Первая леди

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Первая леди

Волей судьбы Америка оказалась лидером политического свободного западного мира. Но к чему вел нас свободный мир? К освобождению народов России от рабства коммунизма или же ко все большему их закрепощению?

Часть демократических стран прислушивалась к мнению Америки, с ним считалась. Почему Франции было не заключить пакт о взаимопомощи с советской Россией? Почему Бельгии, Чехословакии, Англии и другим странам не признать советской России, если Америка не только признала ее, но даже обменялась с ней послами? Представители Советского Союза фигурировали теперь уже открыто в американской жизни. На поклон к Сталину поехали из Франции Пьер Лаваль, из Чехословакии - премьер Бенеш.

И "товарищи" наглели все больше и больше. Америка постепенно превращалась в великолепно приготовленное поле для широкой коммунистической пропаганды. Советские агенты проникали всюду: в профсоюзы, в школы и университеты, в церковные протестантские круги; они инспирировали негритянские массы, устраивали негритянские беспорядки в самом Нью-Йорке, в Харлеме, они даже проникали в американские правительственные учреждения!

Вероятно, товарищи браудеры, фостеры и др. имели точные указания из Москвы, хорошо разработанные планы о системе завоевания Америки - одном из самых важных шагов к достижению мировой революции. Я не сомневалась, что в то время, как товарищ Браудер утверждал, что в Америке 30 000 партийцев, эта цифра была сильно преуменьшена, особенно если принять в соображение те сотни тысяч так называемых либералов, которые, некоторые бессознательно, другие вполне сознательно, служили орудием для проведения коммунистических веяний, разложения молодежи, подрыва религии, морали, разложения профсоюзов и проч.

С помощью этих так называемых либералов русский вопрос все больше затуманивался, рос большевистский обман, забывались нестерпимые страдания подсоветского народа.

В газетах, по радио, даже в правительственных сообщениях везде писалось и говорилось о "русском" правительстве, везде писалось и говорилось о деятелях Советов, что "русские" люди сделали то и то. Для многих американцев и, увы, для правительства Рузвельта коммунистическая власть, возглавляемая грузинским разбойником, участником экспроприации, беспринципным неучем Сталиным, удерживавшим власть лишь путем насилия, жестокости, пыток, убийств, грабежа крестьян и рабочих, - это было "русское" правительство.

И сила Сталина все росла и крепла. Он никого уже не боялся, потому что прекрасно понял, что может играть на низости, обмане, слабости людской, на их трусости, подлости, шкурничестве.

Сталин признан Западом. Он правит одной из величайших стран мира.

Тысячи и тысячи жертв платят за убийство его сподвижника Кирова - 1 декабря 1934 года.

Сталин силен. Он сметает со своего пути могущих стать его конкурентами сподвижников Ленина, старых большевиков. Один за другим арестовываются Зиновьев, Каменев, Енукидзе и много других.

В то время как российский измученный, угнетенный народ под нагайкой, изнемогая от голода, холода и усталости, кричит, спасая свою шкуру: "Да здравствует великий наш вождь Сталин!" - в Германии все выше восходит звезда полусумасшедшего фанатика Гитлера. "Хайль Гитлер!" - кричит немецкий народ Гитлеру, призывающему к уничтожению целой еврейской нации, предающему анафеме целые народы, зовущему к покорению этих народов... "Хайль Гитлер!"... В Нюрнберге ему преподносят шпагу за его речь, в которой он кричал о трех опасностях, грозящих миру. Первая - еврейский марксизм со своей так называемой парламентской демократией; вторая - это политически и морально извращенные католические умеренные центристы; и третья - это некоторые неисправимые и глупые реакционные элементы.

Нацизм был такой же уродливый, страшный нарост, как и коммунизм, руководимый теми же безбожными силами, отрицавшими христианскую религию. Недаром во дворце спорта в Берлине 15 000 антихристиан совершенно открыто справляли языческий праздник.

Мы часто слышали споры: какая власть хуже, нацизм или коммунизм? Для людей свободомыслящих, для людей верующих обе власти неприемлемы. Важно восприятие свободным миром и, в частности, либеральной частью Америки коммунизма и наци-фашизма.

В то время как христианский западный мир признал коммунистическую советскую власть и либералы были не только склонны ее оправдывать, но многие приняли ее, ей сочувствовали, даже восхищались ею, нацизм был оценен совершенно правильно и дружно и бесповоротно предан анафеме всем американским народом.

Такая точка зрения по отношению к коммунистической власти всей культурной Америки была для меня не только неприемлема, но и очень мучительна. Я выходила из себя, стараясь объяснить, доказать людям свою точку зрения на советскую власть. Не понимали или не хотели слушать.

Один раз мне пришлось читать лекцию в Ричмонде, в Вирджинии. Я заехала к своим двум подругам - Наде Данилевской и Алисе Дэйвис, которые жили поблизости. Как-то утром они мне сказали, что ждут на следующий день к завтраку жену президента миссис Рузвельт. Я очень обрадовалась. Наконец я имела случай поговорить с человеком, стоящим близко к власти.

Миссис Рузвельт приехала в маленьком автомобиле со своей приятельницей. Я помогла своим друзьям приготовить все необходимое, сделала маленькие пирожки к супу, зажарила курицу.

Во время завтрака я несколько раз поднимала вопрос о России. Но каждый раз миссис Рузвельт или заговаривала с кем-нибудь другим, или меняла разговор. Я решила, что она не хочет говорить о серьезных вещах за едой. После завтрака, в гостиной, подали кофе. Снова я попыталась заговорить о России, о коммунизме, но миссис Рузвельт отвечала рассеянно, и разговор не удался. А после завтрака мы все пошли гулять, и в последний раз я попыталась ей сказать, что я недавно из советской России, что мне хотелось бы ей рассказать, как там живут люди...

- Посмотрите, - сказала она мне, явно меня не слушая, - какой прелестный вид. Я очень люблю Вирджинию. А вы?

Больше я уже не пыталась. Вновь встретила я миссис Рузвельт гораздо позднее, незадолго до смерти президента. Об этом я расскажу позже.

А жизнь на ферме шла своим чередом. Реформы, которые вводил президент с такой невероятной быстротой, отразились косвенно и на нас. Вокруг нас дикие, запущенные леса превращались в чудный парк с новыми прекрасными дорогами, пролегавшими мимо лесных озер, через которые перекидывались новые плотины, мосты... Теперь каждый день мимо фермы около восьми часов утра проносились громадные грузовики с молодыми людьми - PWA*. Их возили на работу, и возвращались они часов в пять с криками, песнями.

- Не очень-то они переутомлены, - говорил сосед фермер, все время работавший на огороде. Он пахал, а я водила лошадь по мягкой, рыхлой борозде. - Пять часов, а уж домой едут, лодыри. А пусть спросят, когда я кончу работу. Слава Богу, если к девяти управлюсь. А налоги кто платит за этих никудышников? Вы платите, я плачу...

Как-то на обратном пути грузовик с юношами остановился у нашего дома.

- Хэлло, - сказал нам старший. - У вас, кажется, есть животные. У нас мясная похлебка осталась. Хотите?

Они наложили нам несколько ведер этой похлебки. Но наши животные, коровы и куры, ее не ели. Зато собаки и мы очень оценили пожертвование PWA. Дня три мы ели и ели, поделились обедом с дядей Джо и все-таки всего съесть не могли.

С тех пор мы часто питались на даровщину за государственный счет, или же, как говорил фермер сосед, за счет налогоплательщиков.