4 «Всякий дар совершенный»

В июле 1134 года Альфонсо Воитель, король Арагона, разбил лагерь близ города Фрага и приказал слугам принести его реликвии, коих у него было внушительное собрание. За долгую и богатую событиями жизнь шестидесятиоднолетний король успел приобрести и мощи, и многие предметы, принадлежавшие Деве Марии, нескольким апостолам, нескольким раннехристианским мученикам и другим святым. Все эти сокровища лежали в шкатулках из слоновой кости, украшенных золотом, серебром и драгоценными камнями. Но главной реликвией было маленькое распятие, вырезанное из части Креста Господня. Оно хранилось в инкрустированном драгоценными камнями ковчеге из чистого золота. Альфонсо забрал его из монастыря в Леоне, когда совершал паломничество в Сантьяго-де-Компостела[115].

Альфонсо всюду возил эти реликвии с собой. Они успели много где побывать, поскольку почти всю свою жизнь король провел на полях сражений, успешно воюя как с соседями-христианами, так и с мусульманами, правившими на юге Пиренейского полуострова. Почти все это время реликвии путешествовали с Альфонсо в обозе, вместе с шатром, который служил ему в дороге часовней. И вот священники принесли их, и перед этими драгоценными обломками дерева и костей и ошметками кожи Альфонсо поклялся страшной клятвой.

Фрага стоит на берегу реки Синка. В те времена это была пограничная земля, где христианская Европа лицом к лицу встречалась с аль-Андалусом – территорией мусульманских государств, которые занимали большую часть южной Испании с тех пор, как армии халифата Омейядов в VIII веке пересекли Гибралтарский пролив. На протяжении поколений, пока одни королевства и эмираты сменяли другие, христиане и мусульмане жили здесь бок о бок, то мирно сосуществуя, то воюя. Однако с конца Х века религиозные разногласия на полуострове начали обостряться, а войны – становиться все ожесточеннее. Христианские правители севера сочли, что их общий долг – изгнать мусульман обратно в Северную Африку. В 1101 году папа Пасхалий II благословил это стремление, запретив испанским христианам участвовать в священной войне на Востоке и повелев им «оставаться в вашей стране, сражаясь всеми своими силами против моавитян и мавров»[116]. На Первом Латеранском соборе в 1123 году этот призыв был повторен, и войну против мусульман на Пиренейском полуострове приравняли по значимости к войне на Святой земле. Начались разговоры о via de Hispania – «пути Испании», то есть морском пути, который можно было бы проложить в Иерусалим из освобожденных испанских портов, и о наземном маршруте через Северную Африку и Египет. Так война с аль-Андалусом стала частью другой, более великой войны, конечной целью которой было полное завоевание Святой земли[117]. Альфонсо горячо поддерживал эту идею.

Фрага была в руках мусульман. Жители города через парламентеров попросили Альфонсо снять осаду, принять капитуляцию и позволить людям мирно уйти. Если же он этого не сделает, то большая освободительная армия мусульманских воинов придет и уничтожит его. Эта угроза только разожгла в короле стремление дать противнику бой. Именем Господа и святых Альфонсо заявил, что пощады не будет. «Он замышлял захватить город и перебить там всех знатных сарацин, – писал один христианский хронист. – Он желал пленить их жен и детей и… забрать себе все их богатства»[118].

Зрелище двухсот груженых верблюдов, шагающих по берегу реки Синка утром во вторник 17 июля 1134 года, могло заставить короля Арагона задуматься. Огромные, тяжело ступающие вьючные животные и их погонщики были частью огромной мусульманской армии под командованием эмира Мурсии и Валенсии, «отважного воина» по имени Яхья ибн Гания, которого христиане называли Абенгения[119]. В его войско вошли также армии Кордовы и Лериды, а еще подкрепление, присланное из североафриканской империи Альморавидов – самого могущественного государства западного исламского мира со столицей в Марракеше. Альморавиды были не только опасным, но и необычным противником: их воины закрывали лица, как это принято у жителей пустыни, так что видны были только глаза. Согласно одному из свидетельств, из Северной Африки во Фрагу отправили десять тысяч человек, а также животных и провиант. Даже если эта цифра преувеличена, Альфонсо противостояли очень значительные силы[120].

