9 «Беды в двух землях»

Жизнь короля Иерусалима Амори проходила в борьбе. Он боролся с заиканием, которое лишало его красноречия, так что даже придворные считали его молчаливым сверх меры, лишенным дара светского обхождения человеком. Он боролся с собственным телом и мало ел, но все равно был так толст, что его груди свисали до пояса, как у старухи[245]. Наконец, он сражался и все время проигрывал в битве за благочестие, деля постель и с замужними, и с незамужними женщинами.

Но самой трудной была борьба с врагами разрозненных христианских земель Востока. Ему приходилось одновременно противостоять противникам в Египте и Сирии, а они действовали все более слаженно и уверенно, набирая силу и объединяясь под знаменами Нур ад-Дина. Амори был хорошим королем: один мусульманский автор восхищался его «храбростью и хитростью, подобных которым не видано было с тех пор, как франки появились в Сирии»[246]. Но все то десятилетие, что он правил Иерусалимом, королевство продолжало слабеть, и порой это приводило к открытым столкновениям не только с мусульманскими халифами Сирии и Египта, но и с собственными подданными.

Амори был коронован 18 февраля 1163 года в возрасте двадцати семи лет. Его брат, тридцатитрехлетний Балдуин III, умер за восемь дней до того от лихорадки и дизентерии, терзавших его в течение нескольких месяцев. Гийому Тирскому эта болезнь казалась подозрительной, и он обвинил врача из Антиохии, сирийца-христианина по имени Барак, в том, что тот давал Балдуину лекарство с ядом. Эксперимент, проведенный после смерти короля, вроде бы даже подтвердил это, поскольку добавленное в хлеб лекарство убило собаку. Так или иначе, король умер в Бейруте, и торжественная процессия с его телом прибыла в Иерусалим для погребения. В храме Гроба Господня состоялись поочередно похороны Балдуина и коронация Амори.

Смена власти взбудоражила христианских баронов Святой земли. За несколько лет до этого Балдуин женился на тринадцатилетней Феодоре Комнине. На момент его смерти ей было всего семнадцать, детей у Балдуина не осталось, и право Амори на корону оспаривать не приходилось. Тем не менее споры пошли, причем среди первых людей королевства. Когда через семь недель после коронации новоиспеченный монарх написал Людовику VII, что его вступление на престол прошло благополучно и при общей поддержке, он умолчал о реакции некоторых своих подданных[247]. Однако в другом оказался более правдив, признавшись, что его недавно унаследованное королевство находится в беде и что «христианский мир на Востоке ослаблен больше, чем когда-либо»[248]. Предыдущим летом города и крепости Антиохии пострадали от землетрясения, а теперь все, что пощадила природная стихия, грозил уничтожить Нур ад-Дин. Рено де Шатильон, князь Антиохии, один из самых стойких воинов латинского Востока, был взят в плен и томился в темнице Нур ад-Дина. Власть христиан на севере рушилась, а власть Нур ад-Дина крепла. Грозный атабек был все ближе к достижению главной цели: объединить под своим правлением Сирию, а затем захватить Египет – либо устроить переворот и свергнуть Фатимидов, либо завоевать его.

В течение 1140-х и 1150-х годов Нур ад-Дин неуклонно расширял свои владения, присоединяя к Алеппо соседние области и государства. В 1149 году, после смерти брата, он объявил себя правителем Мосула; в 1154 году сверг правителя Дамаска. Земли, которые когда-то составляли графство Эдесса, к 1164 году полностью перешли к нему. Впервые с момента появления крестоносцев на Святой земле Сирия находилась в руках одного человека, при этом власть Фатимидов в Египте сильно пошатнулась. После падения Аскалона в 1153 году они платили дань христианским королям Иерусалима, а случайный характер преемства означал, что на престол восходили слабые, молодые халифы. Египет созрел для того, чтобы быть завоеванным.

