СРОЧНЫЙ ВЫЗОВ

СРОЧНЫЙ ВЫЗОВ

В сентябре 1983 года начальник Четвертого Главного управления при Министерстве здравоохранения СССР Евгений Иванович Чазов собрался наконец в Германию.

Долгое время он не мог выбраться в немецкий город Йену, чтобы получить диплом почетного доктора, присужденный местным университетом за комплекс работ в области кардиологии. Несколько раз обговаривались сроки поездки, но их приходилось переносить в связи с обострением болезней высокопоставленных пациентов. Сначала это был Брежнев, теперь вот Андропов.

Сидя в самолете, Чазов перебирал в памяти подробности отъезда Юрия Владимировича в отпуск. У генсека были больные почки, и потому отдых решили совместить с лечением. В Крыму, в Нижней Ореанде, размещалась так называемая «первая дача», на которой в течение восемнадцати лет отдыхал Леонид Ильич. Дачу построили по распоряжению Хрущева, который тоже несколько раз там отдыхал. Вряд ли мог представить Никита Сергеевич, что роскошные спальни со временем превратятся в больничные палаты.

Чазов вздохнул, вспоминая, как под его руководством переоборудовали помещения. Готовили специальные комнаты для установки искусственной почки, для обслуживающего персонала. Изо всех сил старался начальник Девятого управления КГБ генерал Плеханов, по наблюдениям Чазова, самый близкий и преданный Андропову человек.

Уже через несколько дней после прибытия в Новую Ореанду Андропов преобразился. Наверное, крымский климат добротворно повлиял на него. Иногда он даже улыбался и шутил, чего ранее за ним не наблюдалось неделями. Улучшилась походка, бодрее стало настроение. Почувствовав себя вполне удовлетворительно, Андропов не стал задерживать возле себя Чазова и отпустил его на несколько дней в Германию. В Москву из Крыма возвратились вместе с Плехановым, и начальник всемогущей «девятки» не видел оснований для задержки в столице главного кремлевского врача — состояние здоровья генсека не вызывало тревоги.

В Йене Чазова встречали с почтением. И хотя он за свою жизнь был удостоен многих высоких наград, каждый новый знак признания своих заслуг воспринимал не без волнения.

Старейший в Германии университет, носящий имя Шиллера, готовился к главному событию, сопутствующему вручению почетного диплома — торжественному приему в честь новоиспеченного доктора. Зал, где должна была состояться праздничная церемония, заполнялся профессорами и академиками — светилами мировой медицинской науки, их нарядно одетыми супругами.

До начала оставалось около получаса. Чазов нетерпеливо посматривал на себя в зеркало, одергивая непривычный смокинг. В дверь вдруг постучали:

— Товарищ Чазов? Вас срочно просят соединиться с Москвой.

В дверях стоял высокий человек в немецкой военной форме. Чазов, мысли которого были полностью поглощены предстоящим торжеством, непонимающе уставился на вошедшего.

— Кто просит? С кем конкретно в Москве? И, вообще, надо выяснить, как отсюда звонить…

— Вы будете говорить по специальной связи, — мягко произнес немец. — Это недалеко, на окраине города. Я вас быстро туда доставлю.

Минут через двадцать Чазов уже разговаривал с Крючковым. Далекий голос с Лубянки прорывался сквозь треск и писк специальной международной линии:

— Евгений Иванович, вам необходимо срочно вылететь в Крым. Прямо из Йены.

— Прямо из Йены? — переспросил Чазов. — Не заезжая в Москву? Владимир Александрович, что случилось?

— Подробностей я не знаю, — сказал Крючков. — Врачи говорят, что ничего угрожающего на данный момент нет, но просят срочно приехать.

Чазов понял, что речь идет об Андропове, хотя фамилия не произносилась. Неужели его состояние ухудшилось?

— Евгений Иванович, — услышал он голос Крючкова, — не будем терять времени. Вертолет из Берлина за вами уже вылетел. Скоро будет у вас. В Берлине на военном аэродроме готовится к полету Ил-62. Он доставит вас в Симферополь.

Вернувшись в университет, где ждали хозяева, Чазов забежал на несколько минут в зал и, извинившись, сказал, что, к сожалению, не может участвовать в приеме. На академика смотрели с удивлением: столы накрыты, приглашенные готовы занять места. А человек, ради которого все это делалось, заявляет, что вынужден срочно их покинуть.

Чазов не мог, не имел права объяснить причину своего внезапного отъезда. Все, что касалось здоровья высшего партийного руководства, являлось особо охраняемой государственной тайной. То, что академик появился в сопровождении лиц в военной форме, только разжигало любопытство.

Через полчаса, так ничего никому и не сказав, Чазов сел в вертолет, который в наступивших сумерках понес его через Германию в Берлин. На военном аэродроме стоял готовый к полету большой многоместный Ил-62.

Экипаж состоял из военных летчиков, поднятых по тревоге. Они с любопытством смотрели на единственного пассажира, ради которого был затеян специальный воздушный рейс. Пассажир был молчаливым, как бы ушедшим в себя. Он напряженно думал над возможными вариантами усложнения ситуации, которые потребовали его срочного возвращения из Германии — прямо из-за банкетного стола. Наверное, произошло нечто экстраординарное.

Самолет приземлился в Симферополе ночью. Диспетчеры посадили его подальше от аэровокзала, чтобы не привлекать внимание публики к фигуре единственного пассажира, спускавшегося по трапу. Сев в ожидавшую его «Волгу», Чазов узнал, что со здоровьем Андропова плохо. Чазов глубоко вздохнул: прошло всего десять месяцев после избрания Андропова генсеком.

Подробности стали известны в Новой Ореанде. Почувствовав себя в Крыму хорошо, Андропов решил съездить погулять в лес — чтобы разрядить больничную обстановку «первой дачи». Погуляв пешком по лесу, он присел на гранитную скамейку в тени деревьев.

В конце сентября в Крыму климат коварный. На солнце кажется, что очень тепло, а попадешь в тень зданий или леса — пронизывает холод. Посидев некоторое время на гранитной скамейке, Андропов почувствовал озноб и попросил, чтобы ему дали теплую верхнюю одежду. Но было уже поздно — на второй день ему стало плохо. Осмотрев после прилета из Германии рано утром вместе с хирургом Федоровым высокопоставленного пациента, Чазов увидел распространявшуюся флегмону. Требовалось немедленное хирургическое вмешательство, и Андропова тотчас же перевезли в Москву.

Операция прошла успешно, но силы организма были настолько подорваны, что послеоперационная рана не заживала. Состояние больного неуклонно ухудшалось. С октября он фактически перестал непосредственно руководить страной, хотя время от времени принимал своих помощников, читал присланные бумаги.

По свидетельству Чазова, Андропов начал понимать, что из этого состояния ему уже не выйти. Однажды, глядя Чазову прямо в глаза, он сказал:

— Наверное, я уже полный инвалид, и надо думать о том, чтобы оставить пост генерального секретаря…

С октября 1983 по февраль 1984 года мир Андропова был ограничен больничной палатой и залом для проведения процедуры очистки крови. Чувствуя, что сам стал инвалидом и дни его сочтены, он никогда не возвращался к теме болезни Черненко и не поднимал вопроса о выводе его из состава Политбюро в связи с инвалидностью.

Как помнят читатели, судьбу Черненко Андропов намеревался решить после своего возвращения из отпуска.