А) Лангобарды

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

А) Лангобарды

Нашествие лангобардов, последнее и, возможно, самое разрушительное из всех вторжений германских племен, является делом рук народа, который оставался на заднем плане вплоть до середины VI в. и которому, казалось, ничто не предвещало роли, более выдающейся, чем роль гепидов или дунайских герулов. Разгром государства остготов в Италии Юстинианом внезапно открыл перед ними неожиданные возможности. Но главным, от чего выиграли лангобарды, была замечательная способность их короля Альбоина принимать разумные решения: они стали единственным народом, ускользнувшим из Паннонии до того, как этим регионом окончательно и бесповоротно завладели завоеватели-степняки.

Относительно происхождения лангобардов существуют два предания. Национальная мифологическая традиция сложилась после завоевания Италии[128]; она следует тем же канонам, что и предания готов: лангобарды вышли из Скандинавии (Scadanam), оттуда добрались до Golaida или Scoringa (на южном побережье Балтики?), где некоторое время носили имя Winniles (винилы), и, наконец, поселились в Mauringa (на Эльбе?). Античная историография менее многословна, но более надежна: в 5 г. до н. э. лангобарды понесли поражение от Тиберия на нижней Эльбе; Веллей Патеркул описал их как «германский народ, самый жестокий и свирепый»; во времена Тацита они снова находятся на Эльбе. Позже они перемещаются к югу: в 167 г. они приходят в соприкосновение с римской Паннонией. За этим следует продолжительное молчание. В 489 г. лангобарды обнаруживаются снова в качестве завоевателей страны ругов (Нижняя Австрия), опустевшей в результате победы Одоакра.

Скандинавское происхождение лангобардов исключать нельзя. Лангобарды говорили на западном диалекте — точнее, ElbgermaniscK но до нашей эры Скандинавия говорила не только на северном диалекте. Лангобардское право, по-видимому, имеет скандинавские параллели. Данные археологии нейтральны. Но история начинает обращать внимание на лангобардов только со времени их пребывания на Эльбе. Оно было достаточно долгим и обеспечило лангобардам возможность контактов с хавками (предками саксов), чем объясняется участие саксов в походах лангобардов между 568 и 573 гг[129].

Миграция лангобардов в южном направлении, совпавшая по времени с перемещением всей группы малых народов (ругов, герулов и пр.), охватывает долгий период. По ее окончании, в 489 г., лангобарды заняли часть современной Нижней Австрии, где провели некоторое время (15 или 57 лет?) в качестве клиентов герулов. При этом речь все время идет о племени, находящемся где-то на втором плане.

Но в начале VI в. все меняется. Вобрав в себя осколки других народов, лангобарды перебрались в Паннонию и там сделались полукочевыми скотоводами. Из этой центральной позиции они совершали набеги на Далмацию. Их король Вахо (ок. 510–540 гг.) был крупной фигурой международного уровня: он выдал своих дочерей за меровингских королей Теодеберта, Теобальбда и Хлотаря, имел прочные связи с Византией и сохранил нейтралитет в 539 г., когда Витигес обратился к нему за помощью против Юстиниана. Это паннонское государство разбогатело благодаря важному торговому маршруту из Аквилеи к берегам Балтийского моря; оно приобщилось к цивилизации и, безусловно, именно тогда впало в арианство[130]. Немало лангобардов служило в имперской армии, поставляя ей руководящий состав эффективной военной организации (дуксов, комитов, сотников, decani).

Вскоре после 540 г. Авдуин, шурин и наследник Вахо, заключил faedus с Юстинианом: для проживания его народу отводилась Паннония и Норик, а также предоставлялись субсидии. Юстиниан думал использовать его одновременно против франков (только что захвативших Норик) и готов (угрожая их тылам и отрезав подступы для возможного подкрепления с севера). В 552 г. лангобарды даже приняли участие в последних военных действиях Нарсеса в Италии: несколько герцогов (дуксов) вошли в долину По с 2500 воинами и 3000 вспомогательными бойцами. Очень неблагоразумно было позволить им сделать сразу два открытия: своих возможностей и богатств Италии!

