II. Ханаан и Амурру

После трагических событий, связанных с аморейским нашествием, основным населением Сиро-Палестинского региона стали ханаанеи и амореи. Разумеется, они были не единственными этническими группами, здесь обитавшими. Уже говорилось о разных народах, пришедших в Палестину, может быть, одновременно с амореями. В различных городах Сирии все чаще поселялись хурриты. Возможно, уже тогда часть сирийского населения составляли предки арамеев, которые позже будут господствовать в Сирии. Но все же именно ханаанеи и амореи определяли этнический и в определенной степени политический облик Палестины и Сирии, включая Финикию. Много позже под названием Амурру возникнет особое государство. Но думается, что это название можно использовать и в более широком смысле — как определение территории амореев вообще[3].

Период исчезновения городов в разных районах Сиро-Палестинского региона имел различную длительность. Несколько в разное время начавшийся, он и заканчивался тоже в разное время. Период запустения Библа был очень коротким, ибо слишком удобным было это место. И уже скоро город, в котором снова преобладал ханаанейский элемент, хотя и с аморейской династией во главе, устанавливает торговые связи с Месопотамией, где его важнейшим партнером становится Мари' на Евфрате (Киррег, 1973, 21; Finet, 1985, 28–30). А на западе контрагентом Библа стал Кипр с его запасами меди. Около 2000 г. до н. э. первые города снова появляются на средиземноморском побережье Палестины (Weippert, 1988, 206), а затем городская культура распространяется и на внутренние районы страны (Dever, 1997, 287–289). Палестина становится страной городов. Хотя население этой страны оставалось разноплеменным, происходила "ханаанизация" живших там амореев и других этнических групп; они воспринимали ханаанскую культуру и, может быть, язык (хотя об этом нет никаких данных, а известные имена правителей некоторых городов преимущественно аморейские (Klengel, 1970, 124)), так что включение Палестины в общее понятие "Ханаан" вполне правомерно[4].

Значительную информацию о политическом положении в Ханаане дают египетские "тексты проклятий", магические тексты, состоящие из названий различных политических единиц и их глав, написанные на сосудах или фигурках, которые затем разбивались, дабы также разрушались и объекты проклятий. Эти тексты делятся на две группы, и обе они относятся ко времени Среднего царства в Египте. Их точная датировка спорна. По мнению одних исследователей, более ранняя группа датируется концом правления XII, а более поздняя — началом XIII династии (Helck, 1962, 49). По мнению других, обе группы были составлены во времена XII династии, но одна в правление Аменемхета I (приблизительно в середине XX в. до н. э.), а другая — Сенусерта III, веком позже (Dever, 1992, 39). В любом случае эти тексты дают представление о политической ситуации в Палестине, прилегающих к ней южных районах Сирии и частично Финикии в первые века II тысячелетия до н. э. Они перечисляют большое количество городов и их правителей, которые могли бы быть опасны для египтян. Небольшая часть таких городов располагалась на побережье, но основная — внутри материка, и целью египтян было магическим способом обезопасить свои торговые пути (Helck, 1962, 49–63). Поэтому естественно, что названы далеко не все города этого региона, а только те, которые таким путям могли угрожать.

Более ранняя группа называет 15 городов с их царьками (Helck, 1962, 49–53). Кстати, в этих текстах впервые упоминается Иерусалим. В нем, как и в некоторых других городах, отмечается несколько царьков. И это вызывает споры в науке. Не разбирая все приводимые в пользу той или иной точки зрения доводы, отметим, что наиболее близким к истине кажется то мнение, что канцелярия египетских фараонов упоминала не только современных им, но и ранее правивших глав той или иной политической единицы (Weippert, 1988, 232), как бы оберегая египетских торговцев от враждебности не только живых, но и умерших врагов. Более поздняя группа "текстов проклятий" насчитывает еще больше политических единиц — 64, причем везде правитель назван в единственном числе (Helck, 1962, 53–61). Как бы ни датировать эту группу текстов, она появилась, вероятнее всею, уже после военного похода Сенусерта III, о котором речь пойдет позже, т. е. когда авторы текстов уже не опасались враждебности покойных повелителей.

Большое количество городов, каждый со своим правителем, названных в "текстах проклятий", говорит о разделении Палестины и Южной Сирии на множество мелких городов-государств, "номов", по терминологии И. М. Дьяконова (Дьяконов, 19836, 139–140). Археология еще более увеличивает их количество. Каждый такой "ном" состоял из относительно обширного центрального укрепленного города с храмом (а иногда несколькими храмами), давшего название государству, нескольких более мелких городов и некоторого количества неукрепленных поселений, жители которых занимались сельским хозяйством (Dever, 1987, 153). В некоторых таких деревнях тоже имелись свои храмы. В центре, чаще всего на холме ("верхний город"), находился дворец и рядом с ним храм, особым кольцом стен отделенный от остального города. Археологи раскопали также небольшие укрепленные пункты, одно время состоявшие всего из одного здания, в котором явно жили воины со своими семьями и которые, по-видимому, располагались на границах "нома" и охраняли его рубежи (Dever, 1987, 164; Weippert, 1988, 215–232; Мерперт, 2000, 171–178) или же важнейшие пути (Огеп, 1997, 256–257). Это свидетельствует о выделении воинов в особую общественную группу. Означает ли это, что в таких городах-государствах больше не собиралось ополчение, в котором были обязаны участвовать все боеспособные мужчины? Или же речь идет только о "пограничниках", которые должны были защищать свое государство от первых нападений врагов, а затем уже в бой вступало ополчение, которое могло созываться и для более крупных кампаний? Выбрать тот или иной ответ трудно, хотя первый кажется более приемлемым. В любом случае наличие таких укрепленных пограничных пунктов говорит о весьма недружеских отношениях между отдельными "номами".

