IX. Начало эллинизма

В 334 г. до н. э. Александр Македонский начал свой знаменитый восточный поход. В следующем году близ Исса oн полностью разгромил армию Дария III и в 332 г. до н. э. со своим войском оказался в Финикии. Финикийские города добровольно подчинились новому завоевателю, причем сидонцы, помня о недавнем поражении и жестокостях персидского царя и ненавидя персов, сами призвали Александра (Агг. Anab., II, 15, 6). Его власть готов был признать и Тир, но впустить македонского царя в свой город тирийцы отказались. Попытка Александра захватить Тир силой не удалась. И началась семимесячная осада, ставшая одной из самых крупномасштабных осад в древности (Fuller, 1998, 216). По приказу Александра была насыпана дамба, соединившая остров с материком, в результате чего он превратился в полуостров. По этой дамбе македонские войска подошли к самым стенам и ворвались в город. После ожесточенных уличных боев Тир был взят, и Александр обрушил на тирийцев жесточайшие репрессии (Агг. Anab., II, 16–24; Curt. Ruf., IV, 2–4; Diod., XVII, 40–46). Теперь вся Финикия оказалась под властью Александра Македонского.

Еще в ходе осады Тира Александр был вынужден отправиться в поход против арабов, обитавших в горах Антиливана (Plut. Alex. 24). Кто были эти арабы и как они оказались в этом районе, мы не знаем. Но угроза с их стороны явно была столь велика, что царю самолично пришлось выступить на борьбу с ними: И только вернувшись из этого похода, он снова возглавил осаду Тира. Сосредоточившийся лично на подчинении Финикии, Александр часть своей армии во главе с Парменионом направил в Дамаск, где перед битвой Дарий оставил значительную часть своих сокровищ. Правитель Дамаска предал своего царя, и персидские сокровища без сражения попали в руки македонян (Агг. Anb., II, 11, 8; 15, 1; Curt Ruf., III, 13). По словам Иосифа Флавия (Ant Iud., XI, 8, 3), во время осады Тира Александр потребовал от иудейского первосвященника подкрепления и продовольствия, угрожая в противном случае войной, но тот отказался, сославшись на клятву, данную им Дарию. Царь потребовал и от других подчиненных персам правителей того же (Шифман, 1988, 90–91). Этому требованию подчинился правитель Самарии Санбаллат, признавший своим властелином Александра и приведший ему на помощь 8 тысяч воинов (Ios. Ant. Iud., XI, 8, 4). Таким образом, эта война резко разделила правителей отдельных территорий и общин: Иудея оставалась верной Дарию, а Самария и Дамаск перешли на сторону Александра.

Подчинение Финикии было очень важно для Александра. Еще в самом начале войны Дарий III отправил в Эгейское море флот, в который вошли и финикийские корабли (Агг. Anab., II, 14, 7). Как и во время греко-персидских войн, их эскадры возглавляли цари финикийских городов — царь Сидона Абдастарт, царь Тира Азимилк, царь Арвада Герастарт II, может быть, библский царь Эниэл. Хотя военные действия на море и побережье шли с переменным успехом, в целом флот в основном добивался поставленных целей. И сам Александр, если верить Арриану (Anab. II, 17, 1), признавал, что на море господствуют персы. После же захвата финикийского побережья эскадры покинули персидский флот, а оставшиеся корабли были отрезаны от баз на материке. С этого момента македонский царь мог уже их не опасаться.

Непосредственной целью Александра на этом этапе войны был захват Египта. Но путь к нему преграждала Паза, гарнизон которой отказался сложить оружие. И снопа Александру пришлось приступить к осадным работам. Сам Александр был ранен во время этой осады. Но в итоге Газа была взята, а ее защитники, в том числе и местные жители, поддержавшие гарнизон и сражавшиеся вместе с ним, бы ли либо уничтожены, либо проданы в рабство. Опустевший город был заселен окрестными жителями (Агг. Anab., II, 25, 4-26, 7; Curt. Ruf., IV, 6, 7—31; PluL Alex., 25).

Взятие Газы открыло Александру путь в Египет (Fuller, 1998, 218). Иосиф Флавий (Ant. lud, XI, 8, 4–5) рассказывает, что сперва Александр направился в Иудею, чтобы исполнить свою угрозу, но по воле Бога и вследствие молений жрецов он преклонился перед первосвященником, прославляя в его лице Бога, который руководил его походом. В таком виде этот рассказ, несомненно, является легендой, ходившей в иудейской среде, тем более что никакой неиудейский источник поход Александра на Иерусалим не подтверждает. Но все же какое-то историческое зерно в нем имеется. По-видимому, после долгих и опасных осад Тира и Газы и перед походом в Египет, исход которого был неясен, Александр не захотел ссориться с иудейской общиной и предпочел пойти на компромисс: иудеи признали его власть, а он подтвердил их прежние привилегии. Иосиф отмечает, что часть иудеев после этого согласилась участвовать в походе. Видимо, оценив создавшееся положение, верхушка иудейской общины приняла первоначальное требование македонского царя и направила к нему какие-то подкрепления. Иудейская община сравнительно легко согласилась подчиниться новому завоевателю, т. к. для нее не изменилось практически ничего, кроме имени верховного царя (Bickerman, 1988, 6).

Египет сдался Александру без боя. Македонский царь готов был остаться в долине Нила, но события в Палестине ускорили его выступление в новый поход Самария, как уже говорилось, в лице своего правителя признала власть Александра. Однако Санбаллат вскоре умер, а сравнительно долгая задержка Александра в Египте возбудила надежды его врагов. В Самарии вспыхнуло восстание. Назначенный Александром наместником Сирии Андромах не только не сумел его подавить, но и сам попал в руки повстанцев, которые его сожгли заживо. Это восстание в случае своего распространения на более обширные территории грозило отрезать Александра от Малой Азии, а через нее — от Греции и Македонии и тем самим поставить под угрозу всю экспедицию. Курций Руф (IV, 1, 5) отмечает, что сирийцы даже после битвы при Иссе еще пренебрегали новой властью, и Александру пришлось их усмирять. Часть сирийцев входила в те подразделения персидской армии, которые возглавлял Маздай (Агг. Anab. III, 8, 6). Вместе с другими персидскими войсками они ушли в Месопотамию, но задержались на Евфрате, защищая переправу (Агг. Anab., III, 7, 1). Все это заставило Александра отнестись к этому, казалось бы, чисто местному и незначительному восстанию очень серьезно. Вернувшись в Финикию, он обрушился на мятежников. Впрочем, еще только получив известие о приближении грозного царя, самаритяне испугались и выдали зачинщиков (Curt Ruf., IV, 8, 9—10). Но это их не спасло. Александр жестоко покарал Самарию. Были убиты не только мужчины, но и многие женщины и дети, а сам город был заселен македонскими колонистами (Дандамаев, 1985, 263–264; Шифман, 1988, 100–101; Bickerman, 1988, 9—10).

