2. Создание фашистского принудительного режима во временно оккупированных советских областях
2. Создание фашистского принудительного режима во временно оккупированных советских областях
22 июня 1941 г. фашистская Германия и ее союзники, располагавшие мощной военной машиной, вероломно напали на Советский Союз. Используя элемент внезапности и вытекающее из этого превосходство в подготовке, концентрации и развертывании войск, вермахту удалось нанести размещенным в западных военных округах СССР советским войскам тяжелые удары и захватить в свои руки стратегическую инициативу. Вследствие этого главным силам Красной армии, вступившим позже в боевые действия, не удалось в ходе боев в течение летних и осенних месяцев 1941 г. добиться решающего поворота и захватить инициативу в свои руки. Фашистские войска, преодолевая упорное сопротивление Красной армии, продолжали продвижение на восток.
Причины успеха вермахта в этот период объясняются, кроме неправильной оценки советским Верховным командованием вероятного срока нападения Германии на СССР, в первую очередь силой военной мощи фашистской Германии, опиравшейся на экономические и военные ресурсы почти всей капиталистической Европы (либо в качестве союзников, либо в качестве порабощенных стран), временным превосходством фашистских войск в отдельных областях современной боевой техники, в первую очередь ее массовым применением, а также боевым опытом, полученным в ходе предшествовавших агрессивных кампаний. Это объяснялось также и тем фактом, что СССР не был полностью подготовлен к войне против самой сильной империалистической военной машины[78].
Несмотря на это, оборонительные бои советских войск летом и осенью 1941 г. привели к важным результатам. Они в значительной степени замедлили темп продвижения фашистских армий и перечеркнули тем самым не только расчеты германского Верховного командования о молниеносной войне, но и предоставили советскому командованию драгоценное время для мобилизации всей страны на отпор агрессору. Своей самоотверженной борьбой они измотали наступательные силы и резервы противника. В ноябре 1941 г., когда уже прошли все запланированные гитлеровцами сроки победы над Советским Союзом, фашистские войска, значительно измотанные, были втянуты в тяжелейшие бои на всем фронте.
Вследствие отхода советских войск большая территория западной части СССР, а именно Прибалтийские советские республики, Белоруссия, Молдавия, почти вся Украина, значительное количество западных областей РСФСР и большая часть советской Карелии, была оккупирована агрессором. Советский Союз понес в связи с этим помимо потерь вследствие боевых действий значительный ущерб. Названные области давали до войны свыше трети всей валовой продукции страны. В частности, там производилось 71 % чугуна, 58 % стали, 57 % проката, 64 % угля и 43 % электроэнергии. Особенно тяжелой была потеря индустриальных центров Украины, которые поставляли до войны (в 1940 г.) 64,7 % чугуна, 48,8 % стали, 49,7 % проката и 74,4 % кокса общесоюзного производства[79]. В оккупированных областях до войны находились мощная машиностроительная промышленность, различные отрасли химической промышленности, легкая промышленность, в особенности производство бумаги, продуктов питания и текстильных изделий. Одновременно фашистские войска захватили важные источники стратегического сырья.
Однако советским трудящимся удалось, проявив невиданные еще в истории усилия, спасти от захвата фашистами значительную часть крайне необходимого для развертывания оборонной мощи страны промышленного оборудования. С июля по ноябрь 1941 г. были перемещены на восток с преодолением величайших трудностей 1523 промышленных предприятия, в том числе 1360 крупных заводов, из областей, которым угрожал захват немецкими войсками[80]. Из оставшихся на местах сооружений значительную часть удалось вывести из строя путем разрушения важных агрегатов. Все же определенная часть предприятий вследствие быстрого продвижения фашистских войск попала неразрушенной или с небольшими повреждениями в руки оккупантов.
В занятых областях была сконцентрирована также и значительная часть сельскохозяйственной продукции СССР. Здесь до войны производилось 38 % всего сбора зерна и 84 % сахара. Кроме того, в этих областях находилось 38 % поголовья крупного рогатого скота и 60 % свиней. Почти 86 тыс. из 235 500 колхозов страны, 1468 совхозов из общего числа 4159 и 2117 из имевшихся на 22 июня 1941 г. 7069 МТС были потеряны[81].
Чрезвычайно высоки были и людские потери Советского Союза. В оккупированных областях до войны проживало свыше 40 % общего населения СССР, из них 2/3 в сельской местности. Эвакуация такого колоссального числа людей была бы даже при благоприятной обстановке невозможной. При сложившихся условиях удалось своевременно вывезти в безопасные районы, в особенности из областей Белоруссии и Украины, а также и других районов СССР, занятых в последующем оккупантами, лишь незначительную часть населения. Даже из коллективов перевезенных на восток СССР промышленных предприятий удавалось эвакуировать в среднем не более 30–40 %. Если учитывать, например, такие факторы, как призыв в Красную армию, присоединение к отходящим советским войскам, то общее число оставшегося на оккупированных территориях населения составляло оценочно едва ли менее 70 млн из 88 млн проживавших там до войны[82]. Они подвергались насилиям со стороны власти фашистов.
