабочей силы проводились на всей оккупированной советской территории, включая армейские и войсковые тыловые районы. Особое исключение было временно сделано для прибалтийских районов (главным образом для Эстонии и Латвии), где до начала 1943 г., учитывая планы «онемечивания», насильственное привлечение нерусского населения на принудительные работы не проводилось. В прифронтовой полосе — вследствие потребности фашистских войск в рабочей силе, а также роста сопротивления народных масс — отдельные районы были временно закрыты для проведения депортации населения.

Полномочия Заукеля в отношении оккупационных управлений были определены распоряжением Геринга от 27 марта 1942 г., которым ему было предоставлено право отдачи распоряжений по всем вопросам, связанным с рабочей силой. Однако попытки самостоятельных действий комиссий по набору рабочих на захваченных территориях вызвали, в особенности в оккупированных советских районах, недовольство военных властей, которые усматривали в этом покушение на предоставленные им неограниченные права и вместе с тем опасались, что им самим не хватит рабочей силы для проведения необходимых работ. В распоряжении Верховного главнокомандования вермахта от 24 апреля 1942 г. в отношении действий представителей генерального особоуполномоченного по использованию рабочей силы в прифронтовой полосе на Востоке было поэтому определено, что они должны осуществлять свою работу через имеющиеся там военно-экономические органы. Эти уполномоченные (по возможности только солдаты, прошедшие службу) для этих целей были призваны в вермахт и в качестве зондерфюреров включены в состав военно-экономических органов прифронтовой полосы. Хотя их деятельность и осуществлялась по указаниям генерального особоуполномоченного, эти указания должны были отдаваться через штаб экономического руководства «Восток» и его службы. Показательными в этой связи являются записи генерала Нагеля, назначенного в 1942 г. временно начальником военно-экономической организации «Восток» и предпринявшего в июне того же года инспекционную поездку по тыловым районам группы армий «Юг». Он отмечал, в частности, что члены вербовочной комиссии министра Заукеля, которые ранее самостоятельно действовали даже в тыловых армейских районах, были уже подчинены военно-экономическим управлениям и носили форму зондерфюреров. С тех пор был наведен порядок и установлено тесное взаимодействие. В конце сентября 1942 г. на основании, по-видимому, жалоб Заукеля Гитлером было дано указание расширить полномочия аппарата по насильственному набору рабочей силы, в соответствии с которым генеральный особоуполномоченный получил право назначать центральных уполномоченных, непосредственно подчиненных ему, при военных и гражданских управлениях.

Естественно, что между органами Заукеля и военными оккупационными властями не было никаких принципиальных разногласий в целях, которые они преследовали. И те и другие были глубоко заинтересованы в рабском труде советских граждан и в определенной степени зависели друг от друга, так как органы Заукеля во все больших масштабах осуществляли депортацию рабочей силы, но могли действовать, лишь опираясь на штыки оккупационного режима. Тесное сотрудничество органов Заукеля с вермахтом, а также полицейскими и эсэсовскими органами и органами службы безопасности Гиммлера является характерной особенностью осуществления программы порабощения населения во временно оккупированных советских районах.

В связи с этим следует остановиться на утверждении, часто выдвигаемом буржуазной историографией, в особенности в работах, посвященных оккупационной политике фашистской Германии, того, что советское население вначале якобы выражало зачастую готовность к выезду на работу в Германию и что этот «шанс» был будто бы упущен в результате жестокого обращения с рабочими.