После этого Александр сделал Тир базой для отдыха и сбора своих сил, прежде чем двинуться в новый поход. К этому времени он принял ряд мер по упорядочению управления Передней Азией. Вскоре после битвы при Иссе он назначил правителем Сирии, по сообщению Арриана (Anab., II, 13, 7), Менона, а по словам Курция Руфа (IV, 1, 4) — Пармениона. Сведения Арриана явно более точные (Шифман, 1988, 78). Дело не только в стремлении Руфа, недоброжелательно относившегося к Александру, выдвинуть на первый план этого заслуженного полководца, которого сам Александр недолюбливал и даже опасался, но и в том, что Арриан, по его собственным словам (I, praef. 1), пользовался сведениями Птолемея и Аристобула, современников и участников этого похода. Финикия же Менону не подчинялась и стала чем-то вроде протектората под управлением самого царя (Шахермайр, 1984, 158). В самих финикийских городах сохранилась прежняя система власти. В Сидоне, царь которого находился в это время в персидском флоте и был враждебен Александру, на трон был посажен его дальний родственник Абдалоним (Curt. Ruf., IV, 1, 16–20). Иначе произошло в Тире. Его царь Азимилк в момент прихода к ею стенам Александра, тоже находясь в персидском флоте (Агг Anab., II, 15, 7), ко времени взятия Тира успел вернуться (Агг. Anab. II, 24, 5). Находки тирских монет свидетельствуют, что Аземилк царствовал в Тире вплоть до 309 или 308 г. до н. э (Elayi, Elayi, 1988, 107–117; Lemaire, 1991, 146–149). Неизвестно, что двигало Аземилком, когда он вернулся в осажденный город, и как этот его героический поступок расценили соотечественники. Но Александр явно истолковал его как отпадение от Дария и по-царски вознаградил: Аземилк был оставлен на тирском престоле.

Дав своим воинам отдохнуть, Александр выступил в новый поход. Дойдя до Тапсака, где семьдесят лет назад стоял со своим войском Кир Младший, он стал готовиться к переправе через Евфрат. Дарий поручил сатрапу Сирии и Киликии Маздаю охранять эту самую удобную переправу, но тот, узнав о приближении основных сил македонян, тотчас отступил, так что Александр беспрепятственно вторгся в Месопотамию (Агг. Anab., III, 7, 1–2; Curt. Ruf., IV, 9, 8). Дальше военные действия разворачивались на огромных пространствах Месопотамии, Ирана, Центральной Азии и части Индии. Сирия, Финикия, Палестина остались в глубоком тылу войск Александра и не делали никаких попыток выступить против нового завоевателя.

Вернувшись в Вавилон, Александр задумал совершить новый поход, на этот раз — против арабов, живших около Персидского залива, а затем, обойдя Аравию и Африку, подчинить себе всю западную часть обитаемого мира. Для этого был нужен флот, и по приказу Александра в Финикии были построены корабли, в разобранном виде доставлены в Тапсак и там спущены на Евфрат. Таким же образом когда-то Тутмос III доставлял финикийские корабли на колесницах к этой реке. В Вавилон были доставлены также финикийские моряки. Кроме того, по поручению царя в Финикию и Палестину прибыл Миккал, который должен был набрать новых моряков (Агг. Anab., VII, 19, 4–6; Curt. Ruf., X, 1, 17; Plut. Alex., 68; Diod., XVIII, 4). Однако в разгар этих приготовлений Александр умер, а его преемники отказались от осуществления его планов.

Новые испытания для Передней Азии начались после смерти Александра, когда его полководцы (диадохи) перессорились из-за наследства великого завоевателя. Вскоре после смерти Александра Пердикка стал фактическим правителем всех азиатских территорий, а непосредственное управление было разделено между сатрапами. Сатрапом Сирии и Финикии назначен старый друг Александра Лаомедонт (Curt. Ruf., X, 10, 2; Diod., XVIII, 3). Но согласие между диадохами длилось недолго, и вскоре Пердикка решил отнять у Птолемея, инициатора раздела государства (Paus., 1, 6, 2), Египет, которым тот управлял. Но он был убит, и начался новый виток войн, опустошавших Ближний Восток.

После гибели Пердикки его зять Аттал, командовавший флотом, увел корабли в Тир, где собрал всех уцелевших сторонников погибшего полководца с целью защитить этот важный пункт от возможного нападения Птолемея (Diod., XVIII, 37). Однако Птолемей в тот момент, видимо, еще не считал себя достаточно сильным, чтобы вмешиваться в азиатские дела. Вскоре диадохи попытались еще раз решить миром свои споры и, собравшись в сирийском городе Трипарадизе, опять разделили между собой бывшую державу Александра. Геополитическое значение Сирии было чрезвычайно велико, ибо обладание ею позволяло в значительной степени контролировать положение в Египте, Малой Азии и Месопотамии. Но ни один из диадохов еще не обладал достаточной силой, чтобы захватить эту страну. Поэтому они пошли на компромисс, и Сирия снова досталась Лаомедонту (Diod., XVIII, 39). Но и это соглашение соблюдалось недолго. Уже в 320 г. до н. э. Птолемей направил в Сирию свою армию под командованием Никанора. У Лаомедонта не было сил сопротивляться, и он вскоре попал в плен. Не встречая значительного сопротивления, армия Никанора захватила всю страну. В городах были поставлены гарнизоны (Diod., XVIII, 43). Диодор, рассказывая об этих событиях, Сирию (он ее называет Келесирией, но речь явно идет о всем пространстве между Египтом и Месопотамией) и Финикию называет отдельно, говоря о Сирии как о стране, а о Финикии как о совокупности городов (??????). И эти две территории он явно противопоставляет друг другу.

