III. СССР В ПОСЛЕВОЕННЫХ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЯХ
III. СССР В ПОСЛЕВОЕННЫХ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЯХ
Международное положение СССР после войны, в которой он победил ценой больших потерь, было в высшей степени парадоксальным. Страна была разорена. В то же время ее лидеры имели законное право претендовать на видную роль в жизни мирового сообщества. Бесспорно, на Советский Союз тогда работал своеобразный «эффект Сталинграда» как в общественном сознании, так и среди элиты стран–союзников. Но все же соотношение сил было для СССР едва ли не худшим за все время его существования. Да, он извлекал выгоду из оккупации обширнейшей территории большей части Европы, и его армия занимала по численности первое место в мире. В то же время в области военной технологии и США, и Великобритания далеко обогнали СССР, промышленный потенциал которого в западных регионах к тому же понес огромные потери.
Таким образом, налицо было острое противоречие между видимой ситуацией и реальным раскладом сил. Советские руководители ясно осознавали это положение, что заставляло их испытывать сильное чувство уязвимости, но в то же время они считали, что СССР стал одной из великих держав. Тем самым включение Советского Союза в международную сферу характеризовалось большой нестабильностью. В этой ситуации были возможны два подхода: первый предполагал усилия по сохранению «большого альянса», созданного в годы войны, и получение передышки для реконструкции и развития экономики; второй делал эквивалент военного противовеса из приобретения «залогов безопасности» посредством расширения сферы советского влияния. Эти два взаимоисключающие подхода, предполагавшие противоположные восприятия «других», отражались в позициях, дискутирующихся в партийном руководстве. Первый, защищавшийся в 1945 г. группой Жданова — Вознесенского, исходил из традиционного тезиса о неизбежности развития в мирное время «межимпериалистических противоречий», прежде всего между Великобританией и США, которые позволили бы СССР вести, как и в довоенные годы, изощренную дипломатическую игру в многополюсном мире и препятствовать образованию «единого империалистического фронта». Второй подход, поддерживаемый Маленковым и Сталиным, исходил из предположений о неминуемом кризисе, который сметет капиталистическую систему, но отодвигал его приход в отдаленное будущее, признавал существование возможности урегулирования отношений в двухполюсном мире между социалистическим лагерем во главе с СССР и империалистическим лагерем во главе с США и подчеркивал опасность скорой конфронтации между ними.
Из?за некоторой пассивности западных держав второй подход, непосредственно выражавшийся в политике приобретения «залогов безопасности», возобладал в первые месяцы, последовавшие за Ялтинской конференцией, — вероятно, при личном содействии Сталина, полностью поддерживавшего концепцию зон влияния, ободренного успехами в Польше, Румынии и Чехословакии и желавшего добиться окончательного признания СССР в качестве сверхдержавы.
В условиях все более поляризующегося мира эта политика привела в последующие годы к образованию блоков, конфронтации, в первую очередь вокруг немецкого вопроса, и настоящей войне в Корее. После спорадических столкновений 1945—1946 гг. «холодная война» вошла в свою активную фазу летом 1947 г., когда мир раскололся на два антагонистических блока. Впрочем, усиление напряженности всегда умело дозировалось и с одной, и с другой стороны в зависимости от того, как каждый лагерь видел свою сферу влияния и оценивал свою волю к сопротивлению. Так, СССР проявлял большую осторожность и даже робость (Сталин признает это через несколько лет) в своей политике по отношению к китайским коммунистам в 1945—1948 гг., полагая, что американцы рассматривают этот регион как часть своей сферы влияния. Натолкнувшись на твердую позицию США и Англии, он отказался от своих претензий на Иран и Турцию. Напротив, поняв буквально заявление Рузвельта в Ялте о том, что американские войска в течение двух лет будут выведены из Европы, Советский Союз пошел на риск в Берлине и проявил непоколебимую решимость строго контролировать, чего бы это ни стоило, режимы, которые он создал на своих восточноевропейских рубежах.
1. Новое соотношение сил в Европе: от Потсдама до Парижской конференции
Вскоре после Ялтинской конференции Запад был поставлен советской стороной перед несколькими свершившимися фактами: в Польше «поляки из Лондона» получили в «коалиционном правительстве» лишь второстепенные министерские портфели; предусмотренные же решениями конференции выборы проведены не были. В Румынии король Михай был вынужден создать правительство, в котором доминировали коммунисты. В Чехословакии Бенешу, после его визита в марте 1945 г. в Москву, пришлось включить в правительство несколько коммунистов.