Экономика палестинских городов-государств становится более разнообразной. В это время широко распространяется открытая сравнительно недавно оловянистая бронза, ставшая основным металлом этой эпохи. В городах в значительной степени концентрируется не только политическая власть, но и ремесло, особенно изготовление бронзовых изделий и массовой керамики, (с использованием гончарного круга). Города, кроме того, становятся пунктами обмена сельскохозяйственной продукции деревень на продукты городского ремесла и товары, приходящие извне. В сельском хозяйстве все большую роль начинают играть земледелие и садоводство. Существовавшие, по-видимому, на окраинах таких городов-государств пастушеские группы тоже втягиваются в общую экономическую систему, причем значительная часть этих пастухов к указанному времени уже перешла от кочевья к оседлости (Finkelstein, 1991, 43–44; Dever, 1987, 163; Dever, 1997, 289). Больших городов не так уж много: они составляют всего 5–8 % всех известных палестинских поселений, но в них сосредотачивается более 50 % всего населения (Dever, 1997, 290).

В Северной Палестине наиболее значительным городом был Хазор, который вообще являлся самым крупным городом Палестины и одним из самых крупных во всем Сиро-Палестинском регионе (Kenyon, 1966, 67; Weippert, 1988, 217; Malamat, 1992, 121–122; Yadin, 1993, 594). Его "верхний город" располагался на холме высотой в 40 м, господствующем над окружающей местностью, а "нижний город", возникший позже (около середины XIX в. до н. э.) — на плато пониже (Rachet, 1983, 409–410). В отличие от "верхнего города", укрепленного самой природой, "нижний" был окружен искусственными мощными укреплениями, и в нем располагались важнейшие храмы, общественные здания, частные жилища (Yadin, 1993, 603). Но что самое главное — город контролировал важнейший торговый путь, соединявший Египет и Аравию с Месопотамией и Анатолией. Его партнером в Месопотамии, как и Библа, был Мари, с которым он был связан через Катну на Оронте и Ямхад в Северной Сирии. Хазор и сравнительно недалеко находившийся Лаис были самыми крайними в юго-западном направлении городами, которые упоминаются в текстах из Мари' (Malamat, 1983а, 168; Malamat, 1992, 121–123; Yadin, 1993, 594; ср., однако, Astour, 1993, 51–65). Из Мари' он получал олово, которое в то время было "статусным металлом" (Pigott, 1999, 5). Это подчеркивает значение Хазора для Мари' и всего сирийско-верхнемесопотамского района. Судя по сохранившимся источникам, Хазор, пожалуй, больше тяготел к Сирии и Анатолии, чем к более южным районам Палестины (cp.: Notes and News, 1993, 256). Культурные памятники Хазора демонстрируют также удивительные параллели с кипрской культурой (Muhly, 1999, 20). Едва ли связи этого города с Кипром были непосредственными, но Хазор явно участвовал в контактах Передней Азии с этим островом.

В центральной части Палестины важная роль принадлежала Сихему, а в южной — Позеру, Лахишу и Шарухену (Kcmpinski, 1989, 195). Обращает на себя внимание тот факт, что целью уже упомянутого похода Сенусерта был именно Сихем. Возможно, его подчинение или, скорее, нейтрализация должна была, по замыслу фараона, обеспечить безопасность египетских торговых путей в Палестине. Падение Сихема рассматривалось как поражение всего Рстену — под таким названием египтяне понимали весь Сиро-Палестинский регион (ANET, р. 230). Конечно, сообщение о поражении всей Палестины и Сирии — явное преувеличение, но для центра Палестины дело могло обстоять именно так. И если так оно и обстояло, то можно полагать, что там возникло какое-то объединение городов-государств под верховной властью Сихема как крупнейшего города этого района. Но каковы были формы этого объединения и степень подчинения других городов, совершенно неизвестно.

Одним из важнейших городов Южной Палестины был Шарухен. Он играл значительную роль в международной торговле. В нем и его окрестностях, в том числе в портовом городке Телль Ридан (современное название, ибо древнее неизвестно), было найдено довольно большое количество кипрской керамики, якоря кипрского типа, а в городе Телль Харор (тоже современное название) — чаша с ручками эгейского типа и черепок с выцарапанными знаками минойского письма. Видимо, морской путь, соединявший Эгейский мир и Кипр с Египтом, проходил, по крайней мере частично, вдоль средиземноморского побережья Сирии и Палестины, и район Шарухена играл значительную роль на южном отрезке этого пути. Видимо, через Шарухен доставлялись в Египет и некоторые товары Палестины. В этом районе, кроме самого Шарухена, найдено еще несколько укрепленных городов, в которых также имелись храмы и дворцы. В Шарухене выделяется элитная зона, предназначенная, видимо, для жизни местной аристократии. Сами города были хорошо распланированы. И все это, несомненно, требовало значительных затрат рабочей силы, часть которой состояла из окрестных пастухов. Все эти данные говорят о существовании здесь объединения городов-государств под верховной властью Шарухена. В каждом из них были свои царьки, но они, по-видимому, признавали верховную власть шарухенского царя (Огеп, 1997, 253–273). Форма осуществления Шарухеном власти над другими городами-государствами неизвестна.

Независимым от Шарухена был, несомненно, Лахиш, один из самых больших городов Палестины. В центре города возвышался царский дворец, имевший не менее двух этажей и, как и в Шарухене, окруженный особой стеной (Ussishkin, 1993, 898–899). Он явно тоже был центром довольно значительного города-государства.

Таким образом, можно, как нам кажется, говорить, что в Палестине образовался ряд объединений городов-государств под верховной властью царя наиболее крупного города. И именно такие объединения формировали политическую и экономическую жизнь этой страны.

