IV. Движения народов и связанные с этим политические изменения

В XIII–XII вв. до н. э. во всем бассейне Средиземноморья, в Передней и Малой Азии происходят глубокие перемены, приведшие к почти полному изменению этнической и политической карты этого огромного региона. Надо отметить, что во второй половине И тысячелетия до н. э. изменения происходят на огромной территории от Атлантики до Китая, где исчезают старые культуры и государства и возникают новые. Они не точно совпадают во времени, но отражают ту же тенденцию и вызваны, вероятно, схожими причинами. В каждом конкретном случае значительную роль могли играть изменения климата, уменьшение или даже исчезновение рудных ресурсов, увеличение или, наоборот, уменьшение численности населения. Но общей причиной было, по-видимому, исчерпание возможностей техники бронзового века, которая уже не могла обеспечить нужды людей того времени. Это привело к упадку существующих государств, особенно крупных. Одним из проявлений этого упадка был голод, все чаще посещавший Хатти, вследствие чего возникали народные выступления и общая политическая нестабильность Хеттской державы (Gomy, 1989, 91). После временного подъема вновь приходит в упадок Ассирия. Клонится к упадку Египет; и даже сам тот факт, что Рамсес II так и не смог отвоевать у хеттов большую часть Сирии, а его преемники полностью с этим смирились, говорит о закате былой мощи этого государства. Подобные же причины, а в степных и полупустынных землях Передней Азии и изменение климата, подвинули "варварские" народы на наступление на "культурную" зону. В XIII–XII вв. до н. э. приходит в упадок Микенская Греция, и окончательный удар ахейским государствам Эллады наносит так называемое дорийское нашествие. С этими событиями, как кажется, связано и нашествие "народов моря" на Египет и Переднюю Азию.

Уже фараон Мернептах с трудом отбил нападение ливийцев и "народов моря" на Египет. Затем с подобной коалицией пришлось иметь дело фараону XX династии Рамсесу III. А на восьмом году его правления "народы моря" обрушились на Египет уже со стороны Азии, причем это был уже, судя по египетскому рельефу (Нolbl, 1983, 132), не грабительский поход, а настоящее переселение народов.

Эти народы первоначально были связаны, по-видимому, с Балканским полуостровом и островами Эгейского бассейна, не исключено, что значительную их часть составляли микенские греки (Malamat, 1981, 104–106; Гиндин, Цымбурский, 1996, 146–147; Niemeier, 2001, 12). Египет не был первым объектом их нападений. В египетском рассказе о победе Рамсеса III над "народами моря" говорится, что ко времени нападения на Египет перед их оружием не устояла ни одна страна; они разрушили Хатти, Коде, Кархемыш, Арцаву, Алашию и разбили свой лагерь в Амурру (ANET, р. 262). Это обрисовывает театр действий "народов моря": Кипр, Малая Азия, Северо-Восточная Сирия, царство Амурру. Рамсес III сумел организовать оборону Египта на границе с Палестиной и отбить нападение, после чего коалиция "народов моря" распалась (ANET, р. 262–263). Однако нашествие, вероятно, около 1200 г. до н. э. нанесло многочисленные разрушения палестинским городам (Weippert, 1988, 341–342). Рамсес III, остановивший движение "народов моря", попытался укрепить египетскую власть в Азии. В ряд городов, в том числе в Бет-Шан, были введены египетские гарнизоны (Weinstein, 1981, 22; Weippert, 1988, 343). Но это были уже последние усилия фараонов сохранить за собой азиатские владения. К середине XII в. до н. э. они были полностью потеряны (Helck, 1962, 240–252; Weinstein, 1981, 22–23).

Нападения "народов моря" на Египет и Переднюю Азию были частью общего движения, захватившего и Малую Азию. Около 1200 г. до н. э. народы, вторгнувшиеся в Анатолию, ликвидировали и само Хеттское царство, и зависимые от него государства полуострова (Goetze, 1975, 266; Гиндин, Цымбурский, 1996, 132–184). В центральной части Малой Азии, т. е. в сердце Хеттской державы, где собственно и жила основная масса этого народа, от него не осталось никаких следов. Поселившиеся на этом месте фригийцы ни по языку, ни по культуре, ни по традициям не имели с хеттами ничего общего (Дьяконов, 1980, 357–377; Akurgal, 1983, 75–76). Хеттские традиции в больше степени удержались на востоке и юго-востоке Малой Азии и частично в Северной Сирии, где ранее зависимые территории превратились в самостоятельные, так называемые неохеттские государства, официально продолжавшие связывать себя с прежней великой державой (Hawkins, 1982, 372–373). Речь о них пойдет позже, а пока надо сказать, что с этого времени ни о каком хеттском господстве в Сирии не могло быть и речи.

Таким образом, власть "великих держав" II тысячелетия до н. э. в Палестине и Сирии была ликвидирована. Но это не принесло местным государствам желанной независимости. "Народы моря" не только разгромили Египет и Хатти, но и уничтожили многие ранее подвластные египтянам и хеттам местные государства. На своем пути в Египет "народы моря" разрушили царство Амурру. Уже на пятом году правления Рамсеса III царь Амурру, по словам египетского источника, "стал пеплом" и имя его исчезло, а народ Амурру был покорен и рассеян. В рассказе о событиях восьмого года, как уже говорилось, упоминается, что пришельцы разбили свой лагерь в Амурру. После этих событий царство Амурру перестало существовать, а название "Амурру" стало прилагаться к обширным районам Сирии или вообще территорий к западу от Месопотамии (Singer, 1991, 74; Klengel, 1992, 184). Сохранилось и название "Хатти", но оно тоже обозначало уже не прежнюю великую державу, а либо сравнительно небольшие "неохеттские" царства, либо Сирию (иногда вместе с Палестиной) вообще. На Евфрате был разрушен и более уже не восстанавливался Эмар (Margueron, 1995, 127; Fleming, 1995, 139).

Севернее Амурру погиб Угарит. Еще до его гибели положение города стало довольно сложным. Вероятно, утверждение "народов моря" на Кипре представляло угрозу морским путям, нанося серьезный ущерб такому важному центру морской торговли, как Угарит. Но погиб город, вероятнее всего, все же не от руки врагов, а от землетрясения, случившегося либо незадолго до 1180 г. до н. э., либо около 1185 г. (Шифман, 1987, 10; Lehman, 1983, 88–91; Klengel, 1992, 183; Freu, 1999, 26). И после этой катастрофы город уже не возрождался. Несколько южнее Угарита, в месте, ныне называемом Рас Ибн Хани, летний дворец угаритских царей тоже был разрушен, а на его месте вскоре возникло небольшое поселение какой-то группы "народов моря" (Lehman, 1983, 92; Klengel, 1992, 183). Видимо, воспользовавшись природной катастрофой, пришельцы высадились на территории Угаритского царства и уже навсегда покончили с ним. Больше этот район в качестве самостоятельной политической единицы не возрождался.

Северные районы Финикии, по-видимому, тоже пострадали от вторжений "народов моря". Раскопки в Сукасе, Цумуре и Иркате показали, что эти города подверглись сильным разрушениям (Barnett, 1975, 375; Klengel, 1992, 183–184). И хотя они продолжали существовать, той значительной роли, какую они играли в предшествующее время, уже себе не вернули. Что касается более южных районов, то там картина была совершенно иной. Судя по скудным археологическим данным и намекам египетских источников, "народы моря" обошли основную территорию Финикии или, во всяком случае, там не задержались (Vaux, 1969, 488, 498; Rullig, 1982, 16; Мullег-Кагре, 1989, 19; Stieglitz, 1990, 9-11; Negbi, 1992, 601–603). Правда, одной группой "народов моря" был, может быть, разрушен Сидон, но это произошло несколько позже и в других обстоятельствах, к чему мы также вернемся позже. Можно утверждать, что в основной части Финикии не произошло катастрофических изменений. Там продолжало жить прежней жизнью прежнее население.

