ПОСЛЕДНИЕ ЗАГОВОРЫ
ПОСЛЕДНИЕ ЗАГОВОРЫ
Заговоры были уделом повседневной жизни кардинала, быстро ставшего мишенью всех недовольных.
Мишель Кармона
Дорогой друг, что же приятного мы сделали Богу на протяжении нашей жизни, что вынудили Его оказать нам милость умереть вместе?
Франсуа Огюст де Ту
Заговор Сен-Мара, составленный всего лишь за несколько месяцев до смерти Ришелье, полон темных мест, несмотря на свою общеизвестность. О нем сохранилось очень много суждений. Известно, как быстро превращается в романтического героя персонаж, «влекомый злою судьбою, над которой он не властен» (Жак Тюилье). «Миньон» становится бунтовщиком; бунтовщик — символом; придворный — глашатаем недовольной знати, к тому же «Сен-Map слишком красив, чтобы быть неправым» (П. Гаскар). На самом деле этот юный честолюбивый соблазнитель, которого Людовик XIII называл «Милый друг», испорченное дитя, увлекаемое своей судьбой, оказался способен на настоящее, но неосознанное предательство.
Его звали Анри Куафье де Рюзе, маркиз де Сен-Map. Он был сыном маркиза д’Эффиа, сюринтенданта финансов и маршала Франции, оказавшегося в «День одураченных» в правильном лагере и преданного кардиналу. Кардинал, стремившийся, как мы уже видели, влиять на короля посредством фаворитов, быстро заметил, что король неравнодушен к невероятному очарованию сына д’Эффиа. Прекрасный юноша был обласкан и осыпан милостями, должностями и почестями: капитан гвардейцев в пятнадцать лет (1635), хранитель королевского гардероба в семнадцать, признанный фаворит в девятнадцать, а 15 ноября 1639 года он назначен главным конюшим. Ему нет и двадцати, а он уже оказался на самой вершине двора. Его называют месье Главный. Он утончен, прекрасно воспитан. Это самый красивый молодой человек Лувра. Он наследует мадам де Отфор в ее завидной, но неблагодарной роли доверенного лица Его Величества. К тому же он отважен. В 1640 году он отличится при осаде Арраса; в 1642 году превосходно покажет себя при осаде Перпиньяна.
Но, будучи испорченным, слишком избалованным, слишком завистливым, Сен-Map не имеет ни терпения, ни искусности, необходимой для честолюбивого фаворита. С одной стороны, он разочаровывается в Ришелье, затем начинает его ненавидеть. С другой — он кокетничает, беззастенчиво пользуется слабостью короля, с трудом выносит его длинные монологи, его монотонные откровения, что вызывает ссоры и примирения, капризы, перебранки и повторные примирения. Людовик XIII имел дурную привычку слишком много говорить о своих бесчисленных трудностях в отношениях с первым министром. Он давал выход своему неудовольствию в беседах с папским нунцием, венецианским послом, отцом Коссеном, мадам де Отфор, Луизой де Лафайет; но его слушатели не имели дурной привычки делать далекоидущие выводы. Господин же Главный верит всему на слово. Он действительно верит, что король не может больше выносить тиранию первого министра. Он думает, что первый министр утратил доверие своего господина. Он уверен, что речь идет о близкой опале. И ему приходит в голову мысль, что он, маркиз де Сен-Map, мог бы наследовать кардиналу в должности.
В ожидании подобных перспектив главный конюший вступает в контакт с теми, кто ненавидит Ришелье. Начиная с 1640 года он сближается с графом Суассонским. Господин граф, принц крови, кузен Конде, прославленный генерал (он вернул Корби в 1636 г.), готов встать во главе коалиции, враждебной первому министру. Она сильна, но раздроблена. Месье, брат короля, ни в чем не уверен; часть его окружения представляет собой умеренную оппозицию; другая часть рвется в бой, если только речь не идет об убийстве Ришелье, поскольку всем памятно «Амьенское ожидание»[148]. Внезапная смерть графа Суассонского (1641) осложняет дело. Струсивший Гастон Французский никогда не поддержит убийство кардинала, и гражданская война имеет шанс на успех лишь с поддержкой Испании. Остается давить на короля и убеждать его отправить Ришелье в отставку. Сен-Map пытается использовать разнообразные тактические приемы. В 1641 году он надоедает Людовику XIII; в 1642 году пытается добиться пособничества Оливареса.
Граф Суассонский умер; Сен-Map осаждает Месье и герцога Бульонского. Заговор принимает очертания, но план пока остается туманным. Месье, — с которым избегают говорить об убийстве Ришелье, — уговаривает герцога Бульонского взять его цитадель в Седане, но настаивает на помощи Испании. В конце января 1642 года (король — с одной стороны, кардинал — с другой готовятся отправиться осаждать Перпиньян), Сен-Мар, отныне поддерживаемый своим другом Франсуа де Ту, бывшим интендантом, считает, что имеет согласие Гастона Французского и герцога Бульонского. Похоже, что Анна Австрийская также информирована о заговоре, однако отказывается в нем участвовать.
Среди участников заговора царит двусмысленность, поскольку одни предполагают убийство кардинала (Фонтрейль, Тревиль и др.), а другим довольно было бы его отставки и ссылки. Зато нет непонимания в отношении связей с Испанией. Никто из участников не понимает, что готовит предательство. Месье предлагает Оливаресу франко-испанский мир, обмен взятыми городами, отставку и ссылку Ришелье; взамен Мадрид финансирует бунтовщиков и предоставляет им 18 000 солдат, из которых 6000 всадников. Виконт де Фонтрейль, отважный горбун и вольнодумец, решительно переходит Пиренеи, будучи полномочным представителем Месье. 13 марта он подписывает с Оливаресом союзнический договор.