Испытывая сложности в отношениях с Византией и новоприбывшим кочевым народом аваров, Альбоин, сын Авдуйна, быстро склонился к тому, чтобы воспользоваться этим открытием. Сначала лангобарды и авары вели совместные действия против гепидов; в 567 г. последние были уничтожены, и Альбоин собственной рукой убил их короля. Но Византия протестовала против подобного нарушения своего протектората, а аварский каган Баян выказал опасную требовательность при разделе покоренной страны.

Тогда Альбоин принял дерзкое решение: покинуть Паннонию, чтобы завоевать Италию. С аварами был заключен договор, закрепивший передачу им Паннонии, но сохранявший за лангобардами право вернуться в течение двухсотлетней отсрочки. Весь народ отправился на запад; в него входили самые разнородные элементы — «гепидов, болгар, сарматов, паннонцев, свевов, нориков», согласно Павлу Диакону[131]. К ним стоило бы прибавить еще тюрингов, бавар, саксов и тайфалов. При этом никто не заставляет отрицать их автономию: и после завоевания болгары, сарматы и саксы долгое время продолжали держаться особняком. Великий исход произошел в апреле 568 г. Авары постепенно заняли опустевшую страну, попутно посягнув на владения Византии к югу от реки Сава.

Это отступление устанавливает важнейшую дату в истории континента. Маршрут Адриатика — Балтика был окончательно перерезан, на северном фланге империи надолго установился заслон из непроницаемого варварства, способствовавший набегам болгар и славян на Балканы. Отголоски этого события отчетливо ощущались даже в скандинавском мире, куда до самой эпохи викингов прекратило поступать средиземноморское и восточное золото.

Чтобы завоевать Италию, Альбоин должен был форсировать limes Фриули, пришедший в упадок в результате войн между Юстинианом и готами. Двадцатого мая 568 г. он пал почти с первого удара. Вскоре была захвачена Аквилея; ее патриарх нашел убежище на прибрежном острове Градо, это положило начало первому этапу всеобщего бегства населения к морю. Лангобарды один за другим заняли castella (укрепления) Венеции, в то время как их разведчики уже рассыпались далеко впереди. На следующий год Альбоин завладел почти всей долиной реки По и 3 сентября взял Милан. Положение древней столицы было плачевным, но ее значение по-прежнему было таково, что Альбоин приказал начать счет лет своего правления в качестве dominus Italiae (государя Италии) именно с этого дня. Тем не менее успех лангобардов не был полным: в руках византийцев оставались отдельные участки, а также небольшие крепости, преграждавшие альпийские маршруты (Аоста, павшая в 575 г., Суза — в 576 г., Чьявенна и Изола Комачина, продержавшиеся до 588 г., и, главное, Одерцо в Верхней Венеции, которая сопротивлялась до 650 г.), и укрепленные города на равнине: Падуя, Мантуя, Кремона и Павия. Вокруг этого-то последнего города и развернулись решающие бои: чтобы его взять, Альбоину протребовалось три года (569–572 гг.)[132].

Во время этой осады лангобардские герцоги и их войска распространились во всех направлениях. На западе они трижды вторгались в Галлию через Южные Альпы между 560 и 576 г. На юге они очень быстро переправились через центральные Апеннины и вторглись в Тоскану и Лациум; начиная с 575 г. Рим был блокирован с суши. На юго-востоке другие отряды прошли по Виа Эмилия и Виа Фламиния, обогнув Равенну с юга, и около 575 г. заложили первые основы будущих герцогств Беневент и Сполето. С 578 г. отмечается присутствие лангобардов во главе с герцогами Фароальдом и Зотто в Кампании.

Альбоину не хватило времени, чтобы воспользоваться своим успехом: он был убит в 572 г. Его династия оборвалась. Король Клеф, избранный ему на смену, был, в свою очередь, убит в 574 г. Лангобарды решили обходиться без королей. В течение десяти лет ими правили 35 герцогов, состоявших в расплывчатых союзнических отношениях. Таким образом, решающие годы лангобардского завоевания соотносятся с диктатом «полевых командиров», рыщущих в поисках наживы без всякой системы[133]. В 584 г., когда королевская власть была восстановлена и вручена Отари, сыну Клефа, главное уже было сделано. Понятно, почему вплоть до VIII в. народ лангобардов выглядит как напластование exercitus (войск), расквартированных в разных районах.