На состоявшейся 17 июля — 2 августа 1945 г. Потсдамской конференции западные участники уступили совместному давлению СССР и Польши и согласились, что польско–германская граница пройдет по линии Одер — Нейсе. Вопрос о репарациях был также решен в пользу СССР, который получил право вывозить не только все, что пожелает, из своей оккупационной зоны, но и забрать четверть оборудования в западных зонах. США и Великобритания с удивлением обнаружили появление новых советских требований: пересмотр заключенной в Монтрё Конвенции о режиме черноморских проливов; возвращение СССР Карского и Ардаханского округов, граничивших с Советской Арменией и отошедших в 1921 г. Турции; получение военно–морской базы в Дедеагаче (Фракия) на Эгейском море.
Лондонское совещание министров иностранных дел пяти стран — членов Совета Безопасности ООН в сентябре 1945 г. выявило новые источники напряженности между СССР и Западом. Западные страны поставили Советский Союз в известность, что они не подпишут мирные договоры с Румынией и Болгарией до проведения там свободных выборов. Советская сторона истолковала эту позицию как отказ от соглашений, заключенных с Черчиллем в октябре 1944 г., о сферах влияния в Восточной Европе. К тому же СССР продемонстрировал на этом совещании новоприобретенный «комплекс великой державы», потребовав исключения Китая и Франции из всех переговоров о мирных договорах и предоставления себе протектората над Триполитанией с тем, чтобы, как подобает великой державе, обеспечить свое присутствие в Средиземном море. После трех недель переговоров СССР и западные участники были вынуждены констатировать свое несогласие по большинству вопросов и договорились снова встретиться в декабре в Москве.
В Москве министры иностранных дел трех великих держав пришли к компромиссу по вопросу о Болгарии и Румынии после того, как СССР согласился на проведение там новых выборов, тем самым неявно признав, что предыдущие, давшие «отечественным фронтам» большинство в 90%, были фальсифицированы. Советский Союз согласился также на участие «малых стран» в Мирной конференции, которая должна была состояться в Париже летом 1946 г.
Тем не менее несколькими неделями позже советская дипломатия подтвердила свое намерение решать крупные международные проблемы только с США (показательно, что с конца 1945 г. контакты между Сталиным и Эттли, сменившим Черчилля на посту премьер–министра Великобритании, становились все более эпизодическими). В феврале 1946 г. Молотов, в частности, заявил, что СССР — одна из двух крупнейших стран мира и никакой международный вопрос не может быть решен без ее участия.
Сохраняя свою приверженность политике раздела сфер влияния, противостоявшей американскому проекту коллективной безопасности, который отводил ООН центральное место в урегулировании конфликтов, СССР постарался упрочить свои позиции в Иране, так как до этого момента политика получения «залогов безопасности» приносила свои плоды.
С 1941 г. Иран находился под совместной оккупацией Великобритании и СССР, обязавшихся вывести свои войска в течение шести месяцев после окончания войны. Однако Советский Союз выказывал явное намерение надолго обосноваться в Иране. В сентябре 1944 г. он безуспешно попытался создать смешанную советско–иранскую нефтяную компанию. В то же время Советский Союз поддерживал партию Туде, объединявшую значительную часть противников режима, и сепаратистские движения курдов и азербайджанцев, имея в виду либо ослабить центральную власть в Тегеране и поставить ее в полную зависимость от Туде, либо аннексировать граничащие с советским Азербайджаном северные провинции. В декабре 1945 г. при советской поддержке на севере Ирана были провозглашены Автономная Республика Азербайджан и Курдская Народная Республика. Не добившись в Совете Безопасности, где рассматривался этот вопрос, приемлемого для себя решения, Великобритания направила дополнительные воинские контингенты на юг Ирана. В обмен на создание смешанной советско–иранской нефтяной компании Советский Союз согласился вывести свои войска (май 1946 г.). В конце 1946 г. Иран денонсировал договор о нефтедобыче, восстановил контроль над северной частью своей территории, подавив курдских и азербайджанских сепаратистов, на что СССР предпочел не реагировать, чтобы не втягиваться в этом районе в силовой конфликт с США и Англией.
