ГЛАВА XXX. Любовь
ГЛАВА XXX. Любовь
После трагической смерти Сандоваля охотники медленно продолжали свой путь. Описанные нами в предыдущих главах сцены навеяли на них печальное настроение, которое ничто не было в силах рассеять. Со времени исчезновения своей дочери дон Мигель Сарате хранил мрачное молчание. Этот сильный и энергичный человек был вконец побежден своим страшным горем. Он плелся теперь молча вслед за своими товарищами, которые, относясь с уважением к его горю, старались окружить его теми деликатными знаками внимания, которые так отрадно действуют на душу страждущего.
Валентин и генерал Ибаньес оживленно разговаривали друг с другом, понизив голос.
Оба индейца, Курумилла и Моокапек, ехали впереди, служа отряду проводниками.
Дон Пабло и Эллен ехали рядом. Они одни казались счастливыми, и на их лицах по временам блуждала улыбка. Молодые люди уже забыли прежние невзгоды и наслаждались теми радостями, которые давало им настоящее. Так как во время казни Сандоваля Эллен уехала далеко вперед, то она ничего не знала о том, что произошло, и ничто не могло теперь омрачить того удовольствия, которое она испытывала от общения с молодым человеком, завладевшего ее сердцем. Влюбленные имеют способность забывать все, что не касается их любви. Молодые люди, отдавшись всецело своей страсти, не помнили ничего и были счастливы тем, что могли проводить время вместе. Слово любовь не было еще произнесено между ними, тем не менее его так ясно можно было прочесть в их взглядах и улыбках, что они понимали друг друга как нельзя лучше.
Эллен рассказывала дону Пабло, каким способом ей и донье Кларе удалось бежать из лагеря Красного Кедра под охраною двух канадских охотников и сашема корасов.
— Кстати, об охотниках, — спросил дон Пабло, — что с ними сталось?
— Увы, — ответила Эллен, — один из них был убит апачами, другой…
— Другой?..
— Вот он, едет за нами, — сказал она. — О! Это замечательный человек. Он предан мне душой и телом.
Дон Пабло быстро обернулся, и неудовольствие отразилось при этом на его лице. В душу его закралось глухое чувство ревности. Он недружелюбно взглянул на охотника, ехавшего позади них в нескольких шагах. Но увидав его открытое, честное, несколько меланхоличное лицо, молодой человек упрекнул себя за недоброе чувство к нему. Он быстро приблизился к охотнику и протянул ему Руку.
Эллен с улыбкой смотрела на обоих молодых людей.
— Спасибо, — сказал дон Пабло охотнику, — спасибо за все то, что вы сделали для нее.
Гарри пожал протянутую ему руку и ответил печально, но сердечно:
— Я только исполнил свой долг: я поклялся защищать ее и умереть за нее. Когда настанет время, я исполню свою клятву.
Дон Пабло мягко улыбнулся.
— Почему вы не едете с нами рядом? — спросил он.
— Нет, — ответил Гарри, вздохнув и покачав головой. — Я не хочу, да и не должен мешать вашей беседе. Вы любите друг друга, будьте счастливы. Моя обязанность отныне — оберегать ваше счастье. Я останусь здесь, а вы — вы ступайте на ваше место.
Дон Пабло с минуту размышлял над словами охотника, потом, пожав ему еще раз руку, сказал:
— У вас благородное сердце, я признателен вам. — И сказав это, он снова подъехал к своей спутнице.
Печальная улыбка пробежала по бледным губам канадца.
— Да, — пробормотал он, как только остался один. — Да, я люблю ее. Бедная Эллен! Она будет счастлива — а после этого, что бы со мной ни случилось, мне все равно!
С этой минуты лицо его снова приняло невозмутимое выражение, и он только временами бросал довольные взгляды — с некоторым, впрочем, оттенком печали — на обоих молодых людей, между которыми снова завязался разговор.
— Не правда ли, у него благородное сердце? — сказала Эллен дону Пабло, указывая ему на охотника.
— Я тоже так думаю.
— А я в этом убеждена уже с давних пор. Гарри оберегает меня. Всегда, во все минуты опасности он бывал возле меня. Для того, чтобы следовать за мной, он бросил все: родину, семью… Он сделал это без всяких размышлений и колебаний — и при этом без всякой надежды получить награду за такую беззаветную преданность.
Дон Пабло вздохнул.
— Вы его любите, — пробормотал он. Девушка улыбнулась.
— Если вы под словом «любовь» понимаете безграничное доверие и искреннее и глубокое уважение, которые я питаю к нему, тогда, в этом смысле — да, я его люблю, — ответила она.
Дон Пабло отрицательно покачал головой.
— Нет, это не любовь, — сказал он.