По-видимому, установленный еще Александром порядок продолжал действовать. Несколько позже Диодор (XVIII, 73, 2) сообщает, что другой полководец, Эвмен, восстанавливал в Финикии власть царей, несправедливо свергнутых Птолемеем. Вероятно, после подчинения Финикии Птолемей ликвидировал местные монархии и финикийскую территорию подчинил себе непосредственно. Надо заметить, что в рассказах о последующих событиях почти ничего не говорится о финикийских царях. Они, как видно, никакой роли не играли, хотя все еще сидели на своих тронах. В городах стояли македонские гарнизоны, и именно они активно участвовали во всех этих событиях. Трудно сказать, играли ли финикийские цари какую-либо роль во внутренней жизни своих государств; в условиях беспрестанных войн значение военных командиров, естественно, было гораздо большим. Обладание Сирией и Финикией имело для Птолемея большое значение. Он, скорее всего, не ставил своей целью захват всей державы Александра, но Египет намеревался держать в своих руках твердо. А Сирия вместе с Финикией издавна являлась оборонительным предпольем, защищающим Египет от вторжений из Азии. К тому же, став владыкой Египта, Птолемей унаследовал и старую азиатскую политику фараонов, целью которой было установление египетского господства в Передней Азии, а господство в ней обеспечивало власть и над важнейшими торговыми путями региона (WiII, 1984, 41–42; Turner, 1984, 133–134).

Однако долго властвовать над Сирией и Финикией Птолемею не пришлось. Уже в 318 г. до н. э. Эвмен, изгнанный из Малой Азии, явился в Финикию, где, как говорилось выше, занялся восстановлением финикийских царей на их тронах. Чем была вызвана эта деятельность Эвмена, неизвестно. Можно лишь предполагать, что он хотел найти в финикийских царствах опору в борьбе с гораздо более сильными противниками. Одним из них был в то время уже достаточно пожилой, но все еще чрезвычайно деятельный Антигон Одноглазый. Его целью было установить свою власть над всей бывшей державой Александра. Так на ближайшие полтора десятилетия определились главные соперники в борьбе за Переднюю Азию — Антигон и Птолемей. Одержав победу в Малой Азии, Антигон со своей армией вторгся в Сирию, выступив против Эвмена. Сил у последнего было слишком мало, и он без сопротивления отступил из Финикии на юг Сирии, а затем вовсе ушел в Месопотамию (Diod., XVIII, 73), но вскоре был захвачен в плен и казнен. Заодно Антигон лишил власти Селевка, управлявшего Вавилонией, и тот бежал в Египет к Птолемею. Победа Антигона сделала его, пожалуй, самым сильным из диадохов и фактическим правителем огромных территорий, включая Сирию (WiII, 1966, 48; WiII, 1984, 46). Но это не устраивало остальных. В скором времени Птолемей и Селевк заключили союз с Лисимахом и Кассандром, тоже врагами Антигона, действовавшими в Европе, и союзники договорились разделить владения Антигона между собой. Птолемею при этом была обещана вся Сирия, т. е. все земли между Синаем и Евфратом. И через некоторое время союзники объявили Антигону войну.

Казнив Эвмена, изгнав Селевка и утвердившись в так называемых "верхних сатрапиях", Антигон снова двинулся в Сирию. Сирия была подчинена, но его главной целью на этом этапе стала Финикия, власть над которой обеспечила бы и господство на море, тем более что в это время весь финикийский флот фактически находился в распоряжении Птолемея. Единственным городом, оказавшим сопротивление Антигону, был Тир. После разрушения Александром Тир снова был укреплен, и для его взятия требовались и корабли, и осадные машины. Ни того, ни другого в этот момент у Антигона не было. И он приказал финикийским царям и сирийским правителям (гипархам) валить знаменитый ливанский лес, строить корабли и сооружать осадные машины. Из этого следует, что Антигон, изгнав Эвмена с финикийскою побережья, его мероприятия по восстановлению финикийских монархий признал. Несколько дальше Диодор говорит о союзных городах (????а????? ??????). Видимо, так было оформлено фактическое подчинение городов Финикии Антигону, что не мешало ему приказывать царям. Для постройки судов и машин было созданы три предприятия на территории Финикии — в Библе, Триполе и Сидоне. Следовательно, вся Финикия, кроме Tиpa, подчинилась Антигону. Селевк, встав во главе птолемеевского флота, подошел к финикийским берегам и принялся курсировать вдоль них, наводя страх на сторонников Антигона. Тогда Антигон, оставив часть армии во главе с Андроником осаждать Тир, сам двинулся против Яффы и Пазы, чтобы не дать врагу возможности воспользоваться этими портами для сухопутного вторжения. А затем снова лично возглавил осаду Тира.

В скором времени у Антигона, как он и обещал своим сторонникам, появились боевые корабли. С ними он смог перерезать морские коммуникации Тира и замкнуть кольцо блокады города с моря. В Тире начался голод, и после осады, продолжавшейся больше года, город капитулировал. Воины Птолемея получили разрешение свободно уйти, а Антигон разместил в Тире свой гарнизон. По-видимому, Антигон захватил и птолемеевские корабли, стоявшие в тирской гавани. В итоге у него собрался значительный флот, часть которого он даже мог направить на помощь своим союзникам в Грецию (Diod., XIX, 56–62). Теперь вся Передняя Азия находилась в руках Антигона. Но когда Кассандр стал активно действовать в Малой Азии, Антигону пришлось с основной армией отправиться туда. Чтобы наблюдать за Птолемеем и не дать ему возможности открыть военные действия, он оставил в Сирии, точнее в Палестине, часть войска во главе со своим сыном Деметрием. Поскольку тому было всего 22 года и он не имел никакого военного опыта, Антигон приставил к нему опытных советников, бывших полководцев Александра (Diod., XIX, 69).

Опасения Антигона по поводу действий Птолемея скоро оправдались. Инициатором нового тура борьбы стал Селевк, понимавший, что без захвата Сирии вернуть Вавилонию он не сможет. По его совету Птолемей, подготовившийся к новой войне, в 312 г. до н. э. вторгся в Палестину. Вопреки рекомендациям своих более опытных наставников Деметрий выступил навстречу Птолемею, и около Газы произошло грандиозное сражение, в котором армия Деметрия была разбита. Деметрий бежал в Ашдод, а затем в Триполь, расположенный на севере Финикии, но и там не удержался и ушел в Киликию. Однако в финикийских городах еще оставались гарнизоны, и Птолемею пришлось Финикию завоевывать. С сидонским гарнизоном он сумел договориться, но командир гарнизона в Тире Андроник оставался верен Антигону. Не решаясь ни штурмовать, ни осаждать город, Птолемей попытался воздействовать на воинов тирского гарнизона. И это ему удалось. Те подняли мятеж и впустили Птолемея в город. Андроник бежал, попал в руки Птолемея, но, вопреки опасениям, был им помилован. Еще ранее, сразу после битвы при Газе, Птолемей дал Селевку отряд, с помощью которого тот снова завладел Вавилоном. Птолемей, таким образом, и помог своему союзнику, и избавился от потенциального соперника. Но война за Сирию на этом не закончилась.