Когда иранский кризис достиг своей кульминации (начало марта 1946 г.), Черчилль произнес в Фултоне (штат Миссури) в присутствии президента Трумэна свою знаменитую речь о «железном занавесе». Эта речь, основные положения которой разделялись на Западе не всеми, особенно находившимися тогда у власти английскими лейбористами, тем не менее свидетельствовала о начале нового и важного этапа в осознании Западом реальности угрозы «советского экспансионизма». Перед лицом этой опасности только твердая политика — такая, к которой Великобритания прибегла в последующие недели в Иране, — имела шансы оказаться результативной.
Парижские конференции апреля 1946 г. и Мирная конференция, проходившая во французской столице с 29 июля по 15 октября 1946 г., были посвящены главным образом урегулированию германской проблемы. Они не привели ни к какому сближению западных и советских позиций, за исключением вопроса о репарациях. Между тем госсекретарь США Бирнс объявил в Штутгарте, что, по мнению американского правительства, настал момент передать немецкому народу ответственность за ведение своих собственных дел, предоставить Германии возможность обрести самостоятельность в экономической области. Бирнс, далее, даже заявил, что «большая тройка» не принимала на себя в Потсдаме никаких окончательных обязательств о восточной границе Германии. Со своей стороны СССР приступил к активной «денацификации» своей оккупационной зоны, аграрной реформе, национализации промышленных предприятий и созданию смешанных советско–германских предприятий, которые работали исключительно на СССР (после неразберихи, созданной вывозом оборудования с немецких заводов, предпочтение было отдано этому варианту). Хотя СССР неизменно подтверждал свою приверженность идее воссоединения демократизированной и демилитаризированной Германии, растущее несоответствие политических и экономических структур в западных и советской оккупационных зонах делало эту идею все более иллюзорной.
После провала Мирной конференции отношения между западными странами и СССР еще более ухудшились из?за прямой помощи, оказывавшейся Югославией, Болгарией и Албанией, находившимися в зоне советского влияния, коммунистическому партизанскому движению в Греции, и из?за давления СССР на Турцию, от которой Советский Союз требовал вместе с ним принять участие в охране проливов, «чтобы помешать их использованию другими государствами в целях, враждебных причерноморским державам». США энергично отреагировали на это, направив впечатляющую военно–морскую армаду в восточный сектор Средиземного моря. Решительность Трумэна, поддержанная Парижем и Лондоном и опиравшаяся на американскую атомную монополию, произвела тот же эффект, что и жесткая позиция Великобритании в иранском вопросе. В конечном счете греческий и турецкий кризисы сыграли в истории «холодной войны» роль, которая далеко превзошла те ставки, которые были сделаны конфликтовавшими сторонами. По существу, они послужили прямым источником доктрины Трумэна, ставшей первым шагом к оформлению американских обязательств в отношении Европы, к созданию НАТО.
Чтобы попытаться урегулировать не решенные Мирной конференцией проблемы, новое совещание министров иностранных дел собралось в Москве 10 марта 1947 г., накануне изложения Трумэном конгрессу своей доктрины экономической помощи «свободным народам, сопротивляющимся попыткам закабаления со стороны вооруженного меньшинства, или внешнему давлению». (Первыми получили американскую помощь Турция и Греция.) В Москве дискуссия развернулась по нескольким фундаментальным вопросам германской проблемы. Молотов отверг американское предложение о заключении договора о нейтралитете Германии. Генерал Маршалл, которого Трумэн только что поставил во главе госдепартамента, отклонил новую советскую просьбу о репарациях. Америка, заявил он, против политики превращения Германии в «приют для бедных в центре Европы». Стороны не пришли к согласию и по вопросу о государственном устройстве будущей Германии. Из провала московской конференции американцы сделали для себя бесспорный вывод о необходимости без промедления связать западные оккупационные зоны с западноевропейскими государствами экономическими и даже политическими соглашениями. 5 июня Маршалл изложил в Гарварде основные направления экономического плана, призванного «помочь европейцам снова обрести экономическое здоровье, без которого невозможны ни стабильность, ни мир». В июле в Париже была намечена конференция, открытая для всех стран, в том числе и СССР. Совершенно неожиданно для всех 26 июня во французскую столицу прибыл Молотов во главе делегации, количество членов которой и их ранг давали пищу для оптимистических прогнозов. Однако через три дня советские представители выразили свое принципиальное несогласие с американским проектом: они соглашались на двустороннюю помощь без предварительных условий и контроля, но возражали против коллективного предприятия, способного поставить под сомнение исключительное влияние СССР в Восточной Европе и увеличить способность Западной Европы к сопротивлению. В то же время они постарались уменьшить психологический эффект, произведенный предложением Маршалла, путем сравнения огромных нужд послевоенной Европы и ограниченных возможностей США. В конце концов 2 июля Молотов прервал переговоры, заявив, что «поставленные под контроль» европейские страны потеряют ради удовлетворения «нужд и желаний некоторых великих держав» свою экономическую и национальную независимость. Между тем некоторые восточноевропейские страны, в том числе Польша и Чехословакия, приняли приглашение участвовать в международной конференции, созываемой 12 июля в Париже для обсуждения плана Маршалла.