Насколько перспектива объединения Египта и Сирии манила Нур ад-Дина, настолько же она пугала христиан. Совместно эти два государства с трех сторон окружили бы прибрежные земли христиан. Противостояние между суннитами-сельджуками и шиитами-Фатимидами десятилетиями позволяло крестоносцам сохранять свое королевство. Все понимали, что долг каждого христианского короля Иерусалима, в том числе и Амори, – не дать двум мусульманским державам объединиться.

В 1163 году орден Храма возглавлял Бертран де Бланфор, ветеран войн на Востоке. Он был избран шестым великим магистром в 1156 году после смерти Андре де Монбара и уже несколько раз ценой тяжелых потерь оказывал военную помощь Балдуину III. В июне 1157 года при осаде Банияса в Антиохии христиане потерпели унизительное поражение; Балдуин был вынужден бежать с поля боя, а многие выдающиеся франки попали в плен, среди них королевский маршал Одон де Сент-Аман, влиятельный барон Гуго д’Ибелин и сам Бертран де Бланфор.

Гийом Тирский описывает его как «религиозного и богобоязненного человека»[249]. Опыт пребывания в плену говорит о том, что он, кроме всего, был человеком, закаленным войной. После поражения при Баниясе рыцари были привезены в Дамаск, привязанные по двое к верблюду, причем каждый верблюд нес развернутое знамя, с древка которого свисали скальпы мертвецов. Пленникам самого высокого ранга, таким как Бертран, разрешалось ехать верхом в доспехах и шлеме, но они также были принуждены держать в руках ужасные знамена[250]. Бертран пробыл в плену до 1159 года; к тому времени, когда Амори взошел на престол в Иерусалиме, он уже почти четыре года находился на свободе. Готовый служить иерусалимской короне, Бертран тем не менее догадывался, что его людям придется противостоять объединенным силам, победить которые будет невозможно.

Первое столкновение тамплиеров с Нур ад-Дином оказалось для них на удивление успешным. Осенью 1163 года до христиан дошла весть, что Нур ад-Дин привел свое войско в Аль-Букайе, в графство Триполи. Ответный удар был, по-видимому, нанесен по инициативе двух высокопоставленных баронов с Запада, прибывших на Святую землю в качестве паломников: Жоффруа Мартела, брата графа Ангулемского, и Гуго де Лузиньяна по прозвищу Коричневый.

Жоффруа и Гуго были людьми высокородными. Весьма вероятно, что они поддерживали отношения с Бертраном де Бланфором с самого момента прибытия; и уж конечно, к осени они точно были хорошо знакомы с тамплиерами, поскольку в Аль-Букайе Жоффруа и Гуго поставили командовать на поле боя рыцаря-храмовника Гилберта де Ласи.

В то время Гилберт де Ласи был командором ордена в Триполи. Большую часть из своих пятидесяти лет он прожил в Англии и участвовал в гражданской войне – Анархии – на стороне дочери Генриха I Матильды против ее двоюродного брата короля Стефана. В одной хронике того времени, Gesta Stephani («Деяния Стефана»), Гилберта назвали «хитрым и коварным», а в военном деле «исполнительным и осторожным»[251].

Его отношения с тамплиерами имели долгую историю. Еще во времена Анархии Гилберт пожертвовал ордену имение в Гитинге, на плодородных землях зеленых холмов Котсуолда, между Глостером и Оксфордом. Когда Анархия закончилась и сын Матильды был коронован как Генрих II, Гилберт счел свою политическую карьеру завершенной: в 1158 году он передал владения сыну и вступил в орден. Это было ценное приобретение: знатный дворянин, опытный воин и благочестивый христианин, готовый к тому же отказаться от комфортной жизни на родине ради того, чтобы воевать с сарацинами. Два года спустя он побывал в Париже в составе делегации тамплиеров на мирных переговорах между новым английским королем и Людовиком VII Французским (обширные континентальные земли, принадлежавшие английским королям из династии Плантагенетов, были предметом почти постоянных споров с правителями Франции). Однако для настоящего воина существовало только одно место на свете, где ему до?лжно было находиться: в 1162 году Гилберт отправился на Святую землю и принял командование тамплиерами в Триполи. А теперь ему предстояло сразиться с Нур-ад-Дином в Аль-Букайе.

