XI. Под властью Рима

Восточное Средиземноморье оказалось под властью Рима в тот период, когда сам Рим переживал бурный и трагический период постоянных внутренних смут, борьбы политических деятелей и полководцев за верховную власть, настоящих гражданских войн, которые в итоге покончили с Римской республикой и привели к созданию Римской империи. Одним из претендентов на власть в Риме был Помпей. Подчиненные им территории на Востоке он рассматривал как важный плацдарм или, по крайней мере, как надежный тыл в борьбе за эту власть. Поэтому он стремился привлечь на свою сторону подчиненное население, избавляя его на какое-то время от уплаты налогов, которые раньше шли в казну Селевкидов, а теперь — Рима (Шифман, 1977, 48), ликвидируя тираническую власть там, где она по каким-либо причинам возникла, лично занимаясь различными спорами и решая судебные дела (Plut. Pomp., 39). Эту политику продолжали и наместники Сирии, правившие ею после отъезда Помпея в Рим.

Покидая Сирию, Помпей оставил там М. Эмилия Скавра, которому поручил завершить решение сирийских дел. Как уже говорилось, Скавр, выполняя поручение Помпея, совершил поход на Набатею. Это было чисто личным решением Помпея, ибо ни о каком, даже формальном, постановлении сената по этому вопросу нет сведений. Аппиан (Syr. 51) просто пишет, что Помпей назначил управлять (’??????‘????????) Сирией Скавра и только потом сенат направил туда других наместников. Помпей был абсолютно уверен, что его заслуги столь велики, что римское правительство немедленно утвердит все его распоряжения, но сенат, оправившись от страха перед ним, решительно в этом полководцу отказал. Этот отказ относился и к решению сирийских и иудейских проблем. В то же время отказываться от завоеваний Помпея римское правительство не желало. Видимо, с этим связан и отзыв из Сирии Скавра, и назначение вместо него Л. Марция Филиппа, который только что сложил с себя обязанности претора и был направлен в Сирию в качестве пропретора.

В принципе устройство любой вновь приобретенной провинции определялось особым законом. Такой закон явно был принят и в отношении Сирии, хотя о нем ничего не известно (Шифман, 1977, 47–48). Но некоторые обстоятельства римской политической жизни конца 60 — начала 50 гг. I в. до н. э. позволяют высказать, как кажется, правдоподобную гипотезу. Потерпев неудачу в попытках добиться своих целей в римском сенате, Помпей пошел на союз с Цезарем и своим недавним упорным врагом Крассом, результатом чего стало возникновение первого триумвирата. При активной поддержке Помпея и Красса Цезарь в 59 г. до н. э. стал консулом, и с этим, может быть, связана замена Филиппа Гнеем Корнелием Лентулом Марцелином, который явно был ближе Помпею, чем Филипп, ибо в свое время был его легатом в войне с пиратами. Аппиан (Syr., 51), рассказывая об этом, подчеркивает, что оба они имели ранг претора (правильнее, пропретора), и лишь затем должность наместника Сирии стала консульской (точнее, проконсульской). Сам Аппиан утверждает, что такое повышение наместника в ранге связано с необходимостью защиты провинции от арабов. Но и пропретор также имел не меньшие возможности набирать армию и вести войну, чем проконсул. Как известно, одним из действий Цезаря в качестве консула было принятие специального закона об утверждении помпеевских распоряжений (Утченко, 1965, 66). Возможно, что составной частью этого закона становилось упорядочение управления Сирией, или, может быть, был принят закон о провинции Сирии, и в нем устанавливался новый ранг провинциального наместника. Пока правителем Сирии был сторонник Помпея Марцеллин, ею не смещали. Когда же через два года срок его пропреторства закончился, в Сирию уже в качестве проконсула был направлен верный и испытанный сторонник Помпея А. Габиний (Арр. Syr., 51). Это было оформлено специальным законом (Cic. de dom., 9, 23; 21, 55; de prov. cons. 2, 3; Plut. Cic. 30). Уже Цицерон рассматривал этот закон как сговор его официального инициатора народного трибуна Клодия с консулами, и современные историки видят в нем форму подкупа консулов 58 г. до н. э. Пизона и Габиния, ибо отданные им провинции Македония и Сирия были одними из самых богатых в республике (Утченко, 1965, 76). Однако Цицерон был слишком ослеплен своей ненавистью к Клодию, чтобы можно было полностью доверять его словам. Речь могла идти, что наиболее вероятно, о дальнейшем исполнении договоренностей между Цезарем и Помпеем, ибо оба консула были тесно связаны с этими деятелями: Габиний, как уже говорилось, был старым соратником Помпея, а Пизон — тестем Цезаря, так что Сирия как бы закреплялась в сфере влияния Помпея.

В провинции Габиний столкнулся со сложной ситуацией. Хотя Сирия была подчинена Риму сравнительно недавно, римские откупщики уже вовсю хозяйничали в ней. И Габинию пришлось принять ряд мер против их произвола (Cic. de prov. cons. 4, 9—12), дабы сохранить за своим патроном симпатии провинциалов. Правда, Цицерон (pro Sest., 43, 93) обвиняет Габиния в грабеже Сирии в собственных целях, но какова в этих обвинениях доля правды (хотя она, бесспорно, была), сказать трудно.

Габинию пришлось вмешаться и в дела Иудеи. Помпей, возвращаясь в Рим, увел с собой Аристобула и его детей: двух дочерей и двух сыновей — Александра и Антигона. Однако Александр сумел бежать и, вернувшись в Иудею, довольно скоро собрал вокруг себя большое число приверженцев. Он открыто выступил против Гиркана и стоявших за его спиной римлян. Такой поворот дел, разумеется, римлян не устраивал. Габиний с большой армией двинулся в Иудею, где к нему присоединились и войска Гиркана, часть которых находилась под командованием Антипатра. Потерпев поражение, Александр был вынужден пойти на переговоры, да и Габиний, по-видимому, не желал продолжения военных действий, угрожавших стабильности во вверенной ему провинции. В результате Александр отказался от претензий на власть во всей стране, но получил в свое управление часть ее.

Однако Габиний не ограничился этими действиями. Он произвел коренное изменение всего политического устройства Иудеи. Была ликвидирована царская власть, и за Гирканом была оставлена только должность первосвященника. Страна была разделена на пять округов, каждым из которых управлял особый совет — синедрион (Ios. Ant. Iud., XIV, 5, 2–4; Bel., Iud. 1, 8, 2–5). Таким образом, хотя Иудея и не была включена в состав Римской республики, как Сирия, на деле ее независимость, и прежде не очень-то значительная, стала совершенно призрачной. Это, естественно, вызвало в стране большое недовольство, которое использовал Аристобул, вместе с Антигоном бежавший из Рима. Однако Габиний сумел подавить и это восстание, Аристобул был возвращен в Рим и брошен в тюрьму. После этого Габиний предпринял поход в Египет для восстановления на троне дружески настроенного к Помпею Птолемея XII, причем активную помощь в этом ему оказал Антипатр. Антипатр также активно участвовал в подавлении нового восстания Александра, после чего фактически стал управлять Иудеей, хотя официальным ее главой оставался Гиркан (Ios. Ant. Iud., XIV, 6, 1–4; Bel. Iud., 1, 8, 6–7).

Укрепив римскую власть в Иудее, Габиний затем предпринял новый поход против набатеев. Видимо, обе стороны считали результат похода Скавра своей победой. А новый царь Малику, сменивший около 60 или 56 г. до н. э. Арету III, решил, вероятно, полностью освободиться от подчинения Риму (Шифман, 1976, 25; Negev, 1977, 542). Габиний одержал победу (Ios. Ant. lud., XIV, 6, 4), и Набатея, признала суверенитет Рима, как это видно на примере ситуации несколько более позднего времени, когда Малику пришлось, по требованию Цезаря, оказать ему помощь конницей, метательными машинами, хлебом и транспортом (Bel. Alex., 1). Поскольку ни о каком другом походе против набатеев, кроме экспедиции Габиния, неизвестно, то с большой долей вероятности можно говорить, что окончательное подчинение Набатеи было его заслугой.

Таким образом, Габиний сумел энергичными и умелыми действиями значительно укрепить власть как в самой провинции, так и в зависимых клиентских государствах. Это позволило ему начать подготовку к более масштабному предприятию — походу против Парфии. К концу II в. до н. э. парфяне захватили всю Месопотамию, где расположилась и их столица Ктесифон. Римляне признали Евфрат границей парфянских владений (WiII, 1967, 424), но это не остановило римско-парфянского соперничества. Основным "яблоком раздора" являлась Армения, расположенная севернее Евфрата II, следовательно, ее не касалось разделение сфер влияния по этой реке. Но и от Сирии парфяне не хотели полностью отказываться, а римляне, в свою очередь, были не прочь захватить Парфию или, по крайней мере, Месопотамию. Блестящие победы Цезаря в Галлии и огромные богатства, там захваченные, вызвали естественную зависть его коллег по триумвирату — Помпея и Красса. Ошеломляющим успехам Цезаря можно было противопоставить только еще более масштабное и сулящее огромные выгоды предприятие — завоевание Парфии, т. е. повторение похода Александра Македонского. Этому, казалось, способствовало и положение в самой Парфии. Царь Митридат был свергнут своим братом Ородом и бежал в Сирию, призывая римлян помочь ему вернуть трон. Такое положение нельзя было не использовать (Ios. Ant. Iud., XIV, 6, 4; Арр. Syr., 51). Трудно сказать, сам ли Габиний собирался возглавить этот поход или передать верховное командование Помпею, но подготовку начал явно он. Иначе чем объяснить заявление Цицерона (de dom., 23, 60; 27, 124), что Габинию передано управление не только Сирией, но и Вавилонией, Персией и Аравией? Однако выступить в поход он не сумел, ибо был вынужден уступить наместничество М. Лицинию Крассу. Тот на последней встрече триумвиров выговорил себе консульство 55 г. до н. э. и последующее проконсульство в Сирии, явно имея в виду войну с Парфией. Помпею, который был консулом 55 г. вместе с Крассом, пришлось смириться и обратить свое внимание на Запад, где он стал проконсулом двух испанских провинций.

Едва отбыв свой консульский срок, Красе, невзирая на зиму, в самом начале 54 г. до н. э. направился на Восток. Прибыв в Сирию, он продолжил подготовку похода на Парфию. Чтобы добыть для него средства, он не остановился перед грабежом храмов Атаргатис в Сирии и Йахве в Иерусалиме (Plut. Cras., 17; Ios. Ant. Iud., XIV, 7, 1; Bel. Iud., 1, 8, 8). А затем Красе со своей армией перешел Евфрат. Началась долгая полоса римско-парфянских войн, продолжавшаяся с перерывами вплоть до падения Парфянского царства в III в. Поначалу Крассу сопутствовал успех, он взял несколько городов, но затем ушел зимовать в Сирию, возобновив наступление в 53 г. до н. э. Парфяне сумели завлечь Красса и его армию в безводную местность и в битве около Карр наголову разгромили римлян. Римская армия была окружена, а Красе, отправившийся на переговоры, захвачен в плен и убит (Plut. Cras., 17–31). Пытавшихся вырваться из окружения римлян перебили местные арабы, и только сравнительно небольшой отряд во главе с Г. Кассием Лонгином сумел прорваться в Сирию. Укрепив свой тыл и подавив очередное восстание в Иудее, Кассий попытался организовать на Евфрате оборону против возможного парфянского вторжения (Ios. Ant. Iud., XIV, 7, 3). Однако сдержать натиск парфян он все же не смог (Cic. ad fam., XV, 1, 2), и те продвинулись до самой Антиохии. Парфянское вторжение вызвало панику в Риме, и там хотели отправить на Восток снова Помпея или Цезаря (Cic. ad fam., VIII, 10, 2). Но Кассий сумел организовать защиту Антиохии, и взять ее парфяне не смогли. Бывший в то время наместником Киликии Цицерон двинулся ему на помощь и подошел к Иссу, где когда-то Александр Македонский разбил Дария. Опасаясь оказаться между двумя римскими армиями, парфяне предпочли отступить. Кассий, воспользовавшись этим, начал преследование и разбил парфянское войско, причем в бою пал его командующий. Однако добиться окончательной победы Кассию было не суждено, т. к. на смену ему в качестве проконсула в Сирию был направлен М. Кальпурний Бибул, который взял в свои руки общее командование, но, если верить Цицерону, особых успехов не добился (Cic. ad Att., V, 20, 3–4; ad fam., II, 10). Тем не менее, парфяне Сирию были вынуждены очистить. Граница по Евфрату была восстановлена, но впечатление от катастрофы при Каррах было столь сильным, что римляне еще 165 лет не решались перейти эту реку (Honigman, 1932, 1623).

