б) Значение прошлого церквей

б) Значение прошлого церквей

Позиция, изложенная в предыдущем параграфе данной главы, открыта для атаки как со стороны тех, кто рассматривает все религии в качестве фантазий и стремления выдать желаемое за действительное, так и со стороны тех, кто осуждает церкви как всегда и всецело недостойные той веры, которую они исповедуют. Чтобы отразить первую атаку, надо выйти за пределы данного «Исследования истории». Если же мы ограничимся отражением второй атаки, то мы искренне согласимся с тем, что у наших критиков большое количество материала для обвинения. Вожди христианской Церкви, например, множество раз, начиная с древнейших времен и вплоть до самого недавнего времени, казалось бы, изо всех сил старались опровергнуть своего Основоположника, усваивая свойственные иудеям фарисейство и вмешательство духовенства в светские дела, свойственные грекам политеизм и идолопоклонство, а также доставшуюся по наследству от римлян законническую защиту имущественных прав. Другие высшие религии не в меньшей степени уязвимы для критики на аналогичных основаниях.

Подобные недостатки можно объяснить, хотя, конечно же, не извинить, саркастическим замечанием остроумного викторианского епископа, который на вопрос о том, почему духовенство так глупо, отвечал: «А чего вы хотите? Нам приходится пополнять наши ряды только из мирян». Церкви составляют не святые, но грешники, и церкви, подобно школам, в любом обществе и в любое время не могут намного опережать то общество, в котором они живут и развиваются. Однако противник мог бы возобновить атаку и грубо возразить нашему викторианскому епископу, что отбор, который делает его церковь из мирян, это не сливки, но подонки общества. Одним из обвинений, постоянно бросаемых политически мыслящими противниками христианской Церкви в современном западном мире, является то, что она является палкой в колесах прогресса.

«По мере того, как начиная с XVII в. постхристианская западная цивилизация выделялась из западно-христианского мира, Церковь, справедливо боясь распространения секуляризма и возврата к неоязычеству, ошибочно отождествляла веру с отмиравшей социальной системой. Тем самым, ведя интеллектуальный арьергардный бой против “либеральных”, “модернистских” и “научных” ошибок, она опрометчиво оказывалась в положении политического архаизма, поддерживая феодализм, монархию, аристократию, “капитализм” и вообще ancien regime (старый режим), и становилась союзником, а часто и орудием политических реакционеров, которые по духу были столь же антихристиански настроены, как и их общий “революционный” враг. Отсюда неприятная политическая репутация современного христианства: в XIX в. оно вступило в союз с монархизмом и аристократией, чтобы уничтожить либеральную демократию, в XX в. оно вступило в союз с либеральной демократией, чтобы уничтожить тоталитаризм. Таким образом, по-видимому, со времен Французской революции она [всегда] была старомодной в политическом отношении. В этом, конечно же, суть марксистской критики христианства в современном мире. Христианский ответ, вероятно, заключался бы в следующем: когда гадаринское свиное стадо распадающейся цивилизации безудержно мчится вниз, к пропасти, обязанность Церкви — держаться в задних рядах стада и направлять очи как можно большего числа людей назад, вверх по склону»^{105}.

Те, для кого религия — фантазия, из-за этих обвинений, а также многих других, которые можно было бы предъявить, могут просто еще больше укрепиться в своей, некогда ими усвоенной точке зрения. С другой стороны, тех, кто, подобно автору данного «Исследования», верит, что религия — самая важная вещь в жизни, эта вера могла бы подвигнуть на весьма длительный обзор. Они вспомнили бы прошлое, которое хотя и было относительно кратким, тем не менее, исчезло в тумане древности, и заглянули бы в будущее, которое, если не будет прервано массовым убийством человеческого рода при помощи водородной бомбы или какого-либо другого шедевра западной техники, должно продолжаться почти невообразимо долгое количество эонов.