В Заиорданье материальная культура была практически той же, что и в собственно Палестине. Однако более суровый климат и гораздо меньшее количество осадков стали причиной замедленного роста городов. Земледельческое население собиралось около источников воды. Оно, по-видимому, было связано со своими соседями по ту сторону Иордана. Недаром наибольшее количество известных поселений концентрируется в северной части долины Иордана, сравнительно недалеко от Хазора и Лаиса, откуда местные жители, вероятно, получали металлы (как показывают раскопки, металлообработка здесь существовала) и куда поставляли продукты своего хозяйства. Пути международной торговли в то время еще обходили Заиорданье стороной, и с внешним миром эта территория связывалась, вероятнее всего, через Иордан (Magness-Gardian, 1997, 320–322).

К этому времени Египет вышел из полосы упадка, и начался период нового его возвышения — Среднее царство. Одной из задач фараонов Среднего царства было восстановление положения Египта на его северо-восточных границах и в прилегающих районах Азии. Уже Метухотеп II, завершивший объединение страны, предпринял ряд походов на Синайский полуостров, чтобы, с одной стороны, предотвратить новые нападения азиатских кочевников на Египет, а с другой, — обеспечить работу медных и бирюзовых рудников, столь важных для египетской экономики (Hayes, 1971, 485). При фараонах XII династии, когда Среднее царство достигло своего наивысшего развития, египтяне разместили гарнизоны на Синае, так что этот полуостров в какой-то степени перешел под прямой контроль египетских властей (Hawes, 1971, 501).

За пределами Синая фараоны Среднего царства были озабочены лишь одним — обеспечить доступ к источникам дерева, металлов, драгоценных камней. Поэтому военные экспедиции они, за одним исключением, кажется, не предпринимали (Helck, 1962, 63–64, 90). Главным пунктом их связей с Азией и ее ресурсами снова становится Библ. Библские цари даже принимают египетский титул "хатийя", который носят высшие египетские чиновники (Fiammini, 1998, 49–59), но помещают свои имена в картуши (Klengel, 1969, 431–432; Posener, Bottero, Kenyon, 1971, 545). Возможно, что египтяне в какой-то степени осуществляли и политический контроль над Библом.

Своих целей египтяне стремились достичь и дипломатическими средствами. Они посылали местным царям ценные подарки, в том числе фигурки сфинксов со своими надписями. Такие сфинксы и другие египетские вещи найдены в разных местах Передней Азии, включая Библ и Угарит. Этим фараоны не ограничивались. Они направляли в некоторые города знатных вельмож, которые становились постоянными представителями царя Верхнего и Нижнего Египта, и наблюдали как за политической обстановкой в регионе, так и за условиями ведения египетской торговли. Такие египетские "послы" засвидетельствованы в Угарите и Мегиддо (Posener, Bottero, Kenyon, 1971, 549). Не пренебрегали египетские власти и магией, дабы обеспечить беспрепятственный проход египетских торговцев. Именно этим целям служили уже упоминавшиеся "тексты проклятий".

Фараон Сенусерт III не ограничился ни магическими, ни дипломатическими мерами, но предпринял военный поход в Палестину. Он дошел до Сихема в центре Палестины, но на обратном пути его арьергард, возглавляемый Хусебеком, подвергся нападению азиатов. Египтяне отбили это нападение, но в Палестине так и не остались (ANET, р. 230). Да это явно и не было целью Сенусерта. Он стремился обеспечить азиатскими продуктам свободный доступ в Египет, а Сихем, вероятно, в то время этому препятствовал. Этот поход был не очень-то значительным, но на фоне мирной в целом деятельности фараонов Среднего царства в Азии он выглядел весьма масштабной операцией, так что в памяти египтян Сенусерт остался великим завоевателем. Через две с лишним тысячи лет Геродот (II, 102) вспоминает об этом фараоне, как о завоевателе полумира.

В сферу египетского влияния входил и Угарит, расположенный на сирийском побережье к северу от финикийских городов. Его холм был заселен еще во времена неолита. Это поселение находилось на средиземноморском конце одного из путей, соединяющих Месопотамию со Средиземноморьем, и это в значительной степени определило его характер. Угарит упоминался уже в архивах Эблы II, возможно, торговал с ней (Matthiae, 1995, 274). В то же время общий характер угаритской культуры был иным, чем в Эбле (Matthiae, 1995, 124), да и само название "Угарит", по-видимому, несемитское. Угарит, как и другие города этого региона, был захвачен амореями, но, в отличие, например, от другого важного средиземноморского центра — Библа, он так и остался аморейским по преимуществу городом. Став значительным торговым центром Восточного Средиземноморья, Угарит превратился в значительной степени в полиэтнический город, в нем звучала разноязыкая речь, особенно часто хурритская, но основным населением оставались амореи, а угаритский язык являлся по существу диалектом аморейского (Шифман, 1987а, 32). Правда, этот диалект отделился от общеаморейского языка, как считается, довольно рано (Дьяконов, 1967, 332; Шифман, 1987а, 32), но это не отменяет его принадлежности к аморейскому языковому кругу. Основу угаритского общества составили, вероятнее всего, две аморейские племенные группы — датану и харнаму (Шифман, 1987а, 9; Шифман, 1993, 158–159). Традиции обеих групп тщательно сохранялись в Угарите, и позже их племенные предания (или, по крайней мере, часть их) были записаны и оформлены в виде эпических поэм "О Карату" и "Об Акхите".

