ГЛАВА VII. Эллен и донья

ГЛАВА VII. Эллен и донья

С того времени, как донья Клара снова очутилась во власти Красного Кедра, с отчаяния сдавшись своим похитителям без сопротивления, она потеряла всякую надежду на бегство, в особенности с тех пор как она заметила, что люди, во власти которых она находилась, направили свой путь в прерии. Для молодой девушки, привыкшей к жизни в утонченной роскоши и к тысячам мелких забот, которыми беспрестанно окружал ее нежно любящий отец, ее теперешнее существование было непрерывной пыткой. Окруженная людьми дикими и грубыми, она каждую минуту могла ожидать от них оскорбления.

А между тем до этого времени поведение Красного Кедра по отношению к ней было не то чтобы почтительное, — скваттеру были чужды такие тонкости, — но по меньшей мере приличное, то есть он просто не обращал на нее внимания, приказав своим людям ничем се не беспокоить.

Донья Клара была отдана скваттером на попечение его жены и Эллен.

Старая карга бросила на девушку косой взгляд, затем повернулась к ней спиной и ни разу не заговорила с ней, что было в высшей степени приятно молодой мексиканке.

Что касается Эллен, то она воспользовалась своим авторитетом, чтобы сделаться подругой пленницы. Она стала оказывать ей все маленькие услуги, возможные в ее положении, и делала она это с такой деликатностью и с таким тактом, каких трудно было ожидать от девушки, воспитанной в глуши, да еще таким человеком, каким был ее отец.

В первые минуты, всецело погруженная в свое горе, донья Клара не обратила никакого внимания на заботы Эллен. Но постепенно ее кротость и неистощимое терпение тронули мексиканку, и она невольно почувствовала признательность к дочери скваттера за все ее заботы о ней, и чувство это вскоре уступило место дружескому расположению.

Молодость доверчива, что вполне естественно. Когда молодого человека угнетает большое горе, у него всегда возникает желание поделиться им с кем-нибудь.

Оставшись совершенно одинокой среди разбойников, донья Клара должна была после того, как прошел первый острый приступ ее горя, ощутить сильную потребность найти человека, который бы помог ей или утешил бы ее за невозможностью оказать ей существенную помощь в страшном горе, обрушившимся на нее. А потому гораздо скорее, чем это случилось бы при других обстоятельствах, доброта Эллен тронула сердце мексиканки. Красный Кедр, от которого ничто не могло укрыться, усмехнулся про себя, заметив дружбу молоденьких девушек, но сделал вид, что ничего не заметил. Странное дело! Красный Кедр, этот безжалостный охотник за скальпами, этот человек, в котором, казалось, не было никаких человеческих чувств, который был преступником до мозга костей, питал в глубине сердца чувство, сближавшее его с простыми людьми. Этим чувством была безграничная любовь к Эллен, любовь тигра к своем детенышу. Это хрупкое дитя было единственным существом, которое заставляло его сердце биться сильнее. Как, стало быть, была велика, как была сильна любовь, которую питал Красный Кедр к своему невинному ребенку! Эта любовь была сродни культу, преклонению. Одного слова из этих маленьких уст было достаточно, чтобы наполнить безграничной радостью сердце жестокого разбойника. Улыбка ее розовых губ наполняла его неизъяснимым счастьем.

Своими милыми ласками и мягкими речами Эллен достигла того, что деспотически управляла этим сборищем хищных птиц, составлявшим ее семью. Чистый поцелуй, которым здоровалась каждое утро с отцом девушка, был для него солнечным лучом, он согревал душу старого бандита, перед которым все трепетало и который трепетал, в свою очередь, когда его кумир, радость и счастье его жизни — его дочь — с неудовольствием хмурила брови. Он с большой радостью заметил, что дочь сделалась его невинной сообщницей тем, что приобрела доверие и дружбу его пленницы. Это нежное дитя было, по его мнению, самым надежным тюремщиком для доньи Клары, а потому, чтобы еще более способствовать закреплению этой дружбы двух девушек, он совершенно закрыл на нее глаза и, как мы уже сказали, сделал вид, что ничего не замечает. Женщиной, подслушавшей разговор монаха и Гарота, была Эллен.

В ту минуту, когда она намеревалась войти в хижину, она услышала внутри ее тихие голоса. Это заставило ее остановиться и прислушаться к тому, что говорили.

Донья Клара тихо говорила с каким-то человеком, и этим человеком был сашем корасов. Крайне удивленная этим, Эллен с любопытством стала прислушиваться к разговору, и он вскоре всецело приковал ее внимание.