Кроме недолгого управления Крассом, все остальное время Сирия управлялась наместниками, являвшимися либо республиканцами, либо сторонниками Помпея. К началу 40-х гг. I в. до н. э. республиканцы и помпеянцы объединились для борьбы с Цезарем, и Сирия стала одной из их опорных баз. Когда в 49 г. до н. э. Цезарь занял Рим, он попытался использовать внутренние распри в Сирии и Иудее, чтобы создать антипомпеянский фронт в тылу Помпея, и с этой целью не только освободил из тюрьмы Аристобула, но и дал ему два легиона, с которыми тот должен был отправиться в Азию. Однако помпеянцы предприняли решительные действия. Аристобул был отравлен, прежде чем успел покинуть Рим, а проконсул Сирии Сципион, тесть Помпея, казнил его сына Александра (Ios. Ant. Iud., XTV, 7, 4; Bel. Iud., 1, 9, 1–2). Готовясь к решающей битве с Цезарем, Помпей собрал все свои силы, в том числе два легиона Сципиона из Сирии, сирийские корабли под командованием все того же Кассия, вспомогательные части из клиентских государств, в том числе арабские и еврейские (Caes. Bel. civ., III, 4–5; 31; 101; App. Bel. civ., II, 71). Уход римских сил из Сирии сделал границу по Евфрату фактически беззащитной (Caes. Bel. civ., 31). Но парфянский царь не решился на вторжение. Он попытался добиться своих целей дипломатическим путем, пообещав Помпею помощь при условии отдачи ему Сирии, но Помпей отказался пойти на эту сделку (Cas. Dio, XLI, 55), и на границе пока сохранялся status quo.

Разгром Помпея при Фарсале резко изменил положение. Антиохия выступила на стороне победителя и отказалась впустить в свои стены спасавшегося бегством Помпея, так что тот был вынужден отправиться в Египет, где и погиб (Caes. Bel. civ., 102–103). А когда Цезарь был осажден в Александрии и на помощь ему шел с вспомогательным войском Митридат Пергамский, Антипатр, фактически правивший Иудеей, помог Митридату не только спокойно пройти Сирию и Палестину, но и пробиться в Египет. В благодарность за это Цезарь утвердил Гиркана первосвященником, а Антипатра — светским правителем Иудеи, дав ему при этом римское гражданство (Ios. Ant. Iud., XIV, 8, 1–3, 5; Bel. Iud., 1, 9, 3–5; 10, 3). Все попытки сына Аристобула Антигона привлечь на свою сторону Цезаря были неудачны. Активную помощь Цезарю оказал, как уже упоминалось, и набатейский царь Малику.

Упорядочивая положение в Сирии, Цезарь на пути из Александрии в Малую Азию назначил правителем провинции своего родственника Секста Юлия Цезаря (Bel. Alex., 66), который уже доказал свою преданность в войнах с помпеянцами в Испании. Перед Секстом Цезарем стояли трудные проблемы. В Иудее все еще продолжались распри между представителями правящей элиты. Антипатр, стремясь упрочить власть свою и своей семьи, назначил своих сыновей Фацаэла и Ирода (Герода) наместниками, первою — в самом Иерусалиме и его округе, а второго — в Галилее, беря, таким образом, под контроль самые важные районы Иудейского государства. Такое усиление этой семьи, которая, к тому же, по происхождению была не иудейской, а идумейской, вызвало недовольство значительной группы иудейской аристократии, нашедшее отклик среди народа. Дело дошло до попытки суда над Иродом, но тот заручился поддержкой Секста Цезаря и сумел суда избежать. Более того, Секст поручил Ироду и контроль над Келесирией (Ios. Ant. Iud., XIV, 9, 2–5; Bel. Iud., 1, 10, 1–2). Поддерживая и возвышая Антипатра и его сына, римский наместник стремился не только сохранить относительную стабильность у южных границ провинции, но и закрепить там власть группировки, которая доказала свою преданность.

А в самой провинции все еще были сильны круги, связанные в свое время с Помпеем и его "партией". Этим воспользовался некий Кв. Цецилий Басс и поднял восстание против Цезаря. Секст Цезарь был убит, а ею воины перешли к Бассу. Некоторые города оказали Бассу сопротивление, но значительная часть Сирии его поддержала, к тому же на помощь ему пришли окрестные племена и клиентские царьки, которые, видимо, хотели использовать ситуацию для возвращения своей независимости. Сменивший Секста Цезаря Г. Антистий Вет пытался подавить восстание и осадил Басса в Апамее. Но Бассу на помощь пришли парфяне, решившие на этот раз воспользоваться смутами в римской провинции и захватить ее. Парфянские цари всегда лелеяли надежду на восстановление державы Ахеменидов в ее прежних размерах (Ghirshman, 1972, 161). Парфянская армия во главе с царевичем Пакором была готова к действию, и под угрозой войны с превосходящими силами Пакора Вет был вынужден снять осаду. Тогда Цезарь направил против восставших три легиона под командованием Л. Стация Мурка, а поскольку тот не сумел подавить восстание, на помощь ему был послан наместник Вифинии Кв. Марций Крисп еще с тремя легионами. Басс был снова осажден в Апамее, но упорно сопротивлялся, так что взять город цезарианцы не смогли.

Пока в Иудее интриговали друг против друга иудейские аристократы и семья Антипатра, а в Сирии бушевало восстание Басса, в Риме произошли очень важные события. 15 марта 44 г. до н. э. был убит Цезарь. Заговорщики явно рассчитывали использовать войска Басса для борьбы с цезарианцами. Сам Басс, в свою очередь, тоже стремился войти в контакт с оставшимися в Риме противниками Цезаря и даже рассчитывал на под держку римских легионов, стоявших в Александрии. Но обстоятельства обернулись против него. Консул 44 г. до н. э. II Корнелий Долабелла, зять Цицерона и ранее активный сторонник Помпея, после некоторых колебаний все же остался на стороне цезарианцев и затем направился в Азию для борьбы с республиканцами. Но еще до этого сенат, враждебно относившийся к ставшему фактически преемником Цезаря Марку Антонию, приказал сирийским войскам повиноваться Кассию, вместе с Брутом возглавившему заговор против Цезаря. Кассий прибыл в Сирию и принял там общее командование над войсками и Басса, и Мурка, и Криспа. Правда, Басс сначала отказался передав свой легион Кассию, но сами воины заставили его сделать это. При этом он выдвинул условия, на которых согласился передать командование римскому полководцу. Повсюду Кассий ставил во главе городов своих ставленников, передавая им всю полноту власти. Он использовал Сирию для подготовки решительной схватки с цезарианцами, для чего изыскивал деньги, и это ложилось невыносимой тяжестью на местное население. Когда Долабелла с некоторым опозданием прибыл в Сирию, его положение оказалось очень трудным. Силы явно были неравны. Все крупнейшие города находились под властью Кассия. Найти приют Долабелла смог только в Лаодикее. Этот город был тесно связан с Египтом (Strabo, XVI, 2, 9), который тогда поддерживал цезарианцев, и это определило симпатии лаодикейцев (Honigman, 1932, 1626). В таких обстоятельствах долго сопротивляться Долабелла не мог. Его флот был разгромлен. Сам он был осажден в Лаодикее, где вскоре начался голод, и когда город был взят Кассием, Долабелла приказал воину убить себя. Вся Сирия, таким образом, оказалась во власти республиканцев (Cic. ad fam., XI, 1, 4; XII, 11, 1; 12, 3; 13, 4; 18, 1; ad Att., XIV, 9, 3; XV, 13, 4; Strabo, XVI, 2, 9-10; App. Bel. civ., III, 77–78; IV, 57–62). Однако вскоре Кассий с основной частью своего войска был вынужден покинуть Сирию и двинуться на соединение с Брутом. И оба они в 42 г. до н. э. потерпели поражение и погибли.

Покидая Сирию, Кассий оставил там один легион под командованием своего племянника. Но этих сил было явно недостаточно для противодействия парфянам. Еще до своего ухода из Сирии Кассий пытался договориться с парфянским царем Ородом и о союзе, может быть, на тех же условиях, какие Ород в свое время предлагал Помпею, т. е. уступки парфянам Сирии. Ород с удовольствием принял предложение Кассия. Армия во главе с Пакором вторглась в Сирию и Палестину, но смерть царевича не дала парфянам возможности извлечь пользу из своих побед (Ghirshman, 1972, 161).

Тем временем расстановка сил после гибели Брута и Кассия радикально изменилась. Вся власть в азиатских провинциях Римской республики (и в клиентских государствах Востока) перешла к Марку Антонию, и тот начал творить суд и расправу. В Сирии он сместил ставленников Кассия, а на саму провинцию и клиентские царства наложил тяжелую подать (Ар. Bel. civ. V, 7). Вмешался он и в иудейские дела. Правящую элиту этого государства по-прежнему раздирали жестокие интриги. Антипатр был отравлен заговорщиками, но это им не помогло, ибо его сыновья Ирод и Фацаэл, сохранив свое положение, теперь получили удобный повод для почти открытой борьбы со своими врагами. Обе группировки искали поддержки у Антония, а тот склонился на сторону Ирода и ею брата, причем не последнюю роль в этом сыграла вульгарная взятка (Ios. Ant. Iud., XIV, 12, 2; 13, 1–2; Bel. Iud., 1, 12, 5–7). Ирод еще больше упрочил свое положение, обручившись с Мариаммой (Мириам), дочерью Аристобула и Александры, дочери Гиркана (Ios. Ant Iud. XIV, 13, 7; Bel. Iud. I, 12, 3). Этим поступком он ясно выразил свои претензии не только на власть, но и на примирение под своей властью соперничавших аристократических клик.

Упорядочив дела в провинции и клиентских государствах, Антоний отбыл в Александрию. Его отъездом немедленно воспользовались парфяне. Под предлогом выполнения договора с Кассием парфянское войско во главе с тем же царевичем Пакором вторглось в Сирию. Вместе с парфянами в военных действиях участвовали и римские эмигранты во главе с Кв. Лабиеном. Примкнули к парфянам и местные правители Сирии, недовольные мероприятиями Антония. Еще до своею ухода из Сирии Антоний пытался разграбить Пальмиру, бывшую важным центром на караванном пути между Сирией и Месопотамией. Грабеж ему не удался, но это не увеличило симпатий к римскому полководцу. С частью войск, по-видимому, состоявших в основном из эмигрантов, Лабиен двинулся в Малую Азию, где его армия была разбита, а он сам погиб (Vel. Pat., II, 78, 1; Арр. Bel. civ., V, 9, 10; Cas. Dio, XLVIII, 40). Парфяне между тем почти полностью захватили Сирию, и только Тир оказал им сопротивление.

После захвата Сирии парфяне вторглись в Палестину. Решительно вмешавшись в иудейские дела, они поддержали третью сторону, участвовавшую во внутренних волнениях — Антигона, который уже давно и безуспешно претендовал на власть в Иудее. С помощью парфян Антигон сверг Гиркана. Гиркан был уведен в Месопотамию, Фацаэл, попав в плен, покончил самоубийством, а Ирод через Аравию и Египет бежал в Рим. Там в это время находились и Антоний, и Октавиан. Оба соперника временно примирились, но втайне были готовы начать войну друг с другом. И оба намеревались заручиться поддержкой Ирода. По их инициативе сенат признал Ирода царем Иудеи, восстановив там монархию, но официально под римским покровительством. Опираясь на римскую помощь, Ирод после нескольких лет ожесточенной войны взял Иерусалим. Еще во время войны он торжественно вступил в брак с Мариаммой. На иудейском троне утвердилась новая династия — Иродиады (Ios. Ant. Iud., XIV, 13, 3-16, 2; Bel. Iud., 1, 13, 1 -18, 2).

