И вся земля в крестах

И вся земля в крестах

Востряковское кладбище

Мы идем с Алексеем Николаевичем Алякринским по бесконечной центральной аллее кладбища и, как болельщики на теннисном поединке, ежесекундно поворачиваем головы то вправо, то влево: вот знаменитый автор «Места встречи» Аркадий Вайнер, вот грандиозный мемориал — хоть живи в нем! — некоего цыганского барона с увековеченными в камне грамматическими ошибками эпитафии, вот напротив — цыганская певица и танцовщица Роза Джелакаева, вот в долгополой шинели застыл красавец усач — генерал Иван Михайлович Богушевич, освободивший Братиславу, вот мама Иосифа Кобзона, вот жена Л. О. Утесова — Елена Осиповна, вот родители популярной в 1960–1970-е годы певицы Майи Кристалинской — Владимир Григорьевич и Валентина Яковлевна.

«Вы помните, на Донском кладбище обратили внимание, — говорит Алексей Николаевич, — что на надгробии Майи Кристалинской не выбито отчество. Но узнать его проще простого: достаточно приехать на Востряковское и отыскать могилу ее родителей на главной аллее, — Майя Владимировна она, оказывается!»

И вдруг я замечаю в двух шагах от нас, на ветке, вблизи могилы Вайнера, что-то шевелится, какой-то бурый комочек. Оказывается, — белка! На нас она внимания не обращает: у нее занятие поважнее — разгрызть орешек. Я молча показываю на забавность рукой Алексею Николаевичу. Он скорее выхватывает фотоаппарат, чтобы сделать редкий кадр. А белка знай свое — грызет орешек. Она, наверное, уже так привыкла к досужим зевакам, что даже не желает их позабавить поворотом головы, не то что бы испугаться и убежать. Вот уж для кого, действительно, кладбище — жизнь. Сфотографировав эту востряковскую достодивность, мы продолжили свой путь.

Алексей Николаевич Алякринский — крупнейший современный некрополист. Как говорится, ходячая энциклопедия московских кладбищ. Стоит у него спросить о каком-нибудь человеке — где он похоронен? — Алексей Николаевич не только немедленно назовет кладбище, но еще и расскажет множество биографических сведений о нем: когда родился, когда умер, чем знаменит, с кем был связан. Значительная часть моих заметок о кладбищах — это записи со слов Алексея Николаевича. В том числе и очерк о Вострякове.

Официально Востряковское кладбище существует с 1932 года, причем в черту Москвы попало только в 1960-м, когда оказалось внутри МКАД — новой московской границы. Но известно это кладбище, по крайней мере, с XVIII века: тогда оно было приходским погостом села Вострякова. Когда здесь стали хоронить всю Москву, старые сельские могилы, естественно, затерялись в этом массовом нашествии. Но, по заверению востряковской администрации, даже в наше время на кладбище можно найти отдельные старые сельские захоронения.

Настоящее же удивление у посетителей Востряковского кладбища могут вызвать добротные каменные надгробия, подчас стариной формы, очевидно, не сельские, — в виде часовенок, четырехгранных стел или колонн, пронизывающих куб, — с выбитыми на них датами 1920-х и более ранних годов. «Но как же так? — могут поинтересоваться некоторые внимательные посетители. — Если москвичей здесь стали хоронить только с 1932 года, почему же на некоторых совсем не сельских надгробиях надписи выбиты еще по старой орфографии?»

А все дело в том, что Востряковское кладбище является в своем роде бесподобным: оно наследует, как ни странно это звучит по отношению к некрополю, другому кладбищу — старинному московскому, «чумному», Дорогомиловскому.

Когда в начале 1930-х было принято решение ликвидировать Дорогомиловское кладбище, то родственникам захороненных там умерших позволили их откапывать и вместе с надгробиями переносить в Востряково. Дорогомиловское кладбище состояло из двух неравных по площади территорий: большей — русской и меньшей — еврейской. Точно так же и на новом месте образовались два национальных некрополя — русский и еврейский. Причем — любопытно заметить! — старых еврейских могил, датированных годами ранее 1930-х, в Вострякове существенно больше, нежели русских. К чести своей московские евреи отнеслись к могилам предков более заботливо, нежели их земляки — русские.

На «дорогомиловском» еврейском участке Вострякова рядом, буквально бок о бок, находятся могилы двух знаменитых в прошлом москвичей: банкира, «московского Ротшильда», как его называли, Лазаря Соломоновича Полякова (1843–1914) и известного в свое время раввина Якова Исаевича Мазэ (1858–1924). Подробнее о том и другом в очерке о еврейском Дорогомиловском кладбище.

