Начало «холодной войны»

Начало «холодной войны»

Помощь США в формировании идеологии глобальной экспансии оказал У. Черчилль, который весной 1946 г. отдыхал во Флориде. Для окончания первой картины понадобилось всего три дня.

К ставшему президентом Гарри Трумэну, гордящемуся своей простотой и доступностью, стали прибывать земляки из Миссури с относительно небольшими просьбами. В январе 1946 г. они просили прислать кого-либо из сенаторов на открытие заурядного колледжа в миссурийском городке Фултон. Патриот своих краев, президент Трумэн отреагировал неожиданно: «Зачем нам просить неких сенаторов, когда во Флориде отдыхает самый большой златоуст англосаксонского мира — отставной премьер Уинстон Черчилль». Черчилль на просьбу откликнулся, выдвинув лишь одно условие: «Выступлю в случае присутствия в зале президента Соединенных Штатов». Британский Форин оффис. Отражая нужду Британии в 3, 75 млрд. долл. американского займа, снабдил экс-премьера дополнительными документами.

Черчилль и Трумэн никогда ранее не имели возможности человеческого сближения. В Потсдаме Трумэн был слишком занят атомной бомбой, а Черчилль эмоционально переживал предвыборную кампанию в Британии. И лишь теперь, расслабившись, они сели друг против друга. Черчилль хитро блеснул глазами: «Пребывая в неведомых мне краях, я неизменно пользуюсь следующим правилом — несколько капель виски в местную воду. Чтобы нейтрализовать бактерии». Трумэн согласно кивнул. В 1940-е годы железные дороги в США держались на плаву преимущественно за счет превосходной кухни и широкого выбора напитков. Двое в президентском поезде позволили себе расслабиться. В конечном счете, президент Трумэн попросил униформу кондуктора и в течение сорока минут опробовал паровозный гудок. Черчилль молча улыбался новому другу.

Реальность остановила их праздник неожиданно. Фултон оказался городом, где полностью было запрещена продажа алкоголя. Не зная этого обстоятельства невозможно понять первых слов вышедшего на трибуну Черчилля: «Я думал, что нахожусь в Фултоне, штат Миссури, а оказался в Фултоне, Сахара» (намек на «сухой закон» — А.У.). Речь отличалась исключительной антирусской воинственностью, смысл ее сводится к одной фразе — «единственное, что хорошо понимают русские — это сила». Черчилль произнес знаменитые отныне слова: «Между Триестом на юге и Штеттином на севере на Европу опустился „железный занавес“. Русские не желают войны, но они хотят получить плоды войны и безграничную экспансию их мощи и доктрин — „нет ничего, чем они восхищались бы больше, чем сила… Единственным способом избежать худшего является братская ассоциация англоговорящих народов“.

Зал замер. Происходило страшное и печальное; обозначились контуры нового столкновения в мировых масштабах. Черчилль метал грома и молнии. Под занавес речи президент Трумэн, усиленно аплодировавший словам британского экс-премьера, послал оратору вдохновенную записку: «Уинстон, самолет из Канады только что доставил превосходный виски». Эффект этой записки легко обнаружить, читая концовку фултонской речи 5 марта 1946 г., где Черчилль, неожиданно смягчившись, воздал хвалу «нашим русским боевым товарищам». Эта речь имеет отношение не только к алкоголю. Не российская сторона сохраняет сегодня «железный занавес» в своих контактах с Западом, внутри которого перемещение так упрощено.

Черчилль говорил, что русские не желают войны, но они желают иметь плоды войны, «ныне происходящего распространения их мощи и идейного влияния». Им может противостоять только союз англоязычных народов, союз Британии и Соединенных Штатов. Ибо он знает, что русские более всего уважают силу, и более всего презирают слабость — а более всего военную слабость. Оптимальным курсом на будущее У. Черчилль считал «братскую ассоциацию говорящих по-английски народов». Ассоциация должна была стать военным союзом, ибо «все, что я видел во время войны, убеждает меня в том, что на русских ничто не производит большего впечатления, чем сила». Это было начало трагического пути гонки вооружений. Аудитория читала на лице президента Трумэна полное одобрение. Он несколько раз аплодировал английскому политику.

Запад не сразу принял предлагаемый опасный курс. Редакционные статьи газет обвиняли Черчилля в отравлении и без того сложных отношений. Уолтер Липпман назвал выступление «почти катастрофической ошибкой». Гарольд Икес назвал президента «глупцом». Генри Уоллес требовал отмежеваться от Черчилля. Испуганный Трумэн, возвратившись в Вашингтон, сказал, что ничего не знал о содержании фултонской речи Черчилля. Сталину было послано приглашение посетить Соединенные Штаты и сопровождать его в университет Миссури для подобной же речи. Но печально знаменитое выступление У. Черчилля в Фултоне соответствовало настроениям правых сил в США, решивших «выяснить свои отношения» с Востоком. Гарриман, Форрестол, Леги, Ачесон одобрили фултонскую речь. Форрестол с удовлетворением пишет в дневнике, что Черчилль согласился с моим анализом: «Мы имеем дело не только с Россией как с национальной единицей, но с экспансионистской мощью России времен Петра Великого да к тому еще плюс и дополнительная миссионерская религиозная сила». Черчилль добавил внимательно слушавшему его Форрестолу, что «влияние России проникнет через Германию в Голландию и Бельгию, перерезая тем самым сонную артерию Британской империи». Русские не знают таких понятий как «честное ведение дел», как честь», «доверие» и даже «правда» — они эти понятия воспринимают как негативные. «Они постараются попробовать на прочность каждую дверь в доме, войдут во все не закрытые двери, а когда навестят все доступное, удалятся и с гениальной простотой пригласят вас отужинать этим же вечером».

Форрестол пишет 11 апреля коллеге по бизнесу Кларенсу Диллону: «Комми стремительно продвигаются во Франции, на Балканах, в Японии и повсюду, где подворачивается возможность. Их преимущество — в наличии во всех этих странах коммунистических партий… Мне кажется. Что нынешняя угроза посильнее той, что мы видели в тридцатых годах. Надеюсь, еще не поздно».

Во время встречи со Сталиным новый посол Беделл Смит спросил прямо: складывается ли у Кремля представление, что США и Британия объединяют усилия против России?». Сталин ответил утвердительно.