Караван верблюдов, приближавшийся к стенам города, вез припасы для горожан. Альфонсо приказал своему родственнику Бернарду, графу Лана, возглавить атаку и отбить обоз. Бернард заколебался, стал предлагать более осторожный план; Альфонсо пришел в ярость и назвал двоюродного брата трусом. Это была роковая ошибка.

Когда войска арагонцев двинулись навстречу каравану мусульман, верблюды и их охрана обратились в бегство и скрылись. Христиане пустились в погоню и угодили в ловушку. Остальные воины ибн Гании, разделенные на четыре колонны, двинулись вперед, окружили их «и метали в них копья, стрелы, дротики и камни»[121]. Тем временем горожане вышли из городских ворот. «Мужчины и женщины, молодые и старые» атаковали лагерь Альфонсо. Пока мужчины убивали безоружных христиан из числа тех, кто не был на поле боя, женщины грабили лагерь, захватывая провиант, снаряжение, оружие и осадные машины[122]. Самым унизительным было то, что мусульмане разграбили часовню Альфонсо, унесли его золотой ковчег и оставили шатер лежать «поваленным на земле»[123].

Поражение было сокрушительным. Погибли несколько епископов и аббатов, десятки лучших арагонских рыцарей и большинство военачальников. Почти все придворные Альфонсо были захвачены в плен, а его личная охрана в количестве семисот пехотинцев убита. За десятилетия военных походов, во время которых он участвовал в битвах и осадах повсюду – от Байонны до Гранады, с Альфонсо никогда не случалось подобного. Он яростно сражался в первых рядах, но силы были неравными, и приближенные в конце концов убедили его отступить. Ему удалось скрыться с небольшой группой рыцарей. Они бежали на запад в Сарагосу, затем повернули на север к предгорьям Пиренеев и направились в Сан-Хуан-де-ла-Пенья, красивый романский монастырь, где был похоронен отец Альфонсо. Король-воитель возвращался домой.

В пятницу 7 сентября 1134 года Альфонсо скончался, по всей видимости, от ран, полученных в битве при Фраге, хотя и христианские, и мусульманские хронисты полагали, что его убила горечь поражения. Реконкиста на Пиренейском полуострове потеряла одного из самых деятельных и грозных приверженцев. Но, хотя рок унес одного воителя, вслед ему придут новые, которым удастся переломить ход событий.

Альфонсо умер, как жил, – аскетом, посвятившим себя военным подвигам. Он спал на щите и считал, что «воину следует общаться с мужчинами, а не с женщинами», а потому наследников не оставил[124]. В завещании, составленном за три года до смерти, король отписал свое королевство трем орденам, основанным в Иерусалиме: каноникам храма Гроба Господня, госпитальерам и тамплиерам, которых назвал так: «Храм Господень с его рыцарями, стремящимися защитить имя христианства»[125]. Обращаясь к ним, Альфонсо заявлял:

Я завещаю… все мое королевство, а также владения, которые имею в своем королевстве, власть, которую я имею над всеми, кто живет на моих землях, над духовенством и мирянами, епископами, аббатами, канониками, монахами, феодалами, рыцарями, горожанами, крестьянами, купцами, мужчинами и женщинами, малыми и великими, богатыми и бедными, а также над евреями и сарацинами.

Всего через пять лет после того, как собор в Труа наделил их уставом, тамплиеры получили в дар треть королевства – судьба явно благоволила к ордену. Это событие также предопределило его будущее. Во-первых, оно означало, что в течение последующих двух столетий тамплиеры будут участвовать в Реконкисте. Во-вторых, доказывало все возрастающую щедрость по отношению к крестоносцам, проявляемую по всей Европе, без чего сама идея военных орденов была бы обречена на провал.