Других сколько-нибудь выдающихся «дорогомиловских» покойных на Востряковском кладбище нет.

Но за последние без малого восемьдесят лет на еврейском участке Вострякова появилось довольно много новых могил известных людей. Совсем недавно — в 2009 году — там был похоронен замечательный писатель-сатирик, один из самых талантливых артистов эстрады последнего времени, Ян Маерович Арлазоров (род. в 1947). О значении в литературе Аркадия Вайнера (1931–2005) говорить вообще не приходится: это настоящий классик остросюжетного жанра; написанные им совместно с братом Георгием Александровичем детективные романы и снятые по их сценариям фильмы — безо всякого преувеличения можно отнести к шедеврам. Вспомним лишь некоторые: «Визит к Минотавру», «Я, следователь…», «Гонки по вертикали», «Эра милосердия», «Не потерять человека», «Карский рейд». Здесь же похоронены: Ефим Яковлевич Дорош (1908–1972), писатель, член редколлегии «Нового мира» времен Твардовского, автор нашумевшего в свое время «Деревенского дневника» (1956–70); Павел Григорьевич Тагер (1903–1971), профессор, изобретатель звукового кино; Михаил Дмитриевич Эльворти (1900–1981), дрессировщик, выступавший с белыми медведями, заслуженный артист РСФСР.

Знаменитые еврейские захоронения на Востряковском кладбище не ограничиваются одним только «дорогомиловским» участком. Много известных евреев похоронено по всему этому огромному пространству. А недавно, как рассказал нам заведующий еврейским ритуально-похоронном пунктом при Востряковском кладбище Михаил Яковлевич Дубовицкий, на окраине новой территории специально для еврейских захоронений был выделен довольно обширный участок.

Но задержимся пока на старой территории. Мы никак не можем найти с Алексеем Николаевичем, возможно, самую на сегодняшний день знаменитую могилу Вострякова — мага и экстрасенса Вольфа Мессинга. Вроде у московского некрополиста «номер один» и план кладбища имеется, и могила отмечена на соответствующем участке, а все никак она нам не попадается: как ни ищем — найти не можем. Будто прячется от нас сталинский чародей. Наконец, на какой-то из дорожек встречаем могильщика. На Востряковском кладбище могильщики почти никогда не ходят пешком: это было бы равносильно спортивной ходьбе на марафонскую дистанцию, — они ездят здесь на мотороллерах или велосипедах. Так наш случайный провожатый неторопливо поскрипывал педалями повидавшего виды, советского еще производства, велосипеда. Узнав, что мы ищем Мессинга, он нас вначале недоверчиво, с подозрением оглядел, — причину этой его настороженности мы узнали позже, — и затем все-таки проводил до поворота на «мессинговскую» аллею.

У Вольфа Григорьевича Мессинга, по словам А. Н. Алякринского, не осталось никаких наследников, никаких душеприказчиков. Тем не менее, могила его и надгробие в изумительном состоянии, — кто-то, очевидно, за ними старательно ухаживает.

На впечатляющем, в полтора человеческих роста, монументе надписи:

Вольф Мессинг 1899–1974.

Твой редкий дар вошел в историю человечества.

Помним, любим, благодарим.

Дорогому другу — человеку необычайного дара,

читавшему мысли и судьбы людей.

Вольф Мессинг родился в еврейском местечке под Варшавой в, прямо сказать, нищенской многодетной семье. Еще в раннем его детстве родители заметили, что сын встает по ночам и ходит во сне. Кто-то посоветовал старшим Мессингам ставить у кровати ребенка тазик с холодной водой: опустит он в холодную воду ноги и тотчас проснется. Так и выходило. И вскоре лунатизм отступился. Тогда же обнаружилось, что мальчик обладает редкостной памятью: он без труда запоминал Талмуд наизусть целыми страницами!

В одиннадцать лет Вольф сбежал от родителей. Он сел в первый попавшейся поезд и поехал неизвестно куда. И вот тут с ним произошел случай, определивший весь его дальнейший жизненный путь.

Как и полагается безбилетнику, он лежал под скамейкой третьего класса. Где-то в пути в вагон, пощелкивая щипчиками, вошел контролер. И как ни старался заяц из-под Варшавы забиться в самую глубь своего убежища, его заметили. «Билет!» — будто приговор прозвучал требовательный голос. Вольф нащупал рукой по полу какую-то грязную бумажку и протянул ее контролеру. «Что же ты с билетом лежишь на полу?» — раздался в следующее мгновение голос удивленного служащего. Так Мессингу открылось, что он обладает некой магнетической, как раньше говорили, силой.

