Глава 19

Глава 19

Как заболевший дикий зверь Валерио Боргезе залег в своем логове и стал ждать. С 8 сентября, когда он услышал о перемирии, подписанном маршалом Пьетро Бадольо, он все время слушал итальянское радио. Поражение плохо сочеталось с этим человеком, рожденным побеждать. Долгие часы, закрывшись в своем кабинете в Серкио, он размышлял о сложившемся положении, анализируя события последних шести недель.

После отставки Муссолини 25 июля он поверил, как почти все в армии, что король и новый глава правительства готовы продолжать войну. Он понял буквально слова послания старого маршала Бадольо:

«Италия останется достойной своих военных традиций. Мы отстоим священную романскую землю».

Но уже с начала августа Бадольо завязывает первые контакты с союзниками в Лиссабоне и в Танжере, чтобы в конце концов прийти к этому перемирию, на взгляд Боргезе, позорному для Италии. Он чувствовал себя оскорбленным, преданным. Его безграничная вера в своего короля была поколеблена.

Он постоянно вспоминал те дни, последовавшие за 25 июля, когда своей уверенностью, поддержанной многими его товарищами, молодыми флотскими офицерами, он в некотором роде спас монархию. В то время ему было известно, по крайней мере, о четырех операциях, которые были подготовлены по приказу Гитлера еще до окончания конференции 27 июля (первая, «Айхе», имела своей целью освобождение дуче, перед которым фюрер чувствовал личную ответственность, другая, «Студент», должна была реставрировать фашистский режим в Италии и включала в себя оккупацию Рима, третья, «Акс», предназначалась для захвата итальянского флота и наконец четвертая, «Шварц», должна была обеспечить овладение немцами ключевых позиций в Италии). Перед угрозой, которую эти планы представляли для будущего самой монархии, Боргезе не скрывал, что, хотя он и хорошо относился к Германии и всегда готов был помогать ей, но, оставаясь прежде всего монархистом, верным савойскому королевскому дому, он не мог потерпеть никаких акций, направленных против монархии.

В Берлине гросс-адмирал Дениц в своем докладе представил примерно такие же аргументы Гитлеру:

— Многие молодые флотские офицеры, среди них самые блестящие, к нам благосклонны, — говорил он, — но не надо раздражать их, нападая на короля. Они этого не потерпят. Было бы лучше немного подождать, но быть готовыми к действиям в любой момент, как только наступит психологически благоприятное для этого время.

Гитлер позволил себя убедить, правда, не без колебаний, и итальянская монархия была в тот момент спасена. Война продолжалась, как и раньше, предоставляя людям-торпедам принца Боргезе возможность одержать новые громкие победы на службе королю Виктору-Эммануилу III, которому они лично приносили присягу.

Но перемирие, тайно подписанное 3 сентября и объявленное 8-го, все испортило, раскрыв «предательский маневр, наносящий удар в спину немецкого друга и союзника».

Эта двуличность вызывала у Боргезе, человека долга и чести, отвращение, желание громко завопить о предательстве и отказаться от самого святого, того, что он привык обожать с самого раннего детства: королевского дома Савойи.

Такие мысли бродили в голове Боргезе в то время, когда союзные войска без помех высадились в Салерно, южнее Неаполя. В ответ, в тот же день, немецкие войска начали проведение операций «Акс» и «Шварц». Порты и торговые суда, стоявшие в них, попали в их руки, но большая часть итальянского военного флота смогла уйти на Мальту. По иронии судьбы, эта неприступная для итальянцев крепость стала убежищем для их флота. Боргезе и весь штаб Децима МАС остались в Серкио.

Вскоре немецкое командование предлагает ему сотрудничество. Он отказывается. В тот момент он не был еще готов к такому шагу. Его прошлое крепко прилипло к коже. Он пока не мог себя преодолеть. У него еще сохранились некоторые иллюзии. Может быть, Виктор-Эммануил III просто стал жертвой предателя Бадольо, думал он, и скоро поймет это и восстановит положение и свой престиж? Действительно, человеку такого происхождения, как Боргезе, наследнику вековых традиций, тяжело однажды начать бороться против того, за кого он еще вчера готов был отдать свою жизнь.

— Поскольку король лично не принимал решения, порочащего его честь, мы должны оставаться ему верными, — говорил он своим людям.