Она посмотрела на него долгим взглядом и помолчала несколько минут. Наконец она положила ему руку на плечо и сказала своим задушевным и нежным голосом.
— Выслушайте меня, дон Пабло. Молодой человек вздрогнул от этого прикосновения и поднял голову.
— Я вас слушаю, — сказал он.
— Судьбе было угодно, — начала молодая девушка несколько взволнованным голосом, — чтобы мы встретились с вами при совершенно необыкновенных обстоятельствах. Впервые увидев вас, я не знаю, что со мной произошло: я ощутила какое-то сладостное, но вместе с тем болезненное чувство. И когда вы покинули моих братьев, я долго смотрела вам вслед, пока, наконец, вы не скрылись с моих глаз. После этого я возвратилась в тягостном раздумье под кров своей хижины. Я чувствовала, что судьба моя решилась. Образ ваш запечатлелся в моем сердце, и слова ваши не переставали звучать в моих ушах. А между тем вы предстали передо мной врагом. Слова, которые вы произносили, были словами угрозы. Что могло послужить источником того странного волнения, которое я испытывала? Эллен на минуту смолкла.
— О, вы полюбили меня тогда! — воскликнул пылко молодой человек.
— Да, не правда ли? — продолжала она. — Это именно и называется любовью. Увы! — добавила она растроганным голосом и при этом тихие слезы потекли из ее глаз по бледным щекам. — К чему приведет эта любовь? Я дочь проклятого рода, и нахожусь возле вас теперь не как друг, а как пленница или, по меньшей мере, как заложница. Я внушаю вашим товарищам презрение, ненависть — может быть, потому, что я дочь их беспощадного врага, человека, которого они поклялись сделать жертвой своей мести.
Дон Пабло, вздохнув, поник головой.
— Увы! — пробормотал молодой человек.
— Вы теперь поймете, — продолжала она в волнении, — что я не могу оставаться равнодушной зрительницей смерти того, кто даровал мне жизнь. Не так ли?.. Тот человек, которого вы ненавидите, которому вы хотите отомстить, — мой отец. Он всегда был добр ко мне и окружал меня лаской и заботами. Пожалейте хоть немного меня, дон Пабло!..
— Говорите, Эллен! Чего бы вы ни потребовали от меня, клянусь вам, я все исполню!
Эллен посмотрела на него каким-то странным взглядом.
— И это правда? Могу я положиться на ваши слова? — нерешительно спросила она.
— Приказывайте! Я все исполню!
— Сегодня вечером, когда мы прибудем на то место, где должны будем стать лагерем, когда все товарищи ваши заснут, тогда…
— Что же тогда? — спросил дон Пабло.
— Тогда помогите мне бежать, дон Пабло, умоляю вас!
— О, бедное дитя! — воскликнул он. — Помочь вам бежать! Но что же станется с вами, затерянной в прерии?
— Господь хранит меня.
— Но ведь вас ожидает смерть!
— Если даже так, я исполню свой долг, по крайней мере.
— Какой же это долг, Эллен?
— Разве спасти отца моего не мой долг? Дон Пабло на это промолчал.
— Вы колеблетесь?.. Вы отказываетесь?.. — сказала она с упреком.
— Нет, — ответил он, — если вы этого требуете — желание ваше будет исполнено. Вы уедете отсюда.
— Благодарю вас! — сказала она радостно, протягивая молодому человеку руку, которую тот поднес к своим губам.
— Теперь окажите мне еще одну, последнюю услугу, дон Пабло.
— Говорите, Эллен
Девушка вынула из-за корсажа небольшую шкатулочку, и передала ее своему собеседнику.
— Возьмите эту коробочку, — сказала она ему при этом, — я не знаю, что содержится в ней, я похитила ее у моего отца, когда бежала из его лагеря с вашей сестрой. Храните ее бережно, чтобы в том случае, если Богу будет угодно, чтобы мы когда-нибудь встретились, вы могли возвратить мне ее.
— Обещаю вам это.
— А теперь, дон Пабло, что бы ни случилось, знайте, что я вас люблю и что имя ваше будет последним, которое я произнесу, умирая.
— О, дайте мне верить, дайте мне надеяться, что, может быть, настанет день…
— Никогда! — воскликнула она, с непередаваемым выражением. — Как бы ни была велика моя любовь к вам, кровь моего отца навеки разъединит нас!
При этих словах молодой девушки дон Пабло поник головой, он мысленно измерил глубину той бездны, в которую упал.
Молодые люди с этого момента продолжали путь молча. Как мы уже говорили, сашем корасов служил нашему маленькому отряду проводником. Подойдя к перекрестку тропок, одна из которых вела к реке, он остановился и издал крик сороки.
Услыхав этот сигнал, Валентин пришпорил лошадь и подъехал к нему.
— Что нового? — спросил он кораса.