Поезд привез его в Берлин. Естественно, одиннадцатилетнему ребенку начать самостоятельную жизнь, да еще в чужом городе и в чужой стране, довольно сложно. Мессинг в первое время так голодал, что однажды свалился без чувств прямо на улице. Его привезли в клинику известного психиатра Абеля, который вскоре обратил внимание на необыкновенный дар своего юного пациента: тот неоднократно отвечал что-либо доктору, но… прежде, нежели последний успевал озвучить свои мысли. Мессинг мог разговаривать с безмолвным собеседником!

Слухи о чудо-ребенке дошли до какого-то берлинского импресарио, и он устроил Вольфа в цирк, где тот стал показывать самые невероятные трюки: погружал себя в состояние каталепсии — обморока с полным онемением тела, отгадывал мысли некоторых добровольцев из публики, отыскивал вещи, спрятанные кем-нибудь из зрителей и прочее.

Мировую войну, охватившую преимущественно Европу, Мессиинг провел в гастролях: он побывал в Японии, объехал Латинскую Америку. Когда же он вернулся в Старый Свет, на континенте появились многочисленные «географические новости», о которых никто прежде и помышлять не мог. Так, его родная Варшава, а именно туда он и приехал, из русской провинции превратилась в столицу вновь образованного Польского государства. И едва он заявил о своем польском гражданстве, его тотчас забрали в солдаты. Но слухи об уникальном «фокуснике», служившем теперь при кухне какого-то полка, дошли до самого начальника Польши маршала Пилсудского. И он распорядился выдать Мессингу отставку.

Вольф Мессинг продолжил свою сценическую деятельность.

Как-то в одном городке к нему обратилась некая женщина. Она рассказала, что сын ее уехал в Америку, и от него давно уже нет никаких вестей. Не может ли великий магнетизер и провидец поведать ей что-нибудь об ее сыне. Мессинг попросил показать ему последнее письмо молодого человека. Прочитав же его, он опечалился и произнес: пани, новость для вас неутешительная… написавший это письмо мертв. Несчастная мать лишилась чувств.

А через какое-то время Мессинг снова приехал в этот городок. Жители встретили его криками и насмешками: Мошенник! Шарлатан! Негодяй! Оказывается, спустя какое-то время после предсказания Мессинга загулявший где-то в Америке и не удосужившийся хотя бы послать весточку матери их земляк как ни в чем не бывало вернулся в родные пенаты. Мессинг попросил предъявить ему этого легкомысленного гастарбайтера. Это вы писали письмо? — спросил он его. Нет, что вы! — отвечал непочтительный сын. — Я только диктовал. А писал мой приятель. Да вскоре после этого бедняга погиб — его задавило бревном.

Мессинг был совершенно реабилитирован в глазах публики.

В 1939 году Польша была оккупирована вермахтом. Началась Вторая мировая. Большинство евреев оказалось в лагерях. Арестован был и Вольф Мессинг. Но ему удалось сбежать из тюрьмы, загипнотизировав надзирателей. Каким-то чудом он добрался до Буга и ночью на утлой лодчонке переправился в Советский Союз.

В СССР Мессинг продолжил сценическую деятельность, — он гастролировал со своими трюками по многим городам. На удивление в стране, категорически не допускающей в какой-либо форме проповедь нематериалистических идей, никто не чинил препятствий публичным сеансам знаменитого мага.

Но однажды прямо на сцену, где выступал Мессинг, вышли люди в форме и увели его. Мессинга доставили в Москву, привезли в Кремль и проводили в кабинет, где его встречал человек в поношенном френче и с красивыми густыми усами. Человек этот представился, хотя Мессинг и без того узнал отца народов по его бесчисленным, развешанным решительно повсюду, портретам. Сталин предложил магу быть полезным советскому государству не только в качестве артиста. Отказать такому очаровательному и гостеприимному хозяину кабинета было невозможно.

Но, прежде чем начать Мессинга использовать во благо государства трудящихся, высокий кремлевский покровитель пожелал убедиться: а действительно ли товарищ Мессинг обладает такими способностями, как ему докладывали? Сталин пригласил мага в гости к себе на кунцевскую дачу. Но охрану о предстоящем визите не предупредил. Мессинг же появился в его кунцевских покоях вовремя. Потом выяснилось, что бдительнейшая сталинская охрана, все как один человек, почему-то приняли его за своего всемогущего шефа — за товарища Берия, и беспрепятственно позволили пройти в святая святых — в кабинет к вождю.

