Каталаунские поля

Каталаунские поля

Гепиды Алариха, первыми прибывшие на место и вставшие там лагерем, выполняли роль часовых. Они раньше всех заметят приближение врага. Их задача — как можно дольше мешать ему переправиться через Арсис.

Однако они никого не увидели и были застигнуты врасплох. Франки Меровея (короля салических франков, сына или зятя Хлодиона Длинноволосого, основателя династии Меровингов и деда Хлодвига) налетели на них с топорами. Храбрые гепиды, лучше прочих солдат Аттилы обученные воевать сомкнутыми рядами, беспорядочно контратаковали и были порублены в куски. Полегло десять тысяч гепидов против двух тысяч франков. Это была первая бойня в так называемом сражении на Каталаунских полях, которое в Западной Европе веками преподносилось как спасительное для Запада.

Оправившись от шока, оба военачальника повели себя как разумные люди. Они объявили перемирие. Меровей не стремился истребить гепидов, ему было бы довольно, если бы они перешли в Арсисе обратно на северный берег Оба. Ардарих, которому, несмотря на потери, удалось выстроить прочную линию обороны к югу от Оба, предложение принял. Франки заняли их лагерь.

Ардарих с остатками гепидов направился к Шалону. Им навстречу попались остготские разведчики, потом мощный отряд гуннов, шедший на помощь. Ардарих им подтвердил, что франки на месте, а значит, Аэций с остальными тоже недалеко. Гунны остановились в ожидании приказаний.

Аттила пересмотрел свои позиции. Нужно заставить Аэция как можно больше растянуть свои войска, чтобы их ряды были неглубоки и их легче было бы прорвать.

Равнина, простирающаяся к югу от Шалона, была для Аттилы ключом к сражению. Он оставил ее за собой. Слева поставил Валамира с остготами, справа — Ардариха с гепидами. На крайнем правом фланге Берик присматривал за акацирами и гелонами.

Напротив них Аэций встал на левом фланге с галло-римлянами, лицом к гепидам. Центр он доверил бургунду Гондиоку и победителю при Арсисе, франку Меровею, которым помогали багауды и аланы Сангибана, а позади них поставил армориканцев, которые не позволят Сангибану уйти с поля боя (Аэций ему не доверял, да и Аттиле не следовало этого делать).

Правым флангом заведовали вестготы под началом старого короля Теодориха и двух его сыновей — непоседливого Торисмунда и осторожного Теодориха II.

Аэций считал, что Аттила поведет массированное наступление в центре против аланов Сангибана, который его предал. Он рассчитывал, что эта атака замедлится, когда дело дойдет до армориканцев, которые сумеют ее остановить. А в это время определенные подразделения вестготов, галло-римлян и франков отделятся от флангов, повернут на четверть оборота и нападут на них с боков, взяв в кольцо. Это был известный прием. Его применил Ганнибал в битве при Каннах в 216 году до Рождества Христова, сломал хребет римской мощи, но не сумел этим воспользоваться.

Аттила ринулся на Сангибана. Аэций ликовал. Но Торисмунд оставил свое место на правом фланге и бросился на гуннов со своей конницей, нанеся им такой мощный удар, что те побежали, хотя их никто не преследовал. Аттила обратился к ним с речью, побуждая вернуться в бой, писал Иордан через 100 лет после этих событий, приходя в возбуждение. Торисмунд удерживал занятую позицию. Оба Теодориха собирались присоединиться к нему.

Воспламенившись от речей своего императора и усиленные остготами, гунны повалили обратно, прежде чем вестготы начали свой маневр. Они опрокинули Торисмунда, смяли Сангибана, который едва успел убежать, и врезались в армориканцев, которые уже начали подаваться назад, когда Аттила заметил маневр Аэция, лично поворачивавшего левое крыло, чтобы напасть на него, в то время как оба Теодориха атаковали на другом фланге, а Торисмунд, оправившись, старался отрезать ему путь к отступлению.

Невероятным усилием он пробился через армориканцев и устремился на восток, в направлении к Ревиньи, чтобы вырваться на простор, разметав растерявшихся вестготов обоих Теодорихов. Неукротимый Торисмунд увлек своих людей в погоню, за ним шел Аэций, который уже не знал, что ему делать, и держал свои легионы в бездействии, в то время как Аттила уходил всё дальше.

Он направлялся к заграждению из повозок, устроенному в долине Орнена под усиленной охраной; за ним по пятам следовал Торисмунд. Часть воинов Аттилы прошла сквозь заграждение, остальные разделились на два рукава, охватившие его с обеих сторон. Торисмунд ринулся в загон, думая лишь о том, чтобы ударить по гуннам. В мгновение ока в него вонзились стрелы и дротики, превратив в колючий клубок. Его подхватили свои, поддерживая на коне с боков; теперь нужно было выбираться из ловушки. Окруженные гуннами, силы вестготов таяли, как снег на солнце, а Торисмунд умирал.

Но на подходе были бургунды и франки. Аттиле не улыбалось сражаться на два фронта. Он приказал выпустить вестготов из окружения. Гунны расступились, вестготы устремились в просвет и умчались, унося умирающего вождя. Они не ушли далеко.

Аттила бросил на них два отряда, стоявшие по бокам от повозок, которые уже несколько часов томились от бездействия и только того и ждали. Снова сражаться или умереть — у вестготов Торисмунда не было другого выбора. Прибытие франков и бургундов поддержало их морально.

Они вместе пошли против бушующего потока свежих сил гуннов и остготов. Остготы и вестготы извечно друг друга ненавидели, и люди Валамира с радостью в сердце расправились с остатками вестготов. Торисмунд был еще жив, его переправили в Шалон.

Аэций преодолел минутную слабость. Теперь ему противостояли гепиды, акациры и гелоны под командованием Берика. Вооруженные огромными косами гелоны подрезали ноги римским лошадям, но всадники прогнали их своими копьями. Так в тысячный раз было доказано превосходство в рукопашной колющих ударов над рубящими, требующими больше времени и пространства: в схватке негде было размахнуться, да и замах, усиливая удар, при этом открывал того, кто его наносил, делая мишенью для наконечника копья его противника.

Бились уже несколько часов. Шесть, восемь, десять, больше? Точно неизвестно. По сравнению со своими хилыми потомками из XXI века люди той поры конечно же отличались невообразимой выносливостью: стальные мускулы, легкие кузнеца, железные мозги… Кроме того, для всех, включая наемников, война была высшим развлечением, вратами славы и рая.

«Все люди стремятся к счастью — из этого правила нет исключений, — писал Блез Паскаль в XVII веке. — А что один идет на войну, другой не идет — это зависит от одного и того же стремления, которое присуще им обоим, но сопровождается различными взглядами на счастье». Так вот, все, кто копошился в тот июльский день на Каталаунских полях, находили свое счастье в войне. Это было в духе времени.

Но у человеческих сил существует предел, тем более что способ питания сражавшихся, отстоявший далеко от современных диетических норм (гунны ели только мясо, сырое или жареное, и пили, надуваясь, как бочки), не позволял им найти в себе внутренние резервы.

Как бы то ни было, они уже несколько часов яростно избивали друг друга, поэтому они устали, копья уже не так проворно устремлялись в грудь врага, палицы медленнее обрушивались на черепа, мечи разили не так уверенно. И так с обеих сторон. И побоище прекратилось.