Однако через несколько дней под давлением СССР сначала Польша, а затем и Чехословакия объявили, что они не будут представлены в Париже. В Чехословакии коммунисты уже контролировали, помимо поста председателя Совета Министров, министерства внутренних дел и национальной обороны и могли в любой момент захватить всю власть в государстве. Да и общественное мнение в стране после Мюнхена больше доверяло славянскому старшему брату, чем западным демократиям. 10 июля чехословацкое правительство объяснило, что его участие в конференции могло быть истолковано «как акт, направленный против СССР». 11 июля Румыния, Венгрия, Албания и Финляндия также заявили о своем отказе; таким образом, именно июлем 1947 г. следует датировать раскол Европы: с одной стороны — клиенты США, с другой — сателлиты Советского Союза.
2. Биполяризация мира и «холодная война»
Ухудшение международного климата продолжалось в течение всего 1947 г., отмеченного все более заметным втягиванием восточноевропейских стран в орбиту СССР. В 1947 г. оформление режимов «народной демократии» вступило в свою вторую фазу: после интермедии «коалиционных правительств» (1945 — 1946 гг.) власть переходила к коммунистам. В Румынии в декабре король Михай отрекся от престола в пользу Народной республики. В Болгарии, где бывший руководитель Коминтерна Димитров, вернувшись из СССР, создал в ноябре 1946 г. правительство с коммунистическим большинством, летом 1947 г. была принята Конституция, скопированная с советской. В конце августа был казнен лидер партии болгарских крестьян Н. Петков, герой антифашистского Сопротивления. В Польше сформированное в 1945 г. коалиционное правительство ушло в отставку после выборов в январе 1947 г.; коммунист Берут стал президентом республики, а Гомулка занимал пост генерального секретаря коммунистической партии. Выборы в Венгрии (август 1947 г.), искусно проведенные коммунистом–министром внутренних дел Л. Райком, завершились поражением Крестьянской партии. Коммунисты решили, что полученные на выборах 22% голосов, делавшие их первой партией в стране, дали им право захватить все ключевые посты в правительстве, что они и сделали. Только Чехословакия, хотя и уступившая советскому давлению по вопросу о плане Маршалла, продолжала, казалось, сопротивляться установлению коммунистами своего полного контроля над государством.
Следующую фазу формирование «блоков» прошло в конце сентября 1947 г., когда представители шести компартий стран Восточной Европы и двух самых мощных западноевропейских коммунистических партий (Франции и Италии) собрались по инициативе СССР в замке Шклярска Пореба (Польша), чтобы создать Коминформ — совместное информационное бюро со штаб–квартирой в Белграде, призванное обеспечить обмен опытом и, в случае необходимости, координацию деятельности компартий на основе взаимного согласия. На Западе известие о создании Коминформа было, естественно, воспринято как возрождение Коминтерна. На деле же есть серьезные основания полагать, что, по замыслу Сталина, этот шаг уже тогда подготавливал и «отлучение» Югославии, сея семена раздора между ее представителями, специально поставленными на второе место в иерархии международного коммунизма, и всеми остальными.