Как именно служил Мессинг советскому государству — неизвестно. Возможно, Сталин и просил его иногда прочитать чьи-то мысли или предсказать какие-то события. Но Сталин равным образом мог опасаться, что при таком-то эксперте его собственные мысли сделаются достоянием кого-либо. Поэтому, возможно, вообще сотрудничество Сталина и Мессинга — легенда, чей-то вымысел. Но дело в том, что подобная легенда о Сталине не единственная. Некоторые источники вполне достоверно и аргументированно сообщают о встрече Сталина со знаменитой провидицей, причисленной впоследствии к лику святых, — с блаженной Матроной. Если он был бескомпромиссным материалистом, не допускавшим вообще никакой мистики, ничего сверхъестественного, почему тогда к нему липнут такого рода легенды? Но нам представляется, как нет дыма без огня, так нет и легенд без реальной основы. Кремлевский мудрец не мог не знать принципа: всех слушать, но не всех слушаться. Почему бы ему было не послушать того же Мессинга или ту же Матрону, — ведь не обязательно их слушаться! Хотя, может быть, и слушался — кто знает? — это уже он сам решал.

После войны и до самой смерти ничего такого примечательного в жизни Вольфа Мессинга не происходило. Старость он встретил с женой в довольно скромной однокомнатной квартире на Новопесчанной улице, — это вблизи станции метро «Сокол».

Интересно сам себя охарактеризовал однажды Мессинг в разговоре со своим гостем Михаилом Михалковым — братом известного писателя. Мессинг так говорил: «У каждого человека есть, предположим, двадцать процентов интуиции, то есть чувства самосохранения. У вас, человека воевавшего, выработалась интуиция на сто процентов. У кого-то может доходить и до трехсот. А у меня — тысяча процентов!». Вот так Мессинг объяснял собственный феномен.

В последние годы могила Вольфа Мессинга стала местом паломничества всяких любителей мистики. Неслучайно могильщик, проводивший нас к месту упокоения верховного мага, смотрел на нас с Алексеем Николаевичем с подозрением: наверное, принял за подобную же публику. Как нам рассказали в администрации кладбища, однажды на могилу Мессинга пришла какая-то девица, разделась догола и начала при помощи известных, очевидно, ей средств — восклицаниях, заклинаниях, жестикуляции — общение с великим учителем, а, может быть, и со всем потусторонним миром. Исполнив соответствующее действо, она оделась и ушла.

На старой, или южной, территории Востряковского кладбища похоронены еще многие известные люди. Вспомним некоторых.

Киноактриса Изольда Васильевна Извицкая (1932–1971), прославившаяся главной ролью в фильме «Сорок первый»; автор популярной, многократно переизданной, книги «Крылатые слова» Николай Сергеевич Ашукин (1890–1972); известный филолог-лингвист Александр Александрович Реформатский (1900–1978) и его жена — писательница Наталья Иосифовна Ильина (1914–1994); выдающийся русский поэт Леонид Николаевич Мартынов (1905–1980); певица Эдит Леонидовна Утесова (1915–1982); поэт-песенник Леонид Петрович Дербенев (1931–1995); современный коллега Мессинга по цеху магов и экстрасенсов Юрий Андреевич Лонго (1950–2006).

Леонида Мартынова иногда называют крупнейшим русским поэтом середины XX века, или, во всяком случае, выдающимся, великим. Но, как нередко это бывает с талантами, он, с одной стороны, до сих пор не вполне открыт, с другой — уже основательно забыт. Но это, как говорится, в духе времени: таков теперь удел поэзии, да и вообще высокого искусства.

^{Здесь похоронена актриса Изольда Извицкая}

Владимир Максимов в свое время много рассказывал автору этого очерка о Франции, о французской интеллигенции. В частности о том, что читают французские интеллектуалы: самая труднодоступная вершина, которую способно покорить их дум высокое стремленье, по словам В. Е. Максимова, — журнал «Пари-матч». Это что-то вроде нашего «Огонька». Атак в основном комиксы рассматривают, — теперь, наверное, по мобильнику. Вот тем же путем в последние годы движется и российский потребитель информации. Причем движение это напоминает свободное падение с нарастающим ускорением. Если каких-то двадцать лет назад в метро каждый третий пассажир что-то читал, и у половины из них в руках были «толстые» литературные журналы, то теперь все в вагоне поголовно уткнулись в мобильники: они играют! В памяти их карманных игротек десятки игр. И еще сотни можно скачать из Интернета, не выходя из метро. Играть — не переиграть. Самая же интеллектуальная из этих игр так же уступает ушедшим в историю «пятнашкам», как старая дворовая приблатненная «чика» уступает шахматам. Если что-то еще и читают, то это либо хроника скандалов и альковной жизни «звезд», либо гламурные остросюжетные романы, которые, по нашему мнению, читать так же позорно, как рассматривать непристойные картинки.