Его репутация, дружба со многими офицерами Кригсмарине, завязавшаяся во время поездок в Германию, среди которых был и гросс-адмирал Дениц, оставили к нему, несмотря ни на что, хорошее отношение со стороны немцев. Децима МАС не была, как другие итальянские подразделения, насильно зачислена в немецкую армию. В виде исключения Валерио Боргезе было предоставлено время на размышление.

Новости быстро распространяются в Италии, где «арабский телефон» работает лучше электронных средств связи. Однажды вечером, когда моряки флотилии собрались, как всегда, после ужина на веранде виллы Серкио, пришло известие: «король исчез». Оказалось, что Виктор-Эммануилл III в паническом страхе покинул Рим в сопровождении некоторых высших офицеров и генералов, так же как и он напуганных развитием событий, больше заботившихся о том, как найти убежище, чем склонных брать на себя ответственность. Он прибыл сначала в порт Ортано, а затем переправился в порт Бриндизи на Адриатическом побережье, где и остановился под охраной англо-американских войск.

Это внезапное бегство, похожее на бегство трусливого подлеца, бросившее офицеров, таких как Боргезе, на их постах без директив, без приказов, было самым страшным ударом, который монархия могла сама нанести по своим самым верным приверженцам. За несколько часов армия по всей Италии разложилась и представляла собой жалкое зрелище.

4-я армия, расквартированная на юге Франции, ринулась в Италию в полном беспорядке; шли пешком, ехали на ишаках и украденных велосипедах, солдаты бросали оружие; во французских населенных пунктах перед границей солдаты и офицеры любой ценой пытались достать гражданскую одежду, можно было встретить генералов, переодетых монахами. Обочины горных дорог покрылись грудами солдатской униформы, оружия и кучами бумаг из полковых архивов.

Французы насмешливо смотрели на бредущую в беспорядке итальянскую армию, на эти колонны, больше похожие на стадо мулов. Иногда в деревнях дети, развлекаясь, кричали: «I Tedeschi» (немцы), и начиналось паническое бегство.

Среди этого разгрома снова появились высшие фашистские функционеры, нашедшие в свое время убежище в Германии. Проклиная предателя Бадольо, они созывали под свои знамена ветеранов, прошедших пустыни Африки, снега России и морские сражения, и призывали остаться верными до самой смерти союзу с немцами.

Этот призыв нашел самый горячий отклик, но не у народа, который устал от войны, а среди части офицеров и солдат. Вечером 9 сентября немецкое информационное агентство передает первое заявление нового фашистского правительства. В бункере Гитлера Витторио Муссолини, Паволини и Рикки присоединились к Фариначчи и Пресиоси. В своем обращении они объявляют:

— Предательство не прошло: национальное фашистское правительство вновь образовано и работает от имени Муссолини.

Боргезе встретил новость без особого энтузиазма.

— Куда это нас может завести? — говорит он с разочарованием и сомнением в голосе.

— Может быть, у них хватит воли и сил, чтобы выправить положение, отвечает его ординарец.

— Король мертв, — бросает с безапелляционностью молодости юный мичман.

Эта реплика заставила Боргезе задуматься. Он медленным тяжелым шагом уходит прочь. Его согнувшаяся фигура с вечной сигаретой в уголке губ удаляется по тропинке в сосновый бор, где он отдается во власть своих тягостных размышлений.

— Если король и не мертв, — думает он, — это не замедлит случиться.

В его сознании образ гордого и сильного короля уступил место образу монарха трусливого, «изворотливого» и бесчестного, к тому же и глупого.

Не ускорил ли король сам конец монархии, одобрив создание того, что через некоторое время станет Комитетом национального освобождения, состоявшего из шести антифашистских партий, которые сделали подкоп под Италию извне?

Бессознательно Боргезе уже выбрал свой лагерь. Он был союзником Германии в дни ее побед, он не может сегодня отвернуться от нее в период поражений. Где тогда будет его честь? И, даже если бы он захотел, против всякой логики, присоединиться к союзникам, он бы не смог этого сделать. Ему бы помешали их требования. Их кажущееся доброе отношение к Италии, убеждал он себя, не что иное, как обман, наживка.

Колебаниям принца скоро приходит конец. События 14 сентября становятся поворотным пунктом в его военно-политическом будущем.

В это утро в главном штабе немецких войск в Фраскати, на южной окраине Рима, был найден мертвый человек с револьвером в руке. Это был маршал Каваллеро. Что там же произошло?

После бегства короля и Бадольо в Бриндизи командующий немецкими войсками в Италии маршал Альберт Кессельринг был очень озабочен. На его столе лежали планы двух операций, разработанных генеральным штабом: «Шварц» и «Акс».