Еще до поселения на угаритском холме оба аморейских племени были довольно развиты. Материал эпоса показывает достаточно стратифицированное общество с разнообразной экономикой, возглавляемое уже наследственным царем, обладающим собственной дружиной, противопоставляемой общеплеменному ополчению (Шифман, 1993, 15–19, 161–164). Это, естественно, привело и к относительно быстрому развитию аморейского общества уже в самом Угарите. Первым известным нам царем Угарита был Йакарум, сын Никмаку (Klengel, 1969, 333; Klengel, 1992, 43). Это имя находится на оттиске царской печати, найденной и гораздо более позднее время. Последнее обстоятельство творит о том, что сама печать была, по-видимому, династической, передаваемой от одного царя к другому, что позволяет видеть в Йакаруме почитаемого предка тех угаритских царей, которые правили в городе вплоть до его гибели. Сам Йакарум называет себя царем города Угарита, но о царском титуле отца молчит. Означает ли это, что Йакарум был узурпатором? Ответить на этот вопрос однозначно фудно. Вполне можно предположить, что уже Никмаку был угаритским царем, а опускание его титула объясняется известностью этого факта. Надо заметить, что такое имя позже носило несколько угаритеких царей, что также косвенно подтверждает царский статус отца Йакарума. Сам же Йакарум, по-видимому, совершил какие-то деяния, нам совершенно не известные, которые заставили его потомков особенно его чтить и пользоваться его печатью, которая датируется XIX в. до н. э. или чуть более ранним временем (Klengel, 1992, 42–43). Известны имена и преемников Йакарума, которые были, по-видимому, обожествлены и правили в XIX–XVIII вв. до н. э. (Klengel, 1992, 43).

Угарит, как и Библ, хотя, возможно, и в меньшей степени, поддерживал связи с Египтом, о чем свидетельствуют находки в этом городе египетских вещей, в том числе сфинксов фараона Аменемхета III (Helck, 1962, 69; Klengel, 1969, 329). Другим важным, может быть, даже еще более важным, чем Египет, партнером Угарита был Мари, и для последнего он был, вероятно, основным портом, через который этот месопотамский город мог поддерживать контакты со Средиземноморьем (Klengel, 1969, 331). С другой стороны, Угарит привлекал внимание киприотов и минойцев с Крита. Географическое положение Угарита было таково, что от него лежал самый короткий и прямой путь к Кипру, и с самого северо-восточного края этого острова в хорошую погоду можно было даже увидеть гору недалеко от Угарита. Поэтому возникновение кипро-угаритских контактов было вполне естественным. Исследования показали, что производство бронзовых изделий на Кипре возникло под влиянием Сирии и Месопотамии (Muhly, 1999, 20), а естественным пунктом связи Передней Азии с этим островом был Угарит. Видимо, через Кипр минойцы сначала связывались с Угаритом. И на Кипре, и в Угарите найдена мннойская керамика, приблизительно современная египетским изделиям периода XII династии, т. е. критского раннедворцового периода (Пендлбери, 1950, 152–165; Matz, 1973, 162). Какая-то часть минойцев могла прибывать в Угарит и минуя Кипр, двигаясь вдоль анатолийского и сирийского побережья (Mountjoy, Ponting, 2000, 179). Для изготовления бронзы были необходимы медь и олово. Олово доставлялось в Переднюю Азию, вероятнее всего, из современного Афганистана (Muhly, 1999, 21), а медь — с Кипра, и эти два металла встречались именно в Угарите. Таким образом, уже в первые века II тысячелетия до н. э. Угарит оказывается важнейшим узлом связи, объединяющим Кипр, Крит, Египет и Месопотамию. Конечно, это не означает, что минойцы не имели непосредственных связей с Египтом, но часть крито-египетских контактов вполне могла проходить через Угарит. Позже на территории Угаритского царства и, может быть, в самом Угарите даже возникает минойская фактория. Но если с Египтом минойцы могли все же связываться непосредственно, то в Мари, а оттуда в Месопотамию вообще, критские вещи могли попадать только через Угарит (ср.: Klengei, 1992, 42).

Внутренняя Сирия, за исключением ее южной части, в то время в сферу египетского влияния не входила. Она была в гораздо большей степени связана с Месопотамией. В этой части Сирии тоже происходит возрождение городов. Гак, в частности, восстанавливается Эбла, которая очень скоро снова стала играть значительную роль в экономике всего этого региона (Klengei, 1992, 41; Matthiae, 1995, 133–134). Но и в этническом, и в политическом плане это был уже совершенно другой город. Эбла И тысячелетия до к. э. была уже аморейской. Явно аморейское имя носил первый (и пока единственный известный) царь Эблы этого времени — Иббит-Лим, статуя которого с надписью датируется приблизительно 1900 г. до н. э (Mattiae, 1995, 189). Как и угаритский Йакарум, Иббит-Лим называет имя своего отца — Игриш-Хепа, но не указывает, был ли он царем (Matthiae, 1995, 59). Чтение этого имени еще спорно, но если его второй элемент прочитан правильно, то ясно, что в Эбле, кроме амореев, жили и хурриты (или, по крайней мере, оказывали на население значительное влияние), ибо этот элемент — несомненно, хурритский (Klengei, 1992, 41, n. 2). В политическом отношении Эбла утратила свою гегемонию. Сначала ее опережал Уршу, а позже Ямхад, столицей которого был Халеб, или Халпа.

Среди аморейских племен известно племя ямхаду, и не исключено, что одноименное государство получило свое название в честь этого имени — Ямхад (Buccellati, 1966, 243, n. 45). Если это так, то можно предположить, что это аморейское племя, первоначально засвидетельствованное у берегов Евфрата выше Мари' (Buccellati, 1966, 243), позже передвинулось в Северную Сирию и захватило Халеб. В отличие от многих других государств этого времени, возникшее здесь царство носило название не города, а племени. Означает ли это, что Ямхад возник не на основе города, а на основе племени, и был не городом-государством ("номом"), а "племенным" государством, как государства следующего тысячелетия? Ответить на это вопрос с уверенностью невозможно. Но то, что мы знаем о Ямхаде, говорит все же, скорее, в пользу существования обширного объединения, возглавляемого царем Ямхада, в состав которого входили подчиненные царства. По-видимому, такое название объясняется слишком значительным сохранением племенных традиций в этом государстве.