После крушения Хеттской державы в Восточной Анатолии и Северной Сирии образовалось несколько "неохеттских" государств (McMahon, 1989, 75—76). Это название несколько условное. Их языком (по крайней мере, официальным) бы уже не собственно хеттский (неситский), а родственный ему лувийский. Иной была система письменности, ибо использовали эти государства не клинопись, а иероглифы. За исключением Кархемыша, все остальные государства не были непосредственно связаны с политическими или административными единицами времен расцвета Хеттской державы. Возможно, что в эпоху бурных этнических и политических трансформаций лувийцы распространились в Восточной Анатолии и Северной Сирии, принеся свой язык и свою письменность (О. Р. Гeрни, 38, 117–118; Д. Г. Маккуин, 1983, 52). Но важно, что их культура была явно продолжением хеттской, их цари носили хеттские (или хурритские) имена, часто напоминавшие о славном прошлом, а главное — они ощущали себя прямыми продолжателями хеттской традиции, считая себя наследниками империи Хатти. В Северной Сирии такими государствами были уже упомянутый Кархемыш (в ее восточной части, на Евфрате) и Унки, который ассирийцы называли Патиной, в западной в долине Амик, в горах Аман и у побережья Средиземного моря. И в Хамате в средней долине Оронта долгое время сидела на троне "неохеттская" династия, хотя значительная часть населения была, по-видимому, арамейской.

Как уже говорилось, коалиция "народов моря" после разгрома Рамсесом III распалась. Входившие в эту коалицию филистимляне и чекеры заняли приморскую полосу Палестины (Alt, 1959, 226–227). Вполне возможно, что произошло это с соизволения фараона (Malamat, 1981, 104; ср.: Albright, 1975, 509). Может быть, он в условиях падения военной мощи Египта пытался таким образом защитить египетские владения от нападений "варваров", двигавшихся из степей и полупустынь. Если это так, то новые поселенцы должны были официально признать верховную власть Египта (ср.: Alt, 1959, 228). Определенным доказательством этого может служить постамент статуи Рамсеса VI, найденный в захваченном филистимлянами Мегиддо (Malamat, 1981, 33; Weippert, 1988, 343). Вплоть до правления этого фараона египетское присутствие ощущалось в Бет-Шане, бывшем долгое время важной египетской крепостью (Kochavi, 1985, 57). На побережье влияние Египта еще прослеживается приблизительно до 1300 г. до н. э. (Baffi, 1999, 285). Но это — последние следы египетского присутствия в Палестине в это время. Неостановимый упадок Египта при фараонах XX династии делал филистимлян не только фактически, но и формально независимыми. В первой половине и середине XII в. до н. э. они селились в пяти прибрежных городах Палестины: Аскалоне, Газе, Ашдоде, Экроне и Пате. Все они были древними городами, игравшими значительную роль в предыдущие эпохи. Но раскопки (там, где они производились) показали, что между предшествующими городами и филистимскими поселениями лежат слои разрушений (Dothan, 1985, 167–173; Gittin, Dothan, 1987, 198–201), а следовательно, филистимляне заняли уже переставшие существовать города. Сначала они создали, вероятно, сравнительно небольшие укрепленные поселения, которые довольно быстро развились в подлинные города (Weippert, 1988, 383). Раскопки показали, что материальная культура филистимлян не имела своих корней в предыдущем культурном развитии этого региона (Вагасо, 1999, 10). В наибольшей степени она связана с культурой Микенской Греции (Baummovitz, Faust, 2001, 7; Niemeier, 2001, 12), и это еще раз доказывает, что они были здесь пришельцами, и притом именно из Эгейского бассейна.

Чекеры заняли побережье несколько севернее с центром в Доре. В начале XII в. до н. э. они разрушили существовавший там ханаанский город, а через некоторое время сами поселились на этом месте (Stem, 1995, 82). Хотя чекеры, как и филистимляне, судя по их керамике, по происхождению тоже были связаны с Эгейским миром, их культура отличалась от филистимской (Bloch-Smith, Nakhai, 1999, 88–89, 102–103). И уже Рамсес III имел дело с обоими этими народами на палестинском побережье (ANET, р. 263). Так что поселились они в Палестине очень скоро после неудачи вторжения непосредственно в долину Нила.

Как уже говорилось, филистимляне и чекеры происходили из Эгеиды. И они принесли с собой культуру, восходящую к элладской позднего периода, в частности позднемикенскую и субмикенскую керамику (Malamat, 1981, 106–107; Balensi, 1981, 399–401; Dothan, 1985, 167–169; Dothan, 1995, 42–46; Weippert, 1988, 373–379). Именно с захватом части палестинской территории "народами моря", а не с торговлей, надо связать распространение в стране эгейских влияний (Dever, 1995, 115). Но поселившись в семитоязычной стране, они довольно быстро восприняли многие черты местной культуры, включая религию. Уже вскоре после 1150 г. до н. э. филистимская керамика, генетически восходящая к субмикенской и подвергшаяся некоторому ханаанскому влиянию, приобретает собственные черты (Weippert, 1988, 381; Iacovou, 1988, 84). А к концу XI в. дон. э. материальная культура филистимлян полностью теряет свою уникальность, восприняв египетские и азиатские черты (Dothan, 1983, 111; Dothan, 1995, 53), хотя, насколько нам известно по очень скудным данным, "эгейские" имена (по крайней мере, у царей) сохраняются вплоть до VII в. до н. э. (Niemeier, 2001, 12). И это может служить указанием на завершение формирования филистимского этноса.

В политическом плане филистимляне, а возможно и чекеры, объединились в города-государства. Принесли ли они эту форму государственности с собой или унаследовали ее от ханаанеев, неясно. Во главе каждого города стоял глава, носивший титул "серен", от которого, может быть, и пошло более позднее греческое слово "тиран" (Albright, 1975, 526; Malamat, 1981, 43). Территория города-государства не ограничивалась лишь непосредственно самим городом, но включала в себя другие, более мелкие города, и селения (Jes. 16, 45–47; Iud. 1, 18). Раскопки показали довольно значительное количество городских поселений, а также храмов в южной зоне палестинского побережья, населенной филистимлянами (Mazar А., 1977, 85; Weippert, 1988, 383–386), и это ясно говорит о том, что относительно небольшие города и поселения были подчинены более крупным.

Пять филистимских городов объединились в союз, обычно называемый в науке Пятиградьем. Этот союз был в первую очередь религиозным объединением, его важной функцией являлось отправление культа Дагона, вокруг храма которого союз, видимо, и объединялся. Такой храм находился в Газе (Iud. 16, 23), и этот город играл, по крайней мере на первых порах, роль гегемона всего Пятиградья. Газа, как говорилось ранее, в свое время являлась центром египетской "провинции" Ханаан, и из нее осуществлялось египетское господство над Палестиной. Выдвижение этого города подчеркивало преемственность филистимского господства по отношению к египетскому. Характерно, что уже довольно рано верховным богом филистимлян оказывается западно-семитский Дагон, что свидетельствует об их сравнительно быстрой "ханаанизации". В случае необходимости союз мог играть и военную роль. Так, в наиболее напряженной войне с израильтянами действовало объединенное войско всех филистимских правителей (I Sam. 4, 1;29, 1–2). Во второй половине XI в. до н. э. более важную роль играл, по-видимому, уже Ашдод, куда после разгрома израильтян филистимляне перенесли израильскую святыню Ковчег Завета и где тоже имелся храм Дагона (I Sam. 5, 2). После этого, по Библии (I Sam. 8—12), Ковчег Завета побывал еще в двух филистимских городах — Пате и Аскалоне, но ни в одном из них явно не было храма Дагона. Вероятно, наличие этого храма определяло первенство того или иного города в филистимском Пятиградье. Из этого же рассказа видно, что важнейшие вопросы решались собранием всех филистимских правителей, так что о господстве Газы или Ашдода не могло быть и речи.