Как бы то ни было, советский блок выглядел впечатляющим монолитом, а рождение Коминформа — объявлением войны западной цивилизации. Кстати, именно таким образом заявление, опубликованное по окончании встречи и повторявшее основные тезисы доклада Жданова, представляло международное положение. Согласно ему, в мире сформировались два лагеря: с одной стороны, империалистический и антидемократический лагерь, с другой, антиимпериалистический и демократический лагерь, основная цель которого заключается в ослаблении империализма, в усилении демократии и ликвидации остатков фашизма Заявление резко критиковало тех социалистических лидеров, которые «скрывали разбойничий характер империалистической политики под маской социалистической фразеологии». Теория «двух лагерей» похоронила попытки Бенеша и Масарика сохранить хорошие отношения с обоими. Парламентские выборы в Чехословакии должны были состояться в мае 1948 г. Все ожидали отступления коммунистов, на которых значительная часть общественного мнения возлагала ответственность за тяжелый продовольственный кризис. Сознавая нависшую над ними угрозу, коммунисты постарались еще более упрочить свое господство в профсоюзах, армии и полиции. В начале февраля 1948 г. министр внутренних дел коммунист Нозек назначил нескольких коммунистов на высшие посты в государственной безопасности. В знак протеста и желая заставить правительство провести досрочные выборы 12 министров из умеренных подали в отставку. Председатель Совета Министров коммунист Готвальд обратился за помощью, согласовав этот шаг с заместителем министра иностранных дел СССР Зориным, находившимся тогда в Праге, к вооруженной рабочей милиции, чье выступление обеспечило окончательную победу коммунистов. 25 февраля Бенеш уступил давлению улицы, отдав коммунистам все важные посты в правительстве, за исключением портфеля министра иностранных дел, оставленного за Я. Масариком (но тот покончил жизнь самоубийством 10 марта). На прошедших 30 мая по единому списку выборах победили коммунисты. 8 июня Бенеш подал в отставку. Хотя «пражская операция» и не внесла каких?либо значительных изменений в сложившуюся геополитическую ситуацию, она получила огромный резонанс в мире. 5 марта 1948 г. генерал Клей отправил из Берлина телеграмму, весьма характерную для тревожной обстановки, которая царила в тот момент: «Уже несколько недель я чувствую, что в советской позиции происходят подспудные изменения, заставляющие меня думать, что война может разразиться с драматической внезапностью». Центральному разведывательному управлению США потребовалось десять дней, чтобы подготовить для Трумэна доклад с заключением о невозможности возникновения войны в ближайшие 60 дней.
Конфронтация СССР и Запада поднялась еще на одну ступень летом 1948 г. из?за событий, связанных с блокадой Берлина. Провал конференции «последнего шанса» по германской проблеме (Лондон, ноябрь — декабрь 1947 г.) ускорил процесс создания Западной Германии. В знак протеста против решения западных держав об организации выборов в западногерманское учредительное собрание маршал Соколовский, советский представитель в межсоюзническом Контрольном совете по управлению Берлином, 20 марта вышел из этого органа, что привело к ликвидации четырехсторонней администрации Берлина. Была сохранена только комендатура, управлявшая муниципальной деятельностью. 31 марта советская сторона установила контроль за коммуникациями между Западным Берлином и Западной Германией, чтобы заставить западные державы оставить бывшую столицу — аванпост капитализма, который Н. Хрущев через тринадцать лет сравнит с «раковой опухолью».
Западные страны ответили на это выпуском новой марки, общей для их трех зон. В свою очередь СССР через несколько дней ввел новую денежную единицу в своей зоне, заявив, что она будет иметь хождение во всем Берлине. На следующий день (24 июня) советская сторона полностью блокировала западные зоны в Берлине. Маршал Соколовский открыто заявил, что «технические трудности» в передвижении между Берлином и Западной Германией сохранятся до тех пор, пока Вашингтон, Лондон и Париж не откажутся от своего проекта создания «трехзонного» правительства. Запад был вынужден организовать «воздушный мост», который снабжал город около года, до 12 мая 1949 г., когда блокада была наконец снята. На Совете четырех министров иностранных дел, проходившем в Париже с 22 мая по 20 июня 1949 г., заменивший Молотова на посту руководителя советской дипломатии Вышинский отверг проект самостоятельности трех западных зон. В ответ на создание 23 мая Федеративной Республики Германии созванное в Восточном Берлине Народное собрание приняло Конституцию «демократической неделимой Германии». Через несколько месяцев, 7 октября 1949 г., была провозглашена Германская Демократическая Республика, которой Советский Союз передал все гражданские правомочия.