Такому успеху Ирода способствовали события на Сирийском фронте. Легат Антония Т. Вентидий Басс разбил парфян и заставил их уйти за Евфрат. Но он не развил свой успех, и в следующем году парфянская армия снова вторглась в Сирию. В ожесточенном сражении у Гиндара римляне одержали полную победу. Остатки парфянской армии отступили за Евфрат, и парфяне после этого двести лет не переходили эту реку с военной целью (Honigman, 1932, 1626). Антоний, боясь, как бы все лавры победителя парфян и их союзников не достались его легату, сам поспешил в Сирию, приняв верховное командование, а затем через Армению пытался вторгнуться в Парфию. Несмотря на некоторые успехи, два следующих парфянских похода Антония закончились неудачно (Plut. Ant., 33–41; Cas. Dio, XLVI–II, 24–27; XLIX, 19–22). Между Римом и Парфией установилось некое равновесие, но политическая обстановка не способствовала стабильности.

Неудача парфянского похода поставила Антония в трудное положение. Его силы были подорваны, а они требовались для новой схватки с Октавианом. Поэтому он нуждался в помощи, которую оказать ему могла только Клеопатра. Эти расчеты и охватившая его безумная любовь к египетской царице заставили Антония произвести территориальный передел в ее пользу (Парфенов, 1987, 116–118). В Передней Азии были ликвидированы все клиентские государства, кроме Иудеи и Набатеи, и их территории были присоединены к Египту. Клеопатре Антоний отдал также значительную часть провинции Сирии до реки Элевтер (Ios. Ant. Iud., XV, 4, 1), так что владения Птолемеев, какими они были в Сирии и Палестине до их завоевания Антиохом III в конце III в. до н. э., были практически восстановлены (кроме, опять же, царства Ирода) (Eissfeldt, 1941, 368; WiII, 1967, 461; Шифман, 1977, 54). У Набатеи, впрочем, были отняты некоторые земли, а Ирода спасало покровительство Антония, который считал иудейского царя своей опорой.

Внутреннее положение в Иудее было сложным. Вражда религиозно-политических группировок не прекращалась. Старая иудейская аристократия не примирилась с воцарением иудаизированного идумея Ирода. В своей внешней политике Ирод целиком поддерживал Антония, что требовало больших расходов, как и развернутое им обширное строительство. Все это ложилось бременем на низы иудейского населения, среди которого росло недовольство царем. На это накладывались и религиозно-организационные проблемы. Не будучи евреем, Ирод не мог быть первосвященником. В то же время он боялся передать этот пост какому-либо представителю старой жреческой знати. Поэтому он вызвал из Месопотамии некоего Ананэла, которого и назначил первосвященником. Ананэл был потомком тех иудеев, которые не вернулись в Палестину в персидскую эпоху и оставались жить в Вавилонии, причем и там он не принадлежал к верхушке иудейской диаспоры (Ios. Ant. Iud. XV, 2, 4). Таким образом, он не имел никаких связей ни в иудейском, ни в вавилонском обществе и был совершенно безопасен для царя. В результате в Иудее восстанавливался дуализм светской и религиозной власти. При этом последняя подчинялась первой.

Однако это решение вызвало сильную оппозицию в верхах иудейского общества. Теща Ирода, Александра, с помощью Клеопатры и Антония сумела добиться смещения Ананэла и назначения первосвященником своего сына, юного Александра. Ирод не мог конфликтовать с Антонием, но через год приказал утопить восемнадцатилетнего Александра, а на его место вновь назначил Ананэла (Ios. Ant. Iud., XV, 2, 4–3, 3; Bel. Iud., 1, 22, 2). Это еще больше обострило отношения Ирода со знатью и даже с собственной семьей.

Знаменем антииродовской оппозиции становился престарелый Гиркан. В то время, когда он был уведен в плен парфянами, парфянским царем был Фраат IV, свергший своего отца Орода II и убивший собственных братьев (Дьяконов, М, 1961, 216). Этот энергичный и не перед чем не останавливавшийся политик вполне мог использовать Гиркана для вмешательства в дела Иудеи с целью дестабилизировать обстановку у южных границ Сирии. Ни Антоний, ни Ирод этого допустить не могли. Ирод сумел выманить Гйр-кана из Вавилона и, внешне оказывая ему всяческие почести, на деле взял его под домашний арест. А затем, обвинив Гиркана в сговоре с набатейским царем, казнил его (Ios. Ant. Iud., XV, 2, 3–4; 6, 2–3; Bel. Iud., I, 22, 1).

Ускорить казнь Гиркана Ирод был вынужден из-за неблагоприятно для него складывавшейся политической ситуации. Началась новая война между Антонием и Октавианом, которая должна была поставить точку в борьбе за власть в Риме. В 31 г. до н. э. у мыса Акций Октавиан наголову разгромил Антония и этим решил исход борьбы. В этих условиях оставлять в живых человека, которого по-прежнему многие иудеи считали законным царем, было опасно. Ирод, который под предлогом войны с набатеями на всякий случай никакой помощи своему покровителю Антонию не оказал, теперь поспешил встретиться с Октавианом на Родосе. Он вручил победителю свою царскую диадему и сумел убедить его в своей преданности. Октавиан утвердил Ирода царем Иудеи. И тот стал служить Октавиану с тем же рвением, что и Антонию. В результате Октавиан не только не сместил Ирода, как надеялись его враги, но и расширил его царство, передав ему те территории Палестины, которые Антоний подарил Клеопатре. Под властью Ирода оказалась почти вся Палестина и даже южная часть Сирии, а на средиземноморском побережье только Аскалон остался независимым от него (Ios. Ant. Iud., XV, 6, 5–7; Bel. Iud., 1, 20).

Иосиф Флавий, рассказывая об этих событиях, подчеркивает благородство Октавиана, который был якобы восхищен прямой и честной речью Ирода. Но Октавиан был слишком холодным и опытным политиком, рассчитывавшим свои действия на много ходов вперед, чтобы искренно поверить иудейскому царю. Да и тот все это прекрасно понимал, избрав единственно верный в таких обстоятельствах тон. Помня о затруднениях Помпея, Октавиан практически не изменял политическую структуру Сирии и окрестных районов (Шифман, 1990, 93), только возвращал под римскую власть многие "дары" Антония Клеопатре. Значительную часть их он передал Ироду. Этим новый властитель Рима укреплял систему клиентских государств, которые ему были очень важны для защиты восточных границ Рима от нападений парфян. Октавиан еще только укреплялся у власти, ему еще предстояло создать новый политический строй. И в этих условиях достаточно сильное, но в то же время полностью покорное Риму Иудейское царство его вполне устраивало.

Набатеи в решающий момент тоже выступили на стороне Октавиана. Когда после поражения у мыса Акций Клеопатра пыталась со всеми своими сокровищами бежать морем из Египта, набатеи сожгли ее корабли (Plut. Ant., 69), тем самым фактически отдав ее в руки Октавиана. Победа Октавиана освобождала Набатею от давления со стороны Египта, и это в значительной степени определяло позицию набатейского царя Ободата II и его всесильного министра Силлая. Но самому Октавиану это царство тогда казалось ненужным, и никаких знаков благоволения к нему он не проявлял. Может быть, в этом сказалось влияние Ирода, который в то время упорно боролся с набатеями и казался Октавиану более нужным союзником. Правда, Ободат был, по-видимому, признан "другом римского народа" (Strabo, XVI, 4, 22), но, в отличие от Ирода, никаких выгод от этой "дружбы" не получил, хотя, как и другие клиентские цари, всячески подчеркивал свою преданность римскому императору (Schmid, 1999, 293). И только в 25 г. до н. э., когда римляне решили захватить Южную Аравию и тем самым взять под контроль не только торговлю, но и места произрастания благовоний, они поняли, что без помощи набатеев обойтись не смогут. Отправленный в аравийский поход Л. Элий Галл стал действовать совместно с ними (Gdritz, 1991, 19). Поход закончился неудачей, всю вину за которую римляне свалили на Силлая (Strabo XVI, 4, 23–24). Не исключено, что Силлай действительно не был заинтересован в римском успехе, ибо это подрывало основу богатства Набатеи (Шифман, 1976, 27, прим. 21). Сам же набатейский царь сумел использовать этот поход для распространения своей власти далее на юг (Negev, 1977, 563; Gdritz, 1991, 19). И все же в результате этого похода связи Набатеи с Римом укрепились.

После окончательной победы над Антонием Октавиан стал единовластным главой Римского государства. Последующими реформами его власть была оформлена и узаконена, римская республика перестала существовать, ее место заняла Римская империя. При этом император получил и новое имя — Август. Одна из первых реформ, проведенная в 27 г. до н. э., касалась управления провинциями, которые были поделены на две группы: сенатские и императорские. Сирия стала императорской провинцией, и ею управлял непосредственно сам император, посылавший туда своих легатов (Strabo, XVII, 3, 25; Cas. Dio, LIII, 12). Легаты Сирии имели пропреторский ранг (Honigman, 1932, 1628), они контролировали и клиентские государства.

Завоевания римлян, их походы против парфян и парфянские вторжения в Сирию, гражданские войны, в ходе которых все полководцы и политические деятели, независимо от их лозунгов и "партийной" принадлежности, рассматривали Сирию только как источник средств для достижения своих целей, нанесли тяжелейший урон стране. Она была совершенно разорена. Но создание империи привело к политической стабильности. Сочетая дипломатическую активность и военное давление (но без прямого вторжения в Парфию) Август сумел не только вернуть трофеи, захваченные парфянами после разгрома Красса, но и обеспечить безопасность парфянской границы (Машкин, 1949, 521–526). Все это привело к постепенному возрождению измученной Сирии, как, впрочем, и других восточных провинций Рима (Honigman, 1932, 1626; Шифман, 1977, 59; Свенцицкая, Ковельман, 1989, 73). В течение почти двухсот лет почти ничто не нарушало политической стабильности в Сирии.

Зато к югу от провинции бушевали страсти. В первую очередь это относится к Иудее. Возникшие еще в предыдущую эпоху религиозно-политические "партии" не только не примирились, но даже обострили борьбу друг с другом. Ирод был энергичным и умелым политиком, великолепным интриганом, жестоким деспотом, безграничным властолюбцем. Его целью было создание в Иудее государства эллинистического типа с абсолютной — административной, судебной, военной и финансовой — властью царя (Otto, 1913, 56; Momigliano, 1934, 326). И он упорно строил такое государство. Окончательно порывая со старыми традициями, опиравшимися в значительной степени на библейские установления, Ирод создавал новый государственный аппарат. Старый совет (санхедрин), представлявший интересы иудейской аристократии и еще сохранившихся старейшин, главой которого был первосвященник, был уничтожен. Вместо него был создан синедрион, составленный царем из своих ближайших советников и обладавший определенными полномочиями лишь в судебной и религиозной сфере, но и в них он целиком следовал приказаниям царя. Таким образом, политическая роль аристократии и высшего жречества была ликвидирована. Все местные власти назначались непосредственно царем, самоуправление было окончательно уничтожено. Во главе отдельных областей стояли архонты или меридархи, (а в некоторых случаях — стратеги царя), во главе городов — стратеги. Финансовое управление возглавлял диойкет (Otto, 1913, 59–60; Stern, М., 1981, 299). Характерно, что все эта должности именовались по-гречески, греческими и чисто эллинистическими были также названия придворных должностей — "друг", "однокашник", "родственник" царя и т. п. (Otto, 1913, 82; Momigliano, 1934, 326). Легенды сравнительно редких монет Ирода были также не еврейскими, а греческими (Momigliano, 1934, 326). Ирод как бы подчеркивал, что его государство по сути не отличается от держав Птолемеев или Селевкидов. Опорой царя было наемное войско, в котором служили фракийцы, германцы, греки, а также самаритяне и евреи диаспоры, но не было собственно иудеев. Определенную роль в армии играли римские офицеры (Otto, 1913, 56–57). В чем именно она заключалась, сказать трудно, не исключено, что они не только обучали солдат, но и осуществляли общий контроль. Ни о каком ополчении не могло быть и речи. Армия была полностью отделена от народа и противопоставлена ему. Гарнизоны, находившиеся в крепостях, не только охраняли границы страны, но и обеспечивали внутренний порядок.

