III. БОРЬБА ПРОТИВ «СОЦИАЛ–ФАШИЗМА» И «ОБОСТРЕНИЕ КАПИТАЛИСТИЧЕСКИХ ПРОТИВОРЕЧИЙ» (1928 — 1933)

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

III. БОРЬБА ПРОТИВ «СОЦИАЛ–ФАШИЗМА» И «ОБОСТРЕНИЕ КАПИТАЛИСТИЧЕСКИХ ПРОТИВОРЕЧИЙ» (1928 — 1933)

1. VI конгресс Коминтерна: крутой поворот

Разработанная под непосредственным руководством Сталина и одобренная VI конгрессом (июль — сентябрь 1928 г.) стратегия Коминтерна определила основные направления советской внешней политики в период с 1928 по 1933 г. Этот конгресс (совпавший с началом наступления сталинского руководства на Бухарина) был отмечен глубокими расхождениями в оценках международной ситуации и во взглядах на тактику Коминтерна в ближайшие годы. Бухарин, в то время еще генеральный секретарь Коминтерна, защищал точку зрения, согласно которой ситуация в мире отличалась достаточной стабильностью, а развитие экономического кризиса в ведущих капиталистических странах непосредственно не вело к революционной ситуации. По его мнению, в переживаемый момент все внимание следовало сосредоточить на обеспечении единства в рабочем движении (профсоюзов, социалистических и коммунистических партий) и на борьбе с сектантством, грозящим изоляцией коммунистов. Полностью противоположные взгляды развивал в своих выступлениях Сталин. Драматизируя ситуацию, он утверждал, что из?за нависшей над ведущими капиталистическими странами угрозы глубочайшего экономического кризиса и революционных потрясений напряженность международных отношений достигла своего предела. В связи с этим выдвигались следующие тактические установки:

— отказ от всякого сотрудничества с социал–демократами (которые преподносились как «главные враги рабочего класса»);

— борьба против реформистских влияний среди рабочего класса, предполагавшая уход из существовавших профсоюзных структур и создание новых, революционных профсоюзов;

— очищение коммунистических партий от всех колеблющихся, в особенности от «правых уклонистов».

Принятые конгрессом после дискуссий резолюции означали серьезное поражение Бухарина. Большинство выдвинутых им тезисов не нашло поддержки даже со стороны членов его собственной партии, и в них были внесены исправления в духе сталинских установок. Социал–демократия была признана «самым опасным врагом рабочего движения». Горькие разочарования после китайских событий привели к тому, что и национальные движения были причислены к носителям антиреволюционной идеологии. Особо была подчеркнута необходимость очищения компартий от всех «колеблющихся элементов» и установления «железной дисциплины» не только внутри партии, но и в отношениях между компартиями разных стран, что должно было выражаться в подчинении интересов каждой партии решениям руководства Коминтерна.

Во время конгресса или сразу после него было «образумлено» большинство компартий, причем особенно это коснулось компартии Германии, которой в качестве генерального секретаря был навязан Э. Тельман, ранее единодушно отстраненный от исполнения этих обязанностей ее Центральным Комитетом. Подчинение специфических интересов каждой партии интересам большевиков превращалось в одну из основ коммунистической идеологии. Подлинным революционером признавался лишь тот, кто был готов безоговорочно защищать Советский Союз. Те лее, кто полагали возможным защищать мировое революционное движение без Советского Союза или вопреки ему, рассматривались как враги революции, псевдореволюционеры, которые рано или поздно перейдут в лагерь врагов революции. Лозунг «солидарности трудящихся» (коммунистов и социалистов) одной страны был заменен требованием безграничной преданности Советскому Союзу, его коммунистической партии и его вождю.

2. Миф о «капиталистическом окружении»

Состоявшийся в апреле 1929 г. X пленум Исполкома Коминтерна довел до логического конца принятую годом раньше установку: социал–демократия стала «социал–фашизмом». В совместном докладе Д. Мануильского и О. Куусинена утверждалось, что цели фашистов и социал–демократов идентичны, разница же заключается в тактике и главным образом в методах. Не вызывало сомнений, что по мере своего развития «социал–фашизм» все более будет походить на «чистый фашизм».