Понятно, Леониду Мартынову, с его творчеством, с его военной и гражданской лирикой, места в умах нынешней читающей публики не остается никакого.

Единственная оставшаяся ниша, где ритмическое слово-творчество, — поэзией это назвать язык не поворачивается, — вполне востребовано — эстрада. Но какой там уровень словотворчества! Тот же Максимов называл такое «искусство» заграничным, то есть находящимся за гранью добра и зла.

Вот чему внимают миллионы наших зомбированных соотечественников, вот от чего на концертах восторженные девушки истерически беснуются, разрывая в порыве на себе футболки: «Два кусочечка колбаски Предо мной лежали на столе, Ты рассказывал мне сказки, Только я не верила тебе». Или такое: «Ты моя банька, я — твой тазик». И еще: «Ты скажи, чё те надо, Я те дам, я те дам, чё ты хошь!». А также: «Жениха хотела, вот и залетела». Это у них все про любовь. А вот родное, в угоду чаяниям масс: «Русская водка, огурец, селедка, Весело веселье, тяжело похмелье!», — это называлось шлягером одно время. Как говорят, утюг в сеть включишь, а из него — «Русская водка».

По соседству с Мартыновым похоронен поэт Леонид Дербенев. Он как раз писал преимущественно песни, в том числе и для эстрады. Но это был классик песенной поэзии. Вот на кого бы надо равняться современным сочинителям слов к музыке. Но они, скорее всего, и не слышали ничего о Дербеневе.

А ведь песни Дербенева когда-то знали и любили решительно все. Да и теперь немало поклонников творчества Леонида Петровича. Известность пришла к Дербеневу в 1960-е годы, когда на экраны вышел фильм «Кавказская пленница», со знаменитой его «Песенкой о медведях». А уже затем появились «Остров невезения», «А нам все равно», «Маруся», «Счастье вдруг в тишине…», «Есть только миг» и другие. Всего Дербенев написал песни более чем к ста кинофильмам. И большинство из них выдержало испытание временем — они популярны и теперь. Их знает и с удовольствием слушает уже третье поколение. Еще больше песен он написал для эстрады. Редко кто из певцов 1960–90 годов не исполнял песен Дербенева.

В вышедшей недавно книге воспоминаний «Между прошлым и будущим…» жена поэта Вера Ивановна излагает весь жизненный путь Леонида Дербенева — с детства до самой его кончины. Но Леонид Дербенев не единственный герой этой книги. Не меньшее внимание в ней уделяется еще одному, очень небезынтересному персонажу — нашей современной эстраде. Незадолго до смерти, уже в 1990-е, Леонид Дербенев так отзывался о нынешних исполнителях композиций: «Невозможно слушать то, что сейчас поют. Прежде этот мутный поток пошлости хоть как-то сдерживали худсоветы, а теперь нашу эстраду заполняет бездарь и безвкусица. И, самое ужасное, что публика глотает эту дрянь, ей нравится любая глупость — лишь бы смахивала на западную». На заграничную, добавим устами Владимира Максимова.

Чтобы совсем уже смахивать на западных коллег, эти наши мастера фонограмм устраивают время от времени между собой «звездные» войны, о которых затем повествуется в разных «светских хрониках», или эпатируют какими-нибудь индивидуальными чудачествами и т. д. И действительно, пока вся эта публика кривляется на сцене и на газетных полосах, обыватель проявляет к ней живейший интерес. Но стоит им хотя бы на время исчезнуть — лечь, например, на очередную косметическую операцию, — о них мгновенно забывают, будто и не было их никогда прежде. Может быть, из них кто-то только тем и будет памятен, что ему посчастливилось озвучивать стихи короля песенной поэзии Леонида Дербенева.

Теперь можно относиться как к забавной нелепости к факту, что Леонид Дербенев не был членом Союза писателей. Он однажды подал в Союз заявление о приеме, но на комиссии решили: песенника в СП принимать не годится, — здесь подобает состоять авторам серьезных произведений. Так и не приняли. Как бы хотелось узнать поименно членов той комиссии. Чтобы, наконец, представить себе: что же это такое настоящая серьезная поэзия?

Впрочем, на них жалко время тратить. И о настоящей поэзии мы будем судить по сочинениям других авторов.

Настоящий большой поэт Леонид Мартынов — не песенник, не придерешься! — видимо, мог быть похоронен и на Новодевичьем кладбище. Потому что в 1980 году Востряковское было совсем не тем, чем оно является теперь. Тогда это кладбище на дальней московской окраине считалось местом упокоения самого простого, нетитулованного народа, трудящихся масс, как тогда говорили.