Покинув обоих мексиканцев, Орлиное Перо в течение нескольких минут прохаживался по лагерю с напускной беспечностью, намереваясь ввести в заблуждение тех, кто пожелал бы сделать попытку следить за ним. Когда он счел, что ему не грозят шпионы, он незаметно подошел к хижине, занимаемой обеими девушками, и вошел в нее, предварительно удостоверившись, что никто за ним не следит. Донья Клара была в эту минуту одна. Мы уже говорили читателю о том, где находилась Эллен, что же до жены скваттера, то, следуя приказаниям мужа ничем не беспокоить молодую пленницу, она заснула у огня на лужайке. Девушка сидела, свесив голову на грудь, предавшись глубоким, печальным размышлениям. Услыхав шум шагов индейца, она подняла голову и при виде его не могла удержаться от движения ужаса. Орлиное Перо тотчас же заметил произведенное им впечатление. Остановившись на пороге хижины, он скрестил руки на груди и почтительно поклонился.

— Пусть сестра моя успокоится, — сказал он вкрадчивым, мягким голосом, — с нею говорит друг.

— Друг! — пробормотала донья Клара, украдкой взглянув на него. — Несчастные не имеют друзей.

Индеец сделал несколько шагов, чтобы приблизиться к ней и, нагнувшись к молодой девушке, продолжал:

— Ягуар должен был надеть на себя кожу хитрой змеи, чтобы прийти к своим врагам и снискать их доверие. Разве сестра моя не узнает меня?

Мексиканка подумала с минуту, потом, внимательно взглянув на него, нерешительно ответила:

— Хотя голос ваш мне знаком, я тщетно стараюсь вспомнить, где и при каких обстоятельствах я видела вас.

— Я помогу сестре моей припомнить, — возразил на это Орлиное Перо. — Два дня тому назад, во время перехода через брод дель-Торо, я сделал попытку спасти ее и почти преуспел в этом. Но и до этого времени сестра моя не раз меня видела.

— Если вы напомните мне, при каких обстоятельствах это случилось, быть может, я и узнаю вас.

— Это будет совершенно лишним, я лучше скажу сестре моей свое имя. Минуты дороги. Я Моокапек, великий сашем корасов с Рио-Браво-дель-Норте. Отец моей сестры и она сама часто приходили на помощь бедным индейцам моего племени.

— Это правда, — сказала девушка с грустью. — О, теперь я припоминаю! Бедные люди! Они были безжалостно перерезаны апачами, а селение их было сожжено. О! Я знаю об этом ужасном происшествии!

При этих словах молодой девушки по губам вождя пробежала насмешливая улыбка.

— Нет, это не были апачи: ягуары не воюют с ягуарами. Не индейцы умертвили корасов, это сделали рейнджеры 18.

— О! — в ужасе воскликнула девушка.

— Пусть сестра моя слушает, — с живостью продолжал корас. — Теперь, после того как я сказал ей свое имя, она должна почувствовать ко мне доверие.

— Да, — ответил она с горячностью, — потому что мне известен ваш благородный характер.

— Благодарю! Я здесь только для того, чтобы спасти мою сестру. Я поклялся возвратить ее отцу.

— Увы! — пробормотала она печально. — Это невозможно: вы один, а мы окружены врагами. Бандиты, с которыми мы имеем дело, во сто крат свирепее диких зверей прерии.

— Я еще не знаю, как я возьмусь за дело, чтобы спасти мою сестру, — твердо сказал на это вождь, — но если она захочет, я это исполню.

— О! Захочу ли я этого? — воскликнула она. — Да что бы ни пришлось мне для этого сделать, я это сделаю без колебания. Энергия моя не ослабнет, будьте спокойны, вождь.

— Хорошо! — сказал радостно индеец. — Сестра моя, я вижу, истинная дочь мексиканских королей, я полагаюсь на нее. Красный Кедр отлучился на несколько дней. Я все приготовлю к бегству моей сестры.

— Идите, вождь! По первому вашему знаку я буду готова следовать за вами.

— Хорошо! Я ухожу. Пусть сестра моя не падает духом — она скоро будет свободна.

Индеец поклонился молодой девушке и намеревался выйти из хижины. Вдруг чья-то рука легла на его плечо. При этом неожиданном прикосновении, несмотря на все свое самообладание, индеец не мог подавить дрожи ужаса.

Он обернулся. Перед ним стояла дочь Красного Кедра. Она улыбалась.

— Я все слышала, — сказала она чистым и приятным голосом.

Вождь бросил на донью Клару взгляд, преисполненный печали.