Нападение застало эмира врасплох. «Многие из его людей были взяты в плен, но еще больше их погибло от меча, – писал Гийом Тирский. – В отчаянии и полном смятении он бежал, оставив весь обоз и даже свой меч… христиане с богатой добычей вернулись на свою землю победителями»[252]. Однако этот успех, столь обрадовавший Гийома Тирского, для Нур ад-Дина был всего лишь маленькой неудачей.

В 1164 году тамплиеры вновь участвовали в сражении с мусульманами, на этот раз на юге. Едва взойдя на престол, Амори начал планировать военную кампанию против Египта. Первая экспедиция состоялась уже через несколько месяцев после коронации. Он, как и Нур ад-Дин, знал, что Фатимиды ослаблены, и стремился воспользоваться ожесточенной борьбой за власть, которая шла в Каире между визирем Шаваром и тучным, кривым на один глаз курдским полководцем по имени Ширкух, пытавшимся поднять восстание и совершить переворот в пользу Нур ад-Дина. Кроме того, Амори понимал, что поход на Египет может принести богатые трофеи, а его земли будут хорошей наградой баронам, верным короне. Завоевание городов в дельте Нила – Дамьетты, Розетты и Александрии – могло бы обеспечить безопасность Аскалону и Газе. Наконец, получив эти города или даже один из них, можно было бы укрепить и расширить торговые связи с остальной частью Средиземноморья[253].

Тамплиеры присоединились ко второму походу Амори на Египет в июле 1164 года. Король направился к дельте Нила и осадил Ширкуха в древнем городе Бильбейс. Амори и его союзники вели осаду несколько месяцев, сумели изгнать Ширкуха и потребовали за это от Шавара денежного вознаграждения, но к октябрю все же вынуждены были уйти без сколько-нибудь значимых территориальных завоеваний. Хуже того, в то время как они вели войну на юге, Нур ад-Дин воспользовался этим, чтобы совершить нападение на севере. Едва Амори отправился в Египет, сирийский атабек повел свои войска вглубь Антиохии и 10 августа вступил в сражение при Арте с крупной армией христиан под командованием Раймонда III, графа Триполи, и Боэмунда III, князя Антиохийского. У христиан было двенадцать тысяч пехотинцев и шестьсот рыцарей, в том числе больше шестидесяти тамплиеров, но на этот раз Нур ад-Дин взял верх. Армия крестоносцев была разбита, много рыцарей погибло, Раймонд и Боэмунд попали в плен. Нур ад-Дин прошел через Антиохию и захватил стратегически важный прибрежный город Банияс. Это был урок для Амори: христиане могли либо нападать на Египет, либо защищать свои территории от Нур ад-Дина на севере; и то и другое одновременно оказалось невозможно.

Бертран де Бланфор хорошо понимал это. Как и его предшественники, он отправлял письма и посланников Людовику VII во Францию, надеясь воодушевить того на проведение еще одного крестового похода. В октябре и ноябре 1164 года магистр описал, к каким трудностям приводит необходимость сражаться сразу на двух фронтах Святой земли. И это был не вопрос военной теории. В Арте тамплиеры потеряли шестьдесят рыцарей, еще больше сержантов и множество сирийских наемников-туркополов. Спастись удалось только семи тамплиерам. Восполнить такие потери было нелегко.

«Ваша светлость, беды в двух землях, Антиохии и Иерусалиме, слишком многочисленны, чтобы называть их все», – писал Бертран в первом письме. Месяцем позже он продолжил, рассказав о набеге, совершенном Нур ад-Дином, когда сам великий магистр был в Египте. «Хотя наш король Амори велик и величествен, благодаря Богу, он не может иметь четыре армии для защиты Антиохии, Триполи, Иерусалима и Вавилона [т. е. Египта]… тогда как Нур ад-Дин в состоянии одновременно атаковать их все, если захочет»[254]. Бертран хорошо понимал, что? решало судьбу войны на Востоке: речь шла в основном о цифрах. Численный перевес был на стороне Нур ад-Дина, а не франков.