* * *

Гуго де Пейн возвратился в Иерусалим c хорошими вестями для ордена. Но, несмотря на обещания, данные покровителям во Франции и Англии, тамплиеры не сразу начали активно воевать с мусульманами. Поход 1129 года на Дамаск – к участию в котором великий магистр призывал во время поездки по Европе – оказался неуспешным. По одному из свидетельств, войска христиан вели себя «очень неосмотрительно и… не соблюдали воинской дисциплины»[126]. Армия Балдуина подошла к городу только осенью, неразумно разделив свои силы; сначала часть христиан попала в засаду, а затем на них обрушилась непогода. Среди густого тумана, под сильным дождем немало воинов короля Иерусалима погибло от рук защитников города. Приговор, вынесенный на Западе, был суров: автор «Англосаксонской хроники» сообщает, что добровольцы, отправившиеся в новый славный крестовый поход, были «прискорбным образом одурачены»[127].

В течение следующего десятилетия тамплиеры приняли участие всего в двух крупных военных кампаниях. В 1137 году восемнадцать рыцарей-храмовников были вместе с Фульком Анжуйским среди осажденных в крепости Монферран, близ Хомса в графстве Триполи (к этому времени Фульк стал королем Иерусалима, наследовав Балдуину II после его смерти в 1131 году). Два года спустя произошло еще одно бесславное сражение, на этот раз в Иерусалимском королевстве, близ Хеврона. Тамплиеры были в составе армии, которая вступила в бой со значительными силами «нечестивых разбойников и бандитов»; христиане действовали непродуманно и в результате вынуждены были отступать через скалистую, труднопроходимую местность. «Некоторые погибли от меча, другие были брошены в пропасть», – писал историк Гийом Тирский[128].

В первые годы существования ордена тамплиеры редко участвовали в походах; в то время им в основном доверяли охранять крепости. В 1136 году ордену передали несколько крепостей в Антиохийском княжестве, стоящих вдоль опасных перевалов горного хребта Аман. Эти перевалы вели из Малой Азии в Сирию, и контроль над ними был жизненно важен как для княжества и Эдесского графства, так и для безопасности паломников, прибывавших в Иерусалим по суше.

24 мая 1136 года Гуго де Пейн умер. Ни один историк того времени не сообщает об обстоятельствах его кончины, и дата известна лишь потому, что она была зафиксирована в последующие годы. Примечательно, что в созданном им ордене это событие не вызвало кризиса. Устав, утвержденный в Труа, не определил процедуру назначения нового магистра, но позже были сделаны дополнения, согласно которым глава ордена избирался капитулом, в состав которого входили командоры с Востока и Запада. Преемником Гуго стал Робер де Краон (известный также как Робер Бургундец), дальновидный дворянин из Пуату, имевший тесные связи с новым королем Иерусалима Фульком. Гийом Тирский назвал его «рыцарем превосходным, доблестным в битвах, отмеченным наружностью и нравом благородными»[129]. На момент кончины Гуго де Пейна Робер был сенешалем, то есть распорядителем ордена – должность, позаимствованная из придворного обихода. Человек, преданный братству, в 1125 году он оставил в Европе невесту ради того, чтобы отправиться в Святую землю сражаться с сарацинами. Как и Гуго, став магистром, он регулярно ездил из Иерусалима на Запад и занимался в основном тем, что привлекал к ордену новых богатых покровителей с юга Франции и решал юридические проблемы, связанные с завещанием Альфонсо I Арагонского[130]. Кроме того, ему удалось добиться значительных успехов в укреплении связей между орденом и папским двором в Риме.

29 марта 1139 года, во время одной из поездок Робера де Краона во Францию и Италию, папа Иннокентий II издал буллу (официальное послание с папской печатью, сделанной из свинца, которая на латыни называлась буллой), обращенную к тамплиерам. Как и все папские буллы, она получила название по первым словам текста – Omne Datum Optimum («всякий дар совершенный»), что является цитатой из послания Иакова[131].

Omne Datum Optimum предоставляла тамплиерам ряд привилегий. Папа возносил хвалу рыцарям, вступившим в орден, за то, что они перестали быть «детьми гнева» и отказались от мирского великолепия и от имущества[132]. Кроме того, он утвердил право рыцарей Храма «всегда нести на груди животворящий крест» – этот символический алый крест на одеждах тамплиеров стал их отличительным признаком.