Для исследования действий фашистского режима в оккупированных советских областях необходимо наряду с отображением его целей рассмотреть также его структуру и функции.
При этом особым образом характеризует разбойничьи устремления германского империализма то, что фашистская Германия уже вскоре после нападения на СССР провела аннексию частей Советского государства. Область Белостока и часть Брестской области были присоединены к провинции Восточная Пруссия. Часть Западной Украины, районы Львова, Дрогобыча, Станислава и Тарнополя отошли к так называемому «генерал-губернаторству». Южная часть Украины от Николаева и севернее вдоль реки Буг до Могилев-Подольского под названием «Траснистрия» была передана 30 августа 1941 г. Румынии, которая затем присоединила к себе Северную Буковину и Бессарабию.
Оккупированные советские области были разделены на две части: на находившуюся в глубоком тылу от фронта, в политико-административном отношении подчиненную официально вступившему 17 июля 1941 г. в свои функции имперскому министерству по делам оккупированных восточных областей (ИМОВО) гражданскую административную область и на примыкающую к ней с востока, подчиненную военной администрации тыловую часть территории, занятой войсками агрессоров. Последняя, за исключением специальных вопросов экономического ограбления страны, подчинялась Верховному командованию сухопутных войск; что же касается руководства военными действиями против народного восстания, то позднее она подчинялась также и отделу L («оборона страны») в штабе оперативного руководства вермахта. В руках командующих группами армий и армиями, а также командиров тыловых частей была сосредоточена исполнительная власть.
Полицейские и другие специальные функции в обеих этих частях оккупированной территории выполняли органы, подчиненные Гиммлеру. Наряду с ними в период оккупации действовали и другие многочисленные фашистские органы. Далее будут подробно рассмотрены их обязанности, строго подчиненные варварским целям фашистской оккупационной политики.
Как уже упоминалось, в соответствии с выработанными еще до начала агрессии планами предусматривался раздел занятой советской территории — за исключением частей, подлежащих немедленной аннексии, — на четыре крупные политико-административные области. При этом, в отличие от применявшейся во время прежних агрессивных кампаний практики, вся область оккупации на период боевых действий оставалась подчиненной военному режиму; однако еще в ходе военных операций, по мере продвижения вермахта, проводилось перемещение тыловой границы областей, находящихся в ведении военной администрации, для того чтобы предоставить место оккупационным органам. Этот порядок целиком и полностью соответствовал целям возможно быстрого и всеобъемлющего разграбления и колонизации захваченных областей.
Вследствие провала планов молниеносной войны удалось, однако, создать лишь две из этих областей, так называемые имперские комиссариаты (рейхскомиссариаты) — «Остланд» (Литовская, Латвийская и Эстонская ССР, а также часть Белорусской ССР) во главе с гаулейтером Шлезвиг-Гольштинии Лозе и «Украина» (часть Украинской ССР без ряда областей) во главе с гаулейтером Восточной Пруссии Эрихом Кохом. Каждый из этих комиссариатов делился на несколько генеральных округов, которые в свою очередь вновь делились на областные комиссариаты, включавшие в себя несколько районных. Самой низшей ступенью в этой системе были общины, которые, основываясь первоначально на имевшейся административной структуре бывших сельских Советов, объединяли несколько деревень.
Официально оба имперских комиссариата были образованы 1 сентября 1941 г. Некоторые области были, однако, еще до этой даты переданы гражданским органам.
Функции вооруженного подавления вменялись в обязанность рейхскомиссариатам полиции и СС. Распоряжение Гитлера от 17 июля 1941 г. предписывало Гиммлеру «полицейское обеспечение» оккупированной области, находящейся под гражданским управлением, и уполномочивало его отдавать в этих рамках указания рейхскомиссарам как непосредственно, так и через Розенберга. Одновременно данным распоряжением устанавливалось подчинение рейхскомиссарам и областным комиссарам особых руководителей СС и полиции[83]. Для проведения режима террора в рейхскомиссариатах дислоцировались наряду с частями СС также сильные полицейские части. Лишь из числа так называемой комендантской полиции за период оккупационного режима использовались 32 полицейских и полицейско-охранных полка, кроме того, 44 полицейских батальона (включая 2 полицейских конных эскадрона).