В чекерском Доре, как это видно из египетского "Путешествия Ун-Амуна" (1, 9—26), высшая власть также принадлежала "правителю", который осуществлял и административно-полицейские, и судебные функции. Из этого же текста следует, что правитель Дора снабдил Ун-Амуна хлебом, мясом и вином. Значит, он имел определенное богатство и поддерживал отношения с иностранцами. Перед нами лицо, обладающее политической, административной и судебной властью. Корабли, которые черюз год прибыли в Библ, чтобы помешать отплытию Ун-Амуна в Египет, принадлежали чекерам, но о чекерюком правителе ничего не говорится (2, 62–64). Из этого нельзя делать вывод, что эти суда не имели отношения к правителю Дора; просто в данном случае этот аспект автора не интересовал. Но и говорить о принадлежности судов правителю тоже нельзя. Чекерам, по-видимому, принадлежал и расположенный севернее Дора город, называемый Телль Кейсаном, поскольку его древнее название неизвестно. Этот город был разрушен в начале XII в. до н. э., а затем снова населен. Скоро он стал играть значительную роль в торговле всего рюгиона (Humbert, 1981, 385–389). Видимо, чекеры, как и филистимляне, поселившись в разрушенных городах, частично восстановили их.

Из рассказа о путешествии Ун-Амуна видно, что в какой-то момент чекеры восприняли египтян как врагов (Коростовцев, 1960, 84). Это значит, что в начале правления в Египте XXI династии, когда страна распалась на две части, чекеры выступили против Египта и пытались не допустить отправки туда столь необходимого египтянам леса из Финикии. К сожалению, мы не знаем ни причины, ни хода, ни исхода этого конфликта. Единственное, что можно сказать, так это то, что речь не идет о перманентном прютивостоянии Египта и чекеров, ибо всего за год до этого правитель Дора снабжал египетского посланца всем необходимым, и отношения в то время были совершенно нормальными. Именно обстановка конфликта, а не гипотетическое пиратство вызвало такое поведение чекерских кораблей. Едва ли весь чекерский флот прибыл в Библ, чтобы воспрепятствовать отплытию Ун-Амуна в Египет. У чекеров, таким образом, были относительно значительные морские силы, но и они не смогли помешать Ун-Амуну добраться до Кипра (2, 74–75). То внимание, которое чекеры уделяли восстановлению и укреплению портовых сооружений (Bloch-Smith, Nakhai, 1999, 88–89), также свидетельствует о значении для них моря. Впрочем, связи с относительно близким Кипром они установили только ближе к концу XI в. до н. э. (Stem, 1995, 84), так что роль чекеров на морю все же не стоит переоценивать.

Что касается филистимлян, то флотом они, несомненно, тоже обладали, ведь именно они ввели на Ближнем Востоке новый тип кораблей (Raban, Stieglitz, 1991, 36), но гавани их были довольно посредственными (Vaux, 1969, 491), и большой роли в Средиземном море они не играли. Ун-Амун о филистимлянах вообще ничего не говорит. В тексте его рассказа в данном месте нет никакой лакуны, и из него видно, что первую остановку египетский посланец сделал в чекерском Доре (1, 8–9).

В то же время, филистимляне вскоре после утверждения в Палестине начали активную деятельность по расширению сферы своего господства. Видимо, уже очень скоро те из них, которые жили в Аскалоне, напали на финикийский Сидон и изгнали его жителей или, по крайней мере, их значительную часть (lust. XVIII, 3, 5). В нападении на Сидон участвовали только аскалониты. Это может означать, что или союза пяти городов еще не существовало, или предприятие не казалось столь значительным, чтобы требовалось общее выступление филистимлян. Трудно определить и цель этого нападения, но ясно, что в Сидоне филистимляне не остались. Может быть, это был чисто грабительский набег? Характерно, что изгнанные из родного города сидоняне переправились на новую родину на кораблях и поселились именно в островных городах — Тире (lust. XVIII, 3, 5) и Арваде (Strabo XVI, 2, 13). Это свидетельствует о том, что на море филистимляне не господствовали и островные города считались вполне надежными убежищами.

Зато на суше филистимляне действовали весьма активно. Опираясь на свои прибрежные города, приблизительно в середине XII а до н. э. они повели наступление на внутренние районы Палестины. Они захватили ряд городов, включая Мегиддо, Лахиш, Бетэль, Гезер, и установили свою гегемонию над значительной частью страны, особенно над Нижней Галилеей и долиной Иордана (Wright, 1966, 74–77; Malamat, 1981, 109–111; Weippert, 1988, 356–363; Kcmpinski, 1989, 80–82). Захваченные города сначала разрушались, но довольно скоро восстанавливались, и там устанавливалась власть филистимского правителя и в ряде случаев их гарнизоны. Так, например, произошло в Мегиддо, который филистимляне не только восстановили, но и возродили по прежнему ханаанскому плану с использованием ханаанской же архитектуры (Kempinski, 1989, 83). Становились ли захваченные филистимлянами города самостоятельными городами-государствами с независимыми филистимскими правителями во главе или же они подчинялись тому или иному городу Пятиградья, неизвестно. Думается, что второе более вероятно, ибо в Библии эти города никогда не включаются в число филистимских. Значение филистимской гегемонии было столь велико, что сама страна, которая ранее была лишь частью Ханаана, именно от имени этого народа (пелипггим) и получает свое название — Палестина. Правда, надо отметить, что не все разрушенные города восстанавливались. Так, полностью уничтоженный Лахиш восстановлен не был (Ussishkin, 1993, 899–904), и новый город возник на этом месте уже в совершенно новых условиях приблизительно через два столетия.

В своем стремлении установить власть во всей Палестине филистимляне столкнулись с израильтянами, которые к тому времени тоже начали ее завоевание. Для того чтобы проследить историю этого народа, необходимо вернуться к более ранним временам, когда амореи вторглись в Месопотамию[7].

Не все аморейские племена, поселившиеся в Месопотамии, ассимилировались местным населением или установили свою власть в месопотамских городах. Довольно значительная их часть сохранила свою этническую самобытность и образ жизни, обитая, вероятно, на периферии государств в южной части Месопотамии. Видимо, за этими группами и сохранилось название "сутии" (суту), которое, как будто, было самоназванием всего этноса. Правивший в XIV в. до н. э. вавилонский царь Кадашман-Харбе I истребил сутиев "от восхода до заката солнца" (Дьяконов, 1983в, 422). Разумеется, это — преувеличение, но разгром сутиев был, по-видимому, действительно столь страшным, что они предпочли покинуть Вавилонию и переселиться в Северную Месопотамию. После некоторого пребывания там в районе города Харрана сутии перешли через Евфрат и начали двигаться в юго-западном направлении по сирийской степи. Переход через Евфрат оказался таким важным эпизодом их истории, что позже в народном сознании он был олицетворен в фигуре Эвера, или Эбера (Gen. 10, 24–25), чье имя и подразумевает "переход за реку", т. е. Евфрат. И племена, "перешедшие" Евфрат, стали именоваться "ибрим" ("перешедшие"), т. е. евреи. Соседние народы еще долго продолжали называть их сутиями.

В ходе своего движения евреи-сутии вступали в самые разнообразные связи с другими, преимущественно кочевыми, племенными группами, в результате чего не раз происходили перестройки этнического комплекса. Во времена фараона Эхнатона, т. е. в начале второй половины XIV в. до н. э., сутии присутствуют северо-восточнее Дамаска и представляют, наряду с хапиру, определенную опасность для местных правителей (ЕА, 122, 123, 169, 297, 318). Они могли наниматься на службу к тем же местным правителям (ЕА, 122, 195). Может быть, они даже приняли какое-то участие в движении хапиру и вместе с ними проникли в Палестину. Но надо подчеркнуть, что в некоторых письмах из Амарны (ЕА, 195, 318) сутии и хапиру упоминаются одновременно, и это ясно показывает, что речь идет о двух разных этно-политических группах (Helck, 1962, 279). Надо также иметь в виду, что хапиру, как уже говорилось, были разноэтническими группами социальных "изгоев", изначально связанными с городской и земледельческой цивилизацией, в то время как евреи-сутии — скотоводами-кочевниками, как выразительно подчеркивает еврейская традиция (ср.: Mendehhall, 1962, 73).