Исторические факты и здесь говорят сами за себя. Если вначале отдельные советские граждане и соглашались на выезд на работу в Германию, то это происходило не из-за любопытства и желания познакомиться лично с условиями жизни в «хваленых капиталистических странах», как это цинично утверждает Бройтигам, говоря о советских военнопленных, а из стремления избежать голода и тяжелейших условий жизни, вызванных оккупационной политикой. К тому же следует упомянуть и о том обстоятельстве, что фашистская пропаганда не скупилась на обещания отличных условий жизни и труда в Германии и приложила немало усилий, чтобы преодолеть нежелание и сопротивление населения. Эта вербовочная работа занимала большое место и в активной пропаганде военных органов. Так, отдел пропаганды «У» (Украина) только в июле 1942 г. распространил около 350 тыс. плакатов и листовок, в которых население призывалось записываться на работу в Германию. Вся пропаганда в целом наряду со специальными акциями использовалась для этих целей, причем оккупационные органы пытались различными способами ввести население в заблуждение. Наряду с другими трюками оккупационная пресса публиковала «письма восточных рабочих», в которых восхвалялись отличные условия жизни и работы в Германии. Письма, содержавшие хотя бы намек на действительное положение вещей, задерживались специальной цензурой. Однако советские люди, найдя пути и возможности провести фашистские контрольные органы, сообщали в своих письмах в закодированном виде о реальных условиях жизни и труда.

И тем не менее — еще до того, как ужасная правда об этих условиях дошла до широких кругов советского населения, — число завербовавшихся рабочих было чрезвычайно низким. Так, начальник полиции службы безопасности и СД Украины докладывал 17 апреля 1942 г., что из запланированных в рамках первой акции Заукеля 100 тыс. рабочих в Германию могло быть направлено только около 17 тыс. Чтобы достичь желаемых результатов, необходимо было, по его мнению, отказаться от принципа добровольности и перейти к принудительным мерам. Таким же образом провалилась и уже упоминавшаяся кампания по вербовке 500 тыс. украинских девушек, которых хотели прельстить обещанием полного равноправия с немецким населением, а в последующем и заключением постоянных трудовых контрактов на определенное время. Даже Рейтлинжер, который поддерживает тезис о мнимой «готовности» советского населения к выезду на работу в Германию, замечает по этому поводу, что вместо запланированного полмиллиона удалось завербовать всего от 13 до 15 тыс. женщин и девушек. Если учесть, что до июля 1942 г. только из оккупированных районов СССР было вывезено в Германию в общей сложности 1,3 млн человек, то вышеприведенные цифры как раз свидетельствуют о полном фиаско принципа добровольной вербовки рабочей силы с самого ее начала, что впоследствии было подтверждено и самим Заукелем.

Из вышеупомянутого распоряжения Верховного главнокомандования вермахта от 24 апреля 1942 г. следует, что принудительный набор рабочей силы в оккупированных советских районах, находившихся в ведении военной администрации, с самого начала осуществлялся при непосредственном участии органов штаба экономического руководства «Восток» (для чего при военно- экономических инспекциях и управлениях тыловых армейских и войсковых районов были созданы специальные «группы труда»).

Уже в начале декабря 1941 г. штаб экономического руководства «Восток» во исполнение указаний, полученных на совещании, проводившемся Герингом 7 ноября, направил своим управлениям и службам инструкцию, предписывавшую рассматривать вопрос набора рабочей силы в качестве одной из основных задач. В распоряжении от 26 января 1942 г., направленном трем группам армий, штаб экономического руководства подчеркивал, что набор советской рабочей силы, предназначенной для ликвидации брешей в германской экономике, возникших в связи с призывом немецких рабочих в вермахт, приобретает решающее военное значение, поэтому «мероприятия по ее вербовке» должны выполняться всеми наличными силами и средствами. Для оказания помощи военно-экономическим органам и службам в конце года в оккупированные советские районы секретариатом по использованию рабочей силы имперского управления четырехлетнего планирования совместно с Верховным главнокомандованием вермахта и отделом военной экономики и техники были направлены специальные комиссии во главе с офицерами вермахта и представителями бюро труда. Эти органы, которые практически начали осуществление первых акций по принудительному набору рабочей силы, и организовали совместно с местными службами, начиная с весны 1942 г., массовый угон советских трудящихся в Германию из прифронтовой полосы сухопутных войск.