Однако оба рейхскомиссариата никогда не охватывали всей первоначально предусмотренной территории вследствие развития боевых действий на германо-советском фронте. Кроме того, Эстонская ССР, часть Украинской ССР, Черниговская, Сумская, Харьковская области, Донецкий бассейн и Крым находились фактически под военным режимом, хотя в них частично наряду с военными административными органами действовали и гражданские. Оккупированные области РСФСР уже с самого начала находились почти исключительно под военным контролем.
Последовательность передачи военными органами оккупированных советских областей гражданской администрации рейха и соответственно имперскому министерству по делам занятых восточных областей (до 5.12 1941 г.)
*При сохранении власти военной администрации
Тем самым наиболее крупная часть советской территории, занятой во время агрессивной войны фашистской Германией, подпала под непосредственную сферу власти вермахта.
Здесь следует упомянуть, что военно-оккупационный режим в качестве самостоятельной политико-административной системы мыслился — при условии скорой победы над Советским Союзом — лишь как временная мера. Для последующего периода считали достаточным дислокацию определенного числа германских дивизий в качестве ударных частей против народных восстаний и для прикрытия образуемой — примерно по линии Архангельск, Астрахань — военной границы с «азиатской частью России». В директиве Гитлера № 32 от 11 июля 1941 г. говорилось о 60 дивизиях и воздушном флоте наряду с союзными силами. В действительности же в Верховном командовании сухопутных войск уже в первой половине июля начали планирование распределения и организации оставляемых постоянно в оккупированных областях военных сил. Так как названная предпосылка оказалась основополагающей, то военный режим стал постоянно действующим в период всего времени оккупации советской территории. Он взял на себя в тесном взаимодействии с другими фашистскими органами все оккупационные функции и отличался при этом от гражданских органов и сил СС и полиции Гиммлера в основном лишь специфическими военными формами и средствами исполнения своих задач.
Структура сферы военной оккупации была принципиально установлена «Особыми указаниями по обеспечению, часть С» от 3 апреля 1941 г. В соответствии с ними все советские области, находившиеся под управлением военной исполнительной власти (обозначавшиеся оперативной областью сухопутных войск), были разделены на три зоны:
— непосредственный район боевых действий, где командиры дивизий и корпусов и подчиненные им войска фактически сами являлись исполнительной властью по отношению к советскому населению;
— находившийся за ним на глубине примерно от 20 до 50 км тыловой армейский район в непосредственной близости к фронту, на котором для каждой армии назначался специальный комендант тылового армейского района с частями сил охранения;
— вопреки применявшейся ранее в ходе войны практике впервые в рамках каждой группы армий создавался тыловой район группы армий, начальником которого назначался обычно один из командиров корпусов.
Тыловые районы групп армий включали самую большую часть оккупированной территории, находившейся во власти военного режима. Здесь была также сконцентрирована основная масса сформированных специально для мер подавления и грабежа воинских частей, подразделений и команд.
Порядок подчиненности и организации военной власти в оккупированных советских областях
Для обеспечения мер оккупационного режима занятая территория была покрыта сетью опорных пунктов и военных комендатур. В качестве территориальных оперативных штабов для дислоцированных в тыловых областях наземных общевойсковых частей и прочих военных учреждений служили районные, а иногда и областные комендатуры. Кроме того, на оккупированной территории существовало большое число городских и местных комендатур с соответствующими военными или полицейскими гарнизонами.
Как предусматривалось в директиве Кейтеля от 13 марта 1941 г., влияние военных распространялось также и на области, находившиеся в ведении администрации министерства Розенберга. Для этих целей в рейхскомиссариатах (позднее также и в генеральном комиссариате «Белорутения»[84]) были введены специальные командующие от вермахта с соответствующими контингентами войск и далеко идущими полномочиями. Это были: командующий вермахта в генеральном комиссариате «Остланд» генерал кавалерии и группенфюрер СС Бремер (с 10 июня 1944 г. кратковременно генерал танковых войск Кемпф); командующий вермахта в генеральном комиссариате «Украина» генерал авиации Китцинген; командующий вермахта в генеральном комиссариате «Белорутения» генерал кавалерии граф Роткирх унд Трах. Подчиненные им войска состояли вначале преимущественно из охранных батальонов, однако с осени 1942 г. были усилены 11-м резервным корпусом с 141-й и 151-й резервными дивизиями (командующий вермахта «Остланд») и 12-м резервным корпусом с 143-й и 147-й резервными дивизиями (командующий вермахта «Украина»), а также и другими частями. Они сами имели право отдавать распоряжения по всем вопросам, которые они считали необходимыми для обеспечения оккупационного режима.
Командующие вермахта, однако, ни в коем случае не были ограничены решением лишь военных задач. Упомянутые инструкции Кейтеля, напротив, настоятельно требовали:
«а) тесного сотрудничества с рейхскомиссарами для оказания им помощи в выполнении политических задач;
б) использования страны для военных целей и обеспечения ее экономическими ценностями нужд германской экономики…
в) использования страны для снабжения в соответствии с требованиями Верховного командования сухопутных войск»[85].
