В) Варвары и города

В) Варвары и города

Нашли ли варвары себе место в городах? Разумеется, необходимо различать времена и народы.

В целом можно присоединиться к формулировке Тацита (Germania, 16): «Хорошо известно, что народы Германии не живут в городах», при том условии, что это неприятие городской жизни не будет преувеличиваться: в Германии были oppida, обширные площади, огороженные стенами из земли, сухой каменной кладки и дерева, такие же, какие описывает Цезарь в Галлии, служившие убежищем в военное время и иногда полупостоянными населенными пунктами. Но ничто не указывает на то, что в них имела место экономическая деятельность или какой-то особый статус отличал их от окрестной местности. Ни один из них не сыграл роли «доурбанистического ядра» для городов каролингской Германии (зато их расположение с неизбежностью привело к тому, что на их месте появились укрепленные замки). Народы, далекие от Империи, оставались на этой первобытной стадии до конца VIII в. (когда появляются первые emporia (торговые центры) во Фризии и на берегах Балтики): этим объясняется непонимание англов и саксов при встрече с городом в Британии.

Однако большинство германцев уже соприкасалось с Империей вдоль limes, который по военным и экономическим причинам представлял собой цепь городов[309]. Безусловно, в IV и начале V в. эти города были на пути к утрате своего престижа: великие памятники были разрушены, правящие классы бежали, торговля находилась в упадке. Однако они не менее сильно притягивали германцев. После начальной фазы разгула насилия все германцы выказали готовность сохранять и использовать городской феномен[310].

В Галлии, как и в Италии, прорыв 406 г. имел катастрофические последствия: чтобы в этом убедиться, нужно лишь прочитать знаменитое (и слишком литературное) письмо святого Иеронима к Агерухии или заметить в некоторых местах, например в Страсбурге, слой пепла. Согласно Гида-цию, то же самое происходило и в Северной Испании. Но он ни коим образом не ознаменовал собой паузы в городской истории, сравнимой с провалом в III в.; ураган пролетел, и через несколько лет города Запада вернулись к прежнему ритму жизни в тех же самых топографических рамках, под тем же самым управлением, более или менее успешно восстановленным. Это был косметический ремонт, а не снос. Некоторые города являли взору лишь жалкие «бараки для пострадавших от стихийного бедствия», но в большинстве из них по-прежнему господствовали здания, типичные для города Поздней Римской империи: praetorium (дворец наместника) и епископальная базилика.

Поскольку варвары, оставшиеся на территории Империи, рано или поздно становились федератами, уважение, которое они должны были выказывать Риму, распространялось и на города. Большинство германцев оседало в сельской местности; но их вожди, следуя примеру римских властей, обосновывались в городах. В каждом королевстве у двора имелась городская резиденция[311]. Начало этому было положено вестготами в Бордо и Тулузе в 418 г. (затем в Нарбонне в 508, в Барселоне в 531 и в Толедо в 551 г.); затем короли вандалов поселились в Карфагене (439 г.), бургундов — в Женеве (ок. 443 г.) и Лионе (ок. 470 г.), свевов — в Браге (между 430 и 440 гг.?) и, наконец, франков — в Турне (до 481 г.), а позже, при Хлодвиге, — в Париже. Только остготы в 490 г. дерзнули выбрать для этого имперскую столицу Равенну; другие народы, возможно боясь быть «разложенными» римскими элементами, довольствовались провинциальными метрополиями или второстепенными городами; Трир и Арль были заброшены. Очевидно, эти королевские резиденции служили образцом: тому, что делал в своем городе король, в остальных подражали простые вожди.

Благодаря замечательным работам Л. Блонделя[312] мы знаем о том, как происходило внедрение варварского двора в структуру римского города в Женеве — это один из самых ранних примеров. В начале V в. город состоял из четырехугольной укрепленной цитадели на высоком холме, над которой доминировали дворец наместника, кафедральный собор и церковь Св. Германа, и обширного suburbium (пригорода), отводившего большее или меньшее пространство мертвецам и часовням. Этот облик восходил к III в. Бургундские короли сохранили его. Они поселились во дворце наместника и пользовались его удобствами (банями, подземными печами для отопления комнат) и часовней, ничего в нем не изменив за поколение. Около 500 г. пожар в ходе гражданской войны частично его разрушил: вскоре он был восстановлен почти по прежнему плану (он пришел в упадок, только став бесполезным после франкского завоевания 534 г.). Кафедральный собор также без приключений пережил судьбоносный 443 г. Когда около 513–517 гг. король Сигизмунд, перейдя в ортодоксальную веру, реконструировал собор, он вполне сознательно подражал великим церквям имперских метрополий: сбоку к собору был пристроен круглый мавзолей, напоминающий усыпальницы императоров IV в. Наконец, без сомнения, при Гундобаде была реставрирована городская стена. Осевшие в этом городе бургунды, по сути, олицетворяли консервативное начало.

Бургундский король не жил в городе постоянно: в его распоряжении было две огромные виллы, Амберье в Домбе и Ка-руж на Арве. Это последнее поместье также было изучено Л. Блонделем: это была сильно перестроенная римская вилла, где на смену каменным строениям пришли деревянные здания германского типа; ее окружал ров (с палисадом?). Здесь государь наверняка вел жизнь, более созвучную его вкусам, а женевский дворец служил главным образом для церемоний.

Наблюдения, сделанные в Кельне, говорят о том же самом[313]: франкское королевство на Рейне сохранило огромный дворец легатов Германии, и, конечно, именно он стал резиденцией короля. Везде, где это было возможно, происходило то же самое. Только в Британии имела место полная неудача. В Италии город сохранился без изменений, за исключением определенной сегрегации, неизвестной в римскую эпоху[314]. В Африке некоторые разрушения на начальном этапе не получили продолжения[315]. Наконец, в Испании античная обстановка в большинстве случаев сохранялась во всей полноте, однако пришлось видоизменить Толедо, и этот очень маленький город внезапно поднялся до уровня великой столицы[316].

Уважение завоевателей к городской жизни не помешало тому, что их победа положила начало ее упадку; но их можно обвинять скорее в том, что они ему не воспрепятствовали, чем в том, что сами же его и вызвали. Чтобы в этом убедиться, достаточно одного мимолетного взгляда на эволюцию институтов. В момент появления варваров муниципальная автономия уже существовала только на бумаге. Курии сделались игрушкой в руках правительственных чиновников Империи, defensor civitatis (дефенсора города) и финансового инспектора, curator (куратора); роль куриалов часто сводилась к регистрации передач земельной собственности в gesta municipalia (городских регистрах). Эта пара антиподов курия — дефенсор надолго пережила завоевания. В Галлии курия Манса существовала еще в 642 г., Орлеана — в 651 г., Пуатье — в 677–678 гг., а дефенсор иногда сохранялся на юге и, главное, в Бургундии до IX и даже X в. Но эти пережитки не имели особого значения: на самом деле в городах лицом к лицу остались епископ и военные власти (герцог, граф), а эти последние охотнее жили в деревне, чем в городе[317]. Дух древних институтов полностью умер, в основном от старческой немощи.