Вскоре, однако, выяснилось, что задания, установленные Заукелем, только этими наличными силами не могли быть выполнены, так как население всемерно противилось принудительному угону на работу в Германию. Поэтому главное командование сухопутных войск отдало 10 мая 1942 г. приказ о привлечении военных органов к проведению указанных мероприятий для ускорения процесса набора рабочей силы. В нем, в частности, указывалось, что этот набор не должен ограничиваться только городскими районами, в которых дислоцировались сами службы, а должен проводиться также и среди сельского населения, для чего наряду с военно-экономическими органами необходимо было привлечь полевые и районные комендатуры и т. д. Командующие войсками получили одновременно указание проверить тщательным образом потребное количество советской рабочей силы, необходимой для обеспечения собственных нужд армий и тыловых служб, и все, что можно было высвободить, немедленно передать для отправки в Германию.

Только вышеперечисленные мероприятия германских военных руководящих органов опровергают утверждение, например, Даллина, о том, что вермахт якобы не имел непосредственного отношения к программе насильственного набора рабочей силы и не нес за это ответственности. На практике военные органы даже брали на себя широкие функции заукелевских служб в прифронтовой полосе. Они возлагали на подчиненные подразделения и службы высокие нормы набора рабочих и стремились обеспечить всеми средствами их выполнение. Наряду с этим они осуществляли «контрразведывательную проверку» рабочей силы. В качестве примера можно привести приказ начальника тыла 2-й армии генерал-лейтенанта Агрикола подчиненным ему полевым и районным комендатурам о наборе и отправке на принудительные работы в Германию 36 тыс. жителей Курской области[167].

Представители офицерского корпуса при этом не забывали и себя. Они, например, использовали требование о наборе домашней прислуги для обеспечения собственных нужд и ведения своего хозяйства с помощью дешевой рабочей силы.

Главными потребителями доставляемой в Германию рабочей силы являлись военные монополии. Для них принудительный труд «восточных рабочих», в особенности их содержание в нечеловеческих условиях и жестокая эксплуатация, означали колоссальные источники дополнительной прибыли при выполнении возраставших военных заказов. Поэтому их требования в отношении такой рабочей силы постоянно росли, причем они старались урвать друг у друга ее максимальные квоты.

В соответствии с этим росли и нормы набора рабочей силы оккупационными органами. Уже в начале сентября 1942 г. Заукель потребовал депортации еще одного миллиона рабочих из советских районов при оставлении в силе невыполненного наряда на домашнюю прислугу из числа «восточных работниц». Четырьмя неделями позже он информировал восточное министерство о необходимости срочной депортации в общей сложности двух миллионов иностранных рабочих, которые должны быть вывезены невзирая ни на что в основном из тех же районов.

Требования на принудительную рабочую силу возросли в особенности с принятием тотальной военной программы, с помощью которой господствующие круги Германии пытались ликвидировать последствия поражения на Волге. При очередном сокращении сроков выполнения заданий Заукель потребовал депортации миллиона советских гражданских рабочих только в период с марта до июня 1943 г. По согласованию со штабом экономического руководства «Восток» он установил с 15 марта ежедневную норму 5 тыс. человек, расписав ее по рейхскомиссариатам и войсковым тылам, однако уже через 14 дней удвоил норму.

В соответствии с этим распоряжением генеральный комиссариат Белоруссии и оперативный тыл группы армий «Центр» должны были осуществлять ежедневно набор по 1 тыс. человек, оперативный тыл группы армий «Юг» — 2 тыс. и рейхскомиссариат Украины — 6 тыс. человек. Определенные квоты были частично возложены и на армии. Еще в марте Заукель и его заместитель государственный советник Пойкерт, являвшийся одновременно уполномоченным штаба экономического руководства «Восток», предприняли поездку в оккупированные районы, где ими было проведено совещание с представителями главного экономического управления «Юг» и военно-промышленной инспекции Украины по вопросам выполнения этой программы депортации. В качестве основного метода ее осуществления были рекомендованы мобилизация отдельных возрастов населения и усиленное «прочесывание» всей оккупированной территории. Показательным для характеристики деятельности военно-экономических органов прифронтовой полосы является высказывание генерал-майора Нагеля о том, что только главным экономическим управлением «Юг» до марта 1943 г. в Германию было насильственно вывезено 700 тыс. человек.