Гитлер подтвердил эти задачи в своем распоряжении «О суверенных правах командующих вермахта в занятых областях» от 25 июня 1941 г.
Вскоре установилось тесное сотрудничество между командующими вермахта с рейхскомиссарами и руководителями СС и полиции, а также, соответственно, подчиненными им органами. На практике оно нашло свое выражение, наряду с частичным вовлечением военных органов в политико-административные принудительные меры оккупационного режима, в первую очередь в совместных актах террора против населения, в экономическом ограблении территорий рейхскомиссариатов для снабжения вермахта и в принудительной поставке рабочей силы.
В буржуазной литературе о фашистской оккупации эти факты почти без исключения игнорируются или затрагиваются лишь в форме случайных, мимолетных ссылок, так как они неприемлемы для поддержания легенды о неполитическом, исключительно военном поле деятельности, за которую несет ответственность вермахт. Так, Рейтлинжер, например, в своем труде «Дом, построенный на песке» пишет: «…в областях, которые были переданы германской гражданской администрации, вермахт потерял все полномочия власти». Однако они заслуживают того, чтобы на них обратили внимание, так как свидетельствуют наряду с другими фактами об активном общении военных органов с такими людьми, как Кох, Лозе, Кубе и другие, известными своими преступлениями, совершенными против советского населения.
Главную опору оккупационного режима образовывали оккупационные части сухопутных войск, окончательно сформированные с конца января 1941 г. Генеральным штабом сухопутных войск и узаконенные приказом начальника вооружений и командующего вооруженными силами резерва генералом Фроммом от 3 марта 1941 г.[86]. На основании этого приказа были вначале сформированы с использованием трех кадровых пехотных дивизий девять охранных дивизий и после усиления запасными бригадами по три дивизии были приданы каждому из тыловых районов групп армий. Из этих дивизий получили: тыловой район группы армий «Север» — 207, 281 и 285-ю; тыловой район группы армий «Центр» — 213, 286 и 403-ю; тыловой район группы армий «Юг» — 221, 444 и 454-ю охранные дивизии. Число этих дивизий вскоре пришлось увеличить. Всего за время войны в занятых советских областях было использовано 15 охранных дивизий (дополнительно к названным: 52, 201, 203, 325, 339 и 391-я дивизии). Кроме того, командующим тыловых районов группы армий и штаба охранных дивизий были подчинены резервные части из так называемой службы охраны порядка в форме большого числа оборонных и охранных батальонов. Одновременно этим штабам были, соответственно, приданы части полевой жандармерии и службы тайной полевой полиции, а также и службы управления «иностранные армии — контрразведка». Предваряя, здесь следует заметить, что командующим тыловыми территориями временно придавались и другие воинские части и подразделения.
Этот обширный военный аппарат, к которому вскоре после нападения на СССР отошли еще словацкие, румынские, а позднее и венгерские части, считался еще недостаточным для осуществления оккупационных задач. Поэтому в апреле 1941 г. начальник тыла сухопутных войск договорился с Гиммлером относительно дополнительного использования частей полиции и войск СС в тыловых районах армий и армейских группировок. В соответствии с этой договоренностью каждый тыловой район группы армий получал моторизованный полицейский полк, а каждая охранная дивизия — моторизованный полицейский батальон. Предоставленные Гиммлером силы включали, кроме того, 1-ю и 2-ю мотопехотные бригады СС, 1-ю кавалерийскую бригаду СС, а также ряд отдельных полицейских частей специального назначения. Использование частей СС и полиции в тыловых районах сухопутных войск осуществлялось — за исключением названных вначале, подчиненных непосредственно сухопутным войскам сил — через специально назначенных при командующих тыловыми районами высших руководителей СС и полиции. Однако военные командующие при «срочной необходимости боевого применения» имели право самостоятельной отдачи приказов этим частям и подразделениям[87].
Начинавшие первыми исполнение своих функций военные оккупационные органы приступали тотчас же после захвата отдельных советских областей к созданию своих жестоких режимов принуждения[88]. Они ликвидировали государственные и общественные учреждения и отменяли советскую законность. Вместо Советов депутатов трудящихся были назначены произвольно под контролем военных властей местные административные органы, во главе которых находились предатели, уголовники, выходцы из бывших эксплуататорских классов, среди них были и возвратившиеся с фашистскими войсками эмигранты. Оккупационные власти конфисковали наибольшую часть медицинских и культурных учреждений для военных целей, преподавание в общеобразовательных школах было почти повсеместно запрещено. Все население подлежало охвату строгой принудительной системой регистрации. Одновременно было отменено право свободного передвижения и перемены адреса, а также предоставления приюта лицам, прибывшим из других местностей, без разрешения оккупационных властей. Покидать дома, особенно в городах, разрешалось лишь в дневное время. Военные органы в большом количестве привлекали население оккупированных областей на принудительные работы по обеспечению войск. Кроме того, они ввели широкую систему конфискации и реквизиции.