До конца 1933 г., поставив во главу угла борьбу с социал–демократией, Коминтерн и советское руководство закрывали глаза на опасность стремительно растущего германского национализма и фашизма. В представлениях Москвы усиление Германии, символизирующее жизненную силу фашизма, было направлено против Великобритании и Франции (названной Сталиным в речи 27 июня 1930 г. на XVI съезде партии «самой агрессивной и милитаристской страной из всех агрессивных и милитаристских стран мира») и являлось позитивным фактором в развитии международных отношений, так как способствовало обострению противоречий между ведущими капиталистическими державами.

Период стабилизации капитализма заканчивается, заявил Сталин в упомянутом выступлении. Мировой экономический кризис дошел до той точки, где он переходит на следующий этап — политический кризис, отличительными чертами которого будут, во–первых, фашизация внутренней политики капиталистических государств, во–вторых, нарастание угрозы новой империалистической войны и, в–третьих, подъем революционных движений. С 1929 по 1933 г. компартия Германии неукоснительно следовала утвержденной Коминтерном линии и вела борьбу в первую очередь с социал–демократией, что немало способствовало параличу политических учреждений Веймарской республики. Участие коммунистов на стороне нацистов в референдуме 9 августа 1931 г., направленном против социал–демократического правительства Пруссии, приветствовалось газетой «Правда» как «самый сильный удар, когда–либо

нанесенный рабочим классом по социал–демократии». Ни приход к власти Гитлера, ни аресты тысяч коммунистов, ни поджог рейхстага и объявление компартии вне закона — ничто не изменило тактику Коминтерна, полностью утратившего способность к самокритике. 1 апреля 1933 г. президиум Исполкома Коминтерна принял резолюцию, утверждавшую, что политика руководимой Тельманом германской компартии всегда была «абсолютно правильной». В мае 1933 г., к большому удовлетворению советского руководства, нацисты ратифицировали протоколы о возобновлении действия Берлинского договора 1926 г., который подтверждал силу Рапалльских соглашений. Военное сотрудничество между СССР и Германией продолжалось еще несколько месяцев.

3. Расширение советской дипломатической деятельности

Тезисы об обострении противоречий капитализма и о постоянной угрозе, исходившей от окружавших СССР «агрессивных и милитаристских» стран, бесспорно, играли важную роль в сталинских планах радикального преобразования страны. Ускорение темпов коллективизации и индустриализации находило оправдание в необходимости действовать как можно быстрее, пока «господа империалисты не предприняли прямого нападения на Советский Союз». Однако, продолжая нагнетать атмосферу «осажденной крепости» и играть на реально существовавших противоречиях между великими державами с тем, чтобы не допустить создания их единого фронта против СССР, советские руководители прекрасно сознавали (как в 192 6 г., когда обсуждался китайский вопрос, так ив 1929 г.), что Советскому Союзу абсолютно необходимо всеми способами избегать любых конфликтов и провокаций, поскольку страна переживала период глубочайших экономических и социальных потрясений и была ими на какое?то время значительно ослаблена. Поэтому одновременно с преимущественным развитием отношений с Германией советская дипломатия направила свои усилия на расширение отношений с другими государствами, надеясь на увеличение торгового обмена с ними, необходимого для выполнения планов экономического строительства и обеспечения безопасности страны.

9 февраля 1929 г. СССР расширил сферу действия пакта Бриана — Келлога о всеобщем отказе от войны, к которому он присоединился несколькими месяцами раньше. Было подписано соглашение, известное как «Протокол Литвинова», с Латвией, Эстонией, Польшей, Румынией, а немного позже с Литвой, Турцией и Персией, предусматривавшее отказ от применения силы в урегулировании территориальных споров между государствами. В октябре 1929 г. были восстановлены отношения с Великобританией, где пост премьер–министра вновь занял Макдональд.

Начиная с 1931 г. советская дипломатическая деятельность стала еще более активной. Внутренние проблемы побуждали Советский Союз уделять больше внимания упрочению своего внешнеполитического положения. В то же время и пережившие

экономический кризис индустриальные страны проявляли все больший интерес к улучшению своих отношений с Советским Союзом, который рассматривался ими как огромный потенциальный рынок. Наконец, рост правого экстремизма и национализма в Германии побуждал страны, подписавшие Версальский мирный договор и заинтересованные в сохранении послевоенного статус–кво, развивать дипломатические отношения с Советским Союзом. Начатые в 1931 г. с рядом стран переговоры шли, однако, с большим трудом. Тем не менее уже в 1932 г. СССР начал пожинать плоды своих дипломатических усилий, подписав серию пактов о ненападении: с Финляндией (2 1 января), с Латвией (5 февраля), с Эстонией (4 мая).