Осуществление упомянутых выше мероприятий, которые рассматривались одновременно и как указания штаба экономического руководства «Восток», было начато немедленно. Уже в апреле 1943 г. соответствующие органы армий и тыловой военной администрации на южном участке фронта начали насильственную мобилизацию и вывоз в Германию населения 1924 и 1925 гг. рождения. Несколько позже подобная акция начала осуществляться в районах действия группы армий «Центр», только здесь под мобилизацию попали частично и жители 1923 г. рождения. Количество возрастов, подпадавших под насильственную мобилизацию на работу в течение лета 1943 г., постоянно росло. При этом военные органы начали осуществлять учет 17- и даже 15-летней молодежи. В июле 1943 г. командование группы армий «Центр» отдало приказание о мобилизации населения 1926 г. рождения. В начале сентября в издаваемом главным экономическим управлением «Юг» бюллетене «Виртшафтснахрихтен фюр ди прессе» была помещена заметка о мобилизации жителей 1926 и 1927 гг. рождения на принудительные работы в Германию. Из Прибалтийских советских республик к этому времени также начала проводиться массовая принудительная депортация рабочей силы.

Оккупационные органы прибегали при проведении подобных акций к самым жестоким мерам. Население под вооруженным конвоем доставлялось в регистрационные пункты и находилось там под усиленной охраной до момента отправки. Кроме того, в городах проводились облавы, во время которых все работоспособное население задерживалось и на заранее подготовленных транспортных средствах отправлялось в Германию. В сельской местности также регулярно проводилась «охота на людей». В оперативном донесении коменданта тыловых районов 2-й армии (группа армий «Центр») отмечалось, что изо дня в день там можно было наблюдать ужасные сцены, когда «восточные рабочие» покидали свои деревни, направляясь на принудительные работы в Германию. Особенно трудно проходила акция по насильственной мобилизации молодежи 1925 г. рождения. Так как девушки скрывались в полях, за ними устраивалась настоящая охота. В качестве наказания за невыполнение разнарядок на выделение рабочей силы сжигались дотла целые деревни. Чтобы предотвратить побег людей, занесенных в списки, оккупационные власти наряду с репрессиями по отношению к жителям стали применять практику задержания заложников. В специальных объявлениях населению угрожали тем, что в случае неявки лиц, мобилизованных для отправки в Германию, пострадают их родственники. А когда в Корсуни (Черкасской области) сбежало 200 человек молодежи, назначенных к отправке на принудительные работы в Германию, часть их родственников была арестована и по истечении недели расстреляна.

Нередко жертвой депортации становились неработоспособные и больные советские граждане. Их количество составило, по данным специально созданного в 1942 г. «Центрального пункта для представителей восточных народов», только осенью 1942 г. от 5 до 10 % всех насильственно угнанных, то есть более 100 тыс. человек. Условия транспортировки были часто варварскими. Даже в официальных немецких донесениях говорилось о том, что товарные вагоны битком набиты людьми; в пути вагоны, как правило, не открывались из опасения бегства пассажиров, люди находились в них длительное время без питания, не имея элементарной возможности естественных отправлений. Сопровождавшие транспорт команды обходились с ними очень грубо, избивая за протесты против невыносимых условий. При этом необходимо отметить, что транспортировка мобилизованных рабочих осуществлялась под надзором военных властей, которые зачастую выделяли персонал для непосредственного сопровождения эшелонов.

Проведение депортации встречало ожесточенное сопротивление всего советского населения. В борьбе против фашистских охотников за людьми значительную роль сыграли советские партизаны, бравшие под защиту жителей районов, находившихся под угрозой проведения подобных акций. Однако это было не везде возможно. Поэтому ими нередко организовывался вывод населения целых деревень в партизанские районы, где жители располагались в специальных семейных лагерях. Так, например, в Белоруссии тысячи семей нашли прибежище в лагерях Пинского партизанского края. В этих лагерях даже возобновились школьные занятия. В отдельных случаях, используя контролируемые ими прифронтовые районы, партизанам удавалось эвакуировать население через линию фронта в советский тыл[168].