Однако вся полнота власти царя ограничивалась чисто внутренними делами. Ирод был признан "другом и союзником римского народа". Это признание едва ли было оформлено договором (Otto, 1913, 55), так что речь шла. о наименее формальном типе подчинения Риму (Утченко, 1965, 205), при котором многое оставлялось на усмотрение сторон. Но в любом случае подчиненное положение Иудеи не вызывает сомнений (Coipe, 1979, 1091). Август совершенно не вмешивался во внутренние дела Иудеи, предоставляя Ироду возможность действовать, как тому угодно, и закрывая глаза на жестокости иудейского царя, в том числе и по отношению к членам собственной семьи (хотя, видимо, их и не одобрял), однако любая попытка царя проявить самостоятельность во внешней политике решительно пресекалась. Когда Ирод без разрешения императора предпринял поход против набатеев, Август пригрозил ему, что перестанет обходиться с ним как с другом, но будет видеть в нем лишь подданного (Ios. Ant. Iud., XVI, 9, 3); речь явно шла об отмене состояния "дружбы" и полном присоединении к Риму. И только дипломатическое искусство посланного Иродом в Рим Николая Дамаскского позволило иудейскому царю получить прощение принцепса (Ios. Ant. Iud., XVI, 10, 8–9). Ирод, как и другие зависимые царьки, должен был участвовать в военных предприятиях Рима. Так, в 25 г. до н. э. он предоставил 500 отборных воинов для аравийского похода Галла (Ios. Ant. Iud., XV, 9, 3), а позже корабли Ирода участвовали в походе Агриппы в Черном море (Ios. Ant. Iud., XVI, 2, 2).

Ирод всячески подчеркивал свою преданность римскому императору. Он заставил иудеев присягать не только себе, но и императору (Ios. Ant. Iud., XVII, 2, 4), а также принял почетные титулы "друг Рима" и "друг Цезаря" (IG, III, 550, 551). Перестраивая по обычаю эллинистических царей города, он давал им такие имена, как Цезарея (Кесария), Себа-ста (от греческого наименования Августа ????????), Агриппиада и т. п. В честь Августа были учреждены игры в Иерусалиме, а над воротами храма был водружен римский орел.

Политический и в значительной степени культурный курс Ирода был во многом завершением дела "эллинистов" ранней эллинистической эпохи. Это вовсе не означало решительного разрыва с иудейской религией и теми библейскими установлениями, которые не противоречили политическим целям царя. И сам Ирод подчеркивал свою приверженность иудейской религии. Именно с этой целью он перестроил иерусалимский храм, создав на месте довольно скромного святилища персидского времени роскошное сооружение, которое должно было показать благочестие Ирода и укрепить славу царя (Ios. Ant. Iud., XV, 11). Чтобы не обострять отношения с фарисеями и ессеями, он освободил их от присяги на верность себе (Ios. Ant. Iud., XV, 10, 4), а когда фарисеи отказались присягать не только ему, но и императору, то ограничился денежным штрафом (Ios. Ant. Iud., XVII, 2, 4). Но это не примирило Ирода с основной массой иудейского населения.

Для достижения своих целей Ирод не останавливался ни перед чем и ни перед кем. Его жертвой пали даже члены семьи, включая жену и сыновей. Самостоятельным политиком иудейский царь не был, все решения принимались в Риме, но в их реализации он добивался значительных успехов. Пользуясь покровительством Августа, Ирод сумел увеличить свои владения. Некоторые придворные льстецы даже присвоили ему титул "великий". Но народ, на который ложилась вся тяжесть мероприятий Ирода, ненавидел "раба цезаря, жрущего свиное мясо". Монархия Ирода порвала со всеми еще сохранившимися еврейскими традициями и являлась абсолютной деспотией. Первосвященник был игрушкой в руках царя. Созданный на месте бывшего "совета" синедрион не выражал ничьих мнений и интересов, а был лишь орудием царской политики. Вызывающий "эллинизм" Ирода восстановил против него основную массу жречества, законоучителей и идущего за ними народа (Stem, М., 1981, 295–303). По существу нарастало противоречие между государством эллинистического типа, которое стремился создать Ирод, и традициями гражданско-храмовой общины. Основная масса населения, чье положение постоянно ухудшалось, видела в стремлениях Ирода только новое порабощение и, естественно, была этим недовольна. Одним из проявлений недовольства становилось все более широкое распространение представлений о скором приходе Мессии, который спасет свой народ и от неправедного царя, и от стоявших за его спиной римлян. Ирод видел в этих идеях огромную опасность для своей власти и жестоко боролся с ними. Возможно, что именно эта борьба легла с основу евангельской легенды об истреблении Иродом всех младенцев, чтобы не допустить появления Мессии (Colpe, 1979, 1091). Под внешней оболочкой блестящего царствования росла внутренняя напряженность.

Эта напряженность взорвалась восстанием после смерти Ирода в 4 г. до н. э. Восстания происходили и раньше, но они были локальными и сравнительно легко подавлялись. Это же было широкомасштабное выступление. Умирая, Ирод оставил трон своему сыну Архелаю, а некоторые области завещал передать другим сыновьям — Филиппу и Антипе (Антипатру). Архелай не решился принять трон без соизволения Августа, но прежде чем уехать в Рим за утверждением, столкнулся с восстанием в Иерусалиме. Собравшиеся требовали от него снижения налогов, освобождения заключенных, наказания наиболее одиозных помощников Ирода. Архелай для виду согласился, пытаясь в то же время силой подавить недовольство. А когда он уехал, мощное восстание охватило уже почти всю территорию страны. В дело пришлось вмешаться легату Сирии П. Квинтилию Вару. Римляне жестоко подавили восстание (Ios. Ant. Iud., XVII, 8—10; Bel. Iud., II, 1–5). И только после этого Август вернулся к рассмотрению иудейских дел.

Император в целом утвердил завещание Ирода, но внес в него важные изменения. Признав Архелая законным наследником, он, однако, лишил его царского титула, дав ему титул этнарха и пообещав облечь царским достоинством в будущем, если он того заслужит. При этом ему была оставлена приблизительно половина владений его отца. Галилея на севере Палестины и заиорданская Перея были отданы другому сыну Ирода — Антипе, а южная часть Сирии — его брату Филиппу. И оба они тоже не получили титула царя, а стали называться на греческий манер тетрархами. Некоторые приморские города с преимущественно греческим населением, в том числе Газа, были вообще присоединены к провинции Сирии (Ios. Ant. Iud., XVII, 11, 4; Bel. Iud. II, 6, 3).

Правление Архелая продолжалось около 10 лет. Он унаследовал от отца жесткость и коварство, но не энергию и способности. Все это еще более усилило напряженность в Иудее. И Август понял, что опираться на этого правителя он не может. В 6 г. уже н. э. Архелай был свергнут и отправлен в ссылку в Галлию. Может быть, это связано с событиями в Армении, где в том же году был свергнут и убит римский ставленник Тигран III, и римлянам пришлось начать войну для утверждения своего контроля над этой страной.

В условиях, когда на северном фланге "парфянского фронта" положение стало нестабильным, Август решил устранить возможную нестабильность на его южном фланге и убрал такого слабого правителя, как Архелай. Ею владения были непосредственно присоединены к Римской империи и превращены в провинцию Иудею. Она, как и некоторые другие небольшие провинции, стала провинцией второго ранга, ею управлял не легат, а прокуратор, принадлежавший (в отличие от легата) не к высшему, сенатскому, а ко второму, всадническому, сословию. Прокуратор (иногда именуемый префектом) обладал высшими полномочиями в провинции, включая право суда и смертной казни, но административно подчинялся легату Сирии. Первым прокуратором Иудеи был назначен некий Колоний. При этом все имущество Архелая было конфисковано. Эту конфискацию и перепись населения в новой провинции провел, однако, не прокуратор, а сам легат Сирии П. Сульпиций Квириний. Возможно, это было связано с очередными волнениями иудеев, рассматривавших перепись как новый вид рабства и богопротивное дело (Ios. Ant. Iud., XVII, 13, 5; XVIII, 1, 1; 2, 1; Bel. Iud., II, 7, 3; 8, 1). Мелкие клиентские государства, управляемые другими потомками Ирода, при этом сохранились.

Непосредственное присоединение к империи, разумеется, внесло изменения в управление Иудеей. Всесильным распорядителем страны и стал римский чиновник. Должность первосвященника сохранилась, но распоряжались ею также римские власти. Уже Квириний, упорядочивая управление Иудеей после присоединения к Риму, сменил первосвященника (Ios. Ant. Iud., XVII, 2, 1). Позже в случае необходимости так действовали и прокураторы. Синедрион сохранился, но его полномочия были урезаны: он лишился судебных прав и ограничился решением чисто религиозных проблем. Резиденцией прокуратора была Цезарея, в то время как первосвященник и синедрион находились, естественно, в Иерусалиме, и это территориальное разделение облегчало римским властям управление беспокойной провинцией.

Хотя Иудея и занимала отдельное место в провинциальном системе Римской империи, общий надзор за ней, как уже отмечалось, осуществлял наместник Сирии. Он же контролировал и оставшиеся еще небольшие клиентские царства. Самым южным и, вероятно, наиболее автономным, была Набатея. Те немногие сведения, которые имеются об этом государстве, говорят о его силе и богатстве, в значительной степени базировавшихся на торговле. Монархия в Набатее, как уже говорилось, установилась довольно давно, но следы родо-племенного устройства здесь были еще сильны. Значительную роль в государстве играло народное собрание, перед которым царь отчитывался, а собрание могло вмешиваться даже в личную жизнь царя (Strabo, XVI, 4, 26). Очень важной фигурой в государстве был "брат" царя (Strabo, XVI, 4, 21), что, по-видимому, было наследством прошлой эпохи, когда верховная власть принадлежала всему царскому роду (Шифман, 1976, 58–60), а царь считался больше сакральной фигурой, чем реальным земным правителем. С течением времени власть царя, несомненно, увеличивалась. Однако в своеобразных условиях Набатейского царства, реальное соотношение власти царя и его "брата" зависело от конкретной ситуации. Долгое время при бездеятельном царе Ободате II фактическим правителем государства был Силлай (Strabo, XVI, 4, 24). Свою власть он укреплял различными интригами, не останавливаясь перед убийствами реальных и потенциальных противников из среды набатейской аристократии. В конечном счете Силлай, если верить Николаю Дамаскскому, от имени Ирода обвинявшему набатейского "визиря" перед Августом, не остановился и перед убийством царя, надеясь, видимо, захватить трон (Ios. Ant. Iud., XVI, 10, 8). Пытаясь скрыть свой неблаговидный поступок, Силлай опирался на какие-то, нам точно не известные, религиозные представления. По-видимому, следуя этим правилам, он провел обожествление покойного Ободата (Schmid, 1999, 290). Но все же достичь своей цели ему не удалось, и царем стал Эней, принявший имя Ареты IV (Gnritz, 1991, 20). Сделано это было без всякою обращения к императору, что вызвало недовольство Августа, который даже вознамеривался было лишить Арету трона и передать его царство престарелому Ироду, но в итоге смирился с происшедшим (Ios. Ant. Iud., XVI, 10, 9), ибо реально ликвидировать относительно удаленное и трудно доступное Набатейское государство Рим в то время еще не мог (Шифман, 1976, 63). Это резко контрастирует с рабской угодливостью Ирода и его сына и свидетельствует о гораздо большей автономии Набатеи по сравнению с Иудеей.

Правление Ареты IV было временем дальнейшего усиления Набатеи и укрепления в ней царской власти. Первое время Силлай еще оставался на своем посту, но царь явно решил от него избавиться. У Силлая, видимо, была значительная опора в самой Набатее, и Арета решил воспользоваться формальным признанием власти Рима и привлечь к борьбе с всесильным "братом" Августа. Он обвинил Силлая в убийствах, тот был вызван (или сам приехал, надеясь на поддержку Августа) в Рим и был казнен, причем ему припомнили и неудачу похода Галла, обвинив в предательстве (Strabo, XVI, 4, 24; Ios. Ant. Iud., XVII, 3, 2). Последнее для Августа было гораздо важнее, чем распри в далеком царстве.