После долгих колебаний 2 9 ноября 1932 г. французское правительство во главе с Эррио подписало франко–советское соглашение о ненападении, рассчитывая таким образом нейтрализовать возможные последствия дальнейшего сближения между СССР и Германией. Кроме статьи о ненападении соглашение содержало обязательство в случае нападения на одну из них третьей страны не оказывать никакой помощи агрессору.

Если в Европе советская дипломатия, стремясь обеспечить безопасность СССР, добилась значительных успехов за столом двусторонних переговоров, подписав целый ряд договоров о нейтралитете и ненападении, то на Дальнем Востоке ситуация становилась все более напряженной. Вторжение Японии в Маньчжурию (1931 г.) прямо угрожало советским интересам в этом регионе. В 1931 — 1933 гг. советской дипломатии с большим трудом удалось сохранить отношения с тремя участвовавшими в конфликте сторонами: Японией, Гоминьданом и китайскими коммунистами. В отношениях с Японией советское руководство то прибегало к демонстрации силы, увеличивая находящийся на Дальнем Востоке советский военный контингент под командованием Блюхера, то выступало с инициативами, направленными на примирение (предложение о продаже Китайско–Восточной железной дороги). Одновременно, стремясь не допустить сближения между Японией и Гоминьданом, Сонет–кий Союз терпеливо обсуждал возможности восстановления дипломатических отношений с правительством Чан Кайши, который начиная с 1927 г. рассматривался как «самый коварный враг коммунизма». Отношения с Гоминьданом были восстановлены в декабре 1932 г. Чан Кайши пошел на этот шаг, поскольку только Советский Союз смог оказать ему военную помощь в борьбе против японских агрессоров, тогда как великие державы оказались способны лишь на чисто символическое моральное осуждение Японии. В то же время Советский Союз пытался подтолкнуть китайских коммунистов, которые во главе с Мао Цзэдуном провозгласили Китайскую Советскую Республику, на объявление войны Японии. Поскольку контролируемые коммунистами области находились далеко от оккупированных Японией Маньчжурии и Северного Китая, такой шаг непосредственно не вел к конфликту; однако он обязывал Чан Кайши принять вызов и включиться в общенародную борьбу против захватчиков.

Советские дипломатические ухищрения как на Дальнем Востоке, так и в Европе отражали сложность непрерывно обострявшейся международной ситуации, в которой все большую роль играла агрессивная и динамичная политика двух держав — Германии и Японии. Казалось, что в 1933 г. цели, сформулированные советской дипломатией еще в 1919 — 1920 гг., были почти достигнуты. Установленный «навязанным империалистическими разбойниками» Версальским договором европейский порядок беззастенчиво нарушался каждый день с тех пор, как Германия осуществила перевооружение своей армии. Лига Наций, из которой вышли Япония, а затем и Германия, демонстрировала свою полную беспомощность. Невиданной силы экономический кризис сотрясал весь капиталистический мир. Казалось, что рост напряженности в мире вот–вот приведет к возникновению широкомасштабных международных конфликтов.

Однако такое столь долгожданное советским руководством развитие событий на деле оказалось в конечном счете неблагоприятным и даже угрожающим для СССР. Вместо того чтобы способствовать распространению коммунизма, кризис привел к возникновению фашизма. «Обострение межимпериалистических противоречий» не только не усилило «родину социализма», но привело к развитию милитаристской, реваншистской и националистической идеологии в Германии и Японии, превращавшихся в потенциальных противников Советского Союза.

Во второй половине 1933 г. советские руководители вынуждены были отказаться от принятой еще в 1919 — 1920 гг. аксиомы советской внешней политики, в соответствии с которой всякое усиление международной напряженности было только на пользу СССР, а всякий элемент международной политической стабильности (например, рост авторитета Лиги Наций, возрождение европейской экономики) априори имел негативное для Советского Союза значение.