Библейская Книга Бытия, описывая пребывание евреев в Палестине в этот период, рисует картину скотоводческих племенных групп, то оседавших на какое-то время в одном месте, то переселявшихся на другое. Вся власть в такой группе принадлежала ее главе — патриарху, который распоряжался и имуществом, и судьбами остальных ее членов, которые в определенной степени почти рабски подчинялись ему. Его власть передавалась по наследству старшему сыну. Впрочем, право "первородства" можно было и приобрести, как, по преданию, купил его Иаков у своего старшего брата Исава за хлеб и чечевичную похлебку (Gen. 15, 19–34), что говорит не только о чисто биологической, но и социальной природе этого института. Палестина того времени была в значительной степени страной городов, но города в Книге Бытия почти не упоминаются. Это свидетельствует о пребывании евреев (или, лучше, протоевреев) того времени где-то на периферии городской цивилизации, в промежутках между теми или иными городами-государствами. Когда же они все же вступали в контакты с городами, то, как правило, возникали конфликты. Известен рассказ о нападении "сыновей Иакова" на Сихем (Gen. 34). Действующими лицами этого рассказа являются отдельные люди, но в реальности речь идет о целых политических или родовых единицах, символами которых в предании и выступают те или иные конкретные фигуры (Kevers, 1980, 72). Результатом нападения было убийство главы Сихема, разграбление города и окрестностей, увод в плен женщин и детей. Едва ли нападение на такой значительный город было столь результативным, но сам рассказ ясно показывает, какая вражда существовала между пастушескими племенами и городами.

В Заиорданье и Негеве происходит консолидация обитавших там еврейских племен, в результате чего возникают союзы племен Моав и Эдом. Моав был подчинен Рамсесом II (ANET, р. 243). В папирусе Анастаси VI, относящемся ко второй половине правления XIX династии, среди кочевых племен Синая и Негева, которых египтяне объединяли под общим названием "шасу", упоминается Эдом (ANET, р. 259). Ясно, что в это время эдомитяне были кочевым народом. То же самое надо, вероятно, сказать и о моавитянах. Рамсес III воевал с Эдомом, может быть, для отражения их возможного нападения на Египет (Перепелкин, 1988, 564). Те же еврейские племена, которые кочевали западнее Иордана и Мертвого моря, по каким-то причинам, может быть, из-за голода, как об этом повествует Книга Бытия (43, 1; 47, 4), покинули прежние места и проникли в Египет. Библия говорит о совершенно добровольном переселении в Египет, так что едва ли их насильно, как рабов или военнопленных, привели в долину Нила, ибо такое событие должно было бы отложиться в народной памяти и, соответственно, отразиться в предании. Известно, что азиаты постоянно проникали в Египет. В период Нового царства их там было довольно много, и они находились на самых разных ступенях общественной лестницы, от рабов до личных слуг фараона и жрецов, но чаще всего становились рыбаками, ремесленниками, садовниками и т. д. (Helck, 1962, 359–387; Солкин, 2000, 132). Характерно, что целью азиатов в Египте был район города Питома, вокруг которого они и оседали (Eissfeldt, 1975, 320). Довольно точное описание Египта в начале библейской Книги Исхода свидетельствует о хорошем знании автором (или его источником) северо-восточной части Дельты, знании, которое нельзя почерпнуть только из спорадических контактов (Соигоуег, 1990, 357). Поэтому, хотя египетские источники не содержат никаких указаний на пребывание евреев в Египте в то время, отрицать этот факт, память о котором столь глубоко укоренилась в сознании народа, нет оснований.

Предание рассказывает, что поселившихся в Египте евреев заставляли участвовать в строительстве городов Питома, Раамсеса и (правда, этот город упоминается только в Септуагинте, т. е. греческом переводе Библии) Она, города солнца (Ex. 1, 11). Все эти города — исторические Пи-Атама, Пи-Рамсес, столица Рамсеса II, и Гелиополь, египетский Иуну (Коростовцев, 1976, 58). Позже Пи-Рамсес потерял статус столицы, а затем и вовсе был разрушен, так что пребывание евреев в Египте лучше всего отнести именно к правлению Рамсеса II. При этом фараоне велось обширное строительство (Перепелкин, 1988, 552–554; Солкин, 2000, 125–130). Так что упоминание об использовании еврейских переселенцев на строительных работах в конкретных исторических городах вполне соответствует тогдашней ситуации и подтверждает достоверность предания (Eissfeldt, 1975, 321–322). Однако свои обязанности народ воспринимал как рабство.

В конце концов евреи покинули негостеприимную долину Нила и откочевали на Синайский полуостров. Там в районе горы Синай и оазиса Кадеш-Барнеа во время странствий по пустыне и произошло оформление союза племен, который по имени своего мифического предка получил название Израиль. Скрепой, объединяющей этот союз, кроме воспоминаний об общем происхождении, стал культ Йахве, признанного верховным, а позже и единственным Богом Израиля (Eissfeldt, 1975, 327; Malamat, 1981, 55–58). Традиция называет руководителями выхода из Египта и многолетнего похода по пустыне Моисея (Моше) и его брата Аарона, считавшегося первым верховным жрецом (первосвященником). Имя "Моисей", скорее всего, — египетское и связано, по-видимому, с теофорным элементом, означающим "произведенный (тем или иным богом)" (Helck, 1962, 612–613; Voriander, 1979, 1436; Грант, 1998, 50). В библейской же традиции это имя производится от еврейского слова "????????" ("вытаскивать"), ибо вытащен он был из воды (Ех. 2, 10), что, несомненно, является "народной" этимологией (Шифман, 1993, 292). Моисей выступает как типичный народный герой-основатель, и его ранняя история (он был брошен в Нил, вытащен оттуда и воспитан дочерью фараона) напоминает истории других героев-основателей, например, Саргона и Кира, создателей соответственно Аккадской и Персидской монархий, или Ромула, основателя Рима. И то, что традиция не дает ему своего народного имени, а пытается истолковать чужое, говорит о том, что это имя сохранилось в народной памяти. Эти рассуждения, как кажется, подтверждают историчность самой фигуры Моисея, хотя, разумеется, его личность была затем окутана множеством легенд и мифов.

Как уже кратко упоминалось, в надписи Мернептаха говорится о разгроме Израиля, который в то время уже явно находился в Палестине. Надпись относится к пятому году правления этого фараона. За пять лет евреи не могли добраться до Палестины. Даже если отмеченная в предании цифра в 40 лет скитания по пустыне — преувеличение, то все же она отражает воспоминание о сравнительно долгом пребывании народа на Синае. Поэтому надо полагать, что уход из Египта относился еще ко времени правления Рамсеса II, да и возникновение союза тоже, вероятнее всего, произошло до его смерти.

Создание союза племен Израиля не означало, что все без исключения племена составляли отныне в единое целое. Состав союза был довольно неоднородным. Некоторые исследователи полагают, что даже еще в начале поселения в Палестине в союзе состояло гораздо меньше племен, чем это утверждается в библейской традиции (Дьяконов и др., 1988, 288–289; Тарру, 2000, 189), и лишь постепенно их число достигло двенадцати. Основным доводом в пользу такого мнения является перечисление племен в песне Деборы, о которой пойдет речь позже, хотя невключение в этот текст отдельных племен может объясняться и другими причинами. Племена носили имена своих предков (вероятнее всего, мифических), которые считались сыновьями Иакова-Израиля. Но этим сыновьям приписывалось происхождение от разных матерей. Учитывая значение, которое придается в еврейской традиции не только отцовству, но и материнству, подчеркивание различия матерей племенных предков говорит о различных группах внутри союза. Шестеро было детьми Лии, двое — Рахили, а четверо — рабынь-наложниц Иакова Бильхи и Зильпы (Gen 35, 22–26). Интересен в этом отношении рассказ о встрече Иакова с его братом Исавом: опасаясь нападения брата, он поставил впереди детей рабынь с их матерями, далее — нелюбимую Лию с ее сыновьями, а в самое безопасное место — любимую жену Рахиль с сыном Иосифом (Gen. 34, 2). Может быть, в этом рассказе содержится воспоминание об иерархии внутри союза "сынов Израиля". Это было бы невозможно в более поздней политической ситуации, сложившейся после образования царства Давида и его потомков, которые принадлежали к племени Иуды, который лишь четвертым родился у Лии (Gen. 29, 35) и, следовательно, не мог претендовать на первородство даже в группе Лии, не говоря обо всем Израиле. Поэтому можно полагать, что предание о различных группах сыновей Иакова-Израиля возникло до прихода к власти Давида и отражает реальное соотношение племен в союзе, возникшем еще до вторжения в Палестину.