О "брате" в более позднем времени ничего не известно. Правда, из текста Страбона как будто вытекает существование этого поста и после казни Силлая. Страбон называет источником своих сведений о государственном строе Набатеи Афинодора, который сам побывал в этой стране. Но время путешествия Афинодора неизвестно, и не исключено, что оно имело место до казни Силлая, хотя, конечно, возможно, что эта должность некоторое время еще сохранялась. Однако в отличие от Ободата, Арета был правителем энергичным, так что никто уже не мог в его царствование занять положение, подобное положению Силлая. Но и сам пост сохранялся недолго. Исследование политического устройства Набатеи показывает, что оно все более принимало эллинистические черты, а сам царь, подобно эллинистическим владыкам, выступал как всеобщий покровитель народа (Шифман, 1976, 60–62), что несовместимо ни с влиянием "брата", ни с политической ролью народного собрания. И решающий шаг в этом направлении сделал Арета IV. Недаром основная часть набатейских монет относится именно к его царствованию. Характерно, что на этих монетах наряду с самим царем появляется женщина, сначала мать или сестра, а затем сестра или невестка (Goritz, 1991, 21). Если верно предположение, что набатейские цари, подобно египетским фараонам, женились на своих сестрах, чтобы сохранить чистоту царской крови (Goritz, 1991, 21), то это может свидетельствовать о резком обособлении царского рода, а появление на монетах женского имени рядом с царским — о сохранении в этом роде старых традиций. Может быть, это связано с отмеченной выше сакральностыо фигуры царя; в этом случае его мать, жена или сестра могли считаться таким же воплощением женского божества, как сам царь — мужского. Во всяком случае, известно об обожествлении царя Ободата, а может быть и Ареты (Шифман, 1976, 60; Zangenberg, 1991, 45–36).

Важное место в политике набатейского царя занимали, естественно, отношения с Римом. В 1 г. внук Августа Гай Цезарь был направлен во главе экспедиции против арабов (CIL, XI, 1421). Возможно, что император попытался повторить неудачный эксперимент Галла и получить прямой доступ к богатствам Юго-Западной Аравии (Dussaud, 1955, 153). Если это так, то обойтись без помощи набатеев римляне не могли. Однако добиться своей цели они и на этот раз не сумели. Хотя долгое царствование Ареты IV считается достаточно мирным (Goritz, 1991, 21), оно было временем дальнейшего укрепления и территориального расширения Набатеи, о чем свидетельствует обильная чеканка этого царя (Negev, 1977, 569). Когда апостол Павел прибыл в Дамаск, этим городом управлял наместник Ареты (II Сог., 11, 32). Это сообщение относится к концу 30-х гг. I в. Но как задолго до этого набатейский царь укрепился в городе, неясно. В свое время римляне захватили Дамаск, который стал частью провинции Сирии и одно время даже резиденцией римского наместника (Ios. Bel. Iud., 1, 12, 1). Конечно, самовольно захватить силой город в провинции набатейский царь не мог. Видимо, присоединение Дамаска и его области к Набатее произошло с согласия императора. Находки монет показывают, что и при Августе, и при Тиберии Дамаск входил непосредственно в империю. Но при Калигуле римские монеты в этом городе исчезли, и не появлялись вплоть до восьмого года правления Нерона, т. е. до 61 г. Вероятнее всего, Калигула передал Дамаск набатейскому царю, что, как мы увидим далее, хорошо вписывается в общую провинциальную политику этого императора на Востоке (Bietenhard, 1977, 256). Клавдий не отменял решения своего предшественника, и только Нерон по каким-то причинам в 61 г. вновь включил Дамаск в римскую провинцию.

Набатея была не единственным клиентским государством в регионе. Плиний (V, 74, 77, 81–82) перечисляет целый ряд таких государств на территории Сирии. Многие из них являлись тетрархиями, и про них Плиний пишет, что они подобны царствам, главы других имели царские титулы. Все они официально не входили в состав провинции. Разумеется, самостоятельность таких государств была весьма относительна и зависела от реальной обстановки. Те, которые были ближе к центрам римской власти, по-видимому, зависели от нее гораздо сильнее (ср.: Ранович, 1949, 133). Более отдаленные, как Набатея, пользовались большей автономией. Таково было положение Пальмиры, отделенной обширной пустыней и от центра Сирии, и от границ Парфии. Этот богатый город, являвшийся важнейшей стоянкой на караванном пути между Сирией и Палестиной, с одной стороны, и Месопотамией, с другой, обладающий плодородными полями и обильными водными ресурсами, мог поддерживать равные отношения и с Римом, и с Парфией (Plin., V, 88). И римляне практически ничего не могли с этим поделать. И все же подчинение Риму заставляло Пальмиру принимать те или иные установления и распоряжения римских императоров и наместников (Шифман, 1977, 233–235).

Сохраняя подобные государства, римское правительство, однако, в случае необходимости решительно вмешивалось и в их внутреннюю жизнь, и в их взаимоотношения. Оно могло менять их границы, вовсе уничтожать или, наоборот, восстанавливать Внук Ирода Юлий Агриппа, находясь в Риме, сблизился с будущим императором Калигулой, и тот, став императором, не только отдал Агриппе одну из палестинских тетрархий, правитель которой недавно умер, но и титул царя, а преемник Калигулы Клавдий передал ему почти все прежние владения Ирода (Ios. Bel. Iud., II, 9, 6; 11, 5). Однако возрождение Иудейского царства оказалось недолгим. После смерти Агриппы в 44 г. Клавдий снова превратил его в провинцию (Ios. Ant. Iud., XIX, 9, 2; Bel. Iud., Ц 11, 6). На юге Сирии у самых границ с Палестиной римляне разделили на четыре части Итурею, и одну ее часть Калигула подарил местному арабскому князю, видимо, потомку прежде правившего здесь рода, Сохэму. Однако после смерти Сохэма Клавдий опять ликвидировал здесь монархию и присоединил ее к провинции Сирии (Тас. An., XII, 23).

Политическая структура Сирии и Палестины в это время была довольно сложной. Здесь, как мы видим, существовали различные небольшие клиентские государства, официально не входившие в провинции Сирию и Иудею, но фактически контролируемые императорским легатом Сирии, а также кочевые племена со своими шейхами. Кроме тою, на территории самих провинций отдельные города обладали внутренним самоуправлением на манер греческих полисов Некоторые города имели статус римских колоний, начало которым положил еще Август, выведший колонии своих ветеранов в Верит и Гелиополь (Шифман, 1977, 228–258). К положению клиентских государств были близки "союзные общины" (civitates foederatae), которые тоже официально не входили в провинцию, но полностью подчинялись как центральным, так и местным властям. Такими были финикийские города. Например, рассказывая о Тире, Страбон (XVI, 2, 23) ясно говорит, что римляне подтвердили независимость этого города. А в более позднее время Тир как "союзная община" поставил в римскую армию вспомогательные когорты (Eissfeldt, 1948, 1899). Многие города принимали пышные титулы, но, как правило, чем пышнее и величественнее они были, тем менее реальной была их автономия.

Сирия представляла для Римской империи особую значимость как в экономическом, так и в политическом плане (Herod., II, 7, 4). Ее столица Антиохия, насчитывавшая 100 тысяч жителей, была четвертым городом империи и одним из ее важнейших экономических и культурных центров, кроме того, римляне понимали, что Антиохия — наиболее подходящая база для военных операций против парфян (Bats, Benoist, Lefebvre, 1997, 219–222). Взаимоотношения с Парфией были для Рима важнейшей внешнеполитической проблемой на Востоке. По существу здесь установился политический дуализм двух крупнейших держав того времени — Рима и Парфии. Основным "яблоком раздора" для этих держав была Армения, а Сирия оказывалась единственной римской провинцией, непосредственно граничившей с Парфией, и эта граница была постоянно под угрозой. Поэтому здесь римляне держали значительное число легионов, в том числе и для поддержания внутреннего спокойствия. В 18 г. для урегулирования восточных дел, и в частности для умиротворения смут, возникших в Сирии из-за непомерно высоких налогов, император Тиберий дал высший проконсульский империй на Востоке своему племяннику Германику, т. е. сделал его своим соправителем и главой всех восточных провинций (Тас. An., II, 43). Какую-то роль при этом, несомненно, сыграло и желание Тиберия лишить Германика командования рейнской армией, солдаты которой ею боготворили, и удалить из Рима, где Германик был более популярен, чем император. При этом легатом Сирии остался враг Германика Гай Кальпурний Пизон. Вскоре после этого Германик умер, а в Антиохии распространились слухи, будто ею отравил Пизон по тайному приказу Тиберия. Больше таких экспериментов Тиберий не повторял. Спокойствие в Сирии римлянам кое-как удавалось поддерживать, но обстановка в Палестине была далека от стабильности.

Установление "прямою" римского правления не только не принесло мира в Иудею, но и обострило все внутренние противоречия. Теперь ко всем религиозным и политическим спорам прибавилось еще отношение к римской власти.

Если ессеи в своих удаленных общинах старались быть в стороне от политической борьбы (хотя это им далеко не всегда удавалось), то саддукеи и фарисеи в ней активно участвовали. Первые представляли интересы жреческой аристократии и стояли за сотрудничество с римской властью. Вторые, выражавшие настроения широких масс иудейского населения, непримиримых в своем религиозным ригоризме, были настроены оппозиционно. Это различие ярко выявилось уже в самом начале римского правления. Когда Квириний по поручению Августа стал проводить перепись в Иудее, первосвященник Иоазар уговорил народ подчиниться, а фарисей Цадок призвал его к сопротивлению. Наряду с Цадоком главой этого сопротивления стал также Иуда из галилейского города Гамалы. С ним связано появление крайнего крыла фарисеев — зелотов ("ревнителей"), которые в религиозном плане ничем от фарисеев не отличались, но выступали за открытую и немедленную войну с ненавистным Римом (Ios. Ant. Iud., XVIII, 1, 1; 6; Bel. Iud., II, 4, 1; 8, 1). Наряду с зелотами появились и сикарии ("кинжальщики"), развернувшие террор против римлян (Амусин, 1989, 370–376). Существовали и другие религиозные течения, волей-неволей сталкивавшиеся с политикой. Таковым была, по-видимому, близкая к ессеям группа Иоанна, который призывал к возрождению посредством ритуального омовения в водах Иордана. Но когда тетрарх Галилеи и Переи Ирод Антипа вторым браком женился на собственной племяннице Иродиаде, которая до этого была женой его брата, Иоанн решительно выступил против такого, как он считал, нарушения религиозного закона, за что и был казнен (Маге, 6, 17–28; Mat., 14, 3— 11; Luc, 3, 19–20). В этих условиях еще шире, чем раньше, стали распространяться мессианистические чаяния. Ученики Иоанна считали его воплощением пророка Илии, который должен явиться на землю и возвестить скорый приход мессии. Время от времени появлялись самозванные мессии. Все напряженно ожидали скорых перемен, и большинство мечтало о гибели Рима.

В такой накаленной духовной и политической атмосфере начал свою проповедь Иисус из галилейского города Назарета. В скором времени он, не находя достаточного отклика в этой сравнительно отсталой северной области Палестины, вместе с учениками перебрался в Иерусалим, где принял активное участие в тамошних религиозных дебатах. Иисус объявил себя (или согласился с тем, что его объявили) Мессией, Спасителем. Однако выступил он не за национальное освобождение, а за моральное преображение человека, его внутреннее освобождение, установление личной связи с Богом. По его словам, спасутся не все иудеи, а только поверившие в его миссию. Это — нищие духом и алчущие правды, кроткие и милостивые, чистосердечные и миротворцы. Эти люди должны быть праведны не внешней праведностью фарисеев, а чистотой души своей. Праведные никого не должны обижать ни действием, ни даже помыслом, жить в мирю со всеми людьми, отдать имущество беднякам, не прелюбодействовать ни на деле, ни мысленно, не противиться злу, любить врагов, быть в мире с собой, миром и Богом, а главное — быть чистым душой. Таким образом, Иисус перенес главный смысл учения с внешних обстоятельств во внутренний мир человека и объектом освобождения объявил не этническую или политическую группу, народ, нацию, а конкретную человеческую личность. Отрицая строгое следование внешним ритуалам, Иисус основной акцент делал на моральном самоусовершенствовании и, считая это самым главным, полагал возможным тесное общение с такими людьми, которых господствующая мораль считала нечистыми, например представителей римской власти. Это противопоставило Иисуса и его учеников фарисеям и поддерживавшей их основной массе иудеев.

И фарисеи, и в еще большей степени саддукеи решительно выступали против людей, объявлявших себя мессиями, видя в этом величайший грех. С другой стороны, римские власти, не разбиравшиеся в тонкостях восточных вероучений и различий внутри иудейской религиозной мысли, всех подобных деятелей считали мятежниками против императора. В результате по наущению верхушки иерусалимского жречества и по приговору прокуратора Понтия Пилата Иисус был казнен. Он был предан распятию, самому жестокому и позорному виду казни, предназначенному для беглых рабов и мятежников.