Сопротивление населения депортации нашло свое отражение и в донесениях оккупационных органов. Так, начальник оперативного тыла группы армий «Центр» докладывал в начале декабря 1942 г., что мероприятия по вербовке населения на работу в Германию приводят к массовому уходу жителей из деревень к партизанам, а завербованные сбегают еще по дороге на сборные пункты[169]. Большая часть их вступала бойцами в партизанские отряды. Но и в тяжелых условиях рабского труда в самой Германии многие советские патриоты, как известно, зачастую совместно с немецкими антифашистами, продолжали борьбу с нацистским режимом принуждения.

В связи с этим следует указать на то обстоятельство, что даже среди представителей фашистского государственного аппарата, учитывавших это положение, стали раздаваться голоса, требовавшие изменения методов набора рабочей силы и положения «восточных рабочих» в интересах дальнейшего их привлечения к работам и в целях «оптимального использования» в военной экономике. Типичным для понимания сути выступлений большинства таких критиков и их якобы человеческого подхода к этим вопросам является опасение, высказанное Бройтигамом еще осенью 1942 г. (он являлся в то время уполномоченным Розенберга в штабе группы армий «А»), того, что продолжение подобной практики и методов может оказаться чреватым опасными последствиями и привести к такой ситуации, когда вследствие непрерывного роста партизанского движения Украина, и не только одна она, перестанет быть поставщиком продовольствия, снабжение войск будет парализовано, положение их самих станет критическим, возникнет опасность военного поражения Германии. Другую сторону проблемы показал сам Заукель, заявив, что и машина может работать бесперебойно лишь в том случае, если будет своевременно обеспечиваться горючим и смазочными материалами и иметь необходимый технический уход. Что же касается человека, пусть даже он является представителем примитивного типа расы, он требует большего внимания, нежели машина. Но даже и эта пропитанная фашистской идеологией «низшей расы» рабовладельческая точка зрения оставалась на практике при использовании советских рабочих на принудительных работах без всякого внимания.

Для удовлетворения постоянно растущих потребностей в рабочей силе оккупационные органы с осени 1942 г. стали использовать своеобразные методы «вербовки». Если до этого они руководствовались принципом ликвидации наряду с попавшими в их руки партизанами и всех «подозрительных», то теперь большая часть работоспособного населения партизанских районов начинает вывозиться на принудительные работы. Широкое применение этого метода было предписано в указаниях Геринга об усилении борьбы с партизанами от 26 октября 1942 г., которые касались всех действующих на оккупированной советской территории органов и были дополнены и конкретизированы в приказах оккупационных властей по реализации этих указаний. Они стали осуществляться с такой интенсивностью, что начальник оперативного тыла группы армий «Центр», например, в специальном приказе указывал на необходимость за «ловлей людей» не забывать и об уничтожении самой основы существования партизан[170].

Этот метод был, однако, вскоре отменен. Примерно уже с начала 1943 г. оккупационные органы стали направлять захваченных в партизанских районах лиц главным образом в концентрационные лагеря. Согласно договоренности между Гиммлером и министром юстиции Тираком, достигнутой ими 18 сентября 1942 г., вопросы, связанные с евреями, поляками, цыганами, русскими и украинцами, подлежали впредь рассмотрению не на заседаниях обычных судов, а органами рейхсфюрера СС. Эта договоренность была направлена главным образом против представителей «восточных народов» в соответствии с генеральным планом «Восток». Тем самым мероприятия, проведение которых было начато в 1942 г. и которые преследовали цель использования концентрационных лагерей в деле роста производства военной продукции, а вместе с тем и широкого осуществления принципа «уничтожения трудом», нашли широкое применение в отношении населения оккупированных советских районов. Таким образом, в распоряжение военных монополий была предоставлена очень дешевая рабочая сила, которую они эксплуатировали беспрепятственно, вплоть до ее физического уничтожения.