В королевском лагере атмосфера накаляется. Сен-Мар постоянно надоедает Людовику XIII, требуя то убийства Ришелье — что шокирует короля, — то его отставки. В Лионе Ришелье убежден, что чудом избежал покушения. 12 марта он присоединяется к королю в Нарбонне. Здесь обстановка еще более тяжелая, чем в Лионе. Сен-Мар, уверенный в себе, провоцирует Ришелье. Ришелье убежден, что его пытаются убить, и чутье его не обманывает: предположение обсуждается в присутствии короля и вспыльчивого де Тревиля. Только королевская набожность и, возможно, благодарность за долгие годы преданной службы приостанавливают этот план. Франсуа де Ту, прибывший 19 апреля в Нарбонну, предупреждает Сен-Мара, что не смог набрать вандомцев. Он доказывает своему другу, что испанское вмешательство опасно. Он считает, что следует лучше подождать естественной смерти кардинала, чье здоровье сильно пошатнулось. Но на попятный идти уже поздно: тайный договор подписан, испанцы намерены войти во Францию в июле.
Ришелье на самом деле чувствует себя очень плохо: он страдает от малярии и от нарыва на руке. Опасаясь как естественной смерти, так и убийства, 23 мая он диктует завещание, затем 27 мая уезжает из Нарбонна в направлении Прованса. Король, едва ли в лучшем состоянии (туберкулез даст ему всего лишь год отсрочки), 8 июня передает Шомберу руководство осадой Перпиньяна. Сен-Map и Франсуа де Ту рассчитывают на отъезд короля, чтобы во время путешествия еще раз попытаться убедить своего господина. Они не знают, что пакт Фонтрейля — Оливареса больше не является тайным.
Никто не знает начала и точного хода провала заговора, но в нем нет ничего удивительного. Столько заговорщиков в курсе тайны! У кардинала достаточно информаторов. Фонтрейль уверенно опознан. Однако вряд ли стоит обвинять в предательстве королеву. Хотя Анна Австрийская предупреждает Ришелье о тайном договоре с Испанией (возможно, потому что ее пугает необдуманность заговорщиков, возможно, потому что, видя нездоровье мужа, надеется на скорое вдовство и длительное регентство; дофину на этот момент всего три года), она, несомненно, никогда не читала статьи этого злосчастного договора и к тому же обещала друзьям герцога Бульонского хранить тайну. Вполне возможно, что Ришелье уже получил доказательства заговора и предательства из других источников и послания королевы (от 7 и 9 июня) не сообщили ему ничего нового. Во всяком случае, он молниеносно посылает Шавиньи информировать обо всем Людовика XIII. Требуется участие, как минимум, двух государственных секретарей — Шавиньи и Сюбле де Нуайе, — чтобы убедить короля в реальности и серьезности преступлений МИЛОГО ДРУГА. С разбитым сердцем, но понимая всю срочность действий, Людовик приказывает арестовать месье Главного, Франсуа де Ту (13 июня) и Бульона (23 июня).
Заговор потерпел поражение. Характеры проверяются испытанию на правду. Месье, брат короля, узнает о поражении из письма 7 июля. Он узнает также о побегах и о том, например, что Сен-Map пытался посвятить в свой план протестантов Женевы. Сен-Map и де Ту предстают перед судом чрезвычайной комиссии под председательством канцлера. Больной Ришелье приезжает — одновременно с Франсуа де Ту — 5 сентября в Лион, где началось следствие. Судьи проливают свет на все или почти на все. 29 августа Сегье получает от Месье целую исповедь. Два дня спустя признается в преступлении Бульон. Два главных обвиняемых сперва яростно защищаются, но с помощью хитрости Лобардемон заманивает Сен-Мара в ловушку, заставляя его думать, что де Ту во всем признался. С этого момента смысла защищаться больше нет. 12 сентября подписывается смертный приговор; в тот же день после полудня двое друзей обезглавлены на площади Террео. Несмотря не неумелость нанятых палачей, Сен-Map и де Ту умирают мужественно и достойно. Месье не выказывает особого волнения, и никто никогда так и не узнает, что творилось в душе короля: ужас перед преступлением против государства или воспоминание о четырех годах сентиментальной привязанности.
Позиция Ришелье, отнюдь не невинная, полностью логична. В глазах народа виновным является один Сен-Map; но министр-кардинал считает, что Франсуа де Ту — более старший и умный, юридически образованный, компетентный офицер — не может быть помилован. И король не возражает ему в этом вопросе. Однако Ришелье вмешивается, чтобы освободить двух друзей от допроса, то есть пытки, помогающей получить признание. Можно предположить, что таким образом он защищает королеву. Но, скорее всего, он защищал короля или использовал эту гипотезу, чтобы восстановить доверие монарха. Поскольку в конце концов всякий раз, как возникал вопрос об убийстве Ришелье, суверен подвергался весьма сильному искушению. Людовик XIII не может не знать, что целью некоторых заговорщиков являлось также убийство министра. Отношения между королем и кардиналом на протяжении трех последних месяцев жизни Ришелье становятся понятными только на основании невысказанного.