Земля

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Земля

Нансен раскинул свой лагерь ожидания, почти отчаявшись найти землю. И лагерь наших путешественников был скорее лагерем отчаяния. Было уже 8 июня, но признаков земли на горизонте никто не видел. 9 июня Альбанову удалось взять высоту солнца: широта оказалась равной 80°52?, и долгота 40°20?. Еще немного и будет достигнута широта южной оконечности Земли Франца-Иосифа.

Вечером этого дня Альбанов забрался на высокий ропак, чтобы посмотреть на горизонт и, как всегда, убедиться с отчаянием, что земли нет. В этот раз, кроме обычных «островов», которые он много раз видел кругом и которые в конце концов оказывались или торосами или облаками, заметил на юго-востоке нечто новое. В волнении Альбанов присел на льдину и поспешно дрожащими руками начал протирать и бинокль, да и глаза. Что-то новое! Это была резкая серебристо-матовая полоска, немного выпуклая вверх, идущая от самого горизонта и постепенно теряющаяся влево. Самый «носок» ее, прилегающий к горизонту, особенно ясно и правильно выделялся на фоне неба. Нет, это не облако! Эти правильные очертания и цвет точно такси же, какой бывает у луны днем, — не походили на облако.

Светло-матовая правильная полоска больше всего напоминала аккуратный нежно-белый мазок тонкой кистью по голубому фону. Нечто похожее Альбанов видел четыре дня назад почти в том же направлении, но не столь ясно. Неужели же желанная земля наконец! Ночью Альбанов раз пять выходил посмотреть в бинокль и каждый раз находил этот кусочек луны на своем месте. Иногда он был виден яснее, иногда слабее, но главнейшие признаки, т. е. форма и цвет оставались теми же. Несомненно — это земля.

Утром следующего дня погода была на редкость хороша. Земля была видна еще яснее. Теперь Альбанов припомнил, что и Нансен описывал виденную им издали землю, — восточную часть земли Франца-Иосифа — в виде матового щита, лежащего выпуклостью вверх. Но ведь эта земля казалась именно таким же матовым щитом, лежавшим выпуклостью вверх. Видна была только одна правая половина его; но это зависело от направления, с которого замечена была земля, и от освещения.

Как не похожа казалась эта земля на то, что все ожидали увидеть, рассматривая горизонт почти два месяца.

Эта земля казалась сказочной, фантастической, далекой от действительности. И ее странный, ненатуральный, лунный цвет, правильная, как по лекалу, очерченная форма, совершенно не давали понятия о расстоянии, отделявшем путников от этой земли.

Утром при очень хорошей погоде, кроме замеченной накануне земли, которая, по-видимому, была не очень высока, левее на восток виднелось еще несколько отдельных вершин. Эти были гораздо дальше, но и много выше первой земли. То уже были не ледники, а высокие гористые острова синевато-темного цвета. Вершины их временами закрывались туманом, очертания были неопределенны, и должно быть, благодаря струящемуся влажному воздуху казалось, что эти вершины колеблются. Но в общем они не меняли своей формы. До этих гористых островов было, по-видимому, очень далеко, они виднелись только благодаря хорошей погоде и своей высоте.

Трудно, почти невозможно было сказать, сколько миль могло быть до земли.

До дальних гористых островов казалось что-нибудь около пятидесяти или шестидесяти миль. Но расстояния до ближайшего острова Альбанов не мог определить. Ветер дул южный. Должно быть из-за этого движение льда на юг приостановилось. Медлить было нечего. В четвертом часу дня пообедав, стали укладываться, чтобы сразу же идти к земле.

Шли до девяти часов и прошли километра три — четыре На общем совете решено было не ставить палатки до самого острова. Выставало много тюленей, летали нырки к острову и от него. Видели несколько медвежьих следов. Все это очень подбадривало, подгонять не приходилось; шли к земле и к земле уже видимой. Накануне удалось убить тюленя и трех нырков, которых сегодня и ели. Попробовали сделать силок для ловли надоедливых чаек, но ни одна из этих «истеричек» не попалась. На ночлег остановились под открытым небом, только положив на лед лыжи и сделав навес из парусины. Увы, ни в этот, ни в следующий день до земли не дошли. 10 июня Альбанов занес в свой дневник:

«Вечер. Сидим в палатке, хотя до острова не только не дошли, но, по всей вероятности, даже стали дальше, чем были вчера. «Благими намерениями дорога в ад вымощена»… Погода туманная, по временам мокрый снег, иногда переходящий в дождь. С восьми утра до трех часов дня прошли не более двух — трех километров Снег мокрый и липкий — «не дорога, а клей», говорят мои спутники. Про переправы и вспоминать неприятно, — ни пешком, ни вплавь! Промокли и решили ставить палатку. Убили тюленя, от которого собрали две миски крови, и из крови и нырков сделали очень хорошую похлебку.

Когда мы варим чай или похлебку, то закатываем и того и другого по полнешенькому ведру, а ведро у нас большое. Остатков от этих порций обыкновенно не бывает. Сегодня утром съели ведро похлебки я выпили ведро чая; в обед столько же. И сейчас, за ужином, съев — больше чем по 400 граммов мяса, с нетерпением дожидаемся, когда вскипит еще ведро чая. Аппетиты у нас не волчьи, а много больше, это что-то ненормальное, болезненное.

