КОРОЛЬ И КАРДИНАЛ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

КОРОЛЬ И КАРДИНАЛ

Силы и возможности министра пугали и тревожили короля, в то время как со своей стороны министр страшился импульсивности своего суверена. Непрерывность управления зависела от способности Людовика XIII понимать и поддерживать замыслы Ришелье и, с другой стороны, от воли к власти Ришелье, целиком поставленной на службу королю.

Ив-Мари Берсе

Множеством факторов можно объяснить то согласие, которое среди бесконечных случайностей способствовало единству суверена и его министра на протяжении восемнадцати лет. Они оба отличались хрупким здоровьем. У короля были приступы эпилепсии; он умирал от туберкулеза; он переболел рядом тяжелых болезней. Ришелье всю свою жизнь мучился приступами мигрени; он болел малярией; он был покрыт гнойниками и страдал от ужасного геморроя. Да, их здоровье было хрупким, но железная воля давала им возможность терпеть боль. Воин, любитель псовой и соколиной охоты, Людовик дни, месяцы, можно даже сказать, годы проводил верхом; в военных кампаниях он разделял простую жизнь солдат; Ришелье выдавал свою хроническую усталость только подергиванием мускулов его аскетичного лица.

Они были патриотами по расчету, традициям, чувствам, которые разделяли со своей облеченной плотью родиной. Если они исполняли свою службу — службу короля и службу его помощника, — то не из любви к абстрактной власти, а из врожденного чувства долга. Дело было не в службе, дело было во Франции. Когда они пришли к управлению государством (они освятили, смягчили, очеловечили это понятие, чтобы государство, родина и Франция наложились друг на друга и пришли к согласию), они обновили великую страну. Они действовали совместно, стремясь закрепить в капетингском королевстве преданность власти, превратившуюся впоследствии в патриотизм. Они одновременно работали над десятком проектов, не испытывая нужды спорить или торговаться по их поводу. Они хотели, чтобы Франция стала великой, процветающей, грозной и блистательной. Они хотели, чтобы знать продолжала властвовать и командовать страной, но чтобы она в то же время служила преобразованной монархии. Они хотели, чтобы за неимением возможностей искоренения «ереси» законы обеспечивали королевству и королю религиозный мир. Они хотели, чтобы чиновники стали выразителями правительственной воли; чтобы «судейские крючки» не требовали больше своей независимости; чтобы епископы проявляли усердие; чтобы церковь не злоупотребляла своими законными привилегиями и так далее. Они не мечтали ни об Эльдорадо, ни об острове Утопия. Впрочем, они вообще не мечтали; они творили, сосредоточивая реальные или потенциальные силы старой монархии, чтобы сделать из Франции первое государство в Европе.

Когда люди соглашаются по стольким пунктам, тесное сотрудничество становится если не приятным, то по крайней мере логичным. Достаточно, чтобы каждый из двух актеров занимал свое место: чтобы Ришелье никогда не повторял ошибок Кончини или Люиня и не стремился поучать короля или доминировать над ним. Чтобы король был достаточно терпеливым, смиряясь с интеллектуальным превосходством своего подчиненного; в нашем случае королевская набожность и его естественная осторожность по отношению к кардиналу-священнику сыграет заслуживающую внимания роль, особенно когда им в разгар Контрреформации понадобится осуществлять парадоксальную внешнюю политику.

Историки часто сожалеют, что не могут участвовать в тайных встречах и слушать секретные переговоры; например, узнать, как кардиналу удавалось добиваться одобрения королем своих планов. К счастью, публикация бумаг Ришелье помогает нам встать на верный путь. В своих «сообщениях» королю или в докладных записках Ришелье то приводит убедительную совокупность аргументов, то составляет план проекта, чтобы его господин решил пункт за пунктом, делая пометки на полях. Можно было бы восстановить хронологическую последовательность этих бесконечных политических дискуссий. Пример 1629 года кажется нам довольно типичным, чтобы проанализировать весь механизм.

«Сообщение, составленное королю после взятия Ла-Рошели для пользы его дел», занимает свое место среди важных политических дел. Ришелье назначено выступить с этим сообщением не с глазу на глаз вечером, а на важном Совете, проводимом 13 января. Он торжественно начинает: «Теперь, когда Ла-Рошель взята, если король желает показать себя самым могущественным монархом мира и самым уважаемым государем, он должен обдумать перед Богом и тщательно и в полной тайне изучить вместе со своими верными креатурами, что желаемо его персоне и что следует преобразовать в его государстве». «Касаемо внутренней политики» необходимо, чтобы король «окончательно разрушил гнездо ереси», взяв Кастр, Монтобан и Ним. Следует «снести с лица земли те замки, которые не являются пограничными», и «как следует укрепить те, что являются пограничными». Следует помешать парламентам угрожать «так называемым суверенитетом», противоречащим «благу королевства». Король должен проявить свою власть; ему обязаны «безоговорочно подчиняться и большие, и малые»; он назначит хороших епископов; он выкупит земли, отчужденные от домена, и тому подобное. Программа реформ во внешней политике также составлена: «Еще остаются беспорядки, которые следует урегулировать, но для первого раза довольно исправления основных».