Именно тогда стало ясно, что ожидания короля Иерусалима превышают возможности обескровленного военного ордена. Письма Бертрана к Людовику заканчивались сообщением об отправке посланника, который на словах передаст то, что великий магистр не мог доверить бумаге. Этот посланник, Готье Брисбар, был «честен и усерден в деле Господа и участвовал в этих событиях от начала до конца». Хотел ли таким образом Бертран сказать королю, что от посланника он услышит правду более горькую, чем изложенная в письме? Этого мы знать не можем. Как бы то ни было, к осени 1164 года стало ясно, что, хотя тамплиеры были готовы помогать Амори, великий магистр сомневался в возможности успеха, пока тот был на троне.

* * *

30 января 1167 года Амори вновь вывел свои войска из Аскалона, направляясь в Египет. На этот раз латиняне хотели остановить новое нападение Ширкуха на Каир и предотвратить таким образом окончательное поражение Фатимидов. Амори отправился на юг по призыву Шавара, который пообещал в случае успеха огромную награду. В обмен на помощь христиан он посулил королю Иерусалима четыреста тысяч динаров – тысячу семьсот килограммов золота. Теперь, когда стратегическая необходимость подкрепилась перспективой получения больших денег, Амори и его люди были готовы терпеть трудности перехода через пустыню, сквозь песчаные бури, такие сильные, что, когда они начинались, всадникам приходилось спешиваться, ложиться на землю и ждать, пока тучи песка не улягутся[255]. Их не останавливало даже то, что Египет находился в состоянии острого внутреннего кризиса и был попросту не в состоянии выплатить фантастическую сумму, обещанную визирем.

В очередной раз тамплиеры шли в поход вместе с королем, хотя на этот раз обстановка, вероятно, была напряженной: в прошлом году Амори в порыве ярости повесил двенадцать братьев ордена. В 1166 году высокопоставленный дворянин и приближенный короля Филипп Наблусский[256] после смерти жены вступил в орден, пожертвовав тамплиерам обширные владения в Трансиордании. Это был крайне нестабильный регион на границе с Египтом, и борьбу за контроль над ним вели Амори и Нур ад-Дин[257]. Передача земель в столь уязвимой части королевства в собственность ордену должна была быть одобрена королем. Амори согласился, но почти сразу пожалел об этом.

Среди этих владений, в пустыне, была укрепленная пещера. Король приказал тамплиерам защищать ее любой ценой, но те не сумели выполнить приказ и сдали крепость Ширкуху. Гийом Тирский рассказывает об этом эпизоде, явно намекая на предательство со стороны тамплиеров. Согласно его хронике (а Гийом как друг Амори и наставник его сына был хорошо осведомлен), когда мусульмане атаковали пещеру, король собрал «большую рыцарскую дружину» и направился вниз по реке Иордан, чтобы сразиться с ними. Однако не успело войско добраться до места, как пришла весть, что храмовники сдались. «Потрясенный и разъяренный… король приказал повесить двенадцать тамплиеров, ответственных за сдачу крепости»[258].

Тем не менее орден поддержал поход 1167 года. Мусульмане и христиане встретились 18 марта неподалеку от Каира у местечка Аль-Бабейн. Армия рыцарей, поддерживаемая «бесполезными и женоподобными египтянами», которых Гийом Тирский считал «помехой, а не помощью», вступила в бой с заметно превосходившим ее численно войском Ширкуха, в составе которого была многотысячная тяжелая кавалерия[259]. Победителей не было, потери понесли обе стороны.

Ширкух отступил на северо-запад, Амори пошел вслед за ним и осадил знаменитый портовый город Александрию, блокировав его с моря и обстреливая из требушетов с суши. Осада продолжалась, пока Ширкух не запросил мира. Он согласился увести свои войска из Египта и признал, что визирем в Каире останется Шавар. Кроме того, в Александрии отныне размещался гарнизон христиан. В краткосрочной перспективе это выглядело успехом. Но мир продлился меньше года, что еще больше отравило отношения между королем и тамплиерами.