Союз не был единым и в своих военных или политических мероприятиях. Вопреки библейскому описанию о переходе всего Израиля одновременно через Иордан и дальнейших походах в Палестину под руководством Иисуса Навина современная наука полагает, что в действительности было по крайней мере два вторжения, разделенных и во времени, и в пространстве. Хотя не исключено, что во время блуждания по пустыне союз мог действовать более или менее сплоченно, как это было во время битвы с амалектянами (Ex. 17, 8—16) под командованием того же Иисуса Навина, ибо слишком велика была опасность полного уничтожения. Но позже различные группы племен, скорее всего, действовали уже по отдельности. Но общей целью всех скотоводов-кочевников была Палестина, страна городов и земледельцев, которая, если смотреть из пустыни, представлялась символом изобилия.

Положение в Палестине было довольно сложным. За исключением южной части побережья и примыкающего к ней района, где обосновались филистимляне, а также небольшой территории, занятой чекерами, в остальной стране наблюдается исчезновение многих городов и замена их небольшими деревнями, многие из которых возникают из лагерей полукочевников, каковыми были тогда израильтяне (Weippert, 1988, 354–382). Это объясняется, видимо, не только поражением ханаанеев, чья цивилизация была преимущественно городской, но и общим хозяйственным упадком, в значительной степени вызванным разрывом существовавших ранее экономических связей, и спровоцированным им упадком политическим. Определенную аналогию могут представить те греческие города, которые не были разрушены в конце микенского периода (Афины, Тиринф), но где тоже исчезла старая дворцовая цивилизация и отмечается общий регресс общественной и экономической жизни (Ленцман, 1963, 197; Фролов, 1988, 57–59). Сам этот упадок во многом облегчил завоевание страны как филистимлянами, так и израильтянами.

Эти народы, по-видимому, были не единственными, пришедшими в то время в Палестину. Полагают, что в условиях крушения Хеттского царства и резкого упадка Египта часть малоазийского населения под давлением новых пришельцев двинулась к югу. Уже говорилось о лувийцах, создавших "неохеттские" государства в Северной Сирии. Часть же этих народов могла продвинуться еще дальше к югу и войти в Палестину. К ним принадлежали иевусеи, в конце И тысячелетия до н. э. населявшие Иерусалим, который даже назывался Иевусом (Iud. 19, 10). В Книге Судей (1, 5–8) говорится о захвате Иерусалима евреями из племени Иуды, причем иерусалимский царь назван главой коалиции ханаанеев и перушитов. Иудеи явно не остались в Иерусалиме, он был захвачен евреями много лет спустя, уже при Давиде. Может быть, разгромом сравнительно мощного, если верить библейскому рассказу, Иерусалимского царства и воспользовались иевусеи, захватившие затем город и поселившиеся там. Северными пришельцами были, возможно, и хивиты (Malamat, 1981, 72–73; Mazar, 1981, 77–79).

Таким образом, ханаанское (и ханаанизированное аморейское) население Палестины оказалось со всех сторон окруженным пришельцами и в конце концов потерпело поражение. Но ханаанская культура не исчезла повсеместно, одновременно и полностью. Она еще продолжала существовать, оказывая, в свою очередь, влияние на победителей. Так, в ходе завоевания израильтяне переняли именно ханаанский язык, оставив свой аморейский; и именно этот язык и называется древнееврейским. На нем написана большая часть книг Ветхого Завета.

Израильское завоевание Палестины было долгим. Начало этого завоевания можно в общих чертах реконструировать следующим образом. Попытка вторгнуться в Палестину со стороны Синайского полуострова не удалась. Амалектяне и ханаанеи, жившие в северной части Негева, разбили израильтян и преградили им путь (Num. 14, 45; 21, 1). Это заставило израильтян двинуться кружным путем через Заиорданье. Хотя там уже обосновались родственные израильтянам племенные союзы Моав и Эдом, они еще не организовались в государства и не смогли воспрепятствовать группе израильских племен, ведших свое происхождение от Рахили, пройти через их территорию, а затем перейти Иордан (Mendenhall, 1962, 81). Возглавил этот переход Иисус Навин, или Иошуа бен Нун (Malamat, 1981, 69; Eissfeldt, 1975а, 541, 549–550). Позже Иисус Навин превратился в типичную фольклорную фигуру — героя, возглавившего завоевание почти всей страны. Следуя фольклорному принципу "сгущения" различных событий, ему приписали деяния, частично чисто мифические, частично явно исторические, но совершенные разными людьми и в разное время. Конечно, на этом основании нельзя априорно отрицать историчность самого Иисуса. Поколением позже в поход выступила другая группа племен, потомков Лии (потомки рабынь, по-видимому, участвовали в обоих походах). Политическое положение в Заиорданье к этому времени изменилось; моавитяне и аммонитяне уже сплотились в государства, и израильтяне не решились прорываться через их территории. Вместо этого они попытались пройти через владения аморейского царя Сихона, который, воюя с Моавом, основал свое государство между Моавом и Аммоном. Поскольку свободно пройти через это царство израильтяне не смогли, они вступили с его армией в бой и одержали победу, после чего, захватив еще земли севернее этого царства, на какое-то время осели на завоеванной территории (Num. 21, 21–31). Часть израильтян, по-видимому, осталась там и дольше, а другая, возглавляемая племенем Иуды, перешла Иордан и вслед за потомками Рахили начала занимать палестинские земли (Iud. 1).

Вероятно, именно в это время, т. е. около 1207 г. до н. э., израильтяне приняли участие в палестинском восстании против египетской власти и потерпели полное поражение. В надписи Мернептаха, где, как уже говорилось, впервые встречается упоминание Израиля, вслед за этим названием стоит детерминатив, обозначающий "народ". Это свидетельствует о том, что Израиль являлся уже определенной этнополитической единицей, достаточно сплоченной, чтобы перед внешним миром выступать как единое целое (Mazar, 1985, 17). Фараон гордо утверждал, что Израиль уничтожен, и семени его больше нет. Но это оказалось явным преувеличением. Происшедшее вскоре исчезновение реального политического и военного египетского контроля над Палестиной открыло израильтянам возможность утвердиться в стране, правда, в упорной борьбе как с местным населением, так и с другими пришельцами.

В это время Израиль явно не выступал как единое целое. Отдельные племена, входившие в союз, занимали различные местности в Палестине и частично в Заиорданье. Пришельцы принесли с собой новый тип поселений и жилищ, и их распространение приблизительно обозначает территорию, занятую израильтянами в тот период. Это в основном Иудейское нагорье, т. е. плоскогорье в центре страны, горные территории и долины севера (Галилея) и северная часть Негева на юге страны, и нигде израильские поселения не доходили до моря (Mazar, 1985, 18; Weippert, 1988, 395–397). В ходе расселения израильских племен по Палестине изменялась и их экономика. Наряду с традиционным скотоводством все большее значение приобретало земледелие. И поселения возникают как в тех местах, где удобно пасти скот, так и в сравнительно хорошо орошаемых долинах или возле ручьев, т. е. там, где можно с успехом возделывать землю. При этом израильтяне селились либо на новых местах, где раньше вообще никаких других поселений не было (или они были покинуты за много веков до этих событий), либо на развалинах оставленных жителями городов, разрушение которых произошло за несколько лет или даже десятилетий до появления израильтян (Mazar, 1981, 80; Kochavi, 1985, 55–58; Gal, 1993, 106–115). Создается впечатление, что израильтяне селились как бы в "порах" местного общества, что предполагает, казалось бы, мирное сосуществование двух обществ — уже существовавшего в Палестине и пришедшего израильского, и такой вывод, действительно, иногда делается (например, Fritz, 1981, 70–72). В то же время письменные источники (Книга Иисуса Навина и Книга Судей) наполнены рассказами о войнах израильтян со своими соседями. И хотя отдельные детали и даже отдельные события, описанные в этих книгах, явно легендарны, нет никаких оснований сомневаться в воинственном духе народа, их создавшего.