За всякие нарушения фашистских распоряжений выносились самые строгие наказания, при этом доминировала смертная казнь. Зачастую она применялась даже за такие «преступления», как несоблюдение комендантского часа, нарушение поставок товаров и т. д.[89].
С особой жестокостью подавляли военные органы любое сопротивление населения. При этом они применяли смертную казнь не только за активные действия против вермахта и оккупационных властей, но и, например, за срывание немецких объявлений, распространение сообщений советского радио, хранение советских листовок, невыполнение распоряжений о сообщении местонахождения оставшихся красноармейцев и партизан и даже за загрязнение дорог. В соответствии с положениями «приказа о судопроизводстве» доказательство виновности было необязательным. В качестве характерного примера здесь следует процитировать приказ командира I армейского корпуса, подписанный генералом Клеффелем, в котором дословно говорилось: «Любая деятельность гражданских лиц, которая идет на пользу врагу, и любой вид деятельности, который может нанести вред вермахту (например, хранение листовок противника), должны караться смертной казнью. Учитывая особые обстоятельства этой войны, во многих случаях для этого достаточно уже одного подозрения»[90].
Военные органы, однако, не ограничивались лишь введением системы мер террора и принуждения по отношению к советскому населению. Проводя с первых дней интенсивные розыски «политически опасных элементов», под которыми понимались определенные части советского населения, а также обособляя и выделяя советских граждан еврейского происхождения, они одновременно во многих местах осуществляли подготовительные меры для начатых вскоре после нападения на СССР акций по массовому уничтожению целых групп населения в оккупированных областях.
Господствующие круги Германии предприняли нападение на СССР, ожидая быстрой победы над страной социализма. Они были весьма уверены в своем деле, так как ход предшествовавших кампаний против различных капиталистических стран Европы соответствовал в основном их расчетам молниеносной войны. При подготовке этой агрессии они также стремились осуществить точный учет сил противника, чтобы иметь значительный перевес в силах. Однако они были не способны понять сущность и характер Советского государства, преимущества социалистической экономической системы перед капиталистической, в особенности силу марксистско-ленинской идеологии, социалистического сознания руководимых Коммунистической партией народных масс и вытекающую отсюда непреодолимую силу сопротивления по отношению к любому агрессору.
Эта неспособность к правильной оценке привела к поражению германских империалистов и милитаристов при наступлении на Советский Союз. Уже в первые дни и недели кампании офицеры фашистского Генерального штаба вынуждены были признать, что сопротивление советских войск превзошло все их ожидания. Их вначале оптимистическая оценка была омрачена в течение лета и осени 1941 г. и сменилась озабоченностью о возможности достижения агрессивных целей. Ярким примером этому являются, между прочим, записи в дневнике Гальдера. Если он 3 июля 1941 г. считал кампанию уже выигранной, то 11 августа ему пришлось констатировать, что «колосс Россия» был недооценен во всех областях. Несмотря на это, фашистское руководство и в дальнейшем переоценивало свои силы и считало, что оно сможет в ходе наступления на Москву в октябре — ноябре 1941 г. с использованием всех наступательных сил нанести решающее поражение противнику, который, по всей видимости, исчерпал свои последние силы. Гитлер в своем приказе от 2 октября заявил, что теперь «наконец созданы предпосылки для нанесения последнего мощного удара, который должен привести к разгрому противника еще до наступления зимы». Уже 2 декабря 1941 г. генерал-фельдмаршал Бок, который руководил наступлением на Москву, констатировал: «Оборона противника находится на грани своего кризиса»[91]. В советском контрнаступлении, начавшемся неожиданно для фашистского руководства 5 декабря 1941 г., с наибольшей яркостью отразились просчеты и авантюризм господствующих кругов Германии и их военной клики. Значительные успехи советских войск развеяли миф о непобедимости вермахта и привели к окончательному провалу молниеносной войны.
Как и в военной области, господствующие круги Германии при своей оценке позиции советского населения на оккупированных территориях исходили из неправильных предпосылок. Хотя, как об этом свидетельствуют подготовительные меры, оккупанты уже с самого начала предвидели сопротивление их режиму, однако они основательно ошиблись относительно характера и размаха этого сопротивления. Гитлер выразил господствовавшее повсюду мнение относительно силы сопротивления советского населения, когда он на совещании с руководящей верхушкой вермахта заявил 17 марта 1941 г.: «Мировоззренческие узы еще недостаточно прочно сплачивают русский народ. После устранения функционеров он будет расколот».