Но всего за год до смерти Леонид Николаевич потерял жену. В то время еще нельзя было авансом, «под себя» приобрести место на Новодевичьем или Ваганьковском кладбищах, как это теперь часто случается, и похоронить там умершего близкого. Поэтому Мартынов похоронил жену Нину Анатольевну — кстати, героиню его лирики — на Востряковском. К тому же они с женой и жили от кладбища не так далеко — на Ломоносовском проспекте. И, естественно, муж, пусть и достойный более престижного некрополя, пожелал быть похороненным рядом с женой. Что и случилось, спустя год.

В стихотворении «С улыбкой на устах» Леонид Мартынов изобразил Востряковское кладбище:

Унылые места,

Где в небе пустота

И вся земля в крестах,

А солнце и луна

Валяются в кустах.

Но так не навсегда!

Настанут времена

И станут на места

И солнце, и луна.

А облаков стада

С цветами на рогах,

С кометами в хвостах

Пойдут пастись в лугах

С улыбкой на устах!

Чувствуется, что стихотворение написано в пору, когда самому автору было не до улыбок, если ему очаровательный вековой востряковский сосняк с белками на ветках показался унылым местом. Но обратим внимание на строчку: «Вся земля в крестах». Это же написано в позднее советское время. В те годы уже не было открытых гонений, но существовала хорошо налаженная система негласных запретов и отчуждения людей от веры и церкви. Помнится еще в начале 1980-х какие-то комсомольские пикеты не пропускали лиц моложе шестидесяти на Крестный ход, за венчание или за крещение ребенка смельчакам грозила строгая выволочка на работе, крестик на шее был поводом, чтобы перевести новобранца из элитной подмосковной части в самые глухие дебри — в 1982 году автор очерка был этому непосредственным свидетелем, — и т. д. И единственное, куда власть все-таки совестилась вмешиваться, это в обряды, связанные со смертью и похоронами. Оттого в советские годы отпевание, хотя бы и заочное, было не таким уж редким явлением. А крест на могиле вообще всегда был основным типом надгробия. Верно это заметил Леонид Мартынов.

Похоронен на Востряковском кладбище еще и поэт Осип Яковлевич Колычев (1904–1972), автор многих замечательных, известных стихотворений о Великой Отечественной войне: «Эшелонная», «Святое ленинское знамя» и самого знаменитого — «Несокрушимая и легендарная». Сомнительную славу этому поэту принес роман «12 стульев», в котором он изображен поэтом-халтурщиком Никифором Ляписом-Трубецким. Осип Колычев, действительно, сотрудничал со многими изданиями, предлагая каждому стихи на злобу дня.

Но самое потрясающее открытие ждет дотошного посетителя Востряковского кладбища во 2-й секции колумбарной стены: там покоится урна с прахом главного героя упомянутого романа Ильфа и Петрова… самого Остапа Бендера! Прототипом этого персонажа стал близкий знакомый авторов, сын одесского коммерсанта Осип Вениаминович Шор. Кстати, в одном месте «Двенадцати стульев» авторы очень аккуратно, почти незаметно открывают настоящее имя прототипа. В погоне за стульями, как мы помним, концессионеры оказываются на Кавказе. И там неугомонный великий комбинатор предлагает подельнику написать на скале: «Киса и Ося здесь были». Ося, — вероятно, может быть уменьшительным вариантом и от Остапа, но уж от Осипа — прежде всего!

Осип Шор был вторым ребенком в семье владельца магазина колониальных товаров Вениамина Шора. В 1906 году он поступает в известную в Одессе гимназию Илиади. Спустя годы именно в этом заведении будет учиться и герой Ильфа с Петровым — Остап Бендер, запомнивший, по версии авторов «Золотого Теленка», на всю жизнь «латинские исключения, зазубренные… в третьем классе частной гимназии Илиади». Затем Осип Шор поступил в Петроградский политехнический институт. Но закончить его не сумел. Пришла революция, разруха. От постоянного недоедания и переохлаждения у него развился тяжелый бронхит, и Осип Шор вынужден был уехать на родной юг — к теплому морю. В дороге, которая заняла целый год, с ним произошло множество самых невероятных приключений, — именно они впоследствии составили основу романам Ильфа и Петрова. Например, эпизоды о пожарном инспекторе в доме собеса и о ловком мнимом художнике — выпускнике ВХУТЕМАСа, взявшемся за изготовление наглядной агитации на пароходе, записаны авторами именно со слов Шора.