Перед нами явный конфликт двух цивилизаций: с одной стороны, городской (даже если она находилась в упадке) и земледельческой, а с другой, — пастушеской и полукочевой. Самый яркий пример такого конфликта — война с ханаанеями, воспетая пророчицей Деборой в песне, признаваемой самой древней частью нынешнего библейского текста и датируемой, вероятнее всего, концом XII–XI в. до н. э. (Malamat, 1981, 89). Историчность этого события может быть подвергнута сомнению, ибо врагами Израиля названы царь ханаанского города Хазора Иавин и ею военачальник Сисара (IucL 4, 2), в то время как раскопки доказали, что Хазор был разрушен еще в XIII в. до н. э., и израильские поселения в этой части Галилеи появились, когда города уже не существовало (Herrmann, 1985, 49; Yadin, 1993, 603). Однако надо иметь в виду, что в Библии содержится, кроме поэтической песни Деборы (Iud. 5), и прозаический рассказ об этом событии (Iud. 4). В песне, подлинность которой сомнению не подвергается, ничего не говорится ни о Хазоре, ни о его царе, но только о Сисаре и безымянных ханаанейских царях. С другой стороны, в Книге Иисуса Навина (11, 1—15) рассказывается о войне этого израильского вождя против опять же хазорского царя Иавина и его союзников. Детали этих сражений разнятся, но общность врагов Израиля позволяет высказать предположение, что в прозаическом рассказе о победе на Сисарой слились воспоминания о двух различных событиях, хотя и происходивших в одном регионе, но разделенных значительным промежутком времени, и о могучем городе Хазоре, когда-то в этих местах существовавшем. И эти рассуждения, как кажется, доказывают, что несмотря на некоторые сомнения (например, Caquot, 1986, 70) именно победный гимн Деборы, а не предшествующий ему прозаический рассказ, отражает реальное положение дел.

По мере оседания на земле и перехода к земледелию острота конфликта между израильтянами и их соседями уменьшалась. Последние, обладая более высокой материальной и отчасти духовной культурой, оказывали все большее влияние на новых поселенцев, и самым ярким показателем этого явилось, как мы уже говорили, практическое принятие израильтянами ханаанского языка, хотя и с сохранением некоторых особенностей прежней речи (Дьяконов, 1967, 357–359). Постепенное смягчение отношений достаточно полно отражено в Библии. На ранних этапах израильского завоевания Палестины отношения между пришельцами и населением страны практически сводились к постоянным войнам, причем довольно жестоким и часто кончавшимся полным уничтожением местных городов и их жителей. В Книге Иисуса Навина упоминается лишь один эпизод установления некоего согласия между израильтянами и местными жителями: договор с ханаанским городом Гкбеоном (Гаваоном), основанный фактически на порабощении ханаанеев (9, 15–27). При этом Библия как бы оправдывает Иисуса, обманутого гибеонитами и поэтому их не истребившего. В Книге Судей таких примеров становится уже больше. В песне Деборы и в прозаическом рассказе о победе над Сисарой союзниками Израиля оказываются часть ханаанеев в лице дома Хевера. И уже в самом начале этой книги (1, 27–35) говорится о том, что то или иное израильское племя не изгнало прежнее население, хотя в некоторых случаях и обложило его данью.

Впрочем, существовали и более равноправные отношения. К таким, по-видимому, относится союз между племенем Манассии и оказавшимися на его территории ханаанеями из области Хефер (Lemaire, 1972, 14–20). И хотя позже происходили такие инциденты, как захват данитами города Лаиса, который был сожжен и заново отстроен уже как город племени Дана (Iud. 18, 27–29), но это уже больше похоже на рецидив прошлых отношений, что косвенно подтверждается отсутствием в библейском рассказе прежнего восхищения израильскими воинами. Более того, там звучит сожаление и даже осуждение уничтожения ничем не провинившегося города, где жил народ спокойный и беспечный. Прежнее население сохранялось в Палестине довольно долго, хотя в политическом плане на завоеванных землях израильтяне явно господствовали.

По мере установления более мирных отношений с местным населением на первый план в качестве врагов Израиля выдвигаются его соперники по господству над Палестиной. Первым таким врагом Книга Судей (3, 8—10) называет Кушан-Рашатаима (Хусарсафема), царя Арама-Нахараим, т. е. населенной арамеями области Верхнего Евфрата (в русском тексте — Месопотамии). Это — очень загадочное упоминание, ибо трудно представить себе, что в то время могли быть какие-то взаимоотношения между израильтянами и владыками столь далеких земель. Были попытки заменить "Арам" на "Эдом", но это выглядит чрезмерным насилием над текстом. Единственным компромиссом представляется мнение, что это событие надо отнести ко времени общего политического хаоса, наступившего в Передней Азии после крушения египетского господства в ее южной части и хеттского в северной, когда с севера действительно могли появиться какие-то пришельцы, наподобие уже упомянутых иевусеев и хивитов (cp.: Malamat, 1981, 32). По-видимому, это вторжение можно связать с движением арамеев, которые приблизительно в это время, как мы увидим ниже, заселяли Сирию. Какая-то их часть вполне могла проникнуть и в Палестину. Победу над ними Библия приписывает Гофониилу (Атниэлу), еще до этого отличившемуся в войнах с ханаанеями и захватившему; по преданию" важный город Кириат-Сефер, ставший после завоевания называться Дебиром (Jes., 15, 17; Iud. 1, 13). Этот город, действительно, был разрушен израильтянами из племени Иуды во второй половине XIII а до н. э., т. е. приблизительно тогда же, когда и должно было это происходить, судя по библейскому тексту (Malamat, 1981, 66–67). Это подкрепляет доверие и к рассказу о победе Гофониила над арамеями.

Другими противниками израильтян были их близкие соседи: моавитяне, аммонитяне, амалектяне (Iud., 3, 12–30; 10, 7—11, 33), жившие к востоку и югу от Иордана и Мертвого моря, позже мидианитяне (Iud., 6, 1–8, 3). Моав и Аммон, как уже отмечалось, были родственными Израилю в этническом отношении племенными объединениями, мидианитяне — это арабское племя, кочевавшее в Северо-Западной Аравии. Наконец, израильтянам пришлось столкнуться с филистимлянами (Iud., 13–16), ставшими в конце концов их главными противниками.

Во всей истории завоевания и заселения Палестины ясно выделяются три основные этапа. На первом из них израильтяне воевали преимущественно с местным населением, или уже давно жившим здесь, — это ханаанеи и амореи, или с пришедшими сравнительно недавно, но уже укоренившимся, — это иевуситы и хивиты. Основной целью израильтян на этом этапе было приобретение земель для поселения ("обретение земли") и вытеснение их прежних жителей. По уровню своего социального, экономического, политического и культурного развития эти народы стояли выше израильтян, но они переживали период резкого упадка и оказать достойного сопротивления не могли. На втором этапе израильтянам пришлось защищать "обретенную землю" против таких же, как они, претендентов на нее, тоже желающих поселиться здесь. Для моавитян и аммонитян важным раздражающим фактором стало поселение части израильтян непосредственно по соседству с ними в северной части Заиорданья. Хотя Моав и Аммон, по-видимому, уже представляли собой государства, их государственная организация еще не была зрелой, это были, скорее, раннегосударственные объединения, так что уровень развития Израиля и этих претендентов на палестинские земли был довольно близок. В еще большей степени это относится к сравнению израильтян и арамеев. Третий этап — войны с филистимлянами. Последние стремились к подчинению всей Палестины, включая территорию, занятую израильтянами. Они составляли союз хорошо организованных городов-государств и обладали к тому же железным оружием. В борьбе с израильтянами они явно брали верх. В их плену погиб глава всего израильского племенного союза Самсон. Красочный библейский рассказ о коварстве Далилы, предавшей Самсона, и о сокрушении им устоев филистимского дома, под развалинами которого погиб не только он сам, но и все находившиеся там враги (Iud., 16), только в какой-то степени оправдывает этого богатыря, ставшего одним из любимых народных героев, но не может скрыть сам факт его пленения и гибели. Филистимляне нанесли сокрушительное поражение израильтянам, захватив даже их религиозную святыню Ковчег Завета (I Sam., 4), что в значительной степени символизировало подчинение Израиля (Malamat, 1981, III). Это поражение послужило толчком к радикальным политическим преобразованиям в Израиле, приведшим в итоге к превращению союза племен в государство во главе с царем, власть которого передавалась по наследству.