Иллюзорность этого мнения проявилась уже в первые недели и месяцы войны со всей ясностью. Как и весь советский народ, население оккупированных областей защищало не только свою родину от актов захватничества и насилия со стороны фашистских агрессоров, оно одновременно боролось за существование социалистического государственного и общественного строя. Защита социалистического отечества, интернациональное значение которой подчеркивал уже В.И. Ленин в тяжелые дни после насильно навязанного кайзеровской Германией грабительского Брест-Литовского мира, определяла содержание этой борьбы и имела решающее значение для придания ей массового характера.
В отличие от порабощенных фашистской Германией капиталистических стран Европы, в которых прогрессивные и патриотические народные силы вели борьбу против оккупантов, рассчитывая в основном лишь на самих себя, советское движение сопротивления с самого начала являлось интегрированной составной частью борьбы всего советского общества против агрессоров. Борьба советских войск на фронте, трудовой героизм населения и действия против оккупационного режима в тылу фашистских войск создали нерушимое единство. Эта борьба во всем ее размахе проходила под руководством Коммунистической партии Советского Союза и советского правительства. 29 июня 1941 г. ЦК Коммунистической партии Советского Союза и Совет Народных Комиссаров потребовали в совместной директиве, адресованной руководителям партийных и государственных органов прифронтовой полосы, организовать народное сопротивление и создавать в областях, занятых фашистскими войсками, партизанские отряды и диверсионные группы. В ней говорилось, что в оккупированных областях для врага и его пособников должны быть созданы невыносимые условия. Врага необходимо преследовать на каждом шагу и уничтожать, его мероприятия следует срывать. В соответствии с этим местные органы Коммунистической партии Советского Союза и Советского государства обратились с призывом организовать народное сопротивление. Эти директивы были дополнены решением Политбюро ЦК Коммунистической партии от 18 июля 1941 г. об организации борьбы в тылу германских войск. В решении были изложены задачи борьбы партийных органов оккупированных областей в подполье и вопросы организации народного сопротивления.
Эти призывы и директивы имели большое мобилизующее значение. На их основе в областях, которым угрожало дальнейшее продвижение противника, заблаговременно организовывалось сопротивление против оккупационного режима. Одновременно возникла всеобъемлющая сеть нелегальных партийных и комсомольских комитетов с большим числом первичных организаций и групп.
На больших территориях западной части СССР, однако, народное движение Сопротивления с самого начала развивалось в тяжелых условиях оккупации. Большая часть зачастую спонтанно возникших, недостаточно вооруженных партизанских групп и групп движения Сопротивления действовала, рассчитывая лишь на свои силы. Однако и здесь сопротивление захватчикам вскоре приняло характер массового движения. Уже в середине августа численность действовавших лишь в Белоруссии партизан составляла 231 отряд (примерно 12 тыс. бойцов)[92].
В особенно сложных условиях развивалась борьба сил сопротивления в Прибалтийских советских республиках, а также в западных районах Украины и Белоруссии, где советская власть была установлена лишь в 1939 и 1940 гг. Время, прошедшее до фашистского нападения, было, конечно, недостаточным для осуществления социалистических преобразований во всех областях общественной жизни, особенно в области идеологической. Так, в промышленности и торговле Эстонской ССР еще имелось большое число частных предприятий. Социалистическое развитие сельского хозяйства сделало лишь свои первые шаги[93]. Подобным было положение и в других названных выше областях. Правда, эксплуататорские классы повсюду сошли со сцены в основном без борьбы. Однако их еще в большом числе представляли мелкие капиталисты, кулаки, реакционное духовенство, бывшие чиновники буржуазных правительств и другие антинародные элементы, которые связывали с нападением фашистских войск надежду на восстановление капиталистических порядков. Многие из них оказались при этом помощниками фашистов в проведении оккупационной политики[94].
Однако ни оккупантам, ни их буржуазно-националистическим лакеям не удалось обмануть большинство трудящегося населения и ввести его в заблуждение относительно выбранного им самим пути социалистического развития в одном ряду с другими народами СССР. В этих областях на ранней стадии также разнились ростки народного сопротивления оккупационному режиму. Так, в Эстонской ССР уже в середине июля 1941 г. из населения были сформированы партизанский полк, несколько небольших партизанских отрядов, истребительные батальоны для борьбы против шпионов и диверсантов общей численностью примерно 10 тыс. человек. И если значительная часть этих сил привлекалась для усиления советских войск, которые вели упорные оборонительные бои, то, кроме этого, в областях, занятых немецкими войсками, оставалось большое число коммунистов, комсомольцев и беспартийных патриотов для организации сопротивления. Подобное развитие получило народное сопротивление и в Литовской ССР.