Первым известным правителем Ямхада был Сумуэпух. Его могущественный сосед царь Мари' Яхдун-Лим не называет его царем, а просто упоминает Сумуэпуха из страны Ямхад. И это дает основания полагать, что он был главой племени или союза племен (Klengel, 1969, 112), т. е. в любом случае довольно значительной фигурой, с которой соседи были вынуждены считаться. Не исключено, впрочем, что к концу правления Сумуэпух принял титул царя. Под его властью находилась обширная территория между Евфратом и Оронтом, через которую проходили важнейшие торговые пути из Месопотамии к Средиземному морю. На Евфрате важнейшим торговым центром, подчинявшимся Ямхаду, был Эмар, старинный город, упоминавшийся еще в архивах Эблы (Malamat, 1983а, 173; Margueron, 1995, 127). Господство над этими путями обеспечивало Ямхаду богатство, силу и политическое значение. Когда несколько царей столкнулись с Мари, они просили помощи у Сумуэпуха. Но в дальнейшем Сумуэпух встретил очень сильного противника — Шамши-Адада, который, укрепившись сначала в Ашшуре, в конце XIX и в начале XVIII в. до н. э. создавал сильную державу, стремясь повторить деяния Саргона Аккадского (Дьяконов и др., 1988, 60). Для подчинения Северной Сирии и выхода к Средиземному морю, как это делали Саргон и его внук, необходимо было покорить и Мари, и Ямхад. С первой задачей Шамши-Адад справился, и единственный оставшийся в живых сын марийского царя Зимри-Лим бежал в Яхмад. На престол Мари' Шамши-Адад посадил своего сына Ясмах-Адада. Сумуэпух попытался и с ним наладить нормальные отношения, но претензии Шамши-Адада были слишком велики. Понимая, по-видимому, что Сумуэпух силен, Шамши-Адад сколотил против него коалицию. В эту коалицию вошли, кроме самого Шамши-Адада и его сына, также правители ряда государств, расположенных к северу от Яхмада, в том числе Кархемыш, и Катна — к югу от него. Определенную роль в присоединении к этой коалиции сыграл страх перед мощным завоевателем, но не меньшее значение имели также политические и экономические интересы всех этих государств.

Кархемыш господствовал над важнейшим переходом через Евфрат в районе его большой излучины и стремился сохранить монополию на переправу через эту реку, а этой монополии угрожал Яхмад. Через Уршу и другие северные государства шел северный путь из Месопотамии к Средиземному морю. Другой путь проходил через край пустыни и оазис Тадмора, оттуда к Катне, а из Катны уже к средиземноморскому побережью. Другой путь соединял через Катну Палестину и Южную Сирию с Анатолией. Господствуя на важнейших отрезках этих путей, Катна становилась в то время одним из важнейших государств региона, соперничая с Ямхадом. Союз был, конечно, неравноправным, ибо фактически союзные государства становились вассалами Шамши-Адада, принимая на себя по существу односторонние обязательства. Ярким выражением возникшего союза стала женитьба Ясмах-Адада на дочери царя Катны Ишхи-Адада Белтрум. Видимо, с помощью своего нового родственника Шамши-Адад сумел совершить поход к побережью Средиземного моря, минуя территорию враждебного Ямхада. Но игнорировать его он не мог.

Вскоре войска коалиции, по-видимому, с разных сторон вторглись во владения Сумуэпуха. Шамши-Адад намеревался взять Сумуэпуха в плен и передать в дар царю Катны. Он действительно сумел одержать победу, но едва ли взял в плен Сумуэпуха. Война не закончилась одним сражением и продолжалась несколько лет. За это время Сумуэпух умер, и его сменил его сын Ярим-Лим. Он уже выразительно именуется царем, а столицей его стал Халеб. Царство Яхмад было окончательно оформлено.

Ярим-Лим продолжал войну с Шамши-Ададом и его союзниками. После смерти Шамши-Адада его царство фактически распалось на восточную и западную части, причем западной управлял мало способный Ясмах-Адад. Это вдохновило врагов нового государства. К войне против наследников Шамши-Адада присоединились цари Эшнуны и Вавилона. Сила теперь явно была на стороне Яхмада и его новых союзников. В результате держава, созданная Шамши-Ададом, рухнула, а укрывшийся в Ямхаде Зимри-Лим вернулся в Мари' и стал царем, восстановив в скором времени могущество этого государства (Klengel, 1965, 111–118; Klengel, 1970, 140–142; Klengel, 1992, 51–55; Дьяконов и др., 1988, 59–64).