В 1918 году Осип Шор был принят на работу в одесский угро. В то время в городе у Черного моря орудовала банда известного налетчика Мишки-Япончика. Шору удалось нанести этой шайке существенный урон: он раскрыл дела об ограблении двух банков, мануфактуры, устраивал засады и брал налетчиков живьем и с поличным. Япончик объявил Осипа своим личным врагом и божился жестоко расправиться с ним. Несколько раз бандиты пытались убить Шора. А однажды им удалось схватить его. Полагая, что теперь он никуда от них не денется, они решили не убивать его на месте, а устроить ненавистному сыскному экзекуцию по всем правилам: с приговором, речами, стенкой. Но когда они вели Осипа в подходящее для этого место — в портовые доки, — он устроил скандал с каким-то знакомым биржевым маклером, сидевшим на улице за чашечкой кофе. Скандал вылился в потасовку. Кто-то вызвал милицию. Видя, как разворачиваются события, бандиты предпочли незаметно исчезнуть. Великий комбинатор был спасен.

После того как погиб его брат — тоже сотрудник одесского угро, — Шор оставил службу и отправился в путешествие по стране. Судьба привела его в Москву. Здесь он стал появляться на литературных вечерах, где встречался со своими преуспевшими в изящной словесности земляками. Кстати, именно в это время появилась знаменитое бендеровское выражение: мой папа был турецко-подданный! Шор говорил так по всякому случаю. Но отнюдь не случайно. Дело в том, что по прежним законам, дети подданных иных стран освобождались от воинской повинности.

В романах об Остапе нельзя не заметить, как бесподобно герой знаком с уголовным кодексом. И это естественно, — ведь прототип сам в прошлом был сыщик. В главе «Голубой воришка» Бендер четко формулирует нарушение закона завхозом Альхеном, пытающемся сунуть ему в руку какую-то бумажку: взятка должностному лицу. В другом месте Бендер строго наставляет подельника Ипполита Матвеевича: только без уголовщины, кодекс мы должны чтить. В главе о васюковской шахматной школе Бендер имитирует составление протокола с места происшествия. Он деловито произносит, будто диктует: «Если бы вчера шахматным любителям удалось нас утопить, от нас остался бы только один протокол осмотра трупов: «Оба тела лежат ногами к юго-востоку, а головами к северо-западу. На теле рваные раны, нанесенные, по-видимому, каким-то тупым орудием».

Осипу Шору принадлежит и еще одна известная «бендеровская» фраза. Встречаясь со своими друзьями одесситами — Ильфом, Петровым, Олешей — он нередко говорил: у меня с советской властью возникли за последний год серьезные разногласия, она хочет строить социализм, а я нет.

В 1978 году вышел роман Валентина Катаева «Алмазный мой венец», в котором автор поведал историю создания «12 стульев». Прототип любимца миллионов наконец-то был открыт. А в конце этого же года Осип Шор умер. Он дожил до такого возраста, когда лучи славы уже не продлевают жизни…

На старой территории Востряковского кладбища похоронено еще много известных людей. Вот только некоторые:

Генерал-лейтенант Петр Федорович Малышев (1898–1972), ни много ни мало спасший в 1941 году Россию от блицкрига. В начале войны он был комендантом Смоленска. И когда немцы неожиданно прорвались к Днепру, Малышев приказал немедленно взорвать мост через реку. Такие объекты ликвидировались только по согласованию со Ставкой Главковерха. Паникеров, которые взрывали мосты без соответствующего согласования, обычно казнили. Арестовали и Малышева. Но события на фронте вскоре показали, что генерал поступил исключительно верно и своевременно. Его «своеволие» позволило советскому командованию выиграть время и возвести к западу от Москвы оборонительные рубежи, которые, в конечном итоге, и сорвали гитлеровский план молниеносной войны.

Альберт Александрович Гендельштейн (1907–1981), режиссер-кинодокументалист, сценарист и кинооператор, — он первым в апреле 1945-го заснял горящий рейхстаг.

Владимир Сергеевич Семенихин (1918–1990), ученый в области автоматики и телемеханики, академик АН СССР. НИИ автоматической аппаратуры, который он много лет возглавлял, теперь носит его имя.

Крупный писатель-фантаст Еремей Иудович Парнов (1935–2009), автор романов: «Ларец Марии Медичи», «Третий глаз Шивы», «Пылающие скалы» и других.