Казнь Иисуса не остановила распространения его учения. В то время оно еще являлось одним из течений внутри иудейской религиозно-политической мысли, но акцент на преображение и моральное совершенствование индивидуальной человеческой личности уже нес в себе заряд будущего его выхода далеко за пределы не только Иудеи, но и иудейской диаспоры. Так в 30 гг. I в. в Палестине появилось христианство.

Острая политическая ситуация в Иудее не раз еще более осложнялась отдельными восстаниями, жестоко подавляемыми римлянами. А в 66 г. разразилось всеобщее восстание, Великая иудейская война. К этому времени напряжение в стране достигло такой степени, что достаточно было лишь небольшого толчка, чтобы разгорелись страсти. Так, столкновение евреев и эллинизированных сирийцев в Цезарее спровоцировало волнения в Иерусалиме. Прокуратор Иудеи Гессий Флор не только не принял никаких мер, но и открыто выступил против иудеев. Он со своей конницей явился в Иерусалим, начал преследовать иудеев и попытался ограбить храм. В ответ на это в Иерусалиме вспыхнуло открытое антиримское восстание. Флор был вынужден покинуть город и вернуться в Цезарею. Не имея сил справиться с восстанием, он обратился за помощью к легату Сирии Г. Цестию Галлу. Тем временем восстание охватывало все новые города и территории. Саддукеи во главе с первосвященником Ананией пытались успокоить народ, но сдержать его уже было нельзя. И первой жертвой стал сам Анания, убитый восставшими. Одним из руководителей восстания был Менахем, сын основателя зелотского учения Иуды. На какое-то время он захватил власть в Иерусалиме, но был убит своими соперниками. Ответом на восстание стали еврейские погромы не только в городах Палестины, но и в Александрии. О примирении уже не могло быть речи.

Галл с одним полным легионом и сводным отрядом из других легионов, а также со вспомогательными отрядами клиентских правителей, в том числе правнука Ирода Агриппы, правившего частью Итуреи, Галилеей и четырьмя городами Иудеи, двинулся на подавление восстания. Недалеко от Иерусалима произошло сражение, в котором римляне были разбиты. Во время битвы на римский арьергард напал отряд Симона, сына Гиоры, который затем стал одним из виднейших руководителей восстания. Потерпев неудачу в попытке одним ударом сломить повстанцев, Галл приступил к осаде Иерусалима, но был снова разбит и отступил, а вскоре это отступление превратилось в подлинное бегство, что привело к еще большему распространению восстания. После возвращения в Антиохию Галл умер. Легатом Сирии был назначен М. Лициний Муциан. События в Иудее приняли столь серьезный оборот, что на войну с восставшими был специально направлен опытный полководец Т. Флавий Веспасиан. В его распоряжении было три легиона и большое количество вспомогательных войск, веет не менее 60 тысяч воинов. И с этой огромной армией он в 67 г. вторгся в Палестину. В отличие от Галла, Веспасиан действовал весьма успешно. Он разгромил иудейские воска в Галилее, причем в плен к нему попал руководитель иудейских сил в этой области Иосиф, который стал рабом Веспасиана, позже был освобожден и стал историком, известным под именем Иосиф Флавий. Летом 68 г. военные действия проходили уже на территории собственно Иудеи. Поражения обострили противоречия в лагере восставших. И в конце концов, физически устранив своих противников и соперников, власть в Иерусалиме захватили зелоты во главе с Иоанном из Гискалы, Элеазаром, сыном Симона и Симоном, сыном Гиоры.

Почти полностью подавив восстание, так что под властью восставших остался только Иерусалим, Веспасиан остановил военные действия. В это время в Риме разгорелась гражданская война, император Нерон был свергнут, и Веспасиан предпочел выжидать, следя за развитием событий. И эта тактика себя оправдала. Сменивший Нерона Гальба был убит, следующий император Отон был разбит своим соперников Вителлием, и на Востоке решили, что пора вмешаться. Легат Сирии Муциан и префект Египта Тиберий Александр составили заговор и предложили Веспасиану провозгласить себя императором. 1 июля 69 г. в Александрии Веспасиан был провозглашен императором, затем это было повторено в Антиохии и его собственными войсками в Палестине. Начался заключительный этап гражданской войны, в ходе которого Веспасиан одержал победу. В декабре 69 г. Веспасиана признал римский сенат, он возвратился в Рим, а в Иудее оставил часть своей армии во главе со своим сыном Титом, который в 70 г. возобновил военные действия, сведшиеся, по существу, к осаде Иерусалима.

Иудеи не сумели воспользоваться передышкой и подготовиться к обороне. Вместо этого они занялись междоусобной борьбой. И когда весной 70 г. армия Тита появилась под стенами Иерусалима, организовывать оборону было уже поздно. Но все же взять город сразу Тит не смог и приступил к осаде. В городе начался страшный голод, но жители держались до последнего. В июле 70 г. римлянам удалось ворваться в Иерусалим. Два месяца продолжались ожесточенные уличные бои, и лишь в сентябре 70 г. Иерусалим был захвачен. Город был разрушен, и вместе с ним был уничтожен храм как духовный центр сопротивления. Восстание продолжалось еще три года, но это было уже отчаяние побежденных. В 73 г. римляне захватили последний оплот восставших — крепость Масаду, и все, кто там находился — мужчины, женщины, дети — погибли либо в бою, либо покончив с собой. Еще до этого, справедливо посчитав, что дело уже решено, Веспасиан и Тит отпраздновали в Риме триумф (Ios. Bel. Iud., II–VII; Tac. Hist., V, 1; 10–13; Suet. Vesp., 4–6; Tit., 5, 2).

Подавление восстания стало катастрофой для иудеев и вообще для еврейства. Был разрушен храм, и более он уже никогда не восстанавливался. Десятки тысяч иудеев были убиты, казнены, еще больше обращено в рабство. На оставшихся были наложены тяжелейшие налоги. Многие земли были конфискованы и превращены в императорскую собственность. В самом Иерусалиме был размешен римский легион, а в Эммаусе рядом с ним были поселены 800 римских ветеранов (Lifshitz, 1977, 469–470). Поскольку многие области Палестины были опустошены, страна стала стремительно заселяться представителями разных народностей, так что постепенно иудеи превратились в меньшинство населения. Уничтожение храма привело к переоценке многих ценностей. После его разрушения основной формой еврейского религиозного объединения становится синагога. В отличие от храма, считавшегося жилищем Бога, синагога — лишь молитвенный дом, в котором собираются иудеи для совместной молитвы, чтения Пятикнижия и обсуждения своих дел. Здесь нельзя было приносить жертвы, так что этот некогда основной вид почитания Бога ушел в прошлое. Собравшийся в Ямнии (Ябне) синедрион покончил со всеми прежними спорами и установил более строгие правила религии. Это стало окончательным оформлением иудаизма, в основу которого были заложены фарисейские представления. В частности, было установлено, что Мессия еще только придет (Safrai, 1981, 398–400). Христиане, естественно, не могли принять это положение и окончательно отделились от иудеев. Так в Средиземноморье определились две монотеистические религии, истоком которых является Библия, — иудаизм и христианство.

Иудеи еще оставались в Палестине и снова пытались выступить против римской власти. Самое крупное такое восстание произошло в 131–135 гг. под руководством Симона, прозванного Бар-Кохбой, т. е. "Сыном звезды". Сам он объявил себя князем Иудеи, а некоторые его сторонники даже считали его долгожданным Мессией. Толчком к восстанию стало изменение статуса Иерусалима. Хотя иудеи после поражения в Великой иудейской войне уже почти не жили в этом городе, они по-прежнему считали его святым. Вероятнее всего, во время своего пребывания в Палестине в 129–130 г. император Адриан решил основать на месте Иерусалима новый город и назвать его Элией Капитолиной. Этот город был возведен в ранг римской колонии и, соответственно, получал некоторые привилегии, так что император мог рассматривать свой акт как дар Иудее. Однако в колонии согласно замыслу должны быть и римские храмы, а на месте разрушенного храма Йахве — храм Юпитера Капитолийского. Возможно, Адриан вообще предполагал заменить местного, как он считал, бога Иудеи Йахве собой; недаром на выпущенных после подавления восстания монетах он именуется благодетелем и спасителем мира (Thornton, 1975, 447–448). Это вызвало яростное возмущение иудеев (Cas. Dio, XLIX, 12). Восстание продолжалось более трех лет и было с трудом подавлено римлянами.

После подавления этого восстания репрессии были еще более ужасающими. Иудеям было, в сущности, запрещено жить в своей стране, следовать библейским законам и установлениям, религиозных наставников — раввинов. Все это приравнивалось к преступлению и наказывалось смертью, а в Элию Капитолину евреям вход был запрещен. Правда, это название города долго не удержалось. Даже название провинции было изменено, чтобы ничто не напоминало о мятежном народе. Она стала называться Палестинской Сирией и обрела статус самостоятельной провинции, ее наместником стал отныне не прокуратор, а легат такого же ранга, что и правитель Сирии. Центром новой провинции являлась Цезарея, в которой ничего не напоминало о прежних временах. Все это усилило еврейскую эмиграцию из Палестины, так что история еврейского народа стала развиваться в значительной степени вне ее.

Еще до восстания Бар-Кохбы в Сиро-Палестинском регионе произошли важные изменения. Император Траян (98—117) считал себя наследником старых римских традиций, в том числе традиций активной внешней экспансии. Его правление отмечено новыми завоевательными войнами. Легат Сирии А. Корнелий Пальма по поручению Траяна ликвидировал Набатейское царство (Cas. Dio, LXV–II, 14, 5). "Пасхальная хроника" датирует это событие консульством Кандида и Квадрата, т. е. 105 г., хотя современные исследователи полагают, что это произошло, скорее, в следующем году (Negev, 1977, 640–641). К этому времени большинство клиентских государств Сирии и Палестины перестало существовать, и наличие такого достаточно сильного царства, как Набатея, уже не устраивало римлян.

Иудея, долгое время бывшая своеобразным буфером между римскими провинциями и Набатейским царством, после поражения в Великой иудейской войне утратила такую роль. При Раббэле II Набатейское царство значительно усилилось. О его внутренней истории можно отчасти судить по монетам. Они показывают, что первоначально, по-видимому из-за молодости царя, он правил вместе со своей матерью Шаликат, но уже на седьмом году его правления мать была заменена женой Гамилат. Было ли связано такое изменение монетной легенды с каким-либо переворотом или вызвано другими, в том числе чисто естественными причинами, неизвестно. Любопытно, что на одной монете (к сожалению, недатированной) появляется вторая жена царя — Хагиру (Negev, 1977, 637). Это, видимо, также было связано с какими-то событиями при набатейском дворе. Раббэл II сумел не только усилить свою власть, но и улучшить пошатнувшееся экономическое положение страны. Так, ему удалось увеличить долю серебра в своих монетах с 20 % в начале царствования до 42, 5 % в конце. Вообще, в это время Набатея достигла процветания, что делало ее слишком опасной для Рима, стремившегося прибрать к рукам чрезвычайно выгодную аравийскую торговлю благовониями. Для римлян набатейский поход Пальмы представлял собой не очень-то значительное событие, но для набатеев он был, конечно, очень важен. Они явно оказали римлянам какое-то сопротивление, хотя деталей его мы не знаем. Сопротивление, однако, оказалось бесполезным, и территория бывшего Набатейского царства была превращена в римскую провинцию Аравию, центром которой стала Боера, куда еще Раббэл перенес свою столицу (Шифман, 1976, 28; Bcngtson, 1985, 292–293; Gоitz, 1991, 22–24; Negev, 1977, 641; Negev, 1993, 1181).