Понтифик поддержал орден Храма по вполне понятным причинам. Перед этим, в 1130–1138 годах, Бернард Клервоский помог Иннокентию преодолеть серьезный политический кризис, вызванный расколом. Он выступил на стороне Иннокентия в его противостоянии с антипапой Анаклетом II. Соответственно, папа имел все основания проявить благосклонность к тамплиерам, чтобы вернуть долг. И он, надо сказать, оказался чрезвычайно щедр.

Булла помещала тамплиеров «под опеку и покровительство Святого престола» на все времена. Робер де Краон и его преемники не должны были нести ответ ни перед кем, кроме папы: они получили независимость от власти королей и патриархов, феодального дворянства и епископов. Тамплиеры назначались «защитниками католической церкви и противниками врагов Христовых», что давало почти неограниченные права и свободы.

В частности, им гарантировалось право самим избирать себе магистра из числа членов братства; кроме того, они освобождались от уплаты десятины – налога, обычно собираемого церковью с паствы, – в то время как сами могли собирать десятину с тех, кто жил на их землях, и этот доход направлять исключительно на нужды ордена. Также они могли назначать собственных священников-капелланов для совершения «таинств и богослужений», не обращаясь к местным епископам, строить при своих домах церкви и хоронить в них братьев. Священники-тамплиеры подчинялись только магистру – что было весьма необычно, поскольку, согласно уставу, магистр не посвящался в духовный сан.

Все вместе это давало тамплиерам завидные привилегии и независимость. Для сравнения: госпитальеры, которые около 1120 года стали не только благотворительным, но и военным орденом, не могли получить от папы одобрения своего устава до 1153 года, хотя также приобретали собственность и искали покровительства в Европе для поддержки своей миссии на Святой земле. Тамплиеров же дополнительно защищало папское благословение: любому, кто вознамерился бы преследовать их, грозило отлучение от церкви, ему запрещено было бы «вкушать святейшее тело и кровь Господа нашего Иисуса Христа», и в Судный день его ожидал бы приговор к «суровому наказанию». Это звучало тем более пугающе, что, согласно древним церковным текстам, в день Страшного суда отлученного грешника могли отправить гореть в яме со смолой и серою, подвесить его за брови над огненным озером или отдать на растерзание червям, которые будут грызть его утробу[133].

Хорошие отношения с папским престолом орден сохранял и в середине XII века. Целестин II, преемник Иннокентия II, умершего осенью 1143 года, до своей смерти в марте 1144-го успел 9 января издать буллу под названием Milites Templi («Солдаты храма»), даровавшую жертвователям в пользу ордена отпущение грехов и христианское погребение. Тамплиерам также разрешалось раз в год открывать церкви и служить мессу в местах, подпавших под интердикт[134], собирая при этом пожертвования. Наконец, папа Евгений III, цистерцианский аббат и протеже Бернарда Клервоского, занимавший папский престол с февраля 1145-го до июля 1153 года, издал третью буллу, получившую название Militia Dei («Воинство Божие»), которая подтвердила право тамплиеров назначать собственных священников и строить церкви[135]. Может показаться, что Евгений хотел избавить тамплиеров от необходимости смешиваться во время праздничной мессы с толпой мирян и находиться рядом с женщинами и грязными бедняками. Но на деле за этим скрывалась ценная привилегия: тамплиеры собирали пожертвования с тех, кто приходил на службу в их церкви, и брали плату за погребение на освященной земле их кладбищ. Кроме того, им не нужно было отдавать ничего из собранных средств местному епископу, архиепископу или настоятелю. Это, казалось бы, безобидное преимущество позволит ордену со временем скопить несметные богатства.

* * *

Восковая печать тамплиеров изображала двоих братьев, едущих верхом на одной лошади, что должно было напоминать об орденском обете бедности. Но, по иронии судьбы, тамплиеры стали богаты. Охранители паломников на Святой земле, добродетельные Христовы воины, они снискали покровительство сильных мира сего. А в подражание правителям и знати мужчины и женщины со всего христианского мира стали отписывать им свои феодальные доходы, земли, дома и прочее имущество.