Начиная с периода междуцарствия напор завоевателей заметно ослабел, за исключением юго-востока. У византийцев было достаточно времени, чтобы оправиться (см. карту 3). Им удалось сохранить Истрию, побережье Венеции, район Равенны и весь треугольник вдоль реки По до Кремоны, военную дорогу из Равенны в Римини и Рим, защищенную укрепленными станциями, римские пригороды вместе с осколками Южной Тосканы, лигурийское побережье с Генуей, прибрежную Кампанию, Калабрию и область Отранто. Вся эта территория управлялась экзархом с резиденцией в Равенне. Впрочем, власти империи не переставали думать об освобождении: например, в 586 г. экзарху удалось на десять-пятнадцать лет вернуть Модену, Редджо Эмилия, Падую и Пьяченцу.

Архиепископ Миланский и викарий Верхней Италии, запертые в Генуе, смирились с новым положением вещей только накануне захвата их убежища королем Ротари около 640 г. Ситуация по-настоящему устоялась только в середине VII в., после значительного отката византийских позиций. В ожидании этого византийская дипломатия попыталась, по своей излюбленной методе, нанести лангобардам удар с тыла, натравив на них других варваров — франков и их союзников аламаннов и баваров; впрочем, результат оказался нулевым.

Первым и наиболее явным итогом лангобардского завоевания, начавшегося назавтра после тридцати лет непримиримой войны между готами и римлянами, стало воцарение в Италии ужасающей анархии. Римские административные кадры погибли или заперлись в убежищах на побережье, и никто не пришел им на смену. Первое поколение лангобардов не оставило стабильных поселений. Их армии, жившие добычей, привели с собой опасных союзников (беневентские болгары, авары и пр.). Как только оборона границ была оставлена, понадобилось немного времени, чтобы Италия, подобно Балканам, оказалась открытой для нашествия славян через Истрию и адриатическое побережье[134]. Реставрация королевской власти в 584 г. принесла свои плоды слишком поздно, чтобы изгладить следы этого периода. Даже будучи воссоздано, государство лангобардов оставалось незавершенным: империя сохраняла опорные пункты на побережьях и в Риме; правление военных щаек, на севере упраздненное в результате создания королевства со столицей в Павии, продолжало свое существование на юге, где лангобардские княжества пребывали в невероятном беспорядке вплоть до XI в.; ключи от Альп по-прежнему оставались в руках франков. Этими обстоятельствами объясняется то, что лангобарды так и не создали в Италии единого национального государства, подобного королевству франков в Галлии или вестготов в Испании.

Византийские власти, решившие организовать отступление своих людей на побережье, несут очень большую долю ответственности за гибель Италии. Первоначально это была временная мера, которая в итоге стала окончательной.

Наиболее выраженной эта политика была в Венеции. Аквилея, средоточие церковной и экономической жизни, была оставлена ради Градо (на пересыпи). Епископы Конкордии и Одерцо обрели пристанище в устьях рек Ливенцы и Пиаве. Беженцы превратили рыбацкие деревни в города, главным образом Риалто, ядро будущей Венеции. Эта прибрежная «новая Венеция», верная Византии, должна была располагаться у самой воды: мы знаем, какой успех на море ожидал ее в будущем. Аналогичное явление, хотя и в меньшем масштабе, затронуло Лигурию — миланские беженцы внесли свой вклад в развитие Генуи[135].

По сути, государство лангобардов начинается с сына Отари Агилульфа (590–616 гг.). В его правление завоеватели окончательно укоренились в итальянской среде. Его женитьба на баварской христианке Теоделинде позволила найти общий язык с ортодоксальными христианами. Во дворце в Монце снова стали собираться остатки правящих классов, которые по-прежнему играли весомую роль в интеллектуальной и художественной сфере. После обращения короля в 607 г. еще не раз имели место возвраты к арианству, но уже ничто не могло остановить лангобардов на пути к примирению. Тот факт, что в 626 г. двор и правительство обосновались в оживленном городе Павии, привел к укреплению этой тенденции.