Возможно, что ликвидацией потенциально опасного Набатейского царства Траян хотел также укрепить свой тыл перед большой войной с Парфией. Воспользовавшись как поводом сменой царей на армянском троне, он в 115 г. начал военные действия. Поход был успешным, и римляне даже захватили парфянскую столицу Ктесифон, но еврейские восстания в их тылу, в значительной степени спровоцированные парфянскими агентами, заставили их остановиться. Вскоре Траян умер. Его преемник Адриан отказался от месопотамских завоеваний Траяна. Одной из причин этого шага нового императора были волнения в Палестине, Египте, Африке (SHA, Hadr., 5, 2). Видимо, восстание, вспыхнувшее еще при Траяне, было окончательно подавлено Адрианом, и он не решился удерживать Месопотамию, имея в тылу столь беспокойные провинции. Адриан, дважды сам побывавший в Сирии, много сделал для интеграции этой страны в Римскую империю (Honigman, 1932, 1680–1681). Это не значит, что все его мероприятия встречали восторженный прием в провинции. Известно о ненависти Адриана к антиохийцам (SHA, Hadr., 14, 1). По-видимому, жители этого крупнейшего города Сирии стремились всеми силами сохранить свою автономию перед лицом интегрирующей силы римского правительства.

Конец I и большая часть II в. считаются временем расцвета Римской империи. Это во многом отразилось и на стабильности имперских границ, в том числе евфратской. Но уже в 60 гг. II в. положение изменилось. Снова началась война с Парфией, причем ее инициатором на этот раз стал парфянский царь Вологез. Тщательно подготовившись, он в 161 г. вторгся в Сирию и разбил войска римского наместника Корнелиана. Население Сирии встретило парфян как освободителей (Ghirshman, 1972, 161), и это еще более осложнило положение. Только недавно ставший императором Марк Аврелий направил на Восток своего соправителя Люция Вера, а позже и сам на некоторое время отправился в Сирию. Числясь официально главнокомандующим, Вер практически в военных действиях не участвовал, но римские армии под командованием довольно способных полководцев сумели не только вытеснить парфян из Сирии, но и вторгнуться на парфянскую территорию. Марк Аврелий и Вер справили пышный триумф, но в Месопотамии войска подцепили чуму, которая распространилась по всей империи и в первую очередь, конечно, в Сирии (SHA, Marc., 8, 1–9, 5; Ver., 5, 8–8, 4). Несмотря на громкие победы, римляне ушли почти из всех захваченных городов и земель, и причиной этого была не только чума. У Рима уже не было достаточно сил для великих завоеваний. Империя вступала в полосу кризиса. Одним из его проявлений стала политическая нестабильность

Марк Аврелий назначил правителем всех азиатских провинций одного из лучших своих полководцев Г. Авидия Кассия (Cas. Dio, LXXI, 3). Перед ним была поставлена задача во что бы то ни стало укрепить стабильность на азиатских территориях, которым грозила опасность как со стороны парфян, так и со стороны самих провинциалов, недовольство которых возрастало. Кассий как нельзя лучше подходил для этой роли. Он был очень способным, деятельным, бесстрашным командиром, умевшим налаживать дисциплину. Но Марк не учел его честолюбия. Добившись ряда успехов, в том числе подавив восстание в Египте, Кассий в 175 г. поднял мятеж и объявил себя императором. Его активно поддержала значительная часть местного населения. Но в армии такой активной поддержки не было, и всего лишь через три месяца Кассий был убит, вероятно, собственными солдатами, а его голова поднесена Марку (SHA, Маге, 24, 6—25, 4; Av. Cas., 6, 5–9, 1). Антиохия и некоторые другие города, наиболее активно поддержавшие мятежника; были наказаны фактическим лишением самоуправления (SHA, Av. Cas., 9, 1). Хотя позже эти меры были отменены, ясно, что непосредственный контроль имперских чиновников власти считали лучшим способом предотвращения городских выступлений (ср.: Шифман, 1977, 278–279). Таким образом, городской строй полисного типа, являвшийся основой античного общества, входил в явное противоречие с наступающей эпохой.

Убийство сына Марка Коммода в ночь на 1 января 193 г. открыло период глубочайшего кризиса античного общества. И на различных этапах этого кризиса Сирия играла значительную роль. Коммод был сменен Пертинаксом, который одно время был наместником Сирии, но его самого уже в марте того же 193 г. убили преторианские гвардейцы, сделав императором Дидия Юлиана. В ответ на это несколько римских полководцев также объявили себя императорами. Среди них был легат Сирии Г. Песценний Нигер, провозглашенный императором в Антиохии в апреле этого же года. Геродиан (II, 8, 6) пишет, что это сделало не только войско, но и собравшаяся толпа. Жители Сирии активно поддержали Нигера, ему подчинились римские наместники ряда других восточных провинций, так что вскоре он стал правителем всей азиатской и даже частично африканской частей империи (Herod., II, 8, 7). Нигер пользовался популярностью и в Риме (SHA, Nig. 2, 2–3). Однако он промедлил и нe сумел организовать оборону против наступающих войск уже захватившего Рим и признанного сенатом Септимия Севера. После сравнительно недолгой военной кампании в 194 г. армия Нигера была разгромлена, и сам он после неудачного бегства убит (Herod, III, 1, 1–4, 6; SHA, Sev., 8, 7–9, 2; Nig. 5).

Север обрушил на побежденных, в том числе на Сирию, жестокие репрессии. Сторонники Нигера были казнены, а их имущество конфисковано. Антиохия снова была лишена самоуправления, но значение этого города было столь велико, что в 202 г. его права восстановили. Сирия была разделена на две провинции — Финикию (точнее, Финикийскую Сирию) и Келесирию (Honigman, 1932, 1681), как в свое время планировал еще Адриан (SHA, Hadr., 14, 1). В состав Финикии было включено не только средиземноморское побережье со старыми финикийскими городами, но и вся южная часть Сирии, видимо, потому, что к этому времени связь между приморскими городами и внутренними районами была уже довольно значительной (Honigman, 1932, 1686). Центром Финикии стал Тир, который, в отличие от многих других городов, во время гражданской войны поддержал Севера (Eissfeldt, 1941, 368; Eissfeldt, 1948, 1900). Келесирией же теперь стала называться северная часть Сирии. Разделение на две провинции должно было обеспечить более тщательный контроль над территорией, столь горячо поддержавшей недавнего претендента на власть.

Внешне политика Севера в Сирии, как и в других частях империи, была противоречивой. Субъективно она определилась конкретными политическими целями, в данном случае — желанием наказания врагов и поддержать своих сторонников. Так, наказывая Антиохию, Север возвысил ее соперницу Лаодикею. То же произошло на финикийском побережье, где Тир получил привилегии в ущерб Бериту (Шифман, 1977, 280–281). Но все же общая линия в северовской политике прослеживается довольно ясно. Несмотря на чисто местные интересы, основная масса сирийских городов поддержала Нигера, причем это были преимущественно наиболее крупные города, экономически и культурно развитые, и их наказание было ударом по городскому полисному строю, являвшемуся основой античного общества. Подобная картина отмечается и на Западе, в том числе в самой Италии, и в наиболее романизованных частях провинций, где сенаторская и муниципальная знать поддержала другого соперника Севера — Клодия Альбина (AlfGldy, 1968, 119–122; Seyfarth, 1975, 240; Циркин, 2000, 261–262). Таким образом, можно сделать вывод, что поражение Нигера (как и Альбина) было поражением античного мира и победой новых тенденций в развитии римского общества. В целом же Север относился к Сирии весьма доброжелательно. Он ввел в сенат большое количество сирийцев, да и вообще при нем половину всех провинциальных сенаторов составляли выходцы с Востока (Bats, Bcnoist, Lefebvre, 1997, 110), и это были в основном уроженцы Сирии. Такая склонность к сирийцам объясняется как чисто личными мотивами, ибо жена Севера Юлия Домна была сириянкой, так и политическим расчетом, т. к. император считал необходимым укрепить свое влияние в стране, значение которой еще более увеличивалось в связи с планируемым Севером наступлением на Парфию. В ходе двух войн с парфянами и небольшими княжествами, отделившимися от Парфии, Север захватил часть Месопотамии, где основал одноименную провинцию, так что обе сирийские провинции перестали быть пограничными.

Войну с Парфией продолжал и сын Севера Каракалла, который во время этой войны был убит заговорщиками. Впрочем, и сменившему его на римском троне Макрину удалось удержаться у власти всего лишь год. Сестра погибшей к этому времени Юлии Домны Юлия Мамея сумела подкупом заставить взбунтоваться солдат стоявших в Сирии легионов. Мамея была связана со жреческим родом города Эмесы, где жрецом бога Элагабала был ее внук Барий Авит. Солдаты провозгласили четырнадцатилетнего Бария императором. Макрин, находившийся в то время в Антиохии, направил против него армию, но в битве на границе между Финикией и Келесирией она была разбита, а сам он убит (Herod, V, 3–4; SHA, Масг., 9—10). Юный же Барий больше чувствовал себя жрецом Элагабала, чем императором Рима, и, пожалуй, больше эмесцем, чем римлянином. Недаром одним из первых его актов было перенесение столицы провинции Финикии из Тира в Эмесу (Eissfeldt, 1941, 368). За это он и получил прозвище Элагабал или Гелиогабал. Римляне еще были не готовы принять вызывающий их возмущение экстатический культ сирийского бога, и в 222 г Элагабал был свергнут и убит, а императором стал второй внук Мамеи (от другой дочери) Александр Север. В правление Александра Севера на Востоке произошли очень важные изменения, имевшие огромное значение не только для Сирии, но и для всей Римской империи.

В 227 г. вассальный правитель Парса, древней Персиды, Арташир, сын Папака из рода Сасанидов, сверг последнею парфянского царя Артабана и сам принял гордый титул царя царей (шах-ин-шаха). И это была не просто смена династий, а создание нового государства, пришедшего на смену одряхлевшей распадавшейся Парфии (Луконин, 1961, 5). Арташир тотчас предъявил претензии на все бывшие владения Ахеменидов, в том числе и входившие в состав Римской империи (Herod, VI, 2, 2). С этого времени борьба за Сирию между Римом и Персией становится почти постоянной. Первая из этой серии войн фактически закончилась поражением римлян, но и персидский царь еще, видимо, не имел достаточно сил для вторжения в Сирию, так что граница между Римом и Персией осталась более или менее той же, что и между Римом и Парфией (Herod., VI, 5–6). Но это было лишь начало, и дальнейшая политическая история Передней Азии во многом определяется римско-персидскими отношениями.

Убийство Александра Севера в 235 г. открыло в Римской империи период "военной анархии". Рим находился в состоянии почти беспрерывной гражданской войны. Армии выдвигали своих командиров, и те при благоприятных обстоятельствах достигали трона. В разных местах государства появлялись различные узурпаторы, которые порой оказывались простыми разбойниками. "Варвары" прорывались через имперские границы и грабили города и виллы. Не избегла этой участи и Передняя Азия, тем более что у ее границ выросла грозная держава Сасанидов. Сирия в это время стала ареной римско-персидских войн: то персы прорывались через римскую границу и доходили до самой Антиохии, то римляне, вторгаясь в персидские владения, переправлялись через Евфрат и при этом проходили через Сирию. И в том, и в другом случае страна разорялась враждующими армиями. Прекращение войны, которую вел с персами Александр Север, не было оформлено никаким договором (Herod, VI, 7, 1), так что фактически это было лишь перемирием (Loriot, 1975, 759). И новая война, действительно, разразилась, Сирия стала театром военных действий. Персы, возможно, даже захватили Антиохию, ибо именно в 240–241 гг. этот город по имеющимся на сегодняшний день данным, перестал чеканить свою монету (Loriot, 1975, 764). Но в 242 г. римляне развернули контрнаступление и сами перешли Евфрат. Однако в разгар войны император Гордиан был убит, а его преемник Филипп поспешил заключить мир ценой уплаты 50 тысяч золотых монет, которые рассматривались как выкуп за предоставление римлянам возможности спокойно уйти в пределы империи. Сам же Филипп попытался представить заключение мира с Персией как свое великое достижение, принесшее империи спокойствие, и были даже выпущены специальные монеты с легендами, прославлявшими этот мир и принесенный им покой (Nony, 1997, 47). Но покоя не получилось.