Между Яхмадом и Мари' установились довольно дружественные отношения. Их выражением стали не только взаимные подарки, иногда весьма ценные, но и женитьба Зимри-Лима на дочери Ярим-Лима Шибту, которая стала играть видную роль при дворе в Мари. Юный Зимри-Лим нашел приют в Ямхаде, а царь Мари' стал даже называть Ярим-Лима отцом, подчеркивая свое уважение. Между двумя государствами был, вероятно, заключен формальный договор о взаимной помощи (Klengel, 1965, 118–120; Klengel, 1992, 55–56; Kupper, 1982, 174). Стремясь, может быть, обеспечить большую безопасность своим границам в сирийской степи, Зимри-Лим выступил посредником между Ярим-Лимом и царем Катны Амутпиэлом, причем, по-видимому, царь Катны сам прибыл в Халеб для примирения. В результате между этими двумя ранее враждебными царями были установлены если не дружеские, то вполне нормальные отношения. По-видимому, были урегулированы и отношения Ямхада с Кархемышем. Эта дипломатическая активность марийского царя позволила установить в Северной Сирии и прилегающих областях относительно прочный мир. Ярим-Лим, со своей стороны, избавившись от возможной опасности со стороны соседей, особенно довольно сильной Катны, мог воспользоваться этим и расширить сферу своего господства. Восточной границей Ямхада являлся Евфрат, и Кархемыш в той или иной форме был вынужден признать первенство этого царства. На западе, возможно, уже при Ярим-Лиме царь Ямхада установил свою власть над областью Мукиш в устье Оронта с центром в Алалахе. Это имело для Ямхада огромное значение, т. к. позволило ему выйти непосредственно к средиземноморскому побережью. Через территорию Ямхада критские товары шли из Угарита в Мари' и оттуда в Месопотамию. И недаром несколько позже угаритский царь, услышав о великолепии дворца в Мари, просил именно сына Ярим-Лима помочь ему добраться до Мари' и увидеть этот роскошный дворец. В одном из сохранившихся документов отмечается, что за ямхадским царем следуют еще 20 царей. Это, несомненно, демонстрирует могущество Ярим-Лима, но, с другой стороны, ясно показывает, что Ямхад был фактически конфедерацией множества мелких государств, признававших в царе Халеба своего суверена (Klengel, 1965, 120–123; Klengel, 1992, 56–58). Ярим-Лим оставил своему сыну Хаммурапи обширное и сильное царство.

Хаммурапи играл значительную роль в политической жизни Ямхада еще при жизни отца. Став царем, он продолжил политику Ярим-Лима, поддерживая хорошие отношения с Мари' и Вавилоном и достаточно мирные — с Катной. Вавилону он даже помогал войсками. В это время вавилонский царь Хаммурапи, тезка и современник царя Ямхада, строил свою державу, вошедшую в историю как Старо-Вавилонское царство. После подчинения ряда мелких царств Месопотамии он завоевал, а затем фактически разрушил Мари' и казнил его царя Зимри-Лима. Это создало совершенно новую политическую обстановку, чем и воспользовались ямхадские цари. Они подчинили себе Эмар на Евфрате, который ранее, по-видимому, принадлежал Мари, и распространили свою власть за Евфрат. Произошло ли это еще при Хаммурапи (ямхадском) или его сыне Аббаэле, неясно. В правление последнего против него поднялось восстание в городе Иррите в Верхней Месопотамии, которым управлял брат царя Ярим-Лим. Сам Ярим-Лим справиться с восстанием не смог, и на восставших обрушились войска самого Аббаэла. Восстание было подавлено, а город Иррите полностью разрушен. Дабы компенсировать брату потерю его удела, Аббаэл передал ему в наследственное владение город Алалах с окрестностями (Klengel, 1992, 58–61). Эта передача была оформлена особым договором, согласно которому царь Ямхада обязался не отнимать у правителя Алалаха и его наследников его владений при условии сохранения ими верности (Klengel, 1979, 450). Так образовалось небольшое вассальное царство Алалах (или Мукиш) со своей династией, родственной династии верховных царей Ямхада. Перед своим сувереном правитель Алалаха выступал как "человек", а перед подданными — как "царь". Таково было, вероятно, положение и других вассальных царьков в объединении, возглавляемом Ямхадом.

Царю Никмепе, внуку Аббаэла и сыну Ярим-Лима II, пришлось завоевывать город Аразик, расположенный на Евфрате, а при его сыне Иркабтуме засвидетельствован мятеж в одном из городов за Евфратом. Все это ясно говорит, что Ямхад начал терять свои заевфратские владения. И это следует связать с продвижением хурритов (Klengel, 1992, 62–63). Хурриты давно начали проникать в Сирию и Палестину. В первые века II тысячелетия до н. э. они уже составляли значительную часть городского населения Сирии, особенно ее северной части, а в некоторых местах проникли и в правящий слой, некоторые цари даже носили хурритские имена (Kuhne, 1982, 206). В Верхней Месопотамии вскоре образовалось хурритское царство Митанни, ставшее самым сильным из хурритских государств и позже подчинившее все остальные (Аветисян, 1984а, 34–43; Дьяконов и др., 1988, 68–72). Хурриты, видимо, и лишили Ямхад его владений за Евфратом. Правда, известные нам последние цари Ямхада — Ярим-Лим III, сын Иркабтума, и Хаммурапи II, сын Ярим-Лима, как будто не сталкивались с митаннийцами. Тем не менее Хаммурапи попытался, как кажется, заключить договор с Вавилоном, и его целью могло быть противодействие хурритам (Klengel, 1992, 63–64). Но главная опасность пришла с другой стороны. Это были хетты. Хеттское продвижение создало в Сирии новую политическую ситуацию.

В пределах как сирийских, так и палестинских государств жили полукочевые племена, которые частично занимались земледелием, основным же их занятием было скотоводство. Так, обширная степная скотоводческая область находилась между Ямхадом, Мари' и Катной и была "яблоком раздора" для этих государств. Раскопки в Палестине показали наличие в пределах местных городов-государств стоянок таких полукочевых пастухов и охотников (Weippert, 1988, 215–216). Организационной формой их жизни было еще не государство, а племя. Эти племена отмечаются в египетских "текстах проклятий". Именно племена "проклинаются" в районе Библа, а не сам город. Это значит, что даже в границах такого развитого и довольно небольшою по своим размерам прибрежного города-государства жили люди, стоявшие на более низкой ступени развития.