— Почему на лицах ваших я читаю смущение? Я не хочу выдавать вас, я друг доньи Клары. Успокойтесь. Благодаря случаю, я узнала вашу тайну, но я не злоупотреблю этим. Напротив, я помогу вам бежать.

— Возможно ли! И вы это сделаете, Эллен? — воскликнула донья Клара, бросившись в объятия своей подруги и прижимая ее головку к своей груди.

— Почему же нет, — ответила она просто, — разве вы не друг мне?

— О! Да, я вас люблю, потому что вы добры. Вы сжалились над моими страданиями и плакали вместе со мной. Орлиное Перо взглянул на молодую девушку с восторженным изумлением.

— Слушайте, — продолжала Эллен, — я предоставлю вам случай исполнить ваше намерение: в эту же ночь мы покинем стан.

— Мы? — переспросила донья Клара. — Что вы этим хотите сказать?

— Я хочу этим сказать, — продолжала Эллен, — что я отправлюсь вместе с вами.

— Неужели?

— Да, — ответила она печально, — я больше не могу оставаться здесь.

При этих словах вождь корасов задрожал от радости, мрачный огонек сверкнул в его глазах. Но он тотчас же овладел собой, лицо его приняло прежнее невозмутимое выражение, и девушки не заметили его волнения.

— Но каким образом изыщете вы средства для бегства?

— Это уж мое дело, не заботьтесь об этом. Повторяю вам, в эту же ночь мы уедем отсюда.

— Дай-то Бог! — сказала донья Клара со вздохом облегчения.

Эллен повернулась к сашему корасов.

— Не знает ли брат мой, — спросила она, — какое-нибудь индейское селение неподалеку отсюда, где бы мы могли укрыться от преследователей?

— На расстоянии двух солнц отсюда по направлению к северо-западу есть селение, обитатели которого принадлежат к моему племени — именно туда я и намереваюсь поместить дочь моего бледнолицего отца после ее освобождения из плена.

— И в этом селении мы будем в безопасности?

— Дочь Акамариктцина будет там в такой же безопасности, как на асиенде своего отца, — уклончиво ответил индеец.

— Отлично! Может ли мой брат покинуть лагерь?

— Кто настолько силен, чтобы остановить кондора в его полете? Моокапек — воин, которого ничто остановить не может.

— Брат мой должен отправляться.

— Хорошо.

— Он отправится по кратчайшей дороге в селение своих соплеменников, затем он выедет к нам навстречу, чтобы защитить нас в случае, если разбойники станут преследовать нас.

— Превосходно! — радостно ответил индеец. — Сестра моя молода, но мудрость живет в ее сердце. Я сделаю все, что она желает. Когда я должен отправляться?

— Сейчас.

— Я иду. В котором приблизительно часу сестра моя покинет лагерь?

— В тот час, когда совы в первый раз запоют свой гимн восходящему солнцу.

— Сестра моя встретит меня самое большее через четыре часа после своего отъезда; пусть она помнит и держится северо-западного направления.

— Я буду держаться его.

Орлиное Перо поклонился девушкам и вышел из хижины. Шайка гамбусинос спала глубоким сном, растянувшись вокруг костров, и только Дик и Гарри бодрствовали. Сашем корасов тем временем проскользнул, как призрак, среди деревьев и, никем не замеченный, пробрался к реке. Сделать это было ему тем легче, что оба канадца и не думали охранять остров, а, напротив, устремляли свои взоры исключительно в сторону прерии.

Вождь мигом разделся, свернул свое платье в узел и, положив его себе на голову, вошел в воду и тихо поплыл по направлению к другому берегу.

Когда индеец вышел из хижины, Эллен нагнулась к донье Кларе, нежно поцеловала ее в лоб и сказала:

— Постарайтесь поспать несколько часов, пока я все приготовлю к нашему бегству.

— Спать! — воскликнула мексиканка. — Могу ли я спать, когда сгораю от нетерпения!

— Это необходимо, — настаивала Эллен, — потому что нам предстоит завтра утомительный день.

— В таком случае, я попытаюсь, если вы этого хотите, — сказала послушно донья Клара.

Обе девушки поцеловались, пожали друг другу руки, и Эллен ушла из хижины, улыбнувшись на прощание своей подруге, следившей за ней тревожным взглядом. Оставшись одна, донья Клара бросилась на колени, сложила руки и вознесла горячую молитву Богу. Затем, успокоившись немного этим обращением ко Всемогущему, она упала на подстилку из сухих листьев, служившую ей постелью и, как и обещала Эллен, постаралась заснуть.