Самые горячие их приверженцы могли вступить в орден, принести обеты, отправиться на Восток и сражаться там с сарацинами или, не имея рыцарского звания, стать одним из тех братьев, что носили темные одежды, – капелланом, слугой, сержантом.

Но не все хотели и не все могли вести кочевую жизнь в седле на дорогах между Иерусалимом и Яффой. Такие люди приобщались к ордену, принося ему свои дары. Скромные – вязанка дров, старый плащ, меч или рыцарская кольчуга – и щедрые – поместья, церкви, крупные суммы денег, – они часто поступали от тех, кто был не в состоянии лично участвовать в священной войне. В 1133–1134 годах Лауретта, жительница Дузана (что к северу от Пиренеев, между Каркасоном и Нарбонной), пожертвовала свои земли и доходы с них тамплиерам, «которые мужественно сражаются за веру с сарацинами, жаждущими уничтожить закон Божий и тех, кто ему служит»[136]. В начатой несколько десятилетий спустя церковной книге из храма тамплиеров в Реймсе перечислены все пожертвования частных лиц. Среди прочих там упомянуты «Сибилла, племянница Тьерри Страбона: она передала этой церкви треть своего виноградника» и «Балдуин Овис, для юбилейной мессы которого его жена леди Понтия даровала этой церкви один прилавок на суконном рынке»[137].

Все, что жертвовал щедрый Запад, – деньги, лошади, одежда, оружие – шло на поддержку священной войны на Востоке. Треть доходов каждого дома тамплиеров, называвшаяся responsio, отправлялась в латинские государства.

Пожертвования поступали главным образом из четырех регионов: Лангедоя (северных французских территорий выше Луары), Лангедока (южных французских графств), а также из Англии и Испании. За управление владениями и всем, что орден получал в дар, а также за передачу доходов на Святую землю в Западной Европе отвечали региональные магистры. Небольшие земельные наделы объединяли в крупные поместья, которые находились в управлении домов, организованных по типу монастырей. Все это называлось прецепториями, или командорствами[138]. Земли в зависимости от местоположения либо сдавались в аренду, либо обрабатывались под посевы, либо использовались под пастбища. Доходы от поместий шли на финансирование ордена. Многие из прецепторий с их сержантской братией и слугами, выполнявшими черную работу, мало чем отличались от обычных цистерцианских монастырей.

В некоторых домах могли обитать и женщины, и не только в качестве прислуги: иногда мужья и жены присоединялись к ордену вместе, и это означало, что они разделяли образ жизни тамплиеров, но не принимали обетов бедности, целомудрия и послушания. Иногда богатых женщин даже назначали прецепторами тех домов, которым они сделали щедрые пожертвования, – хотя неизвестно, исполняли они свои обязанности самостоятельно или назначали заместителей-мужчин, ведь устав тамплиеров строго предписывал братьям избегать общения с женщинами, чтобы не впасть в соблазн. В испанских королевствах эти правила трактовались особенно гибко: там в домах тамплиеров женщин принимали в орден даже как полноправных сестер, возможно, потому что испанки могли гораздо свободнее распоряжаться своей собственностью[139].

В отличие от большинства монастырей, дома тамплиеров были объединены друг с другом и подчинялись строгой иерархии. В конце 1120-х годов некий Гуго Риго стал собирать пожертвования в Провансе, Арагоне и Тулузе. Он занимал должность «прокуратора», по сути – бизнес-агента[140]. К числу других прокураторов относились Гуго Аржентен в Англии и Пайен де Мондидье, отвечавший за деятельность ордена на севере Франции.