Об образе жизни этих племен хорошее представление дает "Рассказ Синухе" (ANET, р. 18–22; Поэзия и проза…, 1972, 38–50). Некоторые исследователи считают, что это сочинение, составленное в виде автобиографии, создано при египетской канцелярии и даст представление не о реальном положении в Азии, а о египетском видении этого положения (Helck, 1962, 46). Другие не сомневаются в подлинности исторического героя и реальности его описания, полагая даже, что в основе этого произведения лежит переработанная автобиография этого вельможи, высеченная на стене его гробницы (Тураев, 1936, 249; Кацнельсон, 1976, 331; Hawes, 1971, 525, n. 10; Перепелкин, 1988, 415). Писец, написавший это произведение на папирусе, сообщает, что он просто списал то, что уже было написано (В, 311). Сейчас можно считать общепринятым мнение, что это сочинение дает хорошее представление о реальном положении на периферии Сиро-Палестинского региона.

Для египтян все азиаты были дикими кочевниками (В, 265, 276). Так, в "Рассказе Синухе" ни разу не упоминаются ни город, ни деревня, но только лагеря и палатки, и лишь однажды дом, что говорит в пользу такого мнения (Posencr, Bottero, Kenyon, 1971, 553–554). Однако в этом рассказе, помимо скотоводства и его продуктов, говорится также о винограде и вине, об оливах и оливковом масле, об инжире, пшенице и ячмене (В, 81–84, 87–90). И это свидетельствует о культуре земледелия, которое с чисто кочевой жизнью, несовместимо. Можно поэтому утверждать, что азиаты, о которых повествует "Рассказ Синухе" были, скорее, полукочевниками, сочетавшими кочевое скотоводство с относительно оседлым земледелием. Они объединялись в довольно обширные социально-политические единицы во главе с правителем. Таким был Амунеши, которого рассказчик называет правителем Верхнего Ретену (R, 55), т. е. какого-то района в Южной Палестине. В состав такой "страны" входили племена, которыми правят сыновья правителя (В, 93–94). Правителем племени Амунеши назначил и Синухе, который после своего отъезда в Египет оставил правителем вместо себя своего старшего сына (В, 240–241). Каждое племя обладало определенной территорией со своим названием (В, 79–81). В какой степени название племени и территории совпадали, неизвестно. Главной задачей правителя была, с одной стороны, защита своего племени и каждого соплеменника, а с другой — нападения на соседей и захват их имущества, прежде всего пастбищ, колодцев и скота (В, 97–98, 102–106). Судя по одобрению верховным правителем таких действий Синухе, объектом нападений были племена, входившие в другое подобное объединение. За это племя содержало своего правителя, принося ему самое разнообразное продовольствие (В, 87–90). Но и у него было довольно большое состояния, включавшее людей, скот, припасы и плодовые деревья, т. е. какой-то земельный участок (В, 240–241). Челядь была не только у Синухе, но и у его противника (В, 142). Здесь речь явно идет о рабах, обслуживавших своего господина и сопроводивших его во всех предприятиях. Характерна сцена боя между Синухе и неким силачом из соседнего племени (или "страны"), который пытался овладеть его стадами. Этот силач уже прежде покорил все Ретену. Зрители боя активно переживали происходящее (В, 109–142). Видимо, речь шла не только об имуществе, но и о власти, вопрос о которой порой еще решался в поединках между претендентами: недаром так рад был Амунеши победе Синухе, да и последний после победы захватил не только стада, но также лагерь и палатку побежденного (В, 143–146).

Перед нами типичное полукочевое общество, уже в определенной степени стратифицированное, в котором выделяется правящая элита, состоявшая из семьи правителя, как верховного, так и местного (о других членах элиты ничего не говорится, но это не значит, что их не было), основной массы свободного населения, связанного с правителем данническими отношениями, и домашних рабов, обслуживавших элиту. Племена объединялись в более обширные единицы, но пользовались значительной автономией. Объединения племен в какой-то степени были подобны объединениям городов-государств под верховной властью одного правителя. В заиорданской пустыне было обнаружено очень странное, укрепленное квадратное сооружение, используемое долгое время (Magness-Gardian, 1997, 320). Это, безусловно, был не караван-сарай, ибо до одомашнения верблюда через эту пустыню никакой торговый путь не проходил. Не могло ли оно служить резиденцией кочевого (или полукочевого) правителя?

Азиатские кочевники или полукочевники имели контакты не только с городами-государствами Сирии и Палестины, о чем уже говорилось, но и с Египтом. Правитель первой кочевой орды, которого встретил Синухе, бывал в Египте и знал кое-кого из членов египетской придворной знати, включая самого рассказчика (R 54). Позже какие-то представители фараона побывали в Ретену, и он послал свои дары Синухе, приглашая его вернуться из Египта (В, 173–175). Между восточными "варварами" и Египтом существовали, следовательно, довольно тесные взаимоотношения. Те кочевники, которые жили на Синае, играли определенную роль в палестино-египетской торговле, и раскопанные там поселения были по существу стоянками на пути этой торговли (Огеп, 1997, 275). Какая-то часть кочевников или полукочевников довольно рано стала проникать и в сам Египет. Роспись на стене одной из египетских гробниц этого времени показывает такой караван азиатов, в составе котоpoго ослы, груженные товарами, скот, вооруженные мужчины и безоружные женщины (одна из них, по-видимому, с каким-то струнным музыкальным инструментом), дети (Weippert, 1988, 212–214, Abb., 3.24). Присутствие женщин и детей не оставляет сомнений, что перед нами не торговый караван, а какая-то группа азиатов, переселяющаяся в Египет. Это очень напоминает библейский рассказ о переселении в Египет Иакова-Израиля со всеми детьми, женами, внуками, скотом и прочим имуществом (Gen. 46, 5–7). Одним из толчков (может быть, самым главным) к такому переселению был регулярно случавшийся голод, именно об этом говорят сыновья Иакова фараону, отвечая на вопрос о причине их прибытия в Египет (Gen. 47, 3–4). Интересно, что этот ответ противоречит предыдущей благостной картинке, в которой причиной переселения называется желание Иосифа, ставшего первым министром фараона, увидеть своего отца и братьев (Gen. 45, 3—20). Видимо, память о реальной причине подобных переселений надолго осталась в памяти не только самих иммигрантов, но и их отдаленных потомков. Археология также показывает существование азиатских поселений в восточной части дельты Нила (Holladay, 1997, 183–209). Наличие азиатского населения в нильской Дельте должно было облегчить установление гиксосского господства в Египте.