Об отношении высших военных руководящих органов к этому возведенному в степень массовому преступлению свидетельствует запись в военном дневнике Верховного главнокомандующего вермахтом от 14 марта 1943 г. Если начальник тыла сухопутных войск по согласованию со штабом экономического руководства «Восток» предложил вначале использовать население партизанских районов «в целях трудового воспитания» в «своих областях» и направлять его в концентрационные лагеря лишь в отдельных случаях, то Верховное главнокомандование вермахта (штаб оперативного руководства) приказало, ссылаясь на соответственное указание Гиммлера службам СС, СД и полиции, передавать помощников партизан и лиц, подозреваемых в связях с ними, в случае если они не были расстреляны или повешены на месте, ближайшим старшим эсэсовским и полицейским начальникам для последующего их направления в концентрационные лагеря. Для этой цели были определены лагеря в Аушвице (Освенциме) и Люблине. Однако значительная часть советских граждан, по-видимому, переправлялась оттуда в другие места заключения, о чем свидетельствует скачкообразный рост их численности в целом ряде лагерей.

И этот приказ Верховного главнокомандования вермахта выполнялся скрупулезно. Особенно отчетливо это видно на примере 3-й танковой армии, которой командовал генерал-полковник Ганс Рейнхардт. В конце июля 1943 г. в штабе армии состоялось совещание, на котором было дано указание брать на учет для направления на работу в Германию всех родственников лиц, уклоняющихся от насильственной мобилизации, «невзирая на их личные взаимоотношения», в случае любого невыполнения немецких распоряжений передавать нарушителей органам службы безопасности для направления в Люблин. В середине августа командование армии приказало эвакуировать целый район под Витебском и направить его население (около 2500 человек) в тот же концентрационный лагерь. Еще 500 человек было набрано с этой же целью 2-м полевым авиационным корпусом, приданным армии, в районе Суража. В течение последующих месяцев из армейского района в концентрационные лагеря Люблин и Аушвиц было направлено еще несколько таких эшелонов.

Об одной из акций, проведенной в октябре — ноябре в районе Витебска под кодовым названием «Хайнрих», в военном дневнике армии записано, что по докладу начальника «группы труда» 206-го экономического управления района Витебска Бениша все работоспособное население, выявленное во время ее проведения, должно было быть направлено в концентрационные лагеря Люблин и Аушвиц. В качестве сборных пунктов наряду с лагерями СД использовались еще и 230-й и 125-й пересыльные лагеря для военнопленных. Наряду с этим армия выделяла и персонал для сопровождения эшелонов.

В обнаруженных в концентрационном лагере Аушвиц документах точно прослеживается прибытие туда лиц, направленных упомянутой танковой армией, в том числе младенцев. Первая их партия поступила в лагерь 9 сентября 1943 г. Следующие — 10 и 24 сентября и т. д. По армейским документам значится, что до марта 1944 г. ею было насильственно вывезено почти 25 тыс. человек. Часть депортированных лиц была помещена в Аушвиц-Биркенау, в «русский семейный лагерь Витебск» (30 бараков без окон, полов и водопровода, обнесенных колючей проволокой). Их число в результате варварских условий жизни и работы быстро уменьшалось. Осенью 1944 г. последние из оставшихся в живых заключенных этого «семейного лагеря» были отправлены в газовые камеры.

Наряду с пополнением концентрационных лагерей проводились и другие полицейские и военные «специальные акции» по принудительному вывозу рабочей силы из оккупированных советских районов. Так, для выполнения принятой в июле 1943 г. дополнительной программы по добыче угля, необходимого для увеличения выплавки чугуна и стали, в германскую каменноугольную промышленность необходимо было срочно направить 300 тыс. военнопленных. Поскольку из новых поступлений покрыть эту потребность было невозможно, Верховное главнокомандование вермахта отдало 8 июля 1943 г. приказ о направлении в последующем всех лиц мужского пола в возрасте от 16 до 55 лет, которые попадут в руки немцев во время боев с партизанами, на принудительные работы в Германию в качестве главным образом военнопленных. Что же касается членов их семей, то в соответствии с приказом Кейтеля Цайтцлер (бывший с сентября 1942 г. по июль 1944 г. начальником Генерального штаба сухопутных войск) договорился с Гиммлером о том, что молодые работоспособные женщины будут передаваться генеральному особоуполномоченному для направления на принудительные работы в Германию, а дети и старики — помещаться в особые лагеря в поместьях и на границах эвакуированных районов и использоваться на работах.