Птолемей со своими войсками стоял на юге страны, и Деметрий, воспользовавшись этим, вторгся из Киликии в Северную Сирию. Птолемей направил против него часть своей армии во главе с Киллом, но тот, отнесясь к Деметрию с излишним пренебрежением, был разбит. Узнав об этом, в поход на север направился сам Птолемей. Тем временем на помощь сыну двинулся Антигон. И Птолемей не решился со своей армией, утомленной сражениями, сопротивляться объединенным силам Антигона и Деметрия, вдохновленным только что одержанной победой. Он отступил в Египет. Вся территория между Евфратом и Синаем снова оказалась в руках Антигона (Diod., XIX, 80–93; Plut. Dem., 5–6; lust, XV, 1, 6–9).

Однако Антигон на этом не успокоился. Хотя сто основ ной целью была борьба с другими диадохами, его соперниками в борьбе за власть в бывшей державе Александра, он тем не менее решил предпринять и новые завоевания. С этой целью он в том же 312 г. до н. э. направил одного и:) своих приближенных — Афинея — против арабов-набатеев. Набатеи к этому времени занимали южную часть Заиорданья и значительную часть Синая. Как уже говорилось, они, вероятнее всего, обосновались там после изгнания значительной части эдомитян Набонидом в середине VI и. до н. э. Набатеи явно подчинялись вавилонским царям и, может быть, в какой-то форме Ахеменидам. Но после побед Александра они получили независимость. В описываемое нами время набатеи в основном еще были кочевниками (Negev, 1977, 527), но контролировали важный торговый путь из Сирии в Аравию, по которому шли с юга на север высоко ценимые в средиземноморском мире пряности и благовония, а также битум из Мертвого моря (Dussaud, 1955, 24). По-видимому, Антигон захотел взять этот важный источник богатства под свой контроль. Другим мотивом отправления военной экспедиции против набатеев были, видимо, стратегические соображения. Вполне возможно, что набатеи поддерживали какие-то контакты с Египтом, и Птолемей вполне мог воспользоваться этим для нанесения удара по Сирии с юго-востока (Шифман, 1976, 17). Центром набатеев была Петра, которую сами набатеи называли Рекомом, или Рекемом, — это название досталось им от других арабских племен, ранее здесь обитавших (Hammond, 1960, 30; Шифман, 1976, 14–15;Teixidor, 1995, 112).

Афиней двинулся на Петру и, подойдя к ней ночью, внезапно напал на город. Захватив там значительные богатства, македонский полководец не решился все же остаться в городе и со всеми своими трофеями отступил, разбив лагерь в 200 стадиях от Петры. Но набатеи не смирились с поражением. Они собрали войско и под командованием своего вождя Рабила (Шифман, 1976, 18) атаковали Афинея. Последний после неожиданно легкого захвата Петры отнесся к врагам с пренебрежением и жестоко за это поплатился. Набатеи напали на плохо охраняемый лагерь и уничтожили всех своих врагов, возвратив себе и потерянное имущество. Антигон не смирился с этой неудачей. Он попытался усыпить бдительность набатеев, предложив им заключить договор о дружбе, а сам направил против них Деметрия с большим войском. Но набатеи не поверили Антигону и выставили дозоры, которые и предупредили их о приближении армии Деметрия. На этот раз Петра стала центром их сопротивления, и взять ее Деметрий не смог. Он отступил к Мертвому морю, а отряд, посланный Антигоном на подмогу сыну, арабы отогнали. Антигон понял, что подчинить кочевников едва ли удастся. А главное, гораздо более опасным для него, чем поражение от набатеев, оказался новый захват Вавилона Селевком. Туда-то он и направил Деметрия, отказавшись от попыток покорить Набатею (Diod., XIX, 94-100).

Вскоре после этих событий диадохи заключили мир. Согласно его условиям, Антигон был признан властителем Азии, так что Сирия, Финикия и Палестина остались под его властью (Diod., XIX, 105). При этом соперники все еще делали вид, что они не покушаются на прерогативы македонских царей, наследников Александра, а только упорядочивают управление отдельными территориями до того момента, когда наследник великого завоевателя сумеет реально взять царскую власть. Селевк к договору не примкнул и продолжал войну с Антигоном и его сыном, но сил для решающей схватки ни у одного из противников не было. И хотя формально диадохи все еще признавали старую царскую династию, на деле на развалинах державы Александра возникли новые, эллинистические, государства (WiII, 1966, 55–56). Мир между давними соперниками продержался недолго. В 306 г. до н. э. флот Деметрия наголову разгромил корабли Птолемея у берегов Кипра, и Птолемей был вынужден очистить этот остров. Гордые своей победой, Антиох и Деметрий приняли титулы царей, и с прежней македонской династией было покончено. В этом действии Антиоха и Деметрия отразилось новое понимание царства, связанное отныне не столько с определенной территорией или народом, сколько с военной победой (Green, 1993, 30–31). Принимая царские титулы, Антигон и его сын открыто предъявили претензии на все наследство Александра. Это прекрасно понимали их противники. В ответ они тоже объявили себя царями (Plut. Dem., 18; lust, XV, 3, 10–12). А затем заключили союз и в 302 г. до и э. с разных сторон начали наступление.

Селевк двинулся в Малую Азию на соединение со своими союзниками Кассандром и Лисимахом, а Птолемей вторгся в Сирию и, захватив ее южную часть, стал утверждать свою власть над финикийскими городами, где ему оказал сопротивление Сидон. В руках Антигона и Деметрия оставался Тир. Получив ложное известие о поражении союзников и начавшемся походе Антигона в Сирию (или притворившись, что получил), Птолемей заключил перемирие с Сидоном и с основной частью своей армии ушел на всякий случай в Египет. При этом он, однако, во всех захваченных городах оставил свои гарнизоны. В следующем, 301 г. до н. э. у Ипса, в центре Малой Азии, произошло решающее сражение, в котором Антигон и Деметрий были разбиты. Сам Антигон пал в бою. Деметрию удалось спастись. Но с мечтами о могучей державе, о всем наследстве Александра пришлось распроститься (Diod., XX, 113; Plut. Dem., 28–30). Битва при Ипсе открыла новую страницу в истории Восточного Средиземноморья. Отныне уже никто не претендовал на власть над всей державой Александра.