3. Советско–югославский разрыв и его последствия
В мире, развивавшемся, казалось, в сторону создания монолитных «блоков», внезапный разрыв между СССР и Югославией, о котором стало известно весной 1948 г, выявил наличие сильной напряженности и расхождения интересов внутри «социалистического лагеря». Советско–югославское согласие, очень тесное в момент окончания войны, символизировавшееся Договором о дружбе и взаимопомощи от 11 апреля 1945 г., с конца 1947 г. начало давать трещины. Сталина раздражала независимость Тито, чья сильная индивидуальность контрастировала с серой безликостью других коммунистических лидеров Восточной Европы. Не был лишен Тито и определенных амбиций. Он не только оспаривал принадлежность Триеста Италии, юга Каринтии — Австрии и части Македонии — Греции, но и добился того, что Албания почти полностью находилась под его влиянием. Тито рассчитывал на создание балканской федерации, которая объединила бы для начала Югославию и Болгарию. В случае успеха замысла и присоединения других стран к федерации возникла бы реальная возможность того, что Тито станет ее бесспорным лидером. Все это вызывало подозрение у Сталина. В конце 1947 г. Тито и Димитров объявили в Бледе о своем решении начать поэтапное осуществление идеи федерации. 28 января 1948 г. «Правда» опубликовала статью, где утверждалось, что вышеназванным странам не нужна никакая, в любом случае ошибочная и искусственная федерация. 10 февраля Сталин созвал советско–болгаро–югославское совещание, на котором, заняв позицию, противоположную высказанному две недели назад «Правдой» мнению, настаивал на создании болгаро–югославской федерации, несомненно рассчитывая, что с помощью более податливых болгар он получит возможность лучше контролировать действия Белграда. 1 марта Югославия отклонила советское предложение о создании федерации с Болгарией. С марта по июнь кризис, сопровождавшийся обменом секретными нотами, продолжал обостряться: Тито вывел из правительства двух просоветских министров и отказался предстать в качестве обвиняемого перед Коминформом; Сталин в свою очередь отозвал из Югославии советских специалистов и пригрозил прекратить экономическую помощь. Наконец, 28 июня был опубликован документ, в котором остальные члены Коминформа, собравшись в Бухаресте, осуждали Коммунистическую партию Югославии. Совместное заявление особо подчеркивало нетерпимость «позорного, чисто деспотического и террористического режима» Тито и призывало «здоровые силы» КПЮ заставить своих руководителей «открыто и честно признать свои ошибки и исправить их», в случае же отказа — «сменить их и выдвинуть новое интернационалистическое руководство КПЮ». Однако югославские коммунисты сохранили единство и пошли за своим лидером. Последствия разрыва были тяжелы для Югославии, так как все ее экономические соглашения с восточноевропейскими странами были аннулированы и она оказалась в блокаде. Тем не менее на состоявшемся в июле 1948 г. V съезде КПЮ советские обвинения были единодушно отвергнуты, а политика Тито получила полную поддержку. Видя, что его надежды на капитуляцию не оправдываются, в августе 1949 г. Сталин решил денонсировать договор, заключенный в апреле 1945 г. Теперь югославское правительство во главе с «гитлеровско–троцкистским агентом» рассматривалось как «противник и враг». 25 октября 1949 г. дипломатические отношения между СССР и Югославией были разорваны.
Обвинения в «титоизме» сыграли — как и «холодная война» — важную роль в сплочении советского блока, росте исключений и процессов против коммунистов, многие из которых были участниками движения Сопротивления, обвиненных в национализме. «Отношение к СССР — пробный камень для каждого коммуниста», — заявил в декабре 1949 г. Сланский, генеральный секретарь Компартии Чехословакии. С 1949 по 1952 г. в странах народной демократии под контролем или при прямом участии «советников» из сталинского МГБ прошли две волны чисток. Первая была направлена против «национальных» политических лидеров, замененных «москвичами» — людьми, своим прошлым более тесно связанными с СССР. Вторая, в которой «космополитизм» был главным критерием для осуждения и арестов, ударила по коммунистам преимущественно еврейской национальности; их основное преступление состояло в том, что, будучи в прошлом членами интербригад или работая в Коминтерне, они были свидетелями сталинских методов «чистки» конца 30–х гг., примененных теперь в коммунистических партиях восточноевропейских стран.