Использование советских детей на принудительных работах дополняет картину гнусных преступлений, совершенных оккупационными органами. Создание специальных лагерей для детей во исполнение соответствующих приказов Гиммлера началось в начале 1943 г. распоряжениями начальника главного экономико-административного управления СС и старших эсэсовских и полицейских начальников оккупированных районов, находившихся в ведении гражданской администрации. Дело касалось главным образом детей, близкие которых были убиты во время «операций по очистке» или же угнаны на принудительные работы в Германию. Значительное количество их поступало из прифронтовых районов сухопутных войск. Так, группа армий «Север» направила в указанные лагеря в апреле 1943 г. 3735 детей, из которых 266 было менее 2 лет, 1006 — от 2 до 5 лет, а остальным — от 6 до 14 лет. В лагерях даже маленькие дети должны были выполнять тяжелую физическую работу. И если проект, поддерживавшийся прежде всего Гиммлером, а также различными имперскими ведомствами, и в том числе штабом экономического руководства «Восток» и военно-экономическим управлением Верховного главнокомандования вермахта, по использованию детей на возделывании коксагыза и не был осуществлен, то тем не менее достоверно установлено, что они широко использовались на других сельскохозяйственных работах в тыловых районах оккупированных областей. Дети старших возрастов вывозились даже на принудительные работы в Германию. Так, на заводах «Макс Хютте» и «Ромбахер Хютте» концерна Флика уже в 1942 г. эксплуатировалось несколько сот детей от 14 лет и старше.

С началом непрерывного отхода фашистских войск осенью 1943 г. оккупационные органы стали осуществлять все более произвольную депортацию населения. Целые эшелоны схваченных без разбора в ходе многочисленных акций, проводившихся полицией и военными властями, мужчин и женщин направлялись в рабочие лагеря Заукеля или — например, эшелоны из Днепропетровска и Николаева — в концентрационные лагеря, в том числе и в Бухенвальд[171]. Оставшаяся часть использовалась на работах в оккупированных районах, в особенности на строительстве оборонительных сооружений. В больших масштабах применялась и насильственная эвакуация населения, осуществлявшаяся при отходе войск, в целях отбора рабочей силы. Уже во время марша обоз с населением, шедший с войсками, подвергался самому грубому обыску, и, как это следует из одного официального немецкого донесения, к так называемому «пункту назначения» добирались только дети и старики[172].

Чем тяжелее становилось положение Германии, тем изощреннее делались попытки ее господствующих кругов использовать еще находившийся в их распоряжении людской потенциал. Разработанная Заукелем на 1944 г. четвертая программа использования рабочей силы предусматривала насильственную депортацию 4 млн человек. Из их числа в Германию должны были быть доставлены 1,5 млн рабочих из Италии, 1 млн из Франции, по 250 тыс. из Бельгии и Голландии и 500 тыс. из советских оккупированных районов. Характерным для общего положения фашистского режима принуждения в Европе было то, что Заукель при обсуждении данного вопроса у Гитлера в присутствии Шпеера, Кейтеля, Мильха, Бакке и Гиммлера поставил выполнение своей программы в зависимость от выделения в его распоряжение крупных немецких сил для проведения экзекутивных мероприятий.

Что же касается советских районов, то вермахт удерживал еще части Западной Украины и Западной Белоруссии, а также большую часть Прибалтийских советских республик, в которых теперь и были сконцентрированы усилия немецких оккупационных властей. Только относительно небольшой генеральный округ Литвы должен был поставить 100 тыс. человек для отправки в Германию. Еще 50 тыс. человек должна была обеспечить группа армий «Север»[173].