Еще в самом начале новой войны союзники договорились о разделе владений Антигона. По этому договору, вся Сирия (по-видимому, и Палестина) должна была достаться Селевку. Но Птолемей, еще в 302 г. заняв Южную Сирию и часть Финикии, не собирался с ними расставаться. И Селевку пришлось с этим смириться (Diod., XXI, fr. 5). Занятую Птолемеем юго-западную часть Сирии теперь греки стали называть Келесирией, а доставшуюся Селевку остальную Сирию — Селевкидской или просто Селевкией. Под властью Селевка оказалась и северная часть Финикии с Арвадом. Надеясь захватить также Тир и Сидон, находившиеся во власти Деметрия, Селевк в 300 г. до н. э. заключил с ним союз, скрепленный браком Селевка с дочерью Деметрия Стратоникой. Опираясь на помощь Селевка, Деметрий захватил Киликию, а Селевк потребовал за это уступить ему Тир и Сидон Деметрий отказался, и Селевк снова выступил против него (Plut. Dem., 31–32). Но этими неурядицами успел воспользоваться Птолемей, который в 288–287 г. до н. э. захватил, наконец, эти финикийские города и не собирался их никому отдавать. И как после битвы при Ипсе, так и теперь, Селевк смирился с этим (Бенгтсон, 1982, 49). Если не считать района Дамаска, возможно, находившегося в руках Селевка, то граница между его владениями и владениями Птолемея приблизительно совпадала с той, которая установилась между Египтом и Хатти во времена Рамсеса И. Это не удовлетворило ни того, ни другого, и оба новых государства были готовы начать новую войну за раздел наследства Александра.

Открытая вражда между Селевкидами и Птолемеями вспыхнула после убийства Селевка, которого сменил его сын Антиох. На троне в Египте уже сидел Птолемей II, который по примеру отца стремился захватить Переднюю Азию. По-видимому, не без вмешательства Птолемеев, в Сирии вспыхнуло восстание против Антиоха. Почти одновременно с этим Птолемей начал военные действия против войск Селевкида в Малой Азии. Началась так называемая "война за сирийское наследство", или I Сирийская война. Антиоху удалось довольно скоро восстановить свою власть в Сирии, но в Малой Азии он был вынужден уступить сопернику ряд важных пунктов. Это, естественно, ему не понравилось, и он начал готовиться к новой войне с Птолемеем II, для чего заключил союз с правителем африканской Кирены Магасом, сводным братом Птолемея. В 275 г. до н. э. Магас выступил против Египта, но потерпел поражение и признал власть своего сводного брата.

Антиох не оценил сложившуюся ситуацию и не оказал никакой помощи Магасу. Воспользовавшись этим, Птолемей в том же 275 или следующем, 274 г. до н. э. вторгся в Селевкидскую Сирию и захватил Дамаск. Возможно, одновременно египетский флот, обогнув Аравию, вошел в Персидский залив, и военные действия развернулись также в Малой Азии. Антиох везде был вынужден обороняться. Однако вскоре к нему подошли подкрепления из восточных частей его государства, и он перешел в наступление. В конечном счете в 271–270 гг. до н. э. был заключен мир, по которому сохранялось положение, существовавшее накануне войны. Захватить, таким образом, всю Сирию Птолемей не смог, но в целом итог войны был более выгоден ему, чем Антиоху (WiII, 1966, 122–128).

В 60-е гг. III в. до н. э. Птолемей втянулся в войну в Греции. Она оказалась для него не слишком удачной, и это подогрело честолюбивые планы стареющего Антиоха. Но претворить их в жизнь он не смог, ибо против него неожиданно и явно не без подстрекательства Птолемея выступил подчиненный правитель Пергама Эвмен. Антиох был вы-нужден направиться туда, но потерпел поражение и вскоре умер. Птолемей II решил воспользоваться приходом к власти молодого и неопытного Антиоха II и укрепиться в Эгеиде и Малой Азии. Но это подтолкнуло всех его врагов к объединению. К союзу, естественно, примкнул и Антиох II. Началась II Сирийская война. Ход этой войны неизвестен. Достоверно лишь то, что в 255 или 253 г. до н. э. был заключен мир. Хотя отнять Келесирию Антиоху не удалось, граница между владениями Селевкидов и Птолемеев была вес же отодвинута к югу. Мир был скреплен браком Антиоха II и дочери Птолемея Береники. Ей было дано богатое приданое, что в какой-то степени стало скрытой формой египетской контрибуции (WiII, 1966, 208–210).

Поводом к III Сирийской войне послужили домашние дела Селевкидов. К этому времени и Птолемей II, и Антиох II уже умерли, по преданию, в одном году — в 246 г. до н. э. У Антиоха от его предыдущей жены Лаодики был сын Селевк, а от Береники также сын, имя которого неизвестно. Не исключено, что Лаодика, стремясь закрепить престол за своим сыном, ускорила кончину супруга (Арр. Syr., 65). Как бы то ни было, царем был провозглашен Селевк II. Его активно поддержали Малая Азия и некоторые другие районы царства, но Сирия и столица державы Антиохия высказались за юного сына Береники. Находясь в Антиохии, Береника обратилась за помощью к своему брату Птолемею III. Тот, естественно, не отказал в помощи сестре, и в том же 246 г. до н. э. началась новая война.

В начале войны Селевк находился в Малой Азии, и Птолемей, вторгнувшись в Селевкидскую Сирию, не встретил никакого сопротивления. Он победоносно вступил в Антиохию. Но утвердить на троне своего племянника он не успел, ибо незадолго до его вступления в город Береника и ее сын были убиты, по-видимому, агентами Лаодики. Теперь месть за сестру и племянника стала для Птолемея удобным поводом к продолжению войны. Его армия, по-прежнему не встречая сопротивления, дошла до Евфрата и, может быть, даже перешла его. Но в это время начались волнения в Египте, и Птолемей был вынужден спешно туда вернуться. В Азии он оставил и армию, и наместников, намереваясь, видимо, подчинить себе всю державу Селевкидов или, по крайней мере, ее западную часть. Но это ему не удалось.