Несмотря на то, что пищей мы теперь не обижены, вчера была обнаружена пропажа трех килограммов сухарей. Подобные пропажи, но в меньших размерах, я замечал и раньше. Надо ли говорить, как они меня огорчают, даже раздражают! Объявил, что за пропажу будут отвечать все, так как я буду принужден уменьшить порции. Но если я кого-нибудь поймаю на месте, преступления, то собственноручно застрелю негодяя, решившего воровать у своих товарищей, находящихся в тяжелом положении.

О, как страстно хочу я попасть на этот остров! На нем окончится наш двухгодичный дрейф со льдом, вместе с тем окончится и наша постоянная зависимость от ветров, течений и полыней. Мы уже сами будем располагать своим движением вперед. На острове мы собираемся устроить хорошую «баню». Шутка ли сказать, что за два месяца пребывания на льду ни разу не мылись, и, конечно, имеем ужасный вид. Один раз, беря высоту солнца, я в большом зеркале секстана увидел свою физиономию — прямо испугался! Какая-то черная, блестящая, как шагрень, пленка лупилась на моем лице и отставала целыми пластами. Таковы мы были все. Когда же стали сдирать эту пленку, отстававшую только местами, то стали походить на татуированных. Про единственную пару белья, которая была у каждого, про брюки, теплые вязаные рубашки и пиджаки и говорить нечего. Вся наша одежда кишела насекомыми…

После обеда пошли на разведку. Картина представилась сравнительно благоприятная. За четырьмя полыньями, через которые предстоит завтра переправиться, дорога пойдет лучше. Совершенно особенный лед: ропаки на нем черные, грязные, с приставшими кусками водорослей, песку и даже камней. Снег уже сильно разъеден и стаял. Видели много совершенно свежих медвежьих следов.

11 июня. Сегодня удалось сделать хороший переход, шесть километров. Стоим теперь на льдине, окруженной полыньями и мелкобитым льдом. Горизонт очистился, и можно видеть наш остров-глетчер. Расстояние до него, как и раньше, я определить не могу: необычайная., странная форма и обманчивый цвет положительно не дают понятия о расстояний.

Следующий день принес одни неприятности.

Во-первых, у семи человек, в том числе и у Альбанова, разболелись глаза. Во-вторых, за день ушли не больше двух километров. Все время — переправы через полыньи, забитые мелким льдом и «шугой». Приходилось каяки вместе с нартами и грузом спихивать в эту кашу, самим садиться верхом на груз и, расталкивая лед веслом, перебираться через полынью. Во врем одной из переправ случилось несчастье — Луняев со Смиренниковым утопили одну из двух имевшихся винтовок «Ремингтон». Это разгильдяйство и нерасторопность страшно возмутили Альбанова: это было второе ружье, утопленное во время пути. Осталась только одна такая же винтовка, для которой имелось много патронов. Маленькую магазинку считать нечего, так как для нее осталось не более 80 патронов.

В этот день стояла ясная солнечная погода, при слабом северном ветре. Пробовали определиться, но из этого ничего не вышло: вместо солнца Альбанов видел больными глазами какое-то расплывающееся, пятно, а горизонта и совсем не видел.

«Ох, эти глаза! Они заставляют меня бездеятельно сидеть в то время, когда нужно итти и итти вперед. Остров, по словам наиболее зорких, сегодня виден очень хорошо. Когда мы переправились через полынью — мимо нас пролетели две гаги. Летели они от острова. Вообще все птицы летят по этому направлению, и это дает мне основание надеяться, что и видимый нами остров не так уж мертв и пустынен, как он кажется издали. Запас тюленьего мяса подошел к концу, сегодня на обед было выдано свареное раньше медвежье мясо, а на ужин варили похлебку из сушеного медвежьего мяса. Сахар вышел весь уже несколько дней назад. Теперь мы пьем чай со ржаными сухарями и находим, что если и дальше будет так продолжаться, то было бы недурно. Но, увы, запасы чая и сухарей быстро уменьшаются. Чая осталось только на несколько дней. Итти приходится теперь так: с высокого тороса сначала намечаешь путь, выбирая, места, где возможно перейти или переплыть, и стараешься выбирать льдины по возможности большие. Часто приходится, перебросив на другую сторону канала длинную лямку, самим переходить по зыбкому льду на лыжах и, перейдя канал, перетягивать через него каяки на лямках. При этом каяки кренятся, застревают в каше, и большого труда стоит их вытянуть на лед. Люди поминутно проваливаются, но, вылив из сапог воду, сейчас же принимаются за прерванное дело А остров почти так же далек, как и раньше».

13 июня прошли восемь километров. На этот раз попадались большие льдины, покрытые глубоким снегом. Под снегом было много воды, по-прежнему морской. Провизия ужасающе убывала. Вечером пришлось высыпать в ведро последнюю заварку чая. Утром завтракали только остатком чая с сухарями, обед состоял из сухарей и теплой воды, разбавленной консервированным молоком; к ужину удалось убить трех нырков; из них сварили похлебку, прибавив в ведро немного сухого бульона.

К вечеру «зрячие» увидели остров, так как горизонт немного прояснился. На этот раз он был опять на северо-востоке. Лед, по-видимому, носило взад и вперед около острова приливом и отливом. В этом заключалась причина такой массы мелкобитого льда в полыньях. Можно было думать, что этой каши ближе к острову будет еще больше.