В глубине старой территории есть целая аллея, на которой похоронены знаменитые спортсмены: футболисты, кумиры болельщиков 1930–40 годов, Петр Тимофеевич Дементьев (Пека Дементьев, как любовно называли его поклонники; 1913–1998) и Алексей Гринин (1919–1988); хоккеисты — Николай Сологубов (1924–1988), Иван Трегубов (1930–1992), Дмитрий Уколов (1929–1992), Сергей Капустин (1953–1995).

В 1960-е годы Востряковскому кладбищу была передана значительная территория, расположенная к северу от Боровского шоссе. В плане эта новая территория представляет собой почти равносторонний треугольник.

В последние годы именно в этой части кладбища были похоронены многие выдающиеся люди.

Несомненно, если могила Мессинга самая знаменитая на старой востряковской территории, то на новой таковая — могила академика Андрея Дмитриевича Сахарова (1921–1989). Крупнейший физик, А. Д. Сахаров был одним из создателей советского термоядерного оружия — водородной бомбы. Это выдающееся достижение превратило Советский Союз в непобедимую в военном отношении державу. Тогда даже появилась такая шутка: если мы погибнем, то только со всем миром.

Но почему же трижды Герой Социалистического Труда оказался похороненным не на Новодевичьем? На Востряковском был родовой участок его жены, и последняя распорядилась похоронить титулованного мужа именно здесь.

Ровно по той же причине, что и Леонид Мартынов, на Востряковском кладбище оказался известный поэт Павел Григорьевич Антокольский (1896–1978). Он похоронил здесь жену, актрису театра им. Вахтангова Зою Константиновну Бажанову (1902–1968). И завещал положить в свое время рядом с ней и его самого.

Еще один очень значительный поэт, покоящийся на Востряковском — Анатолий Константинович Передреев (1934–1987). По всей видимости, у него не осталось никого из близких. Потому что могила талантливейшего поэта крайне запущена.

Янина Болеславовна Жеймо (1909–1987) прославилась ролью Золушки в одноименном художественном фильме. Никаких других заметных ролей у нее не было. Но Янине Жеймо и одной Золушки хватило, чтобы стать любимицей нескольких поколений.

Самые выдающиеся достижения отечественного футбола связаны с именем тренера Гавриила Дмитриевича Качалина (1911–1995). Именно под его руководством наша сборная выиграла Олимпийские игры в 1956 году и стала чемпионом Европы в 1960-м. Когда Качалина отстранили от руководства сборной, он возглавил тбилисское «Динамо» и, на удивление всего спортивного мира, привел эту команду, никогда не почитавшуюся фаворитом, к первому месту в чемпионате СССР. Где наши современные Качалины?..

На новой территории еще похоронены: историк, специалист по российскому революционному движению Исаак Израилевич Минц (1896–1991); бывший первый секретарь Краснодарского крайкома Сергей Федорович Медунов (1915–1999); укротитель львов, народный артист России Иван Федотович Рубан (1913–2004).

Мы с Алексеем Николаевичем Алякринским бродили по кладбищу полдня, но едва ли осмотрели и сотую его часть, — так, лишь самые знаменитые могилы, и то только те, что нашли. Не всякий город сравнится по территории с Востряковским кладбищем. А уж городов, превосходящих его по численности населения, в России отыщется совсем немного.

Доковыляв кое-как до кладбищенской конторы, мы без сил рухнули на скамейку. Меня все не оставляла безответная мысль: в чем же своеобразие Востряковского кладбища? Что в нем особенного, отличающего его от прочих московских погостов? Ведь у каждого кладбища есть собственное лицо, нечто свое едва различимое неповторимое.

Пока я размышлял таким образом, мне на колени забрался кот. Вспрыгнул так уверенно, будто мы с ним были старыми добрыми знакомыми. Он сразу заурчал, стал тереться щеками об мои руки, да подставлять голову, чтобы его погладили.

К конторе лихо подкатил на «мерседесе» заведующий кладбища. На нас он почему-то задержал взгляд. Мне показалось, я понял, что увидел заведующий. Он увидел знакомую картину, какую наблюдал, наверное, множество раз: сидят напротив его конторы праздные посетители и, непременной, кот на коленях у одного из них. Так вот, может быть, в чем своеобразие Востряковского кладбища, — белка-то нас не случайно встречала на главной аллее; а сколько видов птиц мы здесь перевидали, пока бродили, — не счесть. Прямо-таки, заповедник, национальный парк со своими четвероногими и крылатыми обитателями — неожиданно богатым для кладбища животным миром.

Кот совсем было надумал устраиваться спать у меня на коленях. Но мы уже собрались уходить и пришлось его согнать. Он, кажется, нисколько не обиделся, — уверенно направился к другим посетителям и стал тереться и ластиться у них в ногах.