Уже в конце 246 или в самом начале 245 г. до н. э. Селевк II со всей своей армией двинулся из Малой Азии в Сирию и утвердил там свое господство. Хуже пошли у Селев-ка дела, когда он попытался использовать свой успех и вторгнуться в Келесирию. Он был вынужден потребовать подкрепления из Малой Азии, и это вызвало там недовольство. Лаодика, желая добиться власти и для своего второго сына — Антиоха Гиеракса, использовала это и потребовала от Селевка, чтобы он отдал Малую Азию своему младшему брату при условии признания тем его верховенства. Селевк был вынужден принять это требование, но вести в таких условиях войну он не мог. В 241 г. до н. э. был заключен мир, в соответствии с которым граница между державами Птолееев и Селевкидов в целом осталась почти неизменной. Но Птолемей все же кое-что приобрел: в частности, за ним осталась Селевкия, приморский город, фактически служивший гаванью Антиохии (Pol., V, 58, 10–11). Видимо, во время войны Селевк отнять ее у армии Птолемея не смог. Такой исход войны предопределил возобновление военных действий в будущем.

Очередная IV Сирийская война началась в 221 г. до н. э. по инициативе молодого Антиоха III, второго преемника и младшего сына Селевка II. Поход в Келесирию он начал планировать сразу же после прихода к власти, а после смерти Птолемея III и вступления на египетский трон его сына Птолемея IV, довольно слабого правителя, успех казался вполне реальным. Правда, положение Антиоха осложнилось восстанием в восточных областях его державы. Но на первое время царь счел возможным отправить против мятежников своих полководцев, а сам во главе своих основных сил выступил против Птолемея. Однако прорваться в Келесирию Антиоху не удалось, т. к. войска Птолемея заняли на самой удобной дороге все важнейшие пункты, и выбить их воины Антиоха не смогли. К тому же события на востоке государства, а затем и в Малой Азии заставили царя обратить на них более пристальное внимание, так что только после восстановления там порядка Антиох наконец-то все силы обратил против Птолемея. В 219 г. до н. э. его войска взяли Селевкию, куда он перенес свою резиденцию. Птолемеевский наместник в Сирии и Финикии Федот был готов перейти на сторону Антиоха. Но тот не сумел воспользоваться благоприятными обстоятельствами.

В окружении Птолемея IV в это время решающую роль играл незаурядный дипломат Сосибий. Он сумел заключить четырехмесячное перемирие с Антиохом, которое правительство Птолемея использовало для собирания сил. Однако при возобновлении войны успех снова склонился на сторону Антиоха. Своему царю изменили и перешли на сторону врага некоторые командиры птолемеевской армии, и это облегчило Антиоху поход в Келесирию и Палестину. В руках Антиоха оказалась и вся Финикия. Далее он двинулся на Египет. В таких условиях птолемеевское правительство было вынуждено изменить обычному правилу опираться только на войско из греков и македонян. В армию были призваны египтяне, обученные на греческий манер и построенные в фаланги. В 217 г. до н. э. у Рафии произошла решающая битва, и главную роль в ней сыграли египетские воины. Антиох был разгромлен и отступил. Птолемей IV, лично командуя армией, стал преследовать противника. Он не только вернул себе Келесирию, но и вторгся в Селевкидскую Сирию. Однако Антиох III, собрав новые силы, нанес Птолемею ответный удар и заставил того отступить. Но закрепить победу и продолжить войну сил у Антиоха уже не было. Осенью 217 г. до н. э. было заключено перемирие, а затем и мир. Антиох вернул себе Селев-кию, ранее захваченную Птолемеем III, но добиться своей главной цели — изгнать Птолемеев из Азии — он не смог (Pol., V, 31; 34–42; 58–70, 79–87).

В конце III в. до и э. положение в Западной Азии изменилось. Антиох предпринял блестящий военный поход на Восток и теперь находился в зените своего могущества. В 204 г. до н. э. умер Птолемей IV, и старые враги Птолемеев — Селевкиды и Македония — решили этим воспользоваться. Зимой 203–202 г. до н. э. меящу Антиохом III и македонским царем Филиппом V был заключен тайный договор о разделе державы Птолемеев (Pol., III, 2, 8). И весной 202 г. до н. э. армия Антиоха вторглась в Келесирию. Правда, добиться своих целей союзники не сумели, так как Филипп завяз в греческих делах и активно действовать против Птолемея V не мог. Армия же Антиоха сражалась успешно. Она овладела практически всем восточным побережьем Средиземного моря. Сопротивление ей оказала Газа, но и оно было довольно быстро сломлено. В 200 г. до и э. птолемеевская армия вторглась в Иудею, но вскоре Антиох, сам возглавивший свое войско, разбил птолемеевского полководца Скопаса около истока Иордана Скопас отступил в Сидон и после недолгой осады сдался в обмен на обещание предоставить ему возможность свободного выхода из города. После этого Келесирия, Финикия и Палестина практически полностью перешли под власть Селевкидов. Официально война продолжалась, но практически военные действия на этом прекратились. Только получив известие о смерти Птолемея V, Антиох попытался воспользоваться ситуацией и организовал морскую экспедицию в Египет. Однако буря уничтожила селевкидский флот, а весть о смерти Птолемея оказалась ложной. И тогда Антиох решил пойти на мировую. Приблизительно в 195 г. до н. э. был заключен мирный договор, по которому Птолемеи лишились всех своих владений вне Египта, кроме Кипра и Кирены. Они перешли к Селевкидам (WiII, 1967, 101–102). Договор был скреплен браком Птолемея V и дочери Антиоха Клеопатры.

Позже, когда на троне в Антиохии сидел уже Антиох IV, произошла новая Сирийская война, но Птолемеи не только не сумели отвоевать свои азиатские владения, но чуть не потеряли Египет, где их власть была спасена только благодаря вмешательству Рима. Финикия, Палестина и Южная Сирия остались за Селевкидами. На захваченной территории, которая при Птолемеях составляла один округ, были организованы, хотя, по-видимому, и не сразу, четыре новые сатрапии. Они были присоединены к Селевкидской Сирии, также состоявшей из четырех сатрапий (Strabo., XVI, 2, 4). Таким образом, Сиро-Палестинский регион снова был объединен под властью одного владыки — царя из династии Селевкидоа

Приблизительно за 130–140 лет, миновавших после завоевания этого региона Александром, там произошли огромные и необратимые изменения. Воины Александра разрушили "стену", разделявшую Восток и Запад. Разумеется, эта преграда была достаточно прозрачной, связи между Ближним Востоком и Европой, особенно между Финикией и Грецией, были довольно тесными. Но это были, хотя и не всегда равноправные, партнерские отношения, и партнеры оставались самостоятельными единицами. Теперь же Ближний Восток стал частью единой системы, в которой греческий элемент имеет первостепенное значение. Он определил содержание новой эпохи — эпохи эллинизма. Большую роль в этом, конечно, сыграло македонское завоевание. Македоняне в это время сами были уже глубоко эллинизированы, они говорили на греческом языке, поклонялись греческим богам и во многом ощущали себя эллинами. Да и собственно греки составляли значительную часть воинов и Александра, и диадохов.

