Смерть матери 24 ноября 1919 года

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Смерть матери 24 ноября 1919 года

Я пробыла несколько дней в Ясной Поляне. Собиралась ночью уезжать. Уложила чемоданы и пошла в залу пить чай. За круглым столом сидела тетенька Татьяна Андреевна и раскладывала пасьянс.

- Тетенька, душенька, погадай!

Она кончила пасьянс, велела мне снять колоду левой рукой к сердцу и разложила карты.

- Плохо, - сказала она, - очень плохо, - и быстрым движением все смешала.

- Все равно скажи, что вышло?

- Отстань, не скажу, очень плохо...

Я пристала:

- Скажи, умоляю, ради Бога скажи.

- Изволь. Болезнь вышла и смерть близкого человека. Не уедешь ты никуда сегодня...

Я не засмеялась, не стала ее слова обращать в шутку. Было тяжело на сердце. Выл ветер, и чувствовалось, как там, за окнами, холодно и темно.

- Тетенька, - сказала я, - если я сниму колоду и выйдет семерка пик, то ты сказала правду.

Шумели деревья в саду, на столе кипел самовар.

- Семерка пик! - крикнула я, открывая колоду. Мы не удивились, когда увидели ее, эту семерку пик, но было жутко. Я смешала карты.

- Туз пик!!! - крикнула я опять, дрожа всем телом. И опять не удивилась, когда увидела туза пик.

- Глупости какие выдумываешь, - неожиданно рассердилась тетенька, - сейчас же брось! Чай будем пить, пойди, мам? позови.

Она быстрыми шагами подбежала к столу и стала заваривать чай, а я пошла в спальню матери. В комнате ее был полумрак. Горела на письменном столе маленькая керосиновая лампочка. Мам? лежала на кровати, уткнувшись в подушку, лицом к стене. Она казалась маленькой и худенькой и дрожала с ног до головы.

- Мам?, что с тобой?!

- Холодно, укрой меня.

Я пощупала голову, шею. Она вся горела. Я поставила градусник. Он показывал 39,3°. Я раздела ее, напоила чаем с вином. Озноб продолжался. Прибежали тетенька, Таня.

Врачи на другой день определили воспаление легких.

Таня, дочь Ильи Васильевича* Верочка, тетенька и я ухаживали за нею. Она очень страдала. Мучил кашель, одышка. От стены кровать отодвинули и поставили посередине комнаты, чтобы легче было менять компрессы, ставить мушки и банки. Трудно отделялась мокрота.

Она не жаловалась, мало стонала, ни на кого не раздражалась. Была кротка и спокойна. Должно быть, чувствовала, что умирает, и не боялась смерти.

За два дня до смерти она позвала Таню и меня.

- Мне хотелось бы сказать вам, прежде чем я умру, - сказала она, - что я очень виновата перед вашим отцом. Может быть, он и умер бы не так быстро, если бы я его не мучила. Я горько в этом раскаиваюсь. И еще хотелось вам сказать, что я никогда не переставала любить его и всегда была ему верной женой.

Она смотрела на нас своими большими, близорукими, невидящими глазами. Она мне казалась такой прекрасной, неземной...

Она умерла от отека легких. Она говорить не могла, но прекрасные черные глаза смотрели, как будто все еще понимали. Я не могла видеть ее страданий и вышла из комнаты, в которой до последнего вздоха оставались Верочка и тетенька.

Похоронили ее на кладбище по-православному, рядом с Машей.