Во время первой волны (лето 1948 — 1949 г.) были «вычищены»: в Польше — Гомулка, замененный на посту первого секретаря компартии Берутом; в Венгрии — Райк (казнен) и Кадар (заключен в тюрьму); в Болгарии — Костов (казнен); в Словакии — Клементис (казнен). Вторая волна «вычистила»: в Чехословакии — Сланского (казнен с тринадцатью другими обвиняемыми, из которых одиннадцать были евреями, после открытого процесса, напоминавшего московские); в Румынии — видную деятельницу Анну Паукер, еврейку по национальности, несмотря на то что в предыдущие годы она пользовалась активной поддержкой Москвы и сыграла важную роль в борьбе против Тито. Ежедневная критика «гитлеровско–фашистского титоизма», охота за уклонистами всех мастей, ведшиеся с таким же истерическим ожесточением, что и борьба с троцкизмом в 30–х гг., должны были показать невозможность любого другого пути к социализму, кроме избранного СССР.
4. Апогей «холодной войны»
1949 — 1950 гг. стали, несомненно, кульминацией «холодной войны», ознаменованной подписанием 4 апреля 1949 г. Североатлантического договора, чей «открыто агрессивный характер» неустанно разоблачался СССР, войной в Корее и перевооружением Германии. 1949–й был «крайне опасным» годом, поскольку СССР уже не сомневался, что американцы надолго останутся в Европе, Но он же принес советским руководителям и удовлетворение: успешное испытание первой советской атомной бомбы (сентябрь 1949 г.) и победа китайских коммунистов.
В отличие от своей внешней политики, проводимой в других районах мира, на Дальнем Востоке СССР с 1945 г. действовал крайне осторожно. Вступление Красной Армии в войну против Японии в августе 1945 г. позволило ему восстановить в этом регионе позиции, утраченные в 1905 г. царской империей. 15 августа 1945 г. Чан Кайши согласился с советским присутствием в Порт–Артуре, Дайрене и Маньчжурии. При советской поддержке Маньчжурия стала автономным коммунистическим государством, возглавляемым Као Каном, который, видимо, был тесно связан со Сталиным. В конце 1945 г. последний призвал китайских коммунистов найти общий язык с Чан Кайши. Эта позиция была несколько раз подтверждена в 1946 — 1948 гг. Тот факт, что начиная с лета 1 947 г. политическая и военная ситуация изменилась в пользу китайских коммунистов, в целом не изменил сдержанное отношение советского руководства к китайским коммунистам, которые не были приглашены на совещание, посвященное основанию Коминформа. Этой сдержанности можно дать несколько объяснений: понимая американские намерения в отношении Японии, советское руководство рассматривало Дальний Восток как преимущественную сферу влияния США (в отличие от Европы), Но не опасалось ли оно также, что в случае победы китайских коммунистов возникнет новый полюс коммунизма? В этом смысле следует признать непоследовательность политики, боровшейся против Тито, но позволявшей укреплять свою независимость Мао Цзэдуну. Показательно, что советская пресса почти не заметила решающее наступление китайских коммунистов летом 1 94 9 г., поскольку была слишком занята отчетами о разоблачении бесчисленных «гитлеровско–троцкистско–титоистских» заговоров в Восточной Европе.
Энтузиазм СССР по поводу «китайских братьев по оружию» проявился только после окончательной победы Мао Цзэдуна. 23 ноября 1949 г. СССР установил дипломатические отношения с Пекином, и Вышинский заявил в ООН, что теперь его страна не признает националистический Китай. После трудных двухмесячных переговоров 14 февраля 1950 г. в Москве Мао Цзэдун подписал со Сталиным Договор о взаимопомощи сроком на тридцать лет. Советский Союз обязался отказаться в двухлетний срок от всех своих прав в Маньчжурии и вернуть Дайрен и Порт–Артур, предоставить Китаю заем в 300 млн. долларов на пять лет, освоить Синьцзян силами смешанных фирм с советским финансовым и техническим преобладанием. Длительность переговоров, скромная сумма кредита, срок, предусмотренный для передачи Маньчжурской железной дороги и портов, подкрепляют гипотезу, согласно которой Москва, прежде чем принять на себя более серьезные обязательства, хотела увидеть, какую политику выберет Мао. Общая враждебность по отношению к США была, несомненно, одним из основных факторов согласия. То, что это так, было открыто подтверждено несколькими неделями позже: когда Совет Безопасности отказался исключить националистический Китай из ООН, СССР вышел из всех ее органов (до августа 1950 г.).