Конечно, и для советского движения Сопротивления, и в особенности для партизанского движения, необходим был определенный организационный период, нужно было накопить опыт и опробовать тактические методы борьбы, чтобы достичь наиболее полной эффективности в борьбе. Однако для этого движения характерно то, что оно, в зависимости от местных условий, преодолело этот период за короткое время и быстро смогло перейти к эффективным действиям.
Поэтому развитие сопротивления в тылу агрессивной армии с первых недель войны стало ощутимо сказываться на выполнении планов операций фашистского руководства. Уже 1 июля 1941 г. Гальдер вынужден был констатировать, что умиротворение тыловых областей представляет серьезные заботы и что для этих целей не хватает охранных дивизий. 5 июля Браухич после кратковременной поездки на фронт докладывал о небезопасности в тыловых областях группы армий «Центр». 20 июня 1941 г. группа армий «Центр» сообщила главному командованию сухопутных войск, что в отличие от боев на Западе окруженные силы противника частично ведут бои как партизаны. В последующие дни подобные донесения поступали также от группы армий «Юг». 15 июля 1941 г. отдел «иностранные армии Востока» ОКХ дал первую обобщающую сводку о появлении советских партизан. Через три дня фон Браухич через генерала для специальных поручений Мюллера издал указание о действиях против лиц, принадлежащих к партизанским отрядам, и гражданских лиц, содействующих им[95].
За последующие недели участились сообщения о появлении советских партизанских частей. Так, танковая группа «4» докладывала в конце июля о планомерных действиях партизанских групп, нарушающих сообщение по шоссе в ее тыловом районе, а 31 июля также и группа армий «Север» донесла о нападениях на немецкие части за линией фронта. Речь шла при этом, по всей вероятности, не о единичных действиях, так как уже 6 августа командование группы армий было вынуждено издать подробную инструкцию об организации и тактике боевых действий против появившихся в их области партизан и о возможностях их ликвидации[96].
Боевая деятельность советских партизан усиливалась. Особенно активные действия развернулись в тыловых районах группы армий «Центр». Командующий ее тылом генерал фон Шенкендорф вынужден был в начале октября сообщить, что все подчиненные ему дивизии втянуты в бои с партизанами.
Таким образом, и документы тогдашних военных руководящих органов также подтверждают данные марксистской историографии относительно размеров советского народного сопротивления в первые недели и месяцы войны. Одновременно они неоспоримо опровергают выдвинутое реакционными буржуазными историками утверждение о том, что народное сопротивление развилось лишь как следствие «промахов» органов, находившихся в ведении Розенберга и Гиммлера.
Успешные боевые действия советских партизан вынудили фашистское Верховное командование уже летом 1941 г. предпринять изменения в запланированном соотношении сил между фронтом и тылом. Вначале оно использовало наиболее боеспособные части оккупационных войск для форсирования темпа наступления на отдельных участках фронта, однако вскоре было вынуждено привлекать для охраны тыловых областей наряду с собственно для этой цели определенными частями и другие контингенты войск. Уже в конце июля 1941 г. пришлось использовать для охраны тыловых областей, и в первую очередь в районе группы армий «Центр», части резерва главнокомандования и отдельные фронтовые дивизии (всего шесть дивизий). Одновременно проводилось более интенсивное использование для этих целей частей союзников фашистской Германии. Кроме того, число охранных дивизий было в феврале 1942 г. увеличено до двенадцати. Какие размеры приняло применение фронтовых войск в тыловых районах армий, видно на примере 11-й армии, которая в ноябре 1941 г. назначила до корпуса немецких и румынских войск для борьбы против действовавших в Крыму партизан.
Подобная ситуация облегчала в известной степени боевые действия советских войск и в первую очередь способствовала нарушению оккупационного режима и дезорганизации его аппарата подавления. Наглядным примером этому являются действия белорусского партизанского отряда № 277 летом и осенью 1941 г. Им было уничтожено 55 местных контрольных постов и полицейских опорных пунктов и отбито у немецких органов, занимавшихся разграблением, 200 т продовольствия, которое было распределено среди населения. В литературе относительно партизанской войны в СССР приводится большое количество подобных примеров.
Если действия партизан явились причиной неуверенности и замешательства среди оккупационных органов и их местных пособников, то одновременно в период, когда успехи фашистских войск вызвали у некоторых советских граждан чувство временного уныния, они укрепляли политико-моральное состояние и волю населения к сопротивлению. М.И. Калинин, давший 17 марта 1942 г. основополагающую оценку боевым действиям советских партизан, охарактеризовал их как значительнее достижение на данном этапе[97]. Одновременно участники партизанского движения и движения Сопротивления проводили под руководством партийных и комсомольских комитетов уже в первые месяцы войны значительную политическую разъяснительную работу, в ходе которой они разоблачали лживую пропаганду оккупационных органов, распространяли сведения об их преступлениях и призывали население к активному сопротивлению.