До этого времени перед нами именно союз племен, каждое из которых обладало своей территорией (Тарру, 2000, 188–191). Исключением было племя Леви, у которого ее не было, но его члены — левиты — имели отдельные участки на землях всех остальных племен. Это объясняется тем, что Леви, по-видимому, было не собственно племенем, подобным остальным, но, скорее, межплеменной жреческой организацией, осуществлявшей служение Йахве (Дьяконов и др., 1988, 282). Позже левитами стали называть культовых служителей, стоявших ниже собственно жрецов, но в те времена, о которых сейчас идет речь, этим словом явно называли всех членов жреческой корпорации. По преданию, это служение было определено левитам еще во время странствий по пустыне до вторжения в Палестину.

Низовой единицей был "отцовский дом" (бет аб), или большая семья", т. е. объединение близких и частично дальних родственников и зависимых людей под властью "отца" (Faust, 2000, 29; Тарру, 2000, 182–186). В такой "дом" входило, как правило, три или четыре поколения, и даже со смертью главы "дома" он не распадался, а во главе его вставал, по-видимому, старший сын. Глава "дома" мог иметь много жен, как это было у Ледеона (Iud., 8, 30), а также наложниц. Но дети наложниц законными не считались, и наследство юридически переходило только к законным сыновьям. Последние могли полностью лишить сводных братьев наследства, и тогда такому человеку приходилось покидать родину, как случилось с Иеффаем (Iud. 11, 2). Все имущество принадлежало "дому", поэтому человек, почему-либо лишенный наследства и должен был уходить из него. По-видимому, поселением такого "дома" или нескольких "домов" была совсем не укрепленная или весьма слабо укрепленная деревня с четырех- или трехкомнатными домами, каждый с большим двором, предназначенным для содержания скота. Этот совершенно новый тип поселения в корне изменил облик той части страны, где поселились израильтяне (Kochavi, 1985, 55; Weippert, 1988, 393–401). Строительство неукрепленных или почти неукрепленных деревень кажется странным на фоне общей нестабильности в Палестине. Может быть, этот феномен объясняется тем, что израильтяне, как и многие другие "варварские" народы, первоначально испытывали почти инстинктивную неприязнь к городам и городской жизни, и лишь постепенно проникались пониманием ее преимуществ. И позже, по мере усложнения социальной структуры они перешли к созданию собственных городов. Имело ли каждое такое селение свое святилище или существовали культовые центры нескольких родственных "домов", сказать трудно (Mazar, 1981, 81–82).

Между "отцовским домом" и племенем стоял род (мишппаха), объединявший несколько "домов" и ведший, как считали сами сородичи, происхождение от общего предка, обычно рассматриваемого как сына или более отдаленного потомка прародителя племени (Faust, 2000, 29). Возникнув еще во времена кочевий, такой род сохранялся и после оседания на земле и занимал определенную территорию, которая становится округом внутри территории племени. Такие роды должны были быть довольно многочисленными, поскольку в племени их было все же немного — до восьми (Тарру, 2000, 180–182). В каждом таком роде тщательно велось родословие, сначала в устной форме, а позже, вероятно, и записанное. Такие родословия сохранялись очень долго, как об этом свидетельствуют генеалогические списки, помещенные в начале I Книги Хроник (1–9). В начале эти списки, несомненно, мифические, но не исключено, что чем ближе к концу, тем большую историческую информацию они содержат. Каждый род обладал и собственным культовым центром. Такое деление племени хорошо прослеживается в рассказе о смотрю племени Иуды из Книги Иисуса Навина (7, 16–18), где указаны по нисходящей племя, род, семья и отдельный человек И это деление держалось еще долго. 1 Книга Самуила (10, 20–21), повествуя о выборе первым царем Саула, отмечает также племя, рюд и, наконец, отдельного мужа. Здесь не упоминается семья, т. е. "отцовский дом", но его существование засвидетельствовано и в более позднее время. Роль и благосостояние родов в племени могло быть разным. Гедеон, если верить Книге Судей (6, 15), сомневался в своем призвании быть "судьей", ссылаясь на то, что его род в племени самый бедный. В племени существовало нарюдное собрание, состоявшее из "мужей", как, например, "мужи Иуды" (I Sam., 4, 2), а возглавляли каждое племя его вожди, рядом с которыми стоял совет старейшин; старейшины возглавляли также "дома отцов" и роды (Шифман, 1989, 60; Faust, 2000, 30).

Племена объединялись в союз, возглавляемый "судьей". Этот термин ни в коем случае нельзя понимать лишь как обозначение человека, творящего суд. Термин "шофет" (обычно перюводимый как "судья") имеет гораздо более ширюкое значение. Этим словом обозначался глава или представитель политической власти в отдельных районах государства в Эбле, Мари, Угарите (Safren, 1970, 1–2, 14; Sznycer, 1978, 570–571; Pettinato, 1980, 50–51). В финикийских городах метрополии суффеты существовали наряду с царями (Teixidor, 1979, 9), а в колониях, где не было царей вообще, их возглавляли именно суффеты. Два суффета стояли во главе Карфагенской республики (Nep. Han., Vll, 4). Суффеты (неизвестно, в каком количестве) возглавляли правительство Гадеса (Liv. XXVIII, 37, 2). Таким образом, речь идет о правителях, осуществлявших руководство данным обществом или его подразделением, но не имевших титула монарха и создававших определенное правовое поле, в том числе и во время военных действий как командующие войсками (Lafont, 1998, 166). В Израильском племенном союзе "судья" являлся, по-видимому, именно таким правителем, но в то же время и харизматическим лидером, не обладавшим никаким аппаратом принуждения, власть которого опиралась лишь на его личный авторитет (Ishida, 1973, 517–523; Malamat, 1981, 85–88). Некоторые из них в случае опасности возглавляли борьбу против чужеземцев. Таким были, например, Гедеон, или Иеробаал, возглавивший борьбу с мидианитянами (Iud., 6, 11—8, 32), или Иеффай (Ифтах), успешно сражавшийся с аммонитянами (Iud., 11, 5—12, 7). Должность эта не была наследственной. Только в самом конце рассматриваемого периода "судья" Самуил, состарившись, передал власть своим сыновьям Иоилю и Авии (I Sam., 8, 1–2). Более того, "судьи" обычно принадлежали к самым разным племенам. Так, первым известным "судьей" был уже упоминавшийся Гофонаил из племени Иуды, а вторым — Аод (Эгуд) из племени Вениамина (Iud., 3, 9—11, 15–30). Гедеон происходил из племени Манассии, а знаменитый Самсон — из племени Дана. Различно было и время правления "судей" — от шести до нескольких десятков лет (Нюстрем. 1999, 441). "Судьей" считалась и Дебора (Iud., 4, 4), и это был единственный случай, когда союз возглавляла женщина, и поэтому ведение военных действий она поручила другому человеку — Бараку. Впрочем, надо заметить, что "судьей" она названа только в прозаическом рассказе, а в своей песне именует себя не "судьей", а "матерью Израиля" (или "в Израиле") (Iud., 5, 7). Не исключено, что в истории Израиля имелись периоды, когда "судьи" вовсе не было. Во всяком случае Иосиф Флавий не раз говорит о периодах безначалия после смерти того или иного "судьи" (Ant. Iud., V, 4, 1; 7, 7). Библейский текст не дает указаний на способ прихода "судьи" к власти. Он ограничивается либо простым указанием, что судьей был тогда такой-то, либо подчеркивает, что Бог поставил такого-то человека судьей ради спасения Израиля. Последнее, по-видимому, подразумевает значительную роль в этом событии первосвященника, т. е. верховного жреца Йахве, должность которого, в отличие от должности "судьи", была если не наследственной, то семейной, ибо она оставалась в одном роде, возводившем себя к Аарону. Наряду с "судьей" существовало общесоюзное народное собрание и "заседание старцев", т. е. совет старейшин (Рs., 107, 32). Судя по упоминанию огромного количества "обнажающих меч" (Iud., 20, 1–3), в собрании участвовали все взрослые боеспособные мужчины (Шифман, 1989, 58). Такое собрание собиралось в разных местах в зависимости, по-видимому, от целей и обстоятельств. Созыв собраний происходил в Пшааде (Iud., 20, 1; I Sam., 11, 14; 13, 7), Гиве (Iud., 20, 18), Мицпе (Iud., 20, 1, 3; I Sam., 7, 5–6), Бетэле (Iud., 20, 26–27). Перед нами — типичная схема управления позднеродового общества.