Именно благодаря отсутствию СССР Совет Безопасности смог 27 июня 1950 г. принять резолюцию о вводе американских войск в Корею, где северные корейцы за два дня до этого пересекли 38–ю параллель. Согласно некоторым современным версиям, к этому шагу Северную Корею подтолкнул Сталин, который не верил в возможность ответных действий США после того, как они «бросили» Чан Кайши, и хотел составить конкуренцию Мао на Дальнем Востоке. Тем не менее, когда Китай в свою очередь вступил в войну на стороне Северной Кореи, СССР, натолкнувшись на твердую позицию США, постарался сохранить локальный характер конфликта. После смещения воинственного генерала Макартура напряженность вокруг корейских событий уменьшилась, 23 июня 1951 г. постоянный представитель СССР в ООН Малик, который за два года до этого вел переговоры по вопросу о блокаде Берлина, предложил, чтобы «воюющие стороны начали дискуссию о прекращении огня и достижении перемирия». Переговоры по этому вопросу увенчаются успехом только через два года, после смерти Сталина. В большей степени, чем конфликт в Корее, «головной болью» советской внешней политики в начале 50–х гг. был вопрос об интеграции ФРГ в западную политическую систему и ее перевооружении. Используя глубокие расхождения между западными державами по этой проблеме, советская дипломатия имела возможность ловко маневрировать. 23 октября 1950 г. собравшиеся в Праге министры иностранных дел восточноевропейского лагеря предложили подписать мирный договор с Германией, предусматривающий ее демилитаризацию и вывод из нее всех иностранных войск. В декабре западные страны в принципе согласились на встречу, но потребовали, чтобы на ней были обсуждены все проблемы, по которым имело место противостояние Запада и Востока. Продолжавшиеся с 5 марта по 21 июня 1951 г. в Париже переговоры не привели стороны к соглашению. Причиной неуспеха стал весьма второстепенный вопрос: Советский Союз настаивал на том, чтобы речь шла и об Атлантическом пакте, чему противились страны Запада. На следующий год СССР предпринял еще одну попытку. 10 марта 1952 г., через несколько дней после Лиссабонской конференции руководителей стран НАТО, на которой был принят первый план перевооружения Европы, в том числе и ФРГ, Советский Союз направил западным державам ноту, содержащую предложение заключить мирный договор с демилитаризованной и нейтральной Германией. По сравнению с предыдущими проектами — как советскими, так и западными — этот план содержал новые моменты, которые должны были соблазнить немцев (разрешение Германии иметь необходимые для обороны национальные вооруженные силы, общая амнистия для всех офицеров вермахта и функционеров НСДАП, за исключением виновных в военных преступлениях). Невозможно было более откровенно предложить возврат к политике Рапалло, по которой советская дипломатия испытывала ту же ностальгию, что и по временам, когда существование многополюсного мира позволяло СССР играть на «межимпериалистических противоречиях». Однако, чтобы соблазнить немцев в 1952 г., Москве следовало заплатить больше: прежде всего отказаться от требования признать в качестве предварительного условия границу по Одеру — Нейсе и согласиться с образованием нового общегерманского правительства по итогам свободных выборов. В сложившейся ситуации западные державы не преминули воспользоваться случаем, чтобы заявить, что заключение мирного договора предполагает прежде создание правительства, полномочного его подписать, и что, следовательно, для начала необходимо договориться об организации свободных выборов. Грубость советской реакции в полной мере отразила испытанное СССР разочарование.
В своей последней работе, опубликованной в сентябре 1952 г., Сталин развивал идею, состоявшую в том, что если в теории «противоречия» между капиталистическими странами являются менее сильными, чем между капиталистическими и социалистическими странами, то не обязательно дело обстоит так и на практике. Отсюда следовало, что, «вопреки мнению некоторых товарищей», войны между капиталистическими странами были неизбежны и в тех условиях.
У многих тогда создалось впечатление, что этот тезис был плодом умственного расстройства автора. Но не предвещал ли он стратегический поворот: отказ от концепции двух лагерей, чтобы сыграть на «противоречиях империализма»? Предположить возможность эволюции в этом направлении в течение 1953 г. позволяет интервью Сталина, опубликованное 24 декабря 1952 г. в «Нью–Йорк тайме», в котором генералиссимус, хотя и не дав ясного ответа на этот важнейший вопрос советской внешней политики, выказал готовность к сотрудничеству в возможной дипломатической акции, «исходя из того факта, что СССР желает, чтобы Корейской войне был положен конец», и к встрече с Эйзенхауэром. Тем не менее Эйзенхауэр дождался смерти Сталина, чтобы, говоря словами президента США, «сделать первые шаги к созданию взаимного доверия, основанного на совместных усилиях».