Партизанское движение уже в 1941 г. составляло основную силу народного сопротивления против оккупационного режима. В полном взаимодействии с ним развертывались и другие формы массового сопротивления. Во многих городах, на предприятиях и в сельской местности возникали подпольные группы, которые начинали борьбу против оккупантов. Так, в первые месяцы оккупации в Минске образовались группы сопротивления на предприятиях, среди представителей интеллигенции и других слоев населения. Эти группы успешно организовывали пропагандистскую работу, диверсионную деятельность и поддерживали партизан в Минской области при формировании новых отрядов, а также в снабжении их оружием, медикаментами и одеждой. Подобное происходило и во многих других местах. На предприятиях рабочие искусно саботировали меры по возобновлению производственного процесса. Несмотря на то что они работали под строгим контролем, им удавалось разрушать или прятать важные детали машин, медленной и плохой работой срывать восстановление выведенных из строя предприятий и агрегатов. Особое значение имела подрывная деятельность трудящихся, занятых на железных дорогах. Вместе с действиями партизан им удалось уже осенью 1941 г. в некоторых местах весьма ощутимо нарушить немецкую транспортную систему. Так, в начале октября взрывами на железных дорогах была задержана переброска испанской «Голубой дивизии» и 227-й пехотной дивизии в распоряжение группы армий «Север», предназначавшихся для усиления второго наступления в середине октября с целью полного окружения Ленинграда[98]. Успешные усилия предпринимали группы сопротивления также и по проникновению в образованные оккупантами местные органы администрации. Так, среди 400 бойцов, руководимых подпольным горкомом г. Ровно, насчитывалось большое количество лиц, работавших в учреждениях Ставки Коха.
В сельских местностях также развернулось движение сопротивления фашистскому оккупационному режиму, руководимое партийными комитетами и партизанскими отрядами. Несмотря на то что оккупационные власти за любую поддержку партизан карали смертной казнью, советские крестьяне снабжали партизанские отряды продовольствием и передавали им важную информацию. Главным средством борьбы крестьянского населения стал саботаж поставок сельскохозяйственных продуктов для вермахта и вывоза их в Германию. Несмотря на строжайшие принудительные меры и проведенную собственно военными органами по директиве ОКХ зимой 1941/42 г. четырехнедельную кампанию по обмолоту, до весны 1942 г. удалось собрать не более половины первоначально предусмотренного минимума зерна — 5 млн т[99].
Сами по себе сложные условия движения Сопротивления и особые трудности начальной фазы войны, первоначальное отсутствие общего оперативного руководства, недостаточность линий связи, а также большие потери в борьбе против оккупационного режима чрезвычайно усложняли получение точных сведений относительно численности советского движения Сопротивления в первые месяцы войны. Однако уже на основании имевшихся неполных данных была получена четкая картина массового характера этого движения. По этим данным, осенью 1941 г. в Белоруссии, части Украины, Прибалтийских советских республиках, а также в Смоленской, Орловской, Брянской областях и в окрестностях Ленинграда и Москвы существовало более 2200 партизанских отрядов, насчитывавших свыше 75 тыс. человек[100]. К этому следует еще добавить десятки тысяч членов групп сопротивления в городах, деревнях, и на предприятиях, помощников партизан и связных. Не требуется никаких иных доказательств того, что подобная массовая армия на занятой противником территории была создана не средствами принуждения и не смогла бы существовать и бороться без поддержки самых широких слоев населения.
Факт, свидетельствующий о том, что советское население с первого дня фашистского нападения оказывало решительное сопротивление агрессорам и их оккупационному режиму, несовместим с карикатурным изображением социализма идеологами империализма, он развенчивает основной тезис, служивший для маскировки их агрессивных планов против социалистических стран, — «освободительную миссию» империализма. Поэтому они неустанно и до сегодняшнего дня распространяют сфабрикованную фашистской пропагандой легенду о том, что немецкие войска при их вступлении в Советский Союз были встречены населением как «освободители». В этом черном деле были замешаны не только бывшие военные и гражданские «восточные эксперты» Гитлера, но также и немало буржуазных фальсификаторов истории.
Однако историческая правда не допускает двояких толкований. Советское население дало отпор фашистским оккупантам с самого начала с такой силой и решительностью, какой еще не наблюдалось ни в одной другой стране, подвергшейся нападению германского империализма. Уже в первые недели и месяцы оккупации оно создало необходимые условия для успешной борьбы против режима угнетения.