Закрепление лангобардов происходило в основном в форме военного поселения. Основной административной единицей, упразднившей римскую провинцию, являлось герцогство, находившееся в ведении exercitus (войска) во главе с герцогом. Чтобы сохранить сплоченность армии и способствовать арианскому культу, поселение осуществлялось компактными группами, что приводило к ощутимой неравномерности на местах: так, в Тоскане и Сиене имелись exercitus (войска), в то время как Лукка и Ареццо оставались под управлением римских cives (горожан). Лингвистический вклад лангобардов состоял главным образом из военных и административных терминов (arimannus — «солдат», gastaldus — «управляющий имением», sculdahis — что-то вроде «прево») или социальных градаций (adelingus — «благородный», aldio — «полусвободный»), не считая нового правового словаря. Это указывает на глубину социального переустройства и представляет разительный контраст с малой лептой готов, столь уважительно относившихся к институциональному наследию Рима.

В течение смутного периода основная часть земель перешла от римской аристократии к вождям лангобардов. Павел Диакон описывает имевшую место при Клефе жестокую экспроприацию, сопровождавшуюся убийствами; выжившие были низведены до положения держателей лангобардов и отдавали им треть своего урожая[136]. Определенно одно: как политическая и социальная сила, римская аристократия, уже изрядно обескровленная войнами против готов, была уничтожена. Существовало даже мнение, разумеется ошибочное, что лангобардское право игноририровало свободных римлян; они продолжали жить по собственным законам, но их социальный статус понизился (ношение оружия, признак свободного человека, было им запрещено вплоть до VIII в.).

За отсутствием документов статус римлянина остается очень туманным. Мы ничего не знаем о лангобардском праве до эдикта Ротари (643 г.), а он, имея очень германский характер, без сомнения, применялся только в отношении людей «войска», несмотря на некоторые декларации принципиального характера (в § 386). Законы VIII в. признавали особое положение римлян (например, при Лиутпранде, в области наследования). Похоже, что в своем окончательном виде законодательство лангобардского королевства сочетало территориальные элементы (публичное право, военные институты) с персональными (частное право). Только в 769 г., накануне франкского завоевания, на свет является professio legis, которому в Италии предстоял такой успех вплоть до XII в. По-видимому, лангобарды полностью признали юридическую автономию римлян только после длительного процесса осмысления[137]. Ощущение собственного превосходства у них не исчезло до самого конца: еще Аистульф говорил о римском народе, вверенном нам Господом.

Подобно тому как Галлия стала Францией, Италия, для некоторых своих соседей, превратилась в Лангобардию, особенно для византийцев, а позднее — варягов, но в IX в. античное название взяло верх. Напротив, основная часть Равеннского экзархата начиная с VIII в. получила в итальянском языке наименование Romania, Романья.

Несмотря на свое унижение, римляне подарили лангобардской Италии все то, что стало наиболее интересным в ее цивилизации: относительно урбанистический характер, более правильную латынь (Павел Диакон, лангобард из Фриули, впоследствии внес свой вклад в каролингское возрождение), архитектуру и скульптуру (которые развивались в русле византийской традиции с заметными восточными заимствованиями в VI в.). Без сомнения, эти влияния были связаны в основном не с римлянами, выжившими в первой волне завоевания, а с пополнением, вставшим в строй в результате побед VII в. (в Лигурии, Эмилии и Венеции), и римскими чиновниками из византийских анклавов — когда арианство перестало быть для них опасным. При разрушении королевства Карлом Великим все собственно лангобардское — право и, главное, армия — оказалось уничтоженным или ассимилированным франками: дистанция между победителями и побежденными была не слишком велика. Было бы совершенно излишне говорить, что в качестве своего самого явного итога лангобардское нашествие подготовило Северную Италию к полноправному вхождению в каролингскую Европу.