Вернувшись вечером 8 сентября из поездки на Украину, Гитлер позвонил ему и приказал перейти к активным действиям. Но итальянский флот уже успел покинуть Специю и найти убежище на Мальте. Теперь маршал ждал высадки союзных войск севернее Рима с целью окружения итальянской столицы и готовился отвести свои войска на север. Он еще не знал, что союзники отказались от этих амбициозных планов, что они удовлетворились бегством Бадольо и Виктора-Эммануила III в Бриндизи. Эта передышка позволит ему собрать силы и приступить к выполнению плана «Шварц», предусматривавшего военную оккупацию Италии.

Утром 13 сентября Кессельринг принял в Фраскати маршала Каваллеро, бывшего начальника генерального штаба итальянской армии. Уго Каваллеро сменил на этом посту маршала Бадольо в ноябре 1940 года и отличался лояльностью по отношению к немецким союзникам. После того как 31 января 1943 года его на этом посту сменил генерал Амброзио, он сохранил тесные связи с немецким послом в Италии Макензеном. И именно он предупредил немецкого дипломата о собрании Большого фашистского совета, на котором должно было произойти отстранение, а затем и арест Муссолини.

Бадольо всем сердцем ненавидел Каваллеро. Тот был лучшим стратегом, лучшим солдатом, чем он, его уважали подчиненные. 23 августа Каваллеро арестовывают и его допрашивает начальник второго отдела генерал Карбони. Каваллеро не дал себя запугать и заявил, что в 1943 году он выступал за отставку дуче и его нового военного командования. На следующий день Бадольо был вынужден освободить своего врага из-под стражи. Но, покидая Рим, он оставил на своем рабочем столе рапорт Карбони, конечно, чтобы немцы его нашли.

Так и случилось. Кессельринг не усомнился в подлинности этих фактов и имел их в виду, когда беседовал с Каваллеро. Он считал, что у него в руках великолепное средство давления на маршала в достижении той цели, к которой он стремился: убедить своего итальянского коллегу встать во главе итальянской армии и заставить Италию продолжить всеми возможными средствами выполнение союзнических обязательств. Каваллеро отказался. Кессельринг настаивал, он требовал от него смыть позор предательства

Бадольо и предложил ему отправиться вместе на самолете в Мюнхен, чтобы наметить в немецком генштабе пути реорганизации итальянской армии на севере страны. Каваллеро упрямо не соглашался, убежденный, что если он примет это предложение, он развяжет гражданскую войну в Италии: армия Бадольо против армии Каваллеро.

Получив разрешение и навестив больную жену в клинике, Каваллеро возвратился ночевать в Фраскати. На ужине, устроенном в его честь Кессельрингом, он снова отказывается от предложений хозяина, а утром его нашли мертвым. Он покончил жизнь самоубийством. Некоторые его родственники утверждали после войны, что немцы сами его «устранили», не простив ему отказа. Но в то время эта версия не рассматривалась. Обществу была представлена единственная, полученная от немцев, и никто тогда не посмел поставить ее под сомнение. И она будет играть важнейшую роль в дальнейшем развитии событий. Кессельринг выразил ее суть в письме с соболезнованиями, направленном в адрес вдовы маршала:

«В пригороде Рима, в Фраскати, он простился с жизнью, глядя на Вечный город, — писал Кессельринг. — Он был слишком благородным человеком, чтобы перенести позор предательства своей страны по отношению к союзной Германии. Я счастлив, что позволил ему иметь последнюю встречу с семьей, к которой он был очень привязан. Вы потеряли вашего супруга, графиня, но и мы тоже потрясены его смертью, так как мы планировали предложить ему важную роль в деле возрождения нового фашистского государства».

Представленные таким образом обстоятельства смерти Каваллеро, который вместе с Грациани был «одним из самых блистательных и уважаемых итальянских маршалов», в глазах многих офицеров итальянской армии, в том числе и Боргезе, стали новым преступлением, которое легло на совесть Бадольо и короля.

Этот немецкий план дезинформации полностью удался. Он позволил остановить дальнейший распад итальянской армии и сохранить ее остатки в орбите Третьего рейха до самой капитуляции.

