Кладбище в награду

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Кладбище в награду

Новодевичье кладбище

Кажется, нет во всем мире больше такого кладбища, кроме московского Новодевичьего, оказаться на котором многие нацеливаются задолго до смерти. Только у нас в стране успешная карьера составляется из таких вех — должность, звание, орден, премия и… кладбище. Этим порядкам, установившимся в советское время, нисколько не изменили и нынешние «россияне».

Новодевичье — это признание, подтверждение, каких-то необыкновенных способностей, выдающихся заслуг. Причем иногда только могила на Новодевичьем и является важнейшей вехой в карьере: человек при жизни мог не совершить ничего такого выдающегося, но если он каким-то образом, какими-то неправдами, оказался в этом пантеоне, попал в один ряд с великими, то, следовательно, он обессмертил свое имя наравне с ними.

Поэтому право на Новодевичье нередко завоевывается в результате неких закулисных игр. Так было и прежде. А в наше время оно тем более является предметом торга между отдельными людьми или между гражданином и властью. Это право иногда по формальным причинам остается недоступным для людей, по-настоящему достойных. Например, когда умер популярный в 1930–1940-е артист Петр Мартынович Алейников (1914–1965), любимец миллионов, но не дослужившийся, тем не менее, до звания «народного», его, естественно, собирались похоронить на каком-то вполне приличном московском кладбище, но только не на Новодевичьем. Тогда его друг народный артист Борис Андреев сказал: коли Алейникову Новодевичье не по чину, то он уступает ему там свое место! Алейникова действительно похоронили на Новодевичьем. Благородный же поступок Андреева не забылся, — в свое время он так и довольствовался кладбищем рангом ниже.

Но бывает, что на Новодевичье пробираются личности, которым главный государственный некрополь, очевидно, не по заслугам: какие-нибудь сомнительной славы политические деятели или средних способностей журналисты, у которых, однако же, на этом свете остались выгодные связи, могущественные ходатаи. Таких могил здесь всегда появлялось немало — и в прежние времена, и в нынешние.

И все-таки Новодевичье — это преимущественно кладбище настоящей национальной элиты. Сколько бы ни было здесь покойных «со связями», не они составляют славу Новодевичьего. Какие бы почетные места они здесь ни занимали, какие бы величественные надгробия над их костями ни стояли, все равно по гамбургскому счету всем известно, чего они стоят. И это даже неплохо, что они попали на Новодевичье, — благодаря им заметнее делается значение истинно заслуженных их соседей.

На «старой» территории Новодевичьего кладбища, на углу двух дорожек, стоит монумент, на котором написано: Герой Труда профессор архитектуры Иван Павлович Машков. 14. I. 1867–12.VIII. 1945. Могила архитектора огорожена невысоким гранитным бордюром, причем на угловом камне сделана надпись: По проекту Машкова сооружено это кладбище 1904 г.

Так с этого, задокументированного в камне, года и отсчитывается теперь возраст Новодевичьего кладбища. Но нужно заметить, что дата официального учреждения большинства московских кладбищ почти никогда не соответствовала времени появления на этом месте первых захоронений. Как правило, хоронили там еще до того.

На Новодевичьем довольно много могил, датированных до 1904 года, — вплоть до начала XIX века. Но по ним нельзя судить о возрасте кладбища, — чаще всего, эти захоронения были сюда откуда-то перенесены.

В советское время на Новодевичье переносили останки знаменитых покойных практически со всей Москвы. Обычно это делалось, когда некоторые кладбища закрывались и ликвидировались. Но в иных случаях останки переносили сюда лишь потому, что какой-то очень мудрый и, очевидно, очень высокопоставленный советский некрополист выразил мнение о нежелательности знаменитым могилам находиться в рассеянии по всей столице. И тогда отдельных заслуженных покойных стали перезахоранивать на Новодевичье даже с кладбищ, действующих и поныне.

С ликвидированных кладбищ на Новодевичье в разные годы, преимущественно в 1930-е, были перенесены многие захоронения: с Симоновского — Дмитрия Владимировича Веневитинова (1805–1827), Сергея Тимофеевича Аксакова (1791–1859), Константина Сергеевича Аксакова (1817–1860), с Даниловского монастырского — Николая Михайловича Языкова (1803–1846), Николая Васильевича Гоголя (1809–1852), Алексея Степановича Хомякова (1804–1860), Николая Григорьевича Рубинштейна (1835–1881), с соседнего Новодевичьего монастырского — Льва Ивановича Поливанова (1838–1899), Антона Павловича Чехова (1860–1904), Александра Ивановича Эртеля (1855–1908), с Дорогомиловского — художника Исаака Ильича Левитана (1860–1900), композитора Ильи Александровича Саца (1875–1912), профессора этнографии Веры Николаевны Харузиной (1866–1931), профессора — биолога Еллия Анатольевича Богданова (1872–1931) и других.

С сохранившихся кладбищ сюда также переносили захоронения: с Даниловского — Сергея Михайловича Третьякова (1834–1892) и Павла Михайловича Третьякова (1832–1898), с Ваганьковского — Ивана Михайловича Сеченова (1829–1905), с Донского монастырского — Сергея Ивановича Танеева (1856–1915), с нового Донского — Валентина Александровича Серова (1865–1911), Владимира Владимировича Маяковского (1893–1930), с Владыкинского приходского — Марию Николаевну Ермолову (1853–1928). И другие. В 1960 году из Новгородской области, с погоста деревни Ручьи, были перенесены на Новодевичье останки «Председателя Земного Шара», революционера поэзии, «поэта для поэтов», как говорил о нем Маяковский, Велимира Хлебникова (Виктора Владимировича, 1885–1922). В 1966-м из Англии в Москву были доставлены и захоронены на Новодевичьем останки Николая Платоновича Огарева (1813–1877). А в 1984-м здесь был предан московской земле Федор Иванович Шаляпин (1873–1938), — умер он в эмиграции — в Париже, и сорок шесть лет покоился на кладбище Батиньоль.