Вслед за греко-македонскими воинами на Восток устремились массы македонян и греков из разных полисов. На Востоке все они слились в единый слой эллинов, в целом занимавших более высокое положение, чем подчиненные народы. Казалось, исполнялась мечта греческого ритора позднеклассического времени Исократа: перенести бедствия Эллады в Азию, а богатства Азии в Элладу (Фролов, 1991, 335). Эллинами были цари и многочисленные придворные, эллинской была наемная армия, чиновничество, особенно высшее, также состояло из эллинов. Греческий язык стал официальным языком новых государств. Эллинские нормы в значительной степени определяли образ жизни всего Ближнего Востока, особенно его аристократии, которая стремилась войти в правящий слой новых государств, а для этого нужно было принять и греческий язык, и греческую культуру, и эллинский образ жизни.

Идеальной формой жизни и объединения греков был город полисного типа, т. е. суверенная гражданская община, противопоставленная жившим там же и эксплуатируемым гражданами рабам и метекам (Фролов, 1988, 227–228). Чрезвычайно важной стороной эллинизма становится активная урбанизация. Никогда прежде в Сирии не строилось столько городов (WiII, 1995, 457). Еще Александр Македонский основал их множество. В Заиорданье он (или от его имени Пердикка) заложил ряд городов для греческих и македонских колонистов и ветеранов (Шифман, 1988, 101). Эту политику продолжили его преемники. Антигон на берегу Оронта (в его нижнем течении) основал Антигонию, которую намеревался сделать если не столицей, то важным опорным пунктом в борьбе за власть в Азии (Diod., XX, 47; Strabo., XVI, 2, 4). Однако этот город не пережил правления своего основателя. Селевк почти сразу после битвы при Ипсе разрушил его, а жителей перевел в основанный им новый город. Селевк вообще очень активно занимался созданием новых городов, возводя различные Селевкии, Антиохии, Лаодикеи, Апамеи и присваивая им имена уже существующих греческих либо македонских городов (Арр. Syr., 57). В результате в Селевкидской Сирии и Заиорданье возникло большое количество эллинистических полисов, по существу являвшимися греческими колониями (Шифман, 1977, 12–17; Бикерман, 1985, 147–153; Свенцицкая, 1989, 322–323; Голубцова, 1992, 75–79; Aymard, Auboyer, 1994, 458–460). Эти города, будучи ячейками античного общества в восточной среде, играли громадную роль как в укреплении власти царей над их восточными подданными, так и в распространении античных принципов организации жизни и эллинистической культуры в этом регионе В экономическом плане они оставили далеко позади такие старые восточные города, как например, Дамаск (Niederwimmer, 1979, 1372), хотя, разумеется, говорить о полной потере своего значения восточными городами, в том числе тем же Дамаском, нельзя. И все же важнейшим центром Сирии становится вскоре ставшая столицей державы Селевкидов Антиохия, куда Селевк переселил жителей разрушенной им Антигонии.

На территории, подвластной Птолемеям, сложилось несколько иное положение. Келесирия и прилегающие к ней Финикия и Палестина с Заиорданьем имели очень большое значение для Птолемеев. Уже говорилось о роли этой территории в военной стратегии Птолемеев, начиная с основателя династии. Особенно важно для обеспечения морской мощи было обладание морским побережьем с его старинными портами. К финикийским портам выходили важные торговые пути, по которым доставляли ценные товары Востока и Аравии И эти пути, по крайней мере аравийские, частично проходили через Палестину и Заиорданье. и, наконец, традиционно огромное значение для безлесного Египта (WiII, 1966, 139–155; Heinen, 1984, 440–441) имел ливанский лес. Вот почему Птолемеи всеми силами стремились не только удержать за собой эти территории, но и расширить их. Само название "Сирия и Финикия", которое они дали этим своим владениям, говорит об их претензиях и на часть Сирии, управлявшуюся Селевкидами. Но своей основной цели здесь они добивались иным путем, нежели Селевкиды.

Нам не известны полисы, основанные Птолемеями на территории Палестины, Келесирии, Финикии. Тем не менее, эллинизм в самом широком смысле слова стал активно проникать и сюда. Птолемеи включили свои азиатские владения в общую политическую и экономическую систему государства. И это привело к значительным изменениям внутренней жизни этих территорий. Важнейшими центрами на палестинском побережье становятся Газа и Акко, получивший название Птолемаида. Газа даже чеканит свои монеты. Втягивание местного населения в общую жизнь державы, а также необходимость в условиях политической нестабильности строить укрепления тоже вели к урбанизации, хотя и на другой основе: перестраивались уже существовавшие города и создавались новые поселения, но не греко-македонские, а местные (Harrison, 1994, 101–104; Berlin, 1997, 4—14). На этих землях Птолемеи селили своих военных колонистов, и они вскоре составили значительную часть населения местных городов. Кроме того, во многих городах размещались гарнизоны, и солдаты-эллины, разумеется, тоже становились важным фактором эллинизации (Heinen, 1984, 441–442). Однако вне городов еще существовали традиции старых цивилизаций, в III в. до н. э. еще мало испытавших воздействие эллинизма (Harrison, 1994, 104). Лишь постепенно это воздействие становится все более ощутимым, в том числе и в политической сфере.

Важные политические изменения происходят в финикийских городах. В первое время во главе их по-прежнему стояли цари, называвшиеся так же, как в прежние эпохи, например, "царь сидонян" (IG II, 1371). Как уже говорилось, эти города не были включены в систему эллинистических сатрапий, их отношения с царями определялись как ????????, т. е. союз, заключенный прежде всего в военных целях, чтобы иметь одних и тех же врагов и друзей, но при этом часто признающий гегемонию одного из союзников (Bellen, 1979, 444). Реально же дело не ограничивалось гегемонией, ибо фактически финикийские города находились под полной властью Птолемеев. Их положение "союзников" ограничивалось существованием собственных царей, признававших власть Птолемеев. Во время своего первого завоевания Финикии Птолемей I, как мы видели, попытался даже вовсе устранить этих царей, но позже смирился с их существованием. В городах стояли птолемеевские гарнизоны, что, конечно, еще более ограничивало их самоуправление. В то же время цари обладали какими-то правами во внешней политике, разумеется, лишь в пределах интересов верховных владык Так, Сидон входил в союз несиотов, а его царь Филокл был видным членом союза (Шифман, 1977, 25), объединявшего острова Эгейского моря, и уже Птолемей I объявил себя его покровителем, а фактически главой (Бенгтсон, 1982, 50).