Сильным мира сего не обязательно было участвовать в священной войне, чтобы находить пользу в покровительстве тамплиерам. В 1130-е годы орден значительно преуспел в Англии на фоне кровавого феодального конфликта (в английской историографии известного как «Анархия»), начавшегося после смерти короля Генриха I. В 1135 году Генрих скончался, не оставив законного наследника мужского пола, и его дочь Матильда повела войну за престол против своего кузена Стефана Блуаского. У обеих сторон были веские основания поддерживать тамплиеров. Матильда была замужем за Жоффруа Плантагенетом, графом Анжуйским, старшим сыном Фулька, короля Иерусалима, в то время как графство Стефана, Блуа, находилось недалеко от Шампани, главной европейской вотчины тамплиеров. Отец Стефана был героем Первого крестового похода, а его жена Матильда Булонская – племянницей Балдуина I. Стефан и Матильда наперегонки оказывали щедрые благодеяния ордену. Взамен они рассчитывали получить политическую поддержку и воздаяние на небесах, так как тамплиеры обещали молиться за их благополучие и бессмертные души.

Во время поездки Гуго де Пейна в Англию в 1128 году орден основал в Лондоне дом недалеко от Холборна, известный как Старый храм[141]. При Анархии тамплиеры получили множество других даров, включая земли и собственность в Оксфордшире, Хартфордшире, Эссексе, Бедфордшире, Линкольншире, Беркшире и Сассексе. В 1137 году жена Стефана подарила ордену богатое владение Крессинг в Эссексе (ныне Крессинг Темпл), к которому Стефан позже добавил близлежащие земли в Уитхэме[142]. Со временем там появилось богатое поместье, в котором жили десятки семей арендаторов, работавших на земле, со множеством монастырских строений, среди которых было два огромных, построенных в XIII веке зернохранилища для пшеницы и ячменя, сохранившиеся до наших дней.

То же происходило по другую сторону Ла-Манша. Тамплиеры обзавелись обширными владениями в Шампани, Блуа, Бретани, Аквитании, Тулузе и Провансе, создав там свои прецептории. Десятки домов тамплиеров возникли на территории, простиравшейся от Генуэзского залива до нового королевства, появившегося на берегу Атлантического океана, – Португалии. Его земли были отвоеваны у мусульман и вновь заселены христианами. Правил ими самопровозглашенный первый король Португалии Афонсу I Энрикиш. В 1140-е годы он освободил от неверных долину в низовьях Тахо до самого Лиссабона, где река впадает в океан. Еще в 1128 году Афонсу Энрикиш назвал себя братом тамплиеров[143]. Он отдал во владение ордену несколько величественных крепостей, в том числе замки в Сори и Алмороле, а в апреле 1147 года издал указ, согласно которому все церкви в окрестностях крепости в Сантарене передавались в ведение тамплиеров, дабы «рыцари и их преемники обладали бессрочным правом, и ни духовенство, ни миряне не могли претендовать на него»[144]. Союз с орденом Храма повышал престиж молодого королевства и способствовал его сохранности. Кроме того, он помогал удерживать только что завоеванные территории.

С каждым таким успехом и с каждым новым подношением тамплиеры становились богаче, их боеспособность росла, а слава распространялась все шире. Хотя сам он не мог этого знать, Альфонсо Воитель, король Арагона, сделал первый шаг к тому, чтобы изменить облик крестоносного движения.

* * *

Проведший жизнь в неустанной борьбе с мусульманами Альфонсо много размышлял над идеей военных орденов. Дважды он пытался сам создать такой орден: в 1122 году Альфонсо основал Братство Бельчите, названное в честь отстоявшего на тридцать два километра от Сарагосы приграничного города-крепости. Рыцари, вступавшие в братство, освобождались от уплаты налогов и могли распоряжаться любыми трофеями, добытыми у мусульман. Главное, что от них требовалось, – принести клятву до самой смерти непримиримо сражаться с «язычниками»[145]. Шесть лет спустя Альфонсо основал в новом, только что построенном городе Монреаль-дель-Кампо еще один орден, наделив его правами и привилегиями по образцу тех, что были предоставлены тамплиерам.

Ни орден Бельчите, ни Монреаль-дель-Кампо не прижились. Они не искали и не получили тех папских привилегий, что имели тамплиеры, и их деятельность ограничивалась охраной близлежащих пограничных районов. Однако важно то, что Альфонсо попытался в борьбе с мусульманами задействовать те же структуры, что с успехом использовались в Иерусалимском королевстве. К 1130-м война на Пиренейском полуострове приобрела политический и духовный статус крестового похода. И, пожалуй, вполне естественно, что с точки зрения организации она также должна была приблизиться к крестоносному движению.