Валерио Боргезе узнает эту новость в Серкио 15 сентября. На этот раз он решительно выбирает свой лагерь. Он срочно собирает штаб флотилии. Широкоплечий, с нахмуренным лицом, он, стоя в своем кабинете перед широким окном, выходящим на освещенный солнцем сосновый бор, решительно заявляет:

Почти толкнув своими действиями маршала Каваллеро на самоубийство, король на этот раз определенно совершил бесчестный поступок. Я считаю, что мы теперь свободны от данной ему присяги. В эти последние дни я со всех сторон рассмотрел положение дел. Бадольо и королю англичане и американцы дали красивые обещания, которые никогда не будут выполнены. Ни Рузвельт, ни Черчилль никогда не вернут Италии ни пяди ее африканских территорий. Кроме того, в этой бесчестной и ужасной авантюре Савойский королевский дом рискует совсем потерять корону. Если мы, сражавшиеся плечом к плечу с нашими немецкими товарищами, будем побеждены, вы увидите: Италия погрузится в еще больший беспорядок, чем тот, который царил в стране с 1918 по 1921 год. А я этого не хочу.

А может, нам лучше не связывать свою судьбу с немцами, а сохранить наши традиционные дружеские связи с Францией? — громко спросил один из молодых мичманов.

Может быть, и так, — отвечает Боргезе, — но сегодня у нас нет выбора. Есть союз с Германией. Его приняли народ и король. Мы должны, чтобы сохранить честь нации, уважать его до самого конца. Я понимаю, что таким образом мы ввязываемся в авантюру, которая для нас может не иметь выхода. Я прошу вас хорошо это понять. Мы солдаты. Наш долг брать на себя ответственность за страну, стоя встречать врага и не подчиняться бесчестным командирам. Мы должны всеми своими силами участвовать в общей борьбе, и все должны отныне думать только об одном: как спасти честь знамени, спасти свою родину, замаранную чередой предательств Бадольо и короля. Для этого нам надо без промедления приступить к работе.

Собрание единогласно одобрило мнение своего командира, убежденное, что, выбирая этот путь, они встают на дорогу, ведущую к чести и славе.

В тот же вечер в Серкио разворачивается бурная деятельность. Конечно, шуток стало меньше, не как раньше, но люди, казалось, с еще большим рвением принялись за работу. В тяжелый час они чувствовали себя выполняющими новую и опасную миссию: доказывать всему миру, что итальянский народ состоит не только из трусов и подлецов. Они считали своим долгом сомкнуть крепче ряды, устремляясь в будущее, не обещающее ничего определенного.

Боргезе, приняв решение, отправляется с визитом к немецким властям и предлагает создать на базе его флотилии (1300 человек) независимое подразделение под его командованием.

— Я никогда не был фашистом. Я всегда верно служил своему королю сказал он немцам, — но сегодня, когда мой суверен забыл о своем долге и чести и предал свою страну, я решил вместе с моими людьми продолжать сражаться бок о бок с вами, под вашим командованием и сохранить до конца, во имя боевой и героической Италии, верность договору, связывающему наши два народа.

Немцам не приходится кривить рот. Независимое или нет, подразделение, которым командовал Боргезе, предлагало им свои услуги.

— Я надеюсь, что мы будем друг другу полезны взаимно, — говорит ему капитан-лейтенант Ганс Шомбург. — Сообщите мне в ближайшие дни о своих потребностях, как в материальной части, горючем, так и во всех других областях. Адмирал Дениц желает, чтобы ничто не мешало деятельности Децима МАС.

«Почему он мне сразу не сказал, чего немцы от нас хотят?» — думал Боргезе, возвращаясь в Серкио. Но Шомбург не осмелился при первой же встрече сформулировать свои требования. Боргезе, кавалер самых высоких итальянских наград, не совсем отвечал обычному представлению немцев об итальянцах. Он был хладнокровен и не экспансивен, замкнут, не болтлив, во всяком случае крайне реалистичен в своей манере думать и рассчитывать.

Очевидно, немцы хотели воспользоваться опытом, накопленным Децима МАС за годы войны в применении управляемых снарядов при организации подобных подразделений, к которой они спешно приступили у себя. Производство управляемых снарядов, прекращенное некоторое время назад, надо было конечно возобновить. Но если итальянцы согласятся обучить немецких моряков приемам их применения, то дело пойдет гораздо быстрее.

Поэтому немцы предоставляют в распоряжение Боргезе все средства, в которых он нуждался, чтобы возобновить свою деятельность, и дают полную независимость, которой он добивался.

К нему даже не приставили немецкую «няньку», как в других итальянских частях, чтобы не ранить его гордость.

Новое дело, усеянное препятствиями, но для преодоления которых не надо было ничего ждать и никого спрашивать, начиналось для Валерио Боргезе и его людей.