По словам Манефона (fr. 43, 48–50), из восточных стран неожиданно появились какие-то люди бесславного происхождения, но полные отваги, которые сжигали египетские города, разрушали храмы, жестоко угнетали население, обращали многих в рабство и, наконец, избрали царя, который стал владычествовать в Египте. Это были гик-сосы, т. е. цари-пастухи, резиденцией которых стал сначала Мемфис, а затем Аварис в северо-восточной части Дельты (Redford, 1997, 19). Египет оказался под властью гиксосов. Подавляющее большинство дошедших до нас гиксосских имен имеют ярко выраженный западносемитский характер (Redford, 1997, 21), и уже на одном этом основании гиксосов нельзя считать хурритами, как это иногда предполагалось ранее (Helck, 1962, 102). Много позже, уже после изгнания гиксосов из Египта фараон Яхмос же обрушился на палестинский Шарухен, явно видя в его захвате продолжение или, скорее, завершение своей антигиксосской кампании (ANET, р. 233). Сейчас можно считать доказанным, что гиксосы происходили из Палестины. Шарухен и Аварис были, по словам одного ученого, двумя столпами гиксосской державы (Bietak, 1997, 113). А поскольку Шарухен был, скорее, ханаанским городом, чем аморейским, то и гиксосы были, более вероятно, именно ханаанеями.

Многие современные исследователи отрицают вероятность неожиданного и мощного вторжения и полагают, что в действительности это было постепенное проникновение различных азиатских групп, особенно семитских, которые потихоньку обосновывались в Дельте и, наконец, собравшись в значительном количестве, захватили там власть, а сообщение Манефона является не чем иным, как плодом более поздней пропаганды (Hayes, 1973, 54; Bietak, 1997, 111). Однако разрушения в Египте действительно имели место. Восстановлением разрушенных азиатами храмов гордилась египетская царица Хатшепсут (ANET, р. 331; Redford, 16–17). А поскольку Шарухена был, как говорилось выше, уже довольно развитым царством, то более приемлемым кажется мнение, что гиксосское вторжение было достаточно организованным, что гиксосы воспользовались упадком Египта, когда в конце Среднего царства страна практически распадалась на отдельные владения, и, прорвавшись через границы, захватили в ней власть, заставив местных правителей признать их царями Верхнего и Нижнего Египта. Резиденцией гиксосского царя стал Аварис, но Шарухен, по-видимому, продолжал играть определенную политическую роль. Недаром именно там было найдено подавляющее большинство скарабеев с именами гиксосских фараонов.

Распространение этих скарабеев может указать на пределы сферы гиксосского господства в Палестине. Почти все они найдены в южной и центральной частях страны, особенно много на побережье, зато почти полностью отсутствуют в Галилее, на севере Палестины, и тем более — в Сирии и на финикийском побережье (Weinstein, 1981, 8— 10; Weippcrt, 1988, 211–212). Это ясно показывает, что Северная Палестина, Сирия и побережье к северу от Кармела не находились под властью гиксосов, хотя не исключено, что и здесь им принадлежали какие-то анклавы (Kempinski, 1997, 328). Не было связано с ними и Заиорданье (Magness-Gardiner, 1997, 321). Это, кончено, не означает, что гиксосы не имели никаких контактов со всеми этими территориями. Раскопки в Египте показывают, что туда приходили некоторые товары из Библа и Угарита и даже из далекой Эблы. Но все же основная масса импорта происходила из Юго-Западной Палестины, т. е. "родины" гиксосов, откуда те привозили вино, а также масло, мед благовония, смолу (McGovern and Harbottle, 1997, 151–152).

Гиксосские фараоны стремились представить себя подлинными наследниками прежних владык и носили те же самые титулы, что и цари Верхнего и Нижнего Египта. Но египтяне ненавидели пришельцев и в конечном счете изгнали их из Египта. Около 1580 г. до н. э. (или по другой хронологии, 1540 г.) фараон Яхмос, основатель Нового царства и его XVIII династии, захватил Аварис, но этим не ограничился. По пятам врагов он двинулся в Южную Палестину и осадил Шарухен. Осада продолжалась три года (ANET, р. 233). Египетский военачальник, рассказывавший об этом походе, умалчивает, был ли город взят египтянами или нет, сообщая лишь о захваченной им здесь добыче. Возможно, что Шарухен устоял. Изгнание из Египта привело к крушению гиксосского господства и в Палестине.

Поход Яхмоса в Палестину был лишь продолжением и завершением его кампании против гиксосов. Поэтому египтяне не остались здесь, а вернулись, чтобы вести войну уже с эфиопами, угрожавшими стране с юга. Но преемники Яхмоса вскоре приступили к завоеваниям, создавая мировую египетскую державу. Несколько раньше такую попытку предприняли хетты, а вслед за ними хурриты из Митанни. Палестина и Сирия оказались между всеми этими соперничающими мощными государствами и стали ареной их борьбы.