Вторая часть сообщения королю, изложенная уже не с таким пафосом и страстью, является частным ударом, как говорят игроки. Если король ее подписывает, она становится декларацией тихой войны, началом знаменитой «тайной войны» против чрезмерных экспансионистских устремлений Австрийского дома: «Следует принять в качестве постоянного плана противодействие быстрому продвижению Испании. Ввиду того что эта нация имеет целью увеличить свое господство и расширить свои границы, Франция должна думать только об укреплении собственных границ, и строить порты, чтобы иметь сообщение со всеми соседними государствами, и помогать им защищаться от притеснений Испании, когда на то представится случай». Откуда для короля вытекает необходимость «обрести могущество на море»; «укрепиться в Меце и продвинуться до Страсбурга, если возможно, чтобы обеспечить вход в Германию»; иметь также «открытый выход» в швейцарские кантоны и т. п. Стараться избегать «разжигания открытой войны с Испанией», но не бояться «быть признанными благодаря силе в Италии», а также «думать о Наварре и Франш-Конте, как о принадлежащих нам землях, поскольку они прилегают к Франции».

Словом, на двух страницах текста кардиналом-министром изложена вся внутренняя и внешняя политика. Король может оспаривать некоторые пункты, но 13 января 1629 года положение Ришелье беспроигрышное: он не боится потенциальной отставки.

Три месяца спустя Людовик XIII, отныне уже «признанный благодаря силе в Италии», готовится уехать из Сузы — 28 апреля он направлялся в Лангедок, — оставляя командование армией своему «кузену», кардиналу Ришелье. Накануне их расставания кардинал определяет свое положение. С одной стороны, сохраняются проблемы в Италии; с другой стороны, продолжается война с протестантами. Министр представляет своему господину меморандум из восьми статей: «Пункты, которые облегчат королю решение накануне его отъезда» (иными словами: указания, данные кардиналом по его просьбе). Шесть первых касаются позиции в отношении наблюдения за герцогом Савойским, столь же ненадежной, сколь и возможной. Вероятно, король не слишком в курсе событий, и поэтому вопросы помогают руководить ответами. Но в этом и заключается мастерство Ришелье.

I. Кардинал пишет: «Знать, что делать в случае, если месье Савойский откажет в необходимых поставках продовольствия королевской армии или исподтишка помешает его доставке». Примечание короля: «Взять силой то, что не хотят дать добровольно, вступив в государство герцога». Далее Ришелье пишет: «II. Если не получено продовольствие из Казале, как то, которое должно поставляться, так и то, которое привозят из Прованса?» Людовик XIII еще более уверен в себе: «В этом случае я разрываю договор, и мы вступаем в войну». Остальное соответственно.

Взамен кардинал-министр, похоже, отвечая на «запрос» короля, вручает ему «Сообщение» о том, что он «должен сделать по прибытии в Лангедок». Он советует ему остановиться в Балансе и сгруппировать там свои войска (28 000 человек, которые до конца года необходимо увеличить до 50 000); осадить Прива, захватив множество городишек, таких как Ле-Виган, Барьяк, Лагорс, Але, Шанж, Сюмен и т. п. Он просит его «опустошать все города, которые невозможно захватить»: Ним, Кастр, Монтобан. «Сообщение» заканчивается так: «Ваше Величество не должно, по моему мнению, испытывать никаких трудностей при получении всех городов, которые пожелает. Все условия, которые они предложат, будут хороши, лишь бы они выказали абсолютное подчинение Вашему Величеству, так чтобы их укрепления были разрушены, и чтобы они оставались в тех же границах, как все другие города Франции».

Обратите внимание на это «по моему мнению», смягчающее советы, которые больше смахивают на приказы. В начале «Сообщения», из учтивости и осторожности, кардинал прежде всего пишет следующую фразу: «Невозможно подать достоверное сообщение Его Величеству о том, что он должен делать по прибытии в Лангедок, поскольку, возможно, ему будут предложены другие диспозиции, которые оно не может себе представить, и такие — в некоторых мятежных городах, — что оно будет вынуждено начать свое наступление на них».

Мораль этих трех примеров проста: Ришелье приходилось быть весьма убедительным, чтобы вызвать у короля подобное послушание. Монарх должен был питать к нему большое доверие, чтобы согласиться послушно следовать советам, иногда больше напоминающим приказы. Однако, размышляя над пометками короля, можно быть уверенными, что Людовик XIII не был «свадебным» королем. Никогда еще в истории исключительный культ государства не объединял столь прочно двух людей.