Роль левитов в союзе, вероятно, была довольно велика, ибо сам союз в значительной степени объединился вокруг культа Йахве. Культовым центром союза был город Силом (Maiamat, 1981, III), где еще раньше существовало значительное ханаанское святилище (Мерперт, 2000, 233), наследником которого стало святилище израильское. В этом городе находился Ковчег Завета, особый шатер, в котором, по мнению израильтян, обитал Бог (Iud., 18, 31; I Sam. 4, 4; Ps. 78, 60; Jer. 7, 12). Здесь происходили ежегодные праздники в честь Йахве (Iud., 21, 21) с обязательными жертвоприношениями Богу (I Sam., 1, 3). Такая роль культа не означает, что союз не играл никакой политической роли. По-видимому, в обычное время основную роль в политической жизни играло все же отдельное племя, но в случае опасности по призыву или даже приказу "судьи" на войну с врагами выступал либо весь союз, либо группа племен. И все же решающую роль в подчинении такому призыву играло решение каждого племени в отдельности (Vaux, 1967, 12). Но с течением времени приказ "судьи" становился все более непререкаемым. Так, по приказу Гедеона против мидианитян выступили племена Манассии, Ашера, Зевулона, Нафтали (Iud., 6, 35), а затем опять же по его приказу племя Ефрема (Эфраима) перерезало путь отступающим врагам (Iud., 7, 24). Последнее сообщение, если оно достоверно, говорит о довольно значительной власти "судьи" в союзе.

Вероятно, союз укреплялся в процессе завоевания и обоснования в Палестине. В рассказе о деянии Гедеона ничего не говорится об отказе какого-нибудь племени подчиниться его приказу. Но в песне Деборы, воспевающей события более раннего времени, прямо сказано об уклонении некоторых племен от битвы с Сисарой и о разногласии в племени Рувима. (Iud., 5, 15–18). Южные племена — Иуды и Симеона — вовсе не упоминаются: видимо, события, происходившие на севере и в центре израильской территории их не касались и не интересовали. Накануне же трансформации союза в царство уже весь Израиль воевал против филистимлян (I Sam., 4, 1—10).

Внутри союза не только случались разногласия, но и происходили довольно кровавые столкновения. Известны войны, которые вели остальные израильтяне против племени Ефрема (Iud., 12, 1–6), а затем Вениамина (Iud., 20). И племя могло выступать не как единое целое. Так, в сражение с Сисарой выступила только часть племени Рувима (Iud., 5, 15–16). И все же, как уже говорилось, прослеживается определенное укрепление внутрисоюзных (явно и внутриплеменных) связей. Развитие экономики и связанных с ней социальных отношений, внешняя опасность и укрепление союзных структур привели в конце концов к качественному политическому изменению — созданию монархического государства.

Попытка установления монархии была предпринята Абимелехом, сыном Пздеона около 1100 г. до н. э. (Heltzer, 1999, 63). Еще самому Гедеону после его победы над мидиа-нитянами предлагали практически царскую власть, но он ее отверг (Iud., 8, 22–24). Аби мел ex же принял все меры для совершения монархического переворота. Сначала он захватил власть в городе Сихеме, а затем, убив почти всех своих сводных братьев, установил господство над всем Израилем. Однако время для утверждения монархии еще не пришло. Слишком велики были силы, резко оппозиционные этому начинанию. Их выразителем стал единственный оставшийся в живых брат Абимелеха Йотам, которому, однако, пришлось бежать. В итоге против Абимелеха выступили горожане того же Сихема и еще одного города — Тебеца, во время штурма которого Абимелех был убит (Iud., 9).

Библия подчеркивает, что Абимелех был незаконным сыном Гедеона, прижитым им от наложницы из Сихема (Iud., 8, 31). Видимо, инициатива переворота исходила из маргинальных слоев израильского общества. Против же переворота выступили основные массы израильтян. Абимелех опирался на "никчемных и безрассудных" людей (Iud., 9, 4), т. е. на какой-то отряд наемников, не связанных с тем или иным израильским племенем (Heltzer, 1999, 63). Видимо, социальное развитие израильского общества привело к появлению внутри него групп "изгоев", по тем или иным причинам оторвавшихся от своего рода и племени. К ним могли присоединиться и выходцы из других этнических групп. Они составляли отряды, объединявшиеся вокруг удачливого вождя, и опираясь на них, такой вождь мог попытаться захватить верховную власть. Абимелех, как было сказано, сначала захватил власть в Сихеме, используя то обстоятельство, что его мать была уроженкой этого города, а затем уже, используя его как базу, подчинил себе Израиль. Власть над самим Сихемом он передал своему стороннику Зебулу, назначив его правителем. При этом власть прежних правителей была ликвидирована, хотя первоначально признание Абимелеха было основано на компромиссе между ним и прежними властями (Reviv, 1966, 254–255). Ликвидация власти прежних правителей, по-видимому, и вызвала недовольство в Сихеме, чем попытался воспользоваться другой предводитель подобного отряда Паал. Его воинов Библия (Iud., 9, 26) называет его "братьями", но ясно, что речь идет о его дружине (Reviv, 1966, 254). Гаал, в отличие от Абимелеха, вообще никак не был связан с Сихемом. Хотя его попытка свергнуть Абимелеха и его наместника в Сихеме не удалась, эпизод этот показывает, что Абимелех со своим отрядом не был редчайшим исключением в социальной картине Палестины.

Это в свою очередь подтверждает и история Иеффая (Ифтаха), который, как и Абимелех, был незаконным сыном, лишенным своими сводными братьями наследства и потому вынужденным бежать из родной земли. Он также собрал вокруг себя отряд "никчемных" сторонников, с которым успел прославиться, прежде чем старейшины галаадские призвали его на помощь против аммонитян (Iud., 11, 1–8). Характерно, что Библия употребляет одно и то же слово "reqim" ("никчемные"), характеризуя воинов и Абимелеха, и Иеффая. Судьба Иеффая была более счастливой, чем Абимелеха: он не только добился признания его законным командующим в войне против аммонитян, но и достиг поста "судьи" всего Израиля (Iud., 11, 9—12, 7). Решающую роль в такой разнице судеб сыграло, по-видимому, отсутствие у Иеффая монархических претензий и его умение "вписаться" в существующее общество. Но сами эти эпизоды показывают, что в израильском обществе начались процессы, которые при определенных исторических обстоятельствах должны были привести к созданию нового для него института — монархии.

К югу и востоку от территории Израиля подобный путь прошли Эдом, Моав, Аммон. Согласно библейской традиции, эти народы — родственники израильтян, ведущие свое происхождение от Авраама. Эдом, он же Исав, — сын Исаака (сына Авраама), который продал свое первородство брату Иакову-Израилю (Gen., 25, 30–34), а предки Моава и Аммона — дети Лота, племянника Авраама (Gen., 19, 37–38). Насколько эти предания соответствуют исторической реальности, сказать трудно. Но скудный языковой материал все же позволяет говорить о довольно близком родстве моавитян и аммонитян с израильтянами (Дьяконов, 1967, 359). И это в некоторой степени подтверждается сходством материальной