В 1130-е и 1140-е годы тамплиеры распространились по всей Испании. Они не стали править Арагоном: последняя воля Альфонсо была оспорена, и вызванный этим политический кризис был разрешен с помощью договорного решения. Если коротко, выглядело оно так: брат почившего короля, Рамиро, бенедиктинский монах, был возведен на трон и освобожден от обета безбрачия, после чего женился на сестре герцога Аквитании; рожденную в этом браке инфанту выдали замуж за графа Барселоны Рамона Беренгера IV; после этого Рамиро вернулся в обитель, а Рамон Беренгер стал правителем Арагона и навсегда объединил королевство со своими землями. Тем не менее орден извлек из завещания Альфонсо большую выгоду. В рамках окончательного соглашения, достигнутого в 1143 году между Рамоном Беренгером IV и Робером де Краоном, тамплиеры получили внушительный доход и шесть важных крепостей, а также прилегавшие к ним земли. Среди этих владений были поистине великолепные, а перейдя в руки тамплиеров, они расцвели еще пышнее.

Иссушенная солнцем крепость на вершине горы в Монсоне, построенная арабскими правителями Сарагосы в XI веке, при тамплиерах была перестроена: появились новые оборонительные стены и башни, конюшни и казармы. Она стала звеном в целой цепи пограничных крепостей – Монгай, Чаламера, Барбара, Ремолинс и Бельчите, – переданных в ведение тамплиеров. А поскольку их содержание было делом дорогостоящим, заодно орден получил в Арагоне постоянный богатый доход. Ему было обещано десять процентов от суммы, выплачиваемой в королевскую казну гражданами Сарагосы, что составляло тысячу солидов (старинная, но ценная золотая монета), а также освобождение от всех налогов, взимаемых арагонскими королями, и право на пятую часть любых трофеев, полученных в сражениях с мусульманами.

Это, конечно, была не треть королевства, но все равно много и уж во всяком случае гораздо больше, чем досталось госпитальерам, которые лишились своей доли королевского наследства и получили лишь незначительную компенсацию в виде земель (как и каноники храма Гроба Господня)[146]. Конечно, замки и доходы давались не просто для того, чтобы обогатить орден Храма. Содержание пограничных крепостей означало, что отныне тамплиеры участвовали в Реконкисте. Указ Рамона Беренгера, утверждавший права тамплиеров на замки в Арагоне, пояснял, что могущество ордена Храма укреплялось ради «создания войска во власти небесной армии для защиты западной церкви, каковая находится в Испании, [чтобы] сражаться с маврами и славить веру христианскую… наподобие того, как храм Соломона в Иерусалиме защищает Церковь на Востоке»[147]. Не исключено, что именно этого и добивался хитроумный Альфонсо.

На Западе репутация тамплиеров упрочивалась, и вместе с этим в геометрической прогрессии прирастало количество недвижимости. Магистры тамплиеров проявили себя искусными политиками, добились благосклонности понтификов и христианских королей от Англии до Иерусалима и вдохновили на поддержку ордена таких не похожих друг на друга людей, как Альфонсо I Арагонский и Бернард Клервоский. Кроме того, они создали эффективную организационную структуру, в которой многочисленные дома подчинялись региональным магистрам и в конечном итоге великому магистру в Иерусалиме. Когда тамплиерам бросали вызов, они решительно отстаивали свои права.

К концу 1140-х годов орден Храма был известен по всему христианскому миру. Не успело пройти и трех десятилетий с тех пор, как первый магистр обратился к совету в Наблусе с просьбой признать его разношерстное сообщество, дать ему крышу над головой и скромные средства для существования.

Но одной только известности было недостаточно. В конце концов, тамплиеры являлись святыми рыцарями, воинами, призвание которых – защищать и убивать. И в 1147 году время убивать пришло. Спустя полвека после первого завоевания Святой земли римская церковь стала готовить новую военную экспедицию на Восток. Эта миссия получила название Второй крестовый поход, и на этот раз тамплиеры оказались в самой гуще событий.