— Ничего. Только мы скоро подъедем к тому месту, откуда будет виден остров, на котором Красный Кедр стал лагерем.
—А! В таком случае, надо сделать привал. Охотники сошли с лошадей и спрятались в кустах. Вокруг царила невозмутимая тишина.
— Гм! — пробормотал Валентин. — Птица, кажется, вылетела из гнезда.
— Мы это сейчас узнаем, — сказал Орлиное Перо и, осторожно крадясь через кустарники, вскоре скрылся из глаз своих товарищей.
Не прошло и часа, как он уже возвратился, мокрый с головы до ног.
— Ну что же? — спросил его Валентин.
— На острове никого нет, — ответил тот, — костры погашены уже дня два тому назад.
— Что же нам теперь делать? — воскликнул дон Мигель.
— Ждать, — ответил охотник. — Переночуем здесь, а завтра отправимся искать следы нашего врага. Дон Мигель вздохнул, но ничего не возразил. Отряд стал лагерем. Когда все поужинали, Валентин вскинул ружье на плечо и знаком пригласил Курумиллу следовать за собой.
— Куда вы? — спросил его дон Мигель.
— Я пойду на остров, который служил местом стоянки гамбусинос.
— И я с вами.
— И я также, caspita! — сказал генерал.
— Отлично.
И все четверо удалились. В лагере остались только дон Пабло, сашем корасов, Гарри и Эллен.
Когда шаги охотников затихли в отдалении, молодая девушка обратилась к дону Пабло.
— Час настал, — сказала она ему. Мексиканец вздрогнул всем телом.
— Вы этого хотите? — спросил он ее печально.
— Так нужно! — ответила девушка с подавленным вздохом, и подойдя к Гарри, она сказала ему:
— Брат! Я уезжаю.
— Хорошо! — ответил охотник и, не сказав более ни слова, оседлал двух лошадей и стал ждать, совершенно спокойный с виду.
Моокапек спал или притворялся спящим.
Эллен протянула руку дону Пабло и сказала ему растроганным голосом:
— Прощайте!
— О! — воскликнул молодой человек. — Останьтесь, Эллен, умоляю вас!
Дочь скваттера печально покачала головой.
— Я должна отправиться к моему отцу, — пробормотала она. — Дайте мне уехать, дон Пабло.
— Эллен! Эллен!..
— Прощайте, дон Пабло!
— О! — воскликнул молодой человек в отчаянии. — Неужели ничто не может поколебать вашу решимость?
Лицо молодой американки было орошено слезами, грудь ее высоко вздымалась.
— Неблагодарный! — произнесла она с горьким упреком. — Неблагодарный, который не хочет понять, как я его люблю!
Дон Пабло сделал над собой страшное усилие и, с трудом подавив свое отчаяние, сказал прерывающимся голосом:
— Так уезжайте! И да хранит вас Господь!
— Прощайте!
— О нет, не прощайте, а до свиданья! — воскликнул он. Молодая девушка грустно покачала головой и вскочила на лошадь, которую ей подал канадец.
— Гарри, — сказал последнему дон Пабло, — берегите ее!
— Буду беречь ее, как свою сестру, — ответил канадец взволнованным голосом.
Эллен сделала дону Пабло последний прощальный знак рукой и погнала свою лошадь.
Молодой человек в отчаянии опустился на землю.
— О, мое счастье погибло! — пробормотал он разбитым голосом.
Моокапек не пошевельнулся. Сон его, вероятно, был очень глубок.
Два часа спустя возвратились из своей поездки на остров Валентин и его товарищи. Дон Мигель тотчас же заметил отсутствие Эллен.
— Где же дочь скваттера? — спросил он с живостью.
— Она уехала… — пробормотал дон Пабло.
— И вы дали ей бежать?! — воскликнул асиендадо.
— Она не пленница, поэтому я не имел права препятствовать ее отъезду.
— А где же канадский охотник?
— Он тоже уехал.
— Так мы должны немедленно ехать за ним в погоню.
Дрожь ужаса пробежала при этих словах по телу молодого человека, он побледнел как полотно.
Валентин пристально и испытывающе взглянул на него и, положив руку на плечо своего друга, сказал ему с понимающей улыбкой:
— Избавь нас Бог от этого. Напротив, надо дать дочери скваттера спокойно уехать.
— Но… — возразил дон Мигель.
Валентин нагнулся к своему собеседнику и что-то шепнул ему на ухо. Асиендадо вздрогнул.
— Вы правы, — пробормотал он.
— А теперь, — продолжал охотник, — надо лечь спать, потому что, предупреждаю вас, завтра нам предстоит тяжелый день.
Все, по-видимому, согласились с этим предложением, и четверть часа спустя охотники уже спали возле костра.
Только один Курумилла не спал, он стоял на часах, неподвижно, как изваяние.