Хотя органы Заукеля совместно с оккупационными властями и предпринимали большие усилия, чтобы с помощью дополнительно выделенных в их распоряжение войск обеспечить выполнение заданий, как это было предусмотрено планом, они были уже не в состоянии сделать это вследствие катастрофически ухудшавшегося положения на фронте и роста народного сопротивления. На совещании руководящего состава фашистского государства в имперской канцелярии 11 июля 1944 г., на котором присутствовали Шпеер, Ламмерс, Лей, Функ, Штуккарт, Шверин фон Крозигк, Кернер, Бакке, Кальтенбруннер, Варлимонт (в качестве представителя Верховного главнокомандования вермахта), Штеенграхт и другие, Заукель был вынужден доложить, что полугодовой план, предусматривавший использование более 2 млн рабочих на принудительных работах, выполняется с дефицитом в 500 тыс. человек. Роль центрального военного руководящего органа при этом характеризуется тем, что Варлимонтом была предложена новая, значительно превосходившая все прежние по своей жестокости программа депортации, которая наряду с усилением мер по отношению к партизанским районам предусматривала насильственный угон всего работоспособного населения из больших городов, находившихся на оккупированной территории.

Сейчас трудно установить, какой размах принял в соответствии с этой программой насильственный угон советских граждан на заключительном этапе войны. Названная в одной из западногерманских работ цифра за 1944 г. — 146 тыс. советских граждан вместе с военнопленными — ни в коем случае не отражает общих размеров депортации в указанный период. Она не учитывает и того положения, что при отступлении фашистских войск в концентрационные и подобные им лагеря продолжали поступать насильственно угнанные люди из мест, в которых к тому времени оккупационный режим уже перестал существовать, и они еще официально не были учтены как рабочая сила. Так, например, на шахты концерна Флика еще в течение всего 1944 г. продолжали поступать эшелоны с советскими гражданами, среди которых были женщины, старики и маленькие дети. Кроме того, большое количество советских граждан, вывезенных вначале на принудительные работы в другие оккупированные страны, например Польшу или Чехословакию, доставлялось на заключительном этапе войны в Германию.

Общее количество насильственно вывезенных во время войны в Германию советских граждан (без учета военнопленных), названное на судебном процессе в Нюрнберге советскими представителями обвинения и приведенное в новых советских работах по данному вопросу — 4,978 млн человек, — можно рассматривать как достоверное. Это означает, что из оккупированных советских районов на работы в Германию насильственно было вывезено больше рабочих, чем из любой другой страны. По официальным немецким данным, в Германию в 1942 г. было доставлено около 2 млн советских граждан. Обобщенных данных за 1943 г. не имеется. Однако, учитывая установленные Заукелем ежедневные квоты поступления советских людей с весны того же года в концентрационные лагеря и особую осеннюю программу, можно полагать, что в 1943 г. в Германию было депортировано еще 1,5–2 млн советских рабочих. Названная Заукелем в начале 1944 г. цифра — 500 тыс. человек — оказалась нереальной, так как с середины 1944 г. поток насильственно угоняемой советской рабочей силы прекратился.

Более 2 млн человек было вывезено с Украины и еще сотни тысяч — из прилегавших к ней южных районов. На втором месте находилась Белоруссия и примыкавшие к ней с востока районы тылов группы армий «Центр» — 378 тыс.[174]. Из Прибалтийских советских республик, в связи с тем что принудительная депортация там начала осуществляться значительно позднее, оккупанты не смогли уже вывезти рабочую силу в подобных масштабах.

Достаточно достоверных сведений о размерах участия военных органов в депортации советской рабочей силы пока нет.

Приведенные у Даллина по состоянию на 30 июля 1944 г. данные, основывающиеся на заметке начальника штаба экономического руководства «Восток» для доклада начальнику тыла сухопутных войск, не полностью отражают действительные размеры насильственной депортации. И все же из них следует, что около половины советских рабочих по состоянию на конец 1943 г. было насильственно вывезено в Германию из армейских тыловых районов. Это процентное соотношение в 1944 г. было, без сомнения, увеличено еще более. Об этом свидетельствует справка штаба экономического руководства «Восток» от 29 апреля 1944 г., в которой сказано, что в первом квартале 1944 г. из прифронтового района группы армий «Центр» в Германию было насильственно депортировано 33 127 человек и из генерального комиссариата (Белоруссия) — 6564 человека.