* * *

В 1164 году рыцарь-тамплиер по имени Жоффруа Фуше прибыл из Парижа на Восток и сошел на берег в Акре. Командор Иерусалимского королевства, Жоффруа состоял в ордене уже двадцать лет и много путешествовал между Европой и государствами латинского Востока, поддерживая тесные связи с Людовиком VII Французским. В этот раз в качестве любезности королю Франции Жоффруа провел несколько месяцев, объезжая места паломничества на Святой земле и касаясь каждой святыни кольцом. Затем он отправил это кольцо обратно в Париж Людовику и сопроводил подарок письмами, в которых сокрушался о тяжких военных поражениях, которые потерпело Иерусалимское королевство, и молил о помощи.

Три года спустя, в 1167 году, во время египетского похода Жоффруа отправился в Каир. Король Амори назначил его посланником, поручив добиться от Шавара твердого обещания оплатить военное вмешательство христиан. Вместе с Жоффруа ехал Гуго Кесарийский, один из тех баронов латинского Востока, что родились уже не в Европе, а в Иерусалимском королевстве. Их посещение каирского дворца оказалось поистине впечатляющим.

Визирь Египта Шавар служил аль-Адиду, халифу из династии Фатимидов, юноше лет шестнадцати-семнадцати, детство которого было бурным и страшным. Его отца убили Аббас и Наср ад-Дин; его старший брат аль-Фаиз находился на престоле совсем недолго и умер еще ребенком. Сам аль-Адид стал халифом в 1160 году, когда ему было лет одиннадцать, и от его имени правил Шавар. Это, казалось, вполне устраивало халифа, который, по словам одного христианского хрониста, вел «растленную жизнь среди своего гарема», якобы имея по наложнице на каждый день года. Тем не менее народ Египта почитал аль-Адида и считал, что он обладает священной силой и может вызвать разлив Нила[260].

Латиняне знали, каким влиянием обладает халиф, и стремились получить уступки и гарантии не только от визиря, но и от его господина. По этой причине Жоффруа Фуше и Гуго Кесарийский и были отправлены в Каир – чтобы встретиться с самим аль-Адидом и убедиться, что он готов подтвердить обещания, данные Шаваром. Посланников предупредили, что только слово и рукопожатие халифа могут служить гарантией. Так они оказались в сердце Фатимидского халифата: там, где бывали немногие, тем более из христиан западного происхождения.

На пути к святая святых Жоффруа и Гуго ожидало великолепие, «неповторимое и неведомое нашему миру»[261]. Из пересказа Гийома Тирского мы знаем, что во дворец их поначалу повели темными, узкими проходами, где повсюду стояли стражники, вооруженные мечами. У каждой двери также была стража, и она восторженно приветствовала визиря, когда тот проходил мимо. Сопровождаемые главным дворцовым евнухом, изумленные гости проследовали через просторные внутренние дворы c дорожками, мраморными колоннами и бассейнами, полными рыбы. Экзотические птицы пели удивительные песни. Наконец, Жоффруа и Гуго оказались в зале, где висели расшитые жемчугом занавеси. Шавар трижды пал ниц у основания золотого трона и поцеловал ноги красивому молодому человеку, у которого едва начинала пробиваться борода. Приближенные советники и евнухи наблюдали за происходящим из-за занавеса.

Резко выделявшийся на фоне всех остальных командор тамплиеров в белом плаще с алым крестом не преклонил перед халифом колено, напротив, он наблюдал, как Гуго разговаривает с главой шиитского мусульманского мира так, словно тот был пронырливым торговцем на базаре в Кесарии. Не обращая внимания на евнухов и придворных, Гуго заставил аль-Адида повторить слово в слово условия договоренности короля Амори с Шаваром, а затем потребовал, чтобы обещания были скреплены рукопожатием без перчаток.