Особенно серьезное положение сложилось в середине III в., когда конница персидского царя Шапура перешла Евфрат и дошла до Эмесы на Оронте. Там, как кажется, в отсутствие императорских войск местные жители во главе с жрецом Самсигерамом сами организовали сопротивление персам и сумели их отбить. Но зато этот жрец сразу был провозглашен императором под именем Урания Антонина (Mai., XII, 296–297). Сколь долго продолжалось его правление и сколь велика была территория, признававшая его власть, неясно. Но он успел даже выпустить свои монеты (Шифман, 1977, 284). Новый римский император Валериан, естественно, Урания не признал, и тот, возможно, даже не оказывая сопротивления, отказался от императорского титула и снова стал жрецом (Winkler, 1979, 1059). Положение в восточной части империи было столь сложным, что Валериан, сделав своим соправителем сына Галлисна и оставив его в Риме, сам направился на Восток Там ему пришлось бороться и с готами, разорявшими Малую Азию, и с персами. Армия Шапура снова перешла Евфрат. В Антиохии существовала проперсидская "партия", возглавляемая куриалом, т. е. членом городского совета, Мариадом, или Кириадом[16]. Ее сторонники открыли ворота города персам, и Антиохия была сожжена, а многие ее жители погибли. Персы вторглись и в Малую Азию, захватив Цезарею в Каппадокии. Там Мариад был провозглашен императором (SHA, Туг. trig., 2; Amm. Marc, XXIII, 5, 3). По-видимому, персидский царь намеревался противопоставить его Валериану и Гкллиену, как когда-то римский император Траян, захватив Ктесифон, посадил на парфянский трон своего ставленника, объявив о свержении законного царя Парфии (Grant, 1993, 25). Но все же захватить Малую Азию персы не смогли. После неудачного вторжения в Малую Азию Шапур, который, по-видимому, в течение трех лет удерживал захваченные территории (Ghirshman, 1972, 163), решил увести свою армию назад, и этим воспользовался правитель Пальмиры Оденат, который нанес удар по арьергарду персидского войска и превратил его отступление в подлинное бегство. Валериан торжественно вступил в Антиохию, где был казнен Мариад.

Но эти события стали триумфом не только римского императора, но и пальмирского правителя.

В III в. Пальмира (Тадмор) была важнейшим центром караванных путей между Сирией и Месопотамией, Аравией и Малой Азией. Торговые связи Пальмиры доходили до побережья Персидского залива (Lifshitz, 1977а, 24). Это чрезвычайно обогащало город. Торговцы представляли здесь не только самую богатую, но и правящую часть общества (Aymard, Auboyer, 1994а, 466). Хотя Пальмира не являлась клиентским государством, а была частью римской провинции, она благодаря своему географическому положению пользовалась значительной самостоятельностью. Римляне рассматривали этот город не только как значительный экономический центр, но и как важный опорный пункт в сдерживании грабительских набегов арабских племен из пустыни или парфянских, а затем персидских вторжений (Eilers, 1984, 200). Император Адриан официально даровал Пальмире статус "свободного" города, обладающего так называемым италийским правом, позволяющим не платить прямой налог Риму (Honigman, 1932, 1686; Lifshitz, 1977а, 25), что формально выводило ее из состава провинции. Это, конечно, не означало создания самостоятельного государства, ибо и "свободные" города признавали власть римского императора, который в случае необходимости бесцеремонно вмешивался в их внутренние дела. По-видимому, уже во II в. Пальмира оказалась под властью одной семьи. Представитель этой семьи, Оденат, носил титул "вождя" Пальмиры (Шифман, 1977, 304). В надписи упоминаются отец и дед Одената, но они названы без титула. Поэтому можно думать, что именно Оденат был первым "вождем". В надписи, датируемой около 225 г, этейг Оденат уже имеет дополнительное римское имя Септимий и титул римского сенатора (Шифман, 1977, 286). Судя по этому имени, Оденат был среди тех сирийцев, которых ввел в сенат Септимий Север, и он признавал этого императора своим патроном. Оба титула — вождь и сенатор — были унаследованы его сыном Хайраном (Шифман, 1977, 286) и внуком Оденатом. Это и был тот Оденат, который разгромил персов.

Победа Одената позволила Валериану развернуть наступление на Персию уже на территории Месопотамии, но в битве около Эдессы он потерпел поражение и попал в плен. Этот разгром отдал всю Переднюю Азию в руки персов (Seyfarth, 1975, 293). Но Оденат в Пальмире и Каллист в Малой Азии сумели нанести персам поражение. Оденат даже вторгся в Месопотамию, захватил ряд городов и дошел до персидской столицы Ктесифона, но взять его не смог и отступил. После этого он стал самым влиятельным человеком в Передней Азии. Оденат принял в Пальмире титул царя и даже царя царей, что напоминало о временах Ахеменидов и равняло его с нынешним царем Персии, а для римского мира — императора и августа (SHA, duo Gal., 3, 3; 10; Туг. trig., 15, 1–3). Галлиен, оставшийся после пленения Валериана единственным законным императором, дал Оденату титул "восстановителя всего Востока", что на деле было признанием его фактической власти над восточными провинциями. Это было в определенной степени компромиссом, ценой которого был преодолен жесточайший политический кризис, разразившийся после катастрофы Валериана (Christol, 1975, 821). Впрочем, сам Оденат подчеркивал свою лояльность по отношению к Галлиену. Галлиен был слишком занят борьбой с разнообразными узурпациями и вторжениями варваров, чтобы реально вмешиваться в восточные дела. Более опасным соперником для Одената явился Макриан, который тоже, не получая никакой помощи из Рима, успешно сражался с персами и тоже объявил себя императором, и его признал ряд восточных провинций, в том числе Египет, а также часть Сирии, включая Антиохию (Christol, 1975, 818–819). Возможно, именно угроза со стороны Макриана заставила Одената возвратиться из Месопотамии, не взяв Ктесифон (SHA, Туг, trig., 15, 4). После своего возвращения Оденат выступил против Макриана, как бы восстанавливая власть законного императора Галлиена. Макриан был убит, а когда его сын Квиет унаследовал его власть, и его постигла та же участь (SHA, duo Gal., 3, 5–6; Туг. trig., 15, 4). В итоге Сирия и Палестина оказались под властью Одената.

Оденат явно видел своим преемником своего старшего сына Ирода, который вместе с ним был провозглашен императором (SHA, Тут. trig., 15, 5; 16, 1). Видимо, речь шла об объявлении его соправителем отца. Но это не устраивало его мачеху Зенобию, стремившуюся проложить дорогу к власти своему сыну Вахбаллату. Ее поддержал двоюродный брат Одената Меоний, который и убил в 267 г. Одената и Ирода. Меоний попытался сам захватить трон, но был убит воинами Одената (SHA, Тут. trig., 17). Царем был объявлен малолетний Вахбаллат, а регентшей при нем стала Зенобия. Зенобия, однако, не удовлетворилась своим высоким положением. Она приняла титул светлейшей царицы, перед придворными появлялась в царской пурпурной одежде с диадемой на голове, а для римлян провозгласила себя августов т. е. самодержавной императрицей, и надевала императорский плащ. Римский автор не без злорадства сообщает, что Зенобия правила от имени своих сыновей (в действительности, одного сына) дольше, чем это совместимо с женским полом (SHA, Тут. trig., 30, 2). Она явно сохраняла власть и после того, как Вахбаллат стал взрослым.

Зенобия, воздав посмертные почести своему убитому (может быть, не без ее участия) мужу, продолжала его политику. Как и тот, она внешне старалась подчеркнуть свою лояльность правящему императору. Так, в одной из надписей почесть воздается одновременно императору Клавдию II, сменившему к этому времени Галиена, и Зенобии, причем Клавдий назван на первом месте (Шифман, 1977, 292). Но на деле она подчиняла себе все новые территории, в которых хозяйничала без всякой оглядки на римское правительство. По-видимому, в 269 г. Зенобия подчинила Аравию и Египет, а затем и Малую Азию, и после этого, видимо, приняла титул августы, назвав августом и своего сына (Bengtson, 1985, 338–339). А это уже было вызовом Риму.

Оденат и Зенобия сумели добиться таких успехов не только потому, что императорская власть была слаба, но и потому, что они пользовались поддержкой значительной части населения. Сама двойственность титулатуры — восточной и римской — показывает, что пальмирские владыки стремились привлечь все население захваченных территорий. Зенобия объявила, что происходит из рода Птолемеев (SHA, Туг. trig., 30, 2), что должно было, по-видимому, легализовать подчинение Египта. И все же привлечь все население на свою сторону Оденат и Зенобия не смогли. Орозий (VII, 22, 12) пишет, что в походе Одената на Ктесифон участвовали сирийские сельчане (rusticani). В то же время имеются, хотя и скудные, сведения об оппозиции пальмирским царям ряда городов. Пальмирцы силой захватили Бостру, разрушив при этом городской храм (Шифман, 1977, 290). Значительная антипальмирская группировка существовала в Антиохии, причем столь сильная, что после поражения Зе-нобии можно было опасаться ее открытого выступления (Zos., 1, 51). С восторгом встретили победителя Зенобии императора Аврелиана жители Эмесы, чей главный бог Элагабал был признан покровителем этого императора (SHA, Аиг. 25, 4–5; Zos., 1, 54). В той же Антиохии Зенобия всячески покровительствовала Павлу Самосатскому, возглавлявшему ту группу христиан, которая была враждебна римскому епископату и представляла интересы антиохийской бедноты (Шифман, 1977, 293–294), его она сделала епископом. Таким образом, видимо, на стороне Одената и Зенобии стояли сельские жители, низы городского населения, в то время как их противники опирались на официальные круги городов. Конечно, в правителях Пальмиры видеть вождей народного антиримского движения нельзя. Думается, что такое разделение социальных слоев по отношению к Риму и Пальмире вызвано не столько социальными, сколько этническими и культурными причинами.

Несмотря на то, что со времени завоевания Александром Македонским Передней Азии прошло уже почти 600 лет, местные элементы жизни в Сирии, Палестине, Аравии были еще очень сильны. Эллинизация охватила преимущественно крупные города (да и то не все), причем в основном высшие слои их населения, в то время как в городских низах и на селе местные традиции преобладали. Хотя официальными языками были латинский и греческий, широко был распространен и арамейский, на которой стала появляться и литература (Ранович, 1949, 158–161). Сама Пальмира, ставшая в это время одним из красивейших городов Средиземноморья, в своем искусстве, как и в титулатуре своих правителей, демонстрирует соединение западных (античных) и восточных элементов (Чубова и др., 1985, 74–83, 90—108, 153). Как представляется, возвышение Пальмиры и образование на какое-то время обширной Пальмирской державы было своеобразным реваншем Востока в его противостоянии с Западом.

Хотя Пальмиру, по-видимому, поддерживали довольно широкие слои населения, сил для сохранения обширной державы, охватывавшей все азиатские провинции Рима и Египет, у нее не было. И когда на римском троне оказался энергичный и способный император Аврелиан, с правления которого кризис, переживаемый Римской империей, пошел на спад, Пальмирское царство рухнуло. Аврелиан использовал принятое Зенобией и Вахбаллатом титулов августы и августа, чтобы объявить их мятежниками против римского народа и начать с Пальмирой войну. В последний момент Зенобия попыталась найти компромисс, и начала выпускать монеты, где уже не упоминался ее титул августы, но зато на другой стороне появилось изображение Аврелиана (Grant, 1993, 20). Пальмирская царица вновь признала себя подчиненной римскому императору. Но подкупить этим Аврелиана не смогла. Римляне разбили пальмирские войска, и после осады весной 272 г. пала сама Пальмира. Зенобия и ее сын были захвачены в плен, а после восстания пальмирцев город и вовсе был разрушен (SHA, Тут. trig., 30, 23; Aur. 22, 1—31, 3). Пальмирское государство перестало существовать, и его территория снова стала частью римской провинции.

Со времени Аврелиана, как уже отмечалось, кризис пошел на спад. Единство империи было восстановлено, и в 283 г. новый император Кар, воспользовавшись смутами в Персии, начал с ней войну. Через год, во время похода он умер или был убит, а еще через некоторое время был убит и сменивший его сын Нумериан. Убийцу императора (или императоров), префекта Апра, в свою очередь, лишил жизни начальник стражи Диоклециан, который и был провозглашен императором (SHA, Саг., 8, 1—13, 2). Приход к власти Диоклециана стал поворотным пунктом в истории Рима. Как и при воцарении Арташира в Иране, речь шла не просто о смене правителя или династии, а о создании фактически нового государства. В отличие от Ирана, где на смену Парфии пришла Персия, Римская империя официально продолжала существовать, и множество связей объединяли Позднюю империю с Ранней. Но и по своему социальному и политическому устройству, и по экономической базе, и по религии это было уже другое государство. Кризис III в. покончил с античным миром, и хотя многие античные элементы еще существовали, их уже уместнее назвать пережитками античности.