Однако царская власть в финикийских городах долго. Как и в каких условиях произошла ликвидация финикийских монархий, неизвестно. В Тире верховная власть переходит от царя к "народу Тира" ('m sr), и в честь этого события устанавливается новая эра города (Бикерман, 1975, 67), начавшаяся в 275–274 гг. до н. э. (Eissfeidt, 1948, 1895; Bordreuil, 1995, 191). И другие финикийские города свою эру считали эрой народа данного города. Так, например, произошло в Сидоне (Magnanini, 1973, 138–139). Но поскольку надпись с упоминанием этой эры довольно поздняя и сама эра была введена уже в селевкидское время (Тypaев, 1936а, 259), с какого именно момента "народ Сидона" заменил собой царя в этом городе, неизвестно. В 280 и 279 гг. до н. э. греческие надписи еще упоминают сидонского царя Филокла (Sylloge, 3, 390–391). А когда после подчинения Селевкидам при Антиохе IV Сидон стал снова выпускать свою монету, имени его царя на ней уже не было (Бикерман, 1985, 217–218). Иосиф Флавий (Ant. Iud., XII, 4, 4) упоминает финикийских архонтов в правление Птолемея Ш. Этому же Птолемею одна из надписей приписывает смещение местных правителей в Сирии (Шифман, 1977, 25). Вероятно, все это следует понимать как проявление общей политики, направленной на централизацию государства. Ликвидация монархий, в каком бы виде это ни произошло, означала конец "союза" и включение финикийских городов в общую административную систему державы Птолемеев.

Азиатские владения Птолемеев объединялись в один округ — Сирию и Финикию, управляемый стратегом, в руках которого сосредоточивалась и военная, и гражданская власть. Птолемеи рассматривали этот округ как очень важную составную часть своей державы, и управление там было организовано так же, как в самом Египте (Heinen, 1984, 443; Harrison, 1994, 106). Он так же делился на номы, которые объединялись в гипархии, вероятно, соответствовавшие провинциям персидской сатрапии Заречье. Но в некоторых местах округа все же имелись единицы, управлявшиеся по собственным правилам. Так, в Заиорданье существовала аммонитская "земля Тобия", т. е. область, как и в персидское время, наследственно управляемая родом Тобиадов (Stern, М, 1981, 242–244; Bickerman, 1988, 72; Berlin, 1997, 11). Правда, ее территория была сокращена, прежняя столица Аммона Раббат-Аммон, переименованная теперь в Филадельфию, перестроена, в ней размещен птолемеевский гарнизон, так что этот город, видимо, непосредственно подчинялся царской администрации (Berlin, 1997, 11). Это имело большое значение для Птолемеев, ибо позволяло им и жестче контролировать важный торговый путь с Аравией, и защищать крайний западный фланг от возможных нападений Селевкидов.

В центре Палестины продолжала существовать иудейская гражданско-храмовая община, которая, с юридической точки зрения, вероятно, была "народом", управляемым своими законами. По словам Иосифа Флавия (Ant. Iud., XII, 1, 1–2, 1), Птолемей I захватил Иерусалим и увел в Египет значительное количество иудеев, как, впрочем, и их соседей, и установил свою власть над городом, но его сын Птолемей II отменил эти решения отца. Возможно, захват Иерусалима относится ко времени борьбы Птолемея за Сирию (на это намекает и сам Иосиф, говоря, что вся Сирия много претерпела от первого Птолемея), и в таком случае его можно связать с отменой Птолемеем царской власти в финикийских городах. Но если в Финикии власть местных царей была восстановлена Эвменом, и это было признано и Антигоном, и Птолемеем, то иудеям восстановления прежнего порядка пришлось дожидаться гораздо дольше: до правления Птолемея II. Духовным и политическим центром общины в это время был храм Йахве в Иерусалиме, и поэтому эпоху еврейской истории от возвращения из вавилонского плена и восстановления храма и до разрушения храма римлянами в 70 г. уже новой эры часто называют временем второго храма. Возглавлявший храм первосвященник одновременно выступал главой всей общины. Он чеканил местную монету, которая, впрочем, имела очень небольшой район обращения и выходила под строгим надзором Птолемеев, которые контролировали всю экономическую жизнь (Harrison, 1994, 100–101, 106). Должность первосвященника была наследственной и принадлежала одному из жреческих родов, восходившему к Цадоку, первосвященнику времен Давида и Соломона (Bickerman, 1988, 142–143). Значение Иерусалима было столь велико, что для стороннего, но вдумчивого наблюдателя, каким был, например, эллинистический историк Гекатей из Абдеры, которого цитирует Иосиф Флавий (Contra Ар., I, 22), в Иудее, несмотря на наличие различных укрепленных мест, был лишь один подлинный город — Иерусалим. В гражданско-храмовой общине жрецы составляли верхушку, определяя не только религиозную, но и светскую политику, в том числе и отношения с царем и местными властями. В деятельности по конкретному управлению храмом и общиной первосвященнику помогали "старцы", т. е. старейшины иудейских родов, может быть, представлявшие интересы нестоличной части иудейского населения. Правда, существование этого института засвидетельствовано только уже в начале селевкидского времени, но Селевкиды ничего не меняли в управлении общиной, да и не успели это сделать, так что можно не сомневаться, что "совет старцев", герусия, как его называли по-гречески, существовал и во времена Птолемеев (Bickerman, 1988, 74–75). В чрезвычайных ситуациях собиралось "великое собрание", которое, по идее, выражало волю всего иудейского населения, или, точнее, той его части, которую составляли граждане общины (Stern, М., 1981, 239–242).

Все они составляли "народ Иудеи" (‘m Jehudah), представители которого были равны перед законом (что, естественно, не мешало реальному социальному разделению граждан) и которому было противопоставлено остальное, негражданское, население Иудеи. На это население теперь было перенесено старое наименование "народ земли" (Амусин, 1993, 67). Такая структура сложилась в персидское время, и она была признана македонскими завоевателями (Green, 1993, 501; ср.: Периханян, 1959, 95–99).

Присоединение Финикии, Келесирии и Палестины к владениям Селевкидов принесло некоторые изменения в политическую жизнь этих областей. Если в державе Птолемеев они при всей своей важности были "внешними владениями", то в государстве Селевкидов Сирия являлись сердцевиной.