Придворные халифа в изумлении раскрыли рты, но аль-Адид сделал то, что от него требовалось, после чего Жоффруа и Гуго отправились в обратный путь. Военно-политический договор между правителем Фатимидов и христианскими государствами Востока был скреплен сокровенным ритуалом, которого молодой халиф не совершал никогда прежде: он пожал руку тамплиеру. Но означало ли это, что халиф сдержит свое слово? И, что не менее важно, сдержит ли его король Иерусалима?

Уже в следующем году отношения ордена с королем осложнились еще больше. Причиной тому был и значительный вклад тамплиеров в достижение соглашения, и то, что они имели обширные владения в Газе. В октябре 1168 года, не предупредив даже ближайших советников, Амори отступил от соглашения с Шаваром, «собрал силы своего королевства и отправился в Египет»[262]. Стремительно захватив город Бильбейс, он вырезал мирных жителей, а затем двинулся прямиком на Каир и остановился у ворот города в ожидании, пока визирь сделает ему еще одно выгодное предложение, чтобы он ушел.

Предложение поступило: на этот раз это было два миллиона золотых – сумма огромная до смешного. Амори отвел войска и стал ждать, пока на него прольется золотой дождь. Но как же он ошибался!

Если бы Бертран де Бланфор или Жоффруа Фуше были там, возможно, они могли бы предостеречь Амори и убедить его меньше доверять визирю и дважды подумать, прежде чем нарушать договор с халифом. Однако их мнения никто не спрашивал. Они предпочли не участвовать в этом походе, который нарушал перемирие, ими заключенное, и твердо отказались присоединиться к армии короля. Такому смелому решению наверняка предшествовали долгие размышления и молитвы.

Пока король Иерусалима сидел и ждал золото, Шавар обратился к своему недавнему врагу Нур ад-Дину и попросил его помочь прогнать жадных франков. В Каир был выслан Ширкух, по пути он собрал большое войско. Ему удалось пройти мимо армии Амори и встать близ Каира. Людей у него было столько, что христиане явно не могли рассчитывать на победу. Ко 2 января 1169 года стало очевидно, что у Амори нет иного выхода, кроме как свернуть лагерь и вернуться в Иерусалим. Он не получил два миллиона золотых. Он не завоевал Каир. Он просто уничтожил мирных жителей города в дельте Нила, провел несколько недель в чужом краю без дела и теперь отправлялся восвояси.

Но это было только началом его бед. Стоило Амори покинуть Египет, Ширкух сделал то, к чему все это время стремился. Пригласив Шавара в свой шатер, разбитый за стенами Каира, в назначенное для встречи время он отправился прогуляться вдоль реки. Шавар прибыл в расчете на дружеский пир, но вместо этого увидел людей Ширкуха, которые поджидали его, чтобы убить. На него набросились, повалили на пол, несколько раз ударили ножом, после чего отрезали голову. Ширкух вернулся с прогулки и послал к халифу гонца с известием, что хочет посетить его в Каире, приехал туда и объявил себя новым визирем. Так Египет упал в руки Нур ад-Дину. Захват государства сирийскими суннитами пошел полным ходом, и дни Фатимидов, которые больше двухсот пятидесяти лет правили империей из своего экзотического каирского дворца, были сочтены. Худшие опасения тамплиеров сбылись: теперь их окружал единый враг. Именно это Бертран де Бланфор и командор Жоффруа Фуше предсказывали в своих мрачных письмах во Францию.

Не пройдет и нескольких месяцев, как крепнущие силы ислама обретут нового лидера, еще более опасного, чем Нур ад-Дин, более коварного, чем Ширкух, и не менее беспощадного, чем Занги. Он принесет франкам в целом и тамплиерам в частности больше бед, чем они претерпели за все семь десятилетий пребывания на Востоке. Для почитателей он был «одним из величайших героев, могучим духом, сильным мужеством, человеком великой стойкости, бесстрашным»[263]. Для тех, кто пал жертвой его гнева, он был «орудием кары Божьей», посланным, чтобы «неистовствовать и уничтожать непокорных людей»[264].

Звали его Саладин.