Но есть на Новодевичьем несколько могил, — людей, очевидно, безвестных и умерших до 1904 года, — о которых судить наверно — перенесли ли их благодетельные родственники откуда-то, или они появились здесь «до основания» кладбища? — судить об этом уже практически невозможно.

Самая ранняя, как принято считать, здешняя могила, которую уже точно ниоткуда на Новодевичье не переносили, находится неподалеку от монастырской надвратной Покровской церкви. На неплохо сохранившемся камне написано: Сергей Гаврилович Вавилов. Сконч. 26 февраля 1904 г. на 48 году жизни. Московский мещанин Гончарной слободы.

Скорее всего, архитектор И. П. Машков построил кладбищенскую стену не до февраля 1904 года, а после. Наверное, — летом, когда и тепло, и день подольше. Следовательно, огораживали уже существующие захоронения. Не один же мещанин из Гончарной слободы там покоился.

Современное Новодевичье кладбище состоит из трех территорий. Самая ранняя, примыкающая непосредственно к южной монастырской стене, была огорожена И. П. Машковым, как уже говорилось, в 1904 году. В 1950-е кладбище существенно увеличилось за счет присоединения к нему с юга равной приблизительно по площади «новой» территории. Наконец, в 1980-е Новодевичье еще немного раздвинулось, — небольшой клочок был прирезан на этот раз с запада.

Любопытно! — на старых картах между машковской стеной и линией Окружной железной дороги изображено озерцо, — неширокое, но довольно длинное — саженей сто пятьдесят. Значит практически весь «новый» участок прежде был занят водой. Нынешние могильщики рассказывают: когда они копают здесь могилу, то даже в засушливые годы на дне в ней набирается вода, а уж в дождливые, если не поторопиться опустить гроб и забросать его землей, — могила наполнится чуть ли не до краев. В октябре 2004-го на «новом» участке хоронили дочь известного летчика Коккинаки. Могилу для нее вырыли странным образом с юга на север на самой дорожке между рядами памятников, — иначе никак не получалось. Но еще более странно выглядели еловые ветки, которыми могила была обильно засыпана. А это сделали для того, чтобы не бросалась в глаза вода на дне.

На этой территории, то есть, по существу, «в озере», похоронены: советский предсовмин Никита Сергеевич Хрущев (1894–1971), скульптор Матвей Генрихович Манизер (1891–1966), писатель Михаил Аркадьевич Светлов (1903–1964) и другие.

Где-то со второй половины 1970-х Новодевичье в очередной раз подтвердило репутацию бесподобного в своем роде кладбища, — оно стало единственным в мире закрытым для свободного посещения. Правда, спустя какое-то время посетителей вновь стали допускать до знаменитых могил, но не безвозмездно. У входа на Новодевичье с тех пор появилось особое окошко с неуместной, казалось бы, для данного учреждения надписью — «касса». В последнее время — на 2004 год — билет на Новодевичье стоил тридцать рублей, что приблизительно соответствует одному доллару. Через несколько лет этот порядок был отменен.

А закрыли для посещений кладбище тогда по вполне уважительной причине: кто-то повадился совершать украдкой всякие непристойности на могиле Хрущева. Это, как говорится, — от благодарных потомков. И, по слухам, таких непристойностей производилось на могиле порою столько, что казалось, будто навестить незабвенного председателя приходила вся Москва. По мощам и елей, — так сказал патриарх Тихон, узнав, что под ленинским мавзолеем прорвалась труба канализации.

Дореволюционных могил на Новодевичьем кладбище сохранилось совсем немного. Даже если считать с перенесенными откуда-то. Вот только некоторые надписи на старых камнях:

Княжна Павла Владимировна Яшвиль. Род. 9 января 1856 г. сконч. 24 марта 1881 г.

Врач Константин Павлович Хорошко. Скончался 5 декабря 1885 г. 39 лет.

Младенец Игорь Шаляпин. Род. 3 января 1899 г. сконч. 15 июня 1903 г.

Дорогому мужу и другу. Московской Троицкой что на Грязях церкви диакон Иоанн Петрович Прилуцкий. Скончался 22 мая 1907 г. Жития его было 65 лет.

Иосиф Михайлович Бонч-Богдановский. Генерал-майор. 31.XII.1863–3.VIII.1909.

Мичман Дмитрий Александрович Тучков. Родился 7 июля 1883 г. Погиб во время ночных маневров близ г. Севастополя 29 мая 1909 г. на подводной лодке «Камбала».

Генерал-лейтенант Александр Александрович Нарбут. Родил. 27 марта 1840 г. сконч. 5 марта 1910 г.

Заслуженный профессор М. У. Дмитрий Яковлевич Самоквасов. Род. 1834 сконч. 1911.

Капитан артиллерии Иван Сергеевич Иванов. Род. 27 марта 1974 г. сконч. 7 октября 1913 г.

Иван Семенович Нотгафт. Скончался 19 июля 1915 г.

На главной аллее «старой» территории стоит величественный монумент — прямоугольная четырехгранная стела, на одной из сторон которой изображен профиль красивого моложавого господина с усами и эспаньолкой. Под профилем выбито единственное на монументе слово — Скрябин. И годы жизни покойного — 1871–1915. Впрочем, больше слов и не нужно: крупнейшего композитора начала XX века, автора «Божественной поэмы», «Прометея» и другого, всякий, наверное, узнает по одной только фамилии. Это тот случай, когда единственная фамилия звучит громче и убедительнее самых пышных титулов. Рядом со Скрябиным покоятся теперь перенесенные с других кладбищ его коллеги-музыканты — Танеев и Рубиншнейн.

От дореволюционного прошлого на Новодевичьем почти ничего не осталось. Зато захоронений советской эпохи на кладбище великое множество. Здесь покоится практически вся советская государственная и военная элита, всякие революционеры, политкаторжане, «искровцы» и прочие. Вот только некоторые: Николай Самуилович Абельман (1887–1918), Петр Алексеевич Кропоткин (1842–1921), командир Рабоче — Крестьянского Красного флота Евгений Андреевич Беренс (1874–1928), Георгий Васильевич Чичерин (1872–1936), Людмила Николаевна Сталь (1872–1939), Вера Николаевна Фигнер (1852–1942), Дмитрий Ильич Ульянов (1874–1943), генерал армии Иван Данилович Черняховский (1906–1945), Зиновий Яковлевич Литвин-Седой (1879–1947), Николай Ильич Подвойский (1880–1948), маршал бронетанковых войск Павел Семенович Рыбалко (1894–1948), нарком здравоохранения РСФСР и СССР Николай Александрович Семашко (1874–1949), нарком иностранных дел СССР Максим Максимович Литвинов (1876–1951), Алексей Егорович Бадаев (1883–1951), первая в мире женщина-посол Александра Михайловна Коллонтай (1872–1952), Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич (1873–1955), маршал инженерных войск Михаил Петрович Воробьев (1896–1957), генерал армии Георгий Федорович Захаров (1897–1957), генерал армии Иван Ефимович Петров (1896–1958), маршал бронетанковых войск Семен Ильич Богданов (1894–1960), генерал-полковник Павел Алексеевич Белов (1897–1962), генерал-полковник Андрей Григорьевич Кравченко (1899–1963), первый красный комендант Кремля Павел Дмитриевич Мальков (1877–1965), адмирал Иван Степанович Исаков (1894–1967), Георгий Михайлович Попов (1906–1968), генерал-лейтенант Михаил Федорович Лукин (1892–1970), Андрей Андреевич Андреев (1895–1971), адмирал Николай Герасимович Кузнецов (1904–1974), Екатерина Алексеевна Фурцева (1910–1974), Николай Александрович Булганин (1895–1975), маршал бронетанковых войск Михаил Ефимович Катуков (1900–1976), главный маршал авиации Александр Александрович Новиков (1900–1976), маршал Советского Союза Петр Кириллович Кошевой (1904–1976), генерал армии Иван Иванович Федюнинский (1900–1977), Анастас Иванович Микоян (1895–1978), маршал Советского Союза Филипп Иванович Голиков (1900–1980), Николай Викторович Подгорный (1903–1983), маршал авиации Александр Иванович Покрышкин (1913–1985), Вячеслав Михайлович Молотов (1890–1986), генерал армии Василий Филиппович Маргелов (1908–1990), Андрей Андреевич Громыко (1909–1989), Кирилл Трофимович Мазуров (1914–1989), Лазарь Моисеевич Каганович (1893–1991), генерал-полковник авиации Иван Николаевич Кожедуб (1920–1991), генерал-полковник танковых войск Давид Абрамович Драгунский (1910–1992), Виктор Васильевич Гришин (1914–1992), Александр Николаевич Шелепин (1918–1994), Дмитрий Трофимович Шепилов (1905–1995), Алексей Петрович Маресьев (1916–2001), Виктор Степанович Черномырдин (1938–2010) и многие другие.

Многим столичным улицам и площадям, названным в свое время в честь каких-то революционных событий или самих революционеров, теперь возвращены исконные наименования. И чаще всего это вполне справедливо: «революционные» топонимы, очевидно, не вписывались в московскую традицию, почему москвичи легко с ними расстались. Да и когда они официально употреблялись, коренные жители всегда, наряду с ними, держали в уме прежние названия: говорили, например, — улица Горького, но помнили, что на самом деле это Тверская; говорили — Октябрьская, но имели в виду, что это Калужская и т. д. Лишь совсем немногие из них прижились так, будто существовали испокон. И один из таких топонимов, бесспорно, — Абельмановская застава. Впрочем, это исключение легко объясняется: оно непонятное, мудреное, соответственно, ни с чем не ассоциируется — ни с положительным, ни с отрицательным, — а, следовательно, и не отторгается. Теперь мало кто даже из коренных москвичей знает, что эта площадь названа в 1919 году в честь большевика из города Коврова Н. С. Абельмана. В июле 1918-го в Москве проходил 5-й Всероссийский съезд советов, и Абельман был его делегатом. Аккурат в самые дни работы съезда партия социалистов-революционеров учинила беспорядки в столице с целью сорвать недавно заключенный в Брест-Литовске мир с Германией. Абельман принял участие в подавлении мятежа. И погиб вблизи площади Покровской заставы, переименованной через год в его честь. Похоронили Абельмана с приличествующими революционными почестями на Дорогомиловском кладбище. А в 1940 году перенесли сюда — на Новодевичье.

А именем крупнейшего теоретика анархизма князя П. А. Кропоткина в Москве, как ни странно, вообще было названо очень многое — площадь, улица, переулок, набережная, станция метро. Из всего перечисленного Кропоткинскими теперь по-прежнему называются только станция метро и переулок. Причем — любопытно! — в этом переулке, в существовавшем тогда музее Кропоткина, еще в середине 1930-х вполне легально собирались последние анархисты, в то время как все прочие социалисты были уже либо в лагерях, либо на новом Донском в общей яме. Но, кроме этих двух названий, сохранился в столице каким-то чудом еще и памятный знак, связанный с Кропоткиным. Мимо него ежедневно проходят сотни людей, но мало кто из них знает, что эта невзрачная лепнина на стене дома с каким-то допотопным социалистическим лозунгом — подлинная историческая реликвия.

По ленинскому плану монументальной пропаганды в Москве было установлено несколько памятников и мемориальных досок. Они изготавливались, как правило, из недолговечных материалов и просуществовали недолго. Но тем большую ценность представляют те из них, которые все-таки дожили до нашего времени. В Большом Путинковском переулке, слева от кинотеатра «Россия», стоит дом, построенный в 1907 году по проекту Ф. О. Шехтеля для типографии газеты «Утро России». В первые годы революции на нем был укреплен небольшой гипсовый барельеф, прекрасно сохранившийся, по счастью, и теперь — заводские трубы и фигура рабочего, толкающего колесо. А под барельефом надпись: Вся наша надежда покоится на тех людях, которые сами себя кормят. Это цитата из революционного князя.

Упомянутый Брестский мир был заключен 3 марта 1918 года. Таким образом, окончилась самая кровопролитная и бездарная, самая непопулярная в истории России германская война 1914–1918 годов. По сути, Россия была тогда разбита. Армия по своему произволу оставила позиции, позволив немцам беспрепятственно дойти до самого Петрограда. Еще несколько недель такой «войны», и Второй рейх, по всей видимости, отодвинул бы свои восточные границы куда-нибудь к Уралу. Спасением стал Брестский мир. Каким бы грабительским, каким бы «похабным», как тогда говорили, он ни был, но в результате Россия уцелела как государство. Российскую делегацию на мирных переговорах в Брест-Литовске возглавлял Г. В. Чичерин. Впоследствии он стал наркомом иностранных дел РСФСР и СССР.

Генерал Черняховский был самым молодым командующим фронтом в Великую Отечественную. Со своим 3-м Белорусским он освободил Литву и первым вступил на германскую землю — вошел в Восточную Пруссию. Где и погиб 18 февраля 1945-го. За какие-то уже считанные дни до окончания войны! Похоронили тогда Черняховского с почестями в Вильнюсе. И он благополучно пролежал там до 1991 года. А в конце этого злосчастного года, когда стало ясно, что Литва вот-вот отложится, а у власти там неминуемо окажутся люди, в понимании которых Черняховский вовсе не освободитель, а натуральный оккупант, его позаботились перезахоронить в Москве. Сейчас могила выдающегося русского военачальника находится на самой новой — «западной» — территории Новодевичьего. И для тех, кто не знает этого посмертного пути генерала, дата его кончины — 1945 год — по соседству с захоронениями 1980–2000-х может вызвать недоумение.

Если Черняховский был первым из военачальников, ступивших на землю неприятеля, то в германскую столицу первым из генералов вошел командующий 3-й гвардейской танковой армией П. С. Рыбалко. В самом конце войны между двумя фронтами — 1-м Белорусским и 1-м Украинским и их командующими — маршалами Г. К. Жуковым и И. С. Коневым вышло натуральное соревнование, — кто первым окажется в Берлине? Жуков стоял ближе всех к Берлину — по прямой на запад. Но его задержали Зееловские высоты, на которых маршал оставил половину своего фронта. Конев наступал южнее. И хотя до Берлина путь ему был не ближний, зато и неприятельская оборона держалась там не столь крепко. На правом фланге у Конева действовала танковая армия генерала Рыбалко. Ей было приказано стремительным броском ворваться в Берлин с юга. Что Рыбалко и выполнил, опередив на какие-то часы соратников из 1-го Белорусского.

Маршал Рыбалко умер вскоре после войны. Похороны его на Новодевичьем были довольно необычные. Сталин лично распорядился, чтобы легендарного командарма внесли на территорию кладбища не через ворота со стороны Лужнецкого проезда, как всех вносили уже много лет, а через монастырь, причем в самом монастыре велено было звонить в колокола. Похорон с колоколами Новодевичье не знало, по крайней мере, с 1917 года.

В битве за Москву в 1941-м генерал М. Ф. Лукин был одним из наиболее отличившихся военачальников. В октябре его 19-я армия вела бои западнее Вязьмы. И в то время как весь фронт отошел еще восточнее — на можайские позиции, Лукин оставался на своем месте, причем удерживал значительные неприятельские силы. В результате он со своей армией оказался в окружении. Но сдаваться Лукин не собирался. Вот что рассказывает один из участников дела под Вязьмой — начальник 45 кд А. Т. Стученко: «Пробиваясь из окружения с остатками дивизий на соединение с фронтом, мы везде, где только было возможно, уничтожали гитлеровцев, которых в общей сложности уложили не одну тысячу. В середине октября не было дня, чтобы у нас не происходили ожесточенные стычки с врагом. В этих боях погибло много замечательных бойцов, командиров и политработников». В одном из боев был тяжело ранен и сам Лукин, — он потерял ногу. Спастись ему так и не удалось, — генерал все-таки оказался в плену.

В это время германское руководство искало среди пленных русских военачальников лидера, способного возглавить «национальное антикоммунистическое сопротивление», то есть, попросту говоря, российскую пятую колонну. Обратились немцы с таким предложением и к Лукину, который содержался в лагере для военнопленных генералов в Виннице. Любопытно! — Лукин не ответил «нет». Но ответ его был таков, что немцы больше не тревожили его своими предложениями. Лукин сказал так: прежде всего, должно быть создано русское правительство, которое Германия признает равноправным партнером, а уже тогда он, может быть, и возглавит российские вооруженные силы. «Если будет создано альтернативное русское правительство, — говорил Лукин на допросе в декабре 1941-го, — многие россияне задумаются о следующем: во-первых, появится антисталинское правительство, которое будет выступать за Россию, во-вторых, они могут поверить в то, что немцы действительно воюют только против большевистской системы, а не против России и, в-третьих, они увидят, что на вашей стороне тоже есть россияне, которые выступают не против России, а за Россию. Такое правительство может стать новой надеждой для народа». Немцы поняли, что от Лукина им ничего не добиться. К тому же вскоре отыскался Власов, который безо всяких условий пошел к нацистам в услужение. И уж совсем любопытно то, что, оказавшись в 1945 среди своих, Лукин был с миром препровожден на пенсию. Хотя за подобные суждения он вполне мог бы и на одной ноге отправиться по этапу. Почему Сталин проявил по отношению к нему такую милость?

Ближайший соратник И. В. Сталина — В. М. Молотов — многие годы был министром иностранных дел СССР. В 1939 году он подписал знаменитый договор о ненападении с Германией. В результате западные демократии первые получили то, что они так усердно готовили для России — нацистские танки и бомбы. За что боролись, как говорится, на то и напоролись. Уже, когда почти вся Европа была подвластна Германии, Молотов приехал с визитом в Берлин. Германский министр иностранных дел Риббентроп рассказал своему русскому коллеге о военных успехах рейха и, между прочим, предложил задуматься о будущем Британской империи. По его словам, Англия была практически разгромлена, доживала последние свои дни, и самое время настало обсудить, что теперь делать с бесхозным, по существу, британским наследием — с колониями. Может быть, вы возьмете Индию? — предложил Риббентроп. — Ну, если хотите, забирайте еще и Австралию, — совсем уж расщедрился он. — А мы тогда будем довольствоваться Африкой и Канадой. Молотов задумался. Говорят, Вячеслав Михайлович был человеком очень неостроумным, ненаходчивым в разговоре и к тому же без чувства юмора. Но в данном случае у него как-то случайно, само собою, наверное, вырвалось выражение, ставшее крылатым и вошедшее в историю.

Во время переговоров вдруг была объявлена воздушная тревога, — на Берлин налетели английские бомбардировщики. Риббентроп немедленно предложил гостю спуститься в подвал. И тогда Молотов произнес фразу, ставшую знаменитой: господин министр, если Англия, как вы говорите, разгромлена, почему же мы прячемся в убежище? Больше Риббентроп вопроса о британском наследстве не поднимал.

Министра иностранных дел СССР A.A. Громыко за границей прозвали «мистер Нет». Потому что он был до крайности неуступчив. Но, конечно, это «нет» нельзя понимать буквально. Иногда Громыко показывал настоящий высший дипломатический пилотаж. Однажды он отправился с визитом в какую-то недружественную страну. В его честь там был дан грандиозный по западным меркам обед, по окончании которого Громыку спросили: понравилось ли ему угощение? Вопрос был чрезвычайно неудобный. Но, может быть, и самый обед заграничные мастера политических интриг затеяли для того, чтобы поставить русского министра в неловкое положение. Ответить им: да, понравилось, — означало бы вызвать недовольство своей верховной власти, — как это он смел признать на весь мир, что у противной стороны не все дурное, а есть что-то и положительное! Ответить «нет» — и того хуже: это означало бы еще более осложнить отношения с Западом, а значит, совсем уж прогневить свое руководство. И Громыко сказал только: «вероятно». Понимайте, как знаете. Наши газеты называли этот визит «плодотворным».

A.A. Громыко

С 1930 по 1935 год первым секретарем МК партии, как в те годы назывался московский городничий, был Л. М. Каганович. На этом посту он прославился, благодаря двум, по крайней мере, своим заслугам: Каганович был инициатором разрушения многих московских церквей, в том числе и самого храма Христа, и при нем же в столице появилась первая линия метро — самого красивого, как известно, в мире. Причем обе эти заслуги оказались непосредственно связанными между собою. Во-первых, само строительство метрополитена стало удобным поводом снести церковь, — она, де, мешает строительству. А во-вторых, храмы служили источником ценного камня, которым затем отделывались некоторые станции метро. Поэтому, в известном смысле, храмы Каганович не уничтожал, а, как Вседержитель, «пресуществлял» из одного состояния в другое.

Партия высоко оценила усердие столичного городничего: его детище — московский метрополитен — стал называться именем Кагановича. И носил он это славное имя до 1955 года. Потом партия же решила, что самое красивое метро в мире и именем должно называться более значительным. В память же о заслугах Кагановича станция «Охотный ряд» была названа «Имени Л. М. Кагановича». Но вскоре, когда Каганович был разоблачен и выведен из состава, исключили из обихода и всякое упоминание его имени: «Охотный ряд» стал «Проспектом Маркса», а с 1990-го снова «Охотным рядом».

Каганович прожил без малого сто лет. Родился он задолго до революции, а умер, когда ценности, служению которым он жизнь положил, были отброшены и анафемствованы. Рассказывают, что он очень интересовался всем, что происходило во время «перестройки», следил за событиями, читал газеты, где, между прочим, тогда многое писали и о нем самом. Понятно, что писали отнюдь не лестно. Но справедливо, чаще всего.

В оправдание Лазарю Моисеевичу можно заметить лишь одно: в 1990–2000 годы, при демократических, как их называют, порядках, старая Москва разрушается куда интенсивнее и безжалостнее, нежели в его — Кагановича — эпоху.

Жил Каганович на Фрунзенской набережной. В последние годы у него появилась возможность принимать корреспондентов. Когда уже стало очевидно, что советская система отмирает, Каганович сказал в каком-то интервью: «Мы проиграли, потому что не думали о человеке». Но, по правде говоря, непонятно, что Лазарь Моисеевич имел в виду. О каких проигравших он говорил? Если о советских и партийных функционерах, то разве можно назвать их проигравшими? — они все остались у власти и при своих прежних, или еще больших, кормушках. Они, даже и не думая о человеке, не проиграли.

Другой московский городничий — Г. М. Попов — верный сын Коммунистической партии, как написано на надгробии, прославился тоже в связи с метро. В годы, когда он сидел на московском уделе, — с 1945 по 1949-й — в столице началось строительство Кольцевой линии. По первоначальному плану эта линия должна была связать между собой все железнодорожные вокзалы. Но когда уже строительство велось полным ходом, выяснилось, что линия не захватывает самые северные вокзалы Москвы — Рижский и Савеловский, а проходит несколько южнее. Оказалось, так распорядился первый секретарь МК. И вот чем Попов руководствовался, приняв такое решение: где-то в Сущеве жила его мать, и чтобы облегчить немощной старушке участь, радетельный сын придумал построить вблизи ее дома метро. Так появилась станция «Новослободская».

У В. В. Гришина — еще одного владетельного московского повелителя — также немалые заслуги перед столицей. В годы его деятельности на посту первого секретаря в Москве был проложен и застроен на месте каких-то убогих собачьих площадок красавец Калининский проспект, освобождена от всякой рухляди прошлых веков и отстроена заново Калужская площадь, наконец-то снесен печально знаменитый «дом Фамусова» на Пушкинской, и на его месте построен величественный комплекс «Известий», возведены гостиницы «Россия» вместо трущоб Зарядья и небоскреб «Интурист» в стиле брежневского реализма у самого Кремля. И еще сделано много ценного и полезного.

К сожалению, в работе товарища Гришина были и отдельные просчеты. В 1977 году у Никитских ворот выросло новое здание ТАСС. По первоначальному проекту оно должно было подняться существенно выше. И этот эффектный небоскреб, безусловно, очень оживил бы, осовременил бы, низкорослую застройку по Никитской и Тверскому, но, как писал в 1990 году в «Литературной газете» один архитектор и кандидат искусствоведения, большой, по всей видимости, знаток и ценитель московской архитектурной традиции, «щелкнули гришинские ножницы, и столь уместный на бульварном кольце ориентир, который связал бы в пространстве высотное здание на площади Восстания с силуэтами Кремля, — ориентир этот приказал долго жить».

В начале 2000-х одно из гришинских детищ — гостиница «Интурист» на Тверской была снесена. В наше время завершается снос грандиозной гостиницы «Россия», на месте которой, по проекту, предполагается воссоздать старые улицы Зарядья — Москворецкую, Мытный переулок, Большой Знаменский, Псковский. Какие же уместные ориентиры Москва теряет!

На «старой» территории кладбища обычно внимание посетителей привлекает к себе монументальное панно на монастырской стене, — там изображен многомоторный аэроплан, явно эпохи «зари авиации». Под аэропланом, в стене же, замурованные однообразными гранитными дощечками, в нишах находятся несколько десятков урн с прахом погибших в авиакатастрофе. А посередине этой композиции укреплена большая каменная доска с пояснительным текстом.

Это мемориал жертвам катастрофы аэроплана «Максим Горький», случившейся в Москве на Центральном аэродроме 18 мая 1935 года. Этот аэроплан был сконструирован А. Н. Туполевым и считался в то время самым большим в мире. Он вмещал до восьмидесяти человек пассажиров и членов экипажа. В то время авиация была еще в диковину, и присутствовать на «авиашоу», а уж тем более самому подняться в воздух считалось совершенно выдающимся достижением. На последнее могли рассчитывать разве что какие-нибудь заслуженные люди. Это было своего рода поощрением. И вот 18 мая, — а это было воскресенье, — на Ходынке собрались всякие передовики производства, ударники коммунистического труда. За свои заслуги они были удостоены высокой награды — пролететь над Москвой на бесподобном «Максиме Горьком». В первый полет отправились тридцать семь пассажиров при одиннадцати членах экипажа. Возглавлял экипаж летчик ЦАГИ Николай Семенович Журов.

Чтобы еще более усилить впечатление от «Максима», чтобы показать, какая же это махина, одновременно с ним в воздух поднялся небольшой тренировочный аэроплан ЦАГИ, который пилотировал летчик Николай Павлович Благин. В небе «Максим Горький» смотрелся совсем уже впечатляюще, — он казался гигантской птицей, вокруг которой вьется мошка не мошка, но уж что-то никак не больше воробья. И вдруг эта кроха вроде бы ни с того ни с сего спикировала прямо на крыло гиганта. Толпа внизу ахнула. Посыпались обломки, и обе машины рухнули на землю. Погибли все до единого человека, в том числе и Благин.

По официальной версии виновником катастрофы был летчик Благин. Начальник главного управления Гражданского воздушного флота т. Ткачев тогда даже сказал: «Благин с хулиганским упорством начал делать фигуры высшего пилотажа». Это, видимо, понимать нужно было так: исполнять мертвые петли вокруг могучих крыльев «Максима» Благин принялся единственно, чтобы продемонстрировать свою удаль и вопреки предостерегающим его от этого инструкциям.

Естественно, не могла не появиться и версия, что, де, Благин хулиганил в воздухе не по своей прихоти, но лишь покорствуя чьему-то неразумному повелению. Всегда же найдутся любители сенсаций, которые и непогоду объяснят происками какого-то закулисья. Впрочем, это нисколько не оправдывает Благина: если в первом случае он позволил себе преступное своеволье, то во втором проявил не менее преступный непрофессионализм. Не все ли равно.

Кремированные останки жертв катастрофы, вместе с Благиным, были выставлены для прощания в Колонном зале Дома союзов. На церемонии присутствовало все политбюро во главе с И. В. Сталиным. Похоронили их на Новодевичьем исключительно торжественно, как выдающихся национальных героев. И опять же не отделяя от прочих виновника происшествия. Его ниша в стене находится в одном ряду с нишами пассажиров и экипажа «Максима Горького». И, возможно, ничего предосудительного или неэтичного, как иногда оценивают такое соседство, в этом нет: это же, очевидно, был несчастный случай, и Благин такая же его жертва, как и все остальные.

К тому же не исключена еще и такая версия, совершенно снимающая вину с Благина: почему-то отнюдь не принимается в расчет возможная ошибка летчика Журова, пилотирующего «Максима Горького», — а может быть, тот выполнял свой маневр так, что Благин, как бы безукоризненно он не выделывал фигуры, не сумел отвернуться от неловко подставленного Журовым гигантского крыла «Максима». Кто их теперь разберет. Поэтому похоронили всех вместе, устроили единый мемориал, — и правильно сделали.

Не меньше, чем политиков и военных, на Новодевичьем похоронено известных ученых и деятелей культуры. Нужно заметить, что в прежние годы, где-то еще до 1960-х, к деятелям культуры, и особенно к писателям, для того, чтобы им оказаться на Новодевичьем, не предъявлялись слишком высокие требования. Для сравнения можно вспомнить, что за 1990–2000 годы здесь было похоронен лишь несколько писателей: Владимир Яковлевич Лакшин (1933–1993), Юрий Маркович Нагибин (1920–1994), Леонид Максимович Леонов (1899–1996), Анатолий Степанович Иванов (1928–2000), Сергей Владимирович Михалков (1913–2009). На кладбище, правда, еще стоит памятник Юлиану Семеновичу Семенову (1931–1993), но это так называемый кенотаф — символическое надгробие. Семенов здесь не похоронен: по завещанию покойного кремированные останки его были развеяны над Черным морем. Одним словом, в последние годы писателей на Новодевичьем почти не хоронили.

А вот список лишь кремированных в 1930–60 годы писателей, прах которых хранится в колумбариях кладбища. Причем в список вошли только те, у кого на нише или на самой урне написано — «писатель», «поэт» и т. п. Но, наверное, по стенам покоятся еще и такие инженеры человеческих душ, как, например, Осип Максимович Брик (1888–1945) или Тихон Васильевич Чурилин (1885–1946), род деятельности которых по разным причинам не указан. Итак, вот самые их надгробные надписи:

Сергей Яковлевич Елпатьевский. Род. 23 окт. 1854 сконч. 9 янв. 1933. Писатель народоволец, врач — общественник;

Писательница Любовь Копылова 1886–1936;

Писатель Михаил Гордеевич Сивачев 1878–1937;

Литератор Клара Наумовна Беркова 1881–1938;

Поэт — сатирик Александр Архангельский 1889–1938;

Писатель Иван Васильевич Евдокимов 1886–1941;

Писатель Владимир Феофилович Боцяновский 1869 г. — 1943 г.;

Писательница Вера Александровна Барбашева 1875–1943;

Писатель моряк Зюйд-Вест /Бывалов/ Евгений Сергеевич. Род. 1875 г. скончался 3/1943 г. Здесь отдал он в последний раз свой якорь;

Драматург Дмитрий Николаевич Долев 1883–1944;

Драматург Федор Владимирович Ильинский 1889–1944; О. М. Брик;

Писатель КеймахЯков Исаакович (Яков Кейхауз) 14.V.1912–14. Х.1945;

Герой Труда, писатель, капитан дальнего плаванья Дмитрий Афанасьевич Лухманов 1867–1946;

Литератор Евгения Константиновна Николаева 1902–1946;

Писатель Александр Федорович Насимович 12.XII.1880 г. — 7.1.1947 г.;

Писатель Савелий Моисеевич Лев-Савин 189<нрзб..> — 1947;

Писательница Полина Самойловна Бернштейн 1879–1949;

Писатель Яновский Евгений Григорьевич 1888–1950;

Писатель Александр Георгиевич Митрофанов 18.VIII.1899–1.1.1951;

Писатель драматург Борис Викторович Липатов 18.1.1904–10. Х.1954;

Писатель профессор Михаил Кузьмич Добрынин 1899–1955;

Писатель Шапиро Лев Яковлевич 1908–1955;

Писатель Тарасенков Анатолий Кузьмич 1909–1956;

Писатель Валерий Иоильевич Язвицкий 25.1.1883–12. Х.1957;

Писатель Семен Дмитриевич Фомин 1881–1958;

Писательница Софья Захаровна Федорченко 1880–1959;

Василий Каменский. Поэт. Авиатор. 1884–1961;

Писатель Павел Сычев 1890–1961. Певец Приморья;

Ант. Ладинский. Писатель. 1895–1961 гг.;

Писатель Григорий Исаакович Резвин 1895–1961;

Солдат революции, писатель, генерал-майор Николай Федорович Гарнич. Член КПСС с мая 1917.1901–1961;

Писатель Иосиф Григорьевич Горелик, член КПСС с 1930 г. 1907–1961;

Щеглов Дмитрий Алексеевич. Писатель. Воин. Коммунист. 1898–1963;

Писатель Евгений Германович Лундберг 1883–1965;

Поэт Агатов Владимир Исидорович 1901–1966. Темная ночь, только пули свистят по степи;

Писатель Накоряков Николай Никандрович 1881–1970;

1897–1971 Азарх Раиса Моисеевна. Член КПСС с марта 1917 г. Писатель, Боец, Друг.

Многие ли среди них теперь известны? Да и были ли они вообще когда-нибудь известны? За что же тогда удостоились лежать на главном кладбище страны? А, скорее всего, лишь за то, что состояли в ССП. Тогда одно только членство в Союзе Писателей доставляло человеку прав и привилегий больше, чем теперь дает, например, звание Героя России или лауреата Государственной премии.

Конечно, и среди этого списка есть авторы, даже с точки зрения современных высоких требований, достойные Новодевичьего. И, все-таки, они составляют скорее исключение. А значит, подтверждают принятое прежде правило.

Поэт Александр Архангельский был известным в 1930-е годы сатириком и пародистом. Особенно часто жертвами его сатир и пародий становились собратья-литераторы. Жизнь Александра Архангельского оборвалась трагически, — он утонул в Малаховском пруду. Когда об этом доложили И. В. Сталину, а великий вождь и учитель не только знал всех своих писателей по именам, но и каким-то непостижимым образом успевал прочитывать почти все, что издавалось в его стране, когда ему доложили о смерти Архангельского, он сострил в обычной своей манере: это его сами писатели утопили! — за пародии.

В 1912 году Василий Каменский раскрыл газету и прочитал некролог… на себя самого. Убитые горем близкие мнимого покойного извещали, что известный поэт и авиатор Василий Каменский погиб в катастрофе в городе Ченстохова. Катастрофа действительно была, но поэт отделался лишь травмами и чуть было не утонул в болоте. После этого он еще прожил почти полвека.

Василий Каменский, как и прочие его соратники-футуристы — Хлебников, Маяковский, Бурлюк, Крученых — значительное место в своем творчестве уделял созданию новых слов. По мнению футуристов поэзия будущего не могла уже довольствоваться лексикой Пушкина и Блока, — ей требовались какие-то новые слова и конструкции. И они доходили в этом «словотворчестве» порой до откровенных чудачеств, вроде «Дыр бул щыр…» Алексея Крученых. В сущности, все это было эпатажем и не больше. Чаще всего такие слова не выходили за пределы поэтических опытов. Не отставал от соратников и Каменский. В ранних его стихах встречаются такие неологизмы: «шелесточки», «звенидень», «чурлюжурль». Звучит, может быть, и эффектно и даже — как ни удивительно! — понятно, но в обиходную речь это войти не могло, потому что язык очень чувствителен к фальши и отнюдь не всегда стремится к краткости. Разве «шелесточки» заполнили какую-нибудь пустующую лексическую нишу? Вовсе нет. Этим словцом поэт предлагает заменить привычное — «шелестящие листочки». Но зачем? Вот когда у носителя языка не возникнет в подсознании такого вопроса — но зачем? — тогда только он и примет неологизм. И все-таки Василий Каменский обогатил русский язык. Хотя бы одним словом. Но оно и одно, как говорится, дорогого стоит. Каменскому принадлежит авторство слова «летчик». Не даром же он был одним из первых российских авиаторов. «Летчик» появился очень вовремя. Ниша пока что не была занята. Заграничные заменители — «авиатор» и «пилот» — еще не прижились и, главное, они были непонятны, они требовали объяснения. А «летчик» оказался понятен даже тем, кто и не слышал ничего об авиации. Скажи: «летчик», — и самый темный невежда сообразит, что речь идет о ком-то, кто летает.

На Новодевичьем кладбище на многих памятниках написано — летчик, летчик. А ведь не было бы у нас вообще никаких «летчиков», если бы не поэт Василий Каменский.

Антонин Петрович Ладинский прославился, прежде всего, тем, что он был одним из немногих эмигрантов первой волны, кто возвратился на родину. Особенных литературных заслуг он не имел. Впрочем, переводчиком он был замечательным. И некоторые его переводы издаются до сих пор. Короткую, но вполне исчерпывающую информацию об этом литераторе дает Нина Берберова в книге «Люди и ложи»: «Белый офицер, поэт, писатель. Эмигрант в Париже, 24, rue Fosses — St. Jacques. Служащий в конторе «Последних новостей». Вступил в «Северную Звезду» в 1931. После 1944 — «советский патриот»; в конце 1940-х гг. был выслан из Франции в СССР». Газета «Последние новости» была крупнейшим изданием всей белой эмиграции. Возглавлял «Новости» П. Н. Милюков. А «Северная Звезда» — это самая известная русская масонская ложа во Франции. Кроме Ладинского в нее входили — Н. Д. Авксентьев, М. А. Алданов, Г. И. Газданов, Д. М. Одинец, М. А. Осоргин и другие.

Поэт Владимир Агатов пошел в историю литературы благодаря одному своему стихотворению, процитированному на надгробии. Но это стихотворение дороже иных собраний сочинений. То, что «Темная ночь» любима уже несколькими поколениями русских, неудивительно. Но, как ни странно, «Ночь» нашла почитателей и на той стороне фронта: у немцев не было военной поэзии, равной нашей по своей патетике, по художественному уровню, и когда их ветераны Второй мировой читают переводы Агатова, Симонова, Суркова, Исаковского, Фатьянова, другие, они находят в них, по собственному признанию, ровно те же свои переживания, точно ту же свою боль, что чувствуют и русские солдаты.

Среди похороненных «в землю» известных писателей на Новодевичьем гораздо больше. Вот только некоторые:

Велимир Хлебников 1885–1922;

Валерий Брюсов 1873–1924;

Дмитрий Фурманов Большевик Писатель 1891–1926;

Писательница Анастасия Алексеевна Вербицкая 1861–1928;

Писатель проф. Василий Львович Львов — Рогачевский 30/IX 1930 г.;

Сергей Яковлевич Елпатьевский род. 23 окт. 1854 г. сконч. 9 янв. 1933 г. Я был бы счастлив показать людям то великое и прекрасное, что жило с нами «Близкие тени» писатель народоволец врач-общественник;

Писатель Борис Николаевич Бугаев Андрей Белый 1880–1934;

Писатель Гиляровский Владимир Алексеевич 1853–1935;

Поэт Николай Дементьев 1907–1935;

1884–1935 Писатель Павел Сергеевич Сухотин;

Н. Островский;

Писатель Пантелеймон Сергеевич Романов. Отзвучала жизнь. 1884–1938;

Писатель А. Малышкин 1892–1938;

Поэт Владимир Алексеевич Пяст 1886–1940;

Писатель Михаил Афанасьевич Булгаков 1891–1940;

Драматург Александр Николаевич Афиногенов 1904–1941;

А. Новиков-Прибой 1877–1944;

Поэт и драматург Виктор Гусев Лауреат Сталинской премии 30.1.1909–23.1.1944;

К. Тренев 1878–1945;

Демьян Бедный Ефим Алексеевич Придворов 13.IV.1883 г. — 25.V.1945 г.;

Алексей Николаевич Толстой 1883–1945;

Писатель Эль-Регистан. Габриель Аркадьевич Уреклян 1899–1945;

Сергей Алымов. Россия вольная, Земля прекрасная, Советский край — Страна моя! 1892–1948;

Писатель Евгений Григорьевич Вермонт 1906–1948;

Поэт Михаил Семенович Голодный 1903–1949 Не станет нас, — миллионы других Встанут за нами как тень Недаром любили мы молодых, За ними завтрашний день!

Александр Серафимович Серафимович (Попов) 1863–1949;

Василий Иванович Лебедев — Кумач 1898–1949;

Вс. Вишневский 1900–1951 Писателю — бойцу;

Писатель генерал-лейтенант Игнатьев Алексей Алексеевич 1877–1954;

Веретенников Николай Иванович Автор книги Володя Ульянов 1871–1955;

Тихонов — Серебров Александр Николаевич 1880–1956 Писатель;

Александр Фадеев 1901–1956;

Писатель Николай Дмитриевич Телешов Заслуженный деятель искусств 1867–1957;

Писатель Иван Федорович Попов 1886–1957;

Поэт Н. Заболоцкий 1903–1958;

Профессор-литературовед Иван Никанорович Розанов 1874–1959;

Борис Лавренев;

Литератор Анна Александровна Луначарская 1883–1959;

Еголин Александр Михайлович 1896–1959;

Писатель Лев Матвеевич Субоцкий 1900–1959;

Писатель Соколов Василий Николаевич 1874–1959 член КПСС с 1898 г.;

Писатель, депутат Верховного Совета СССР Панферов Федор Иванович 1896–1960;

Поэт Самуил Галкин 1897–1960;

Писатель Петр Георгиевич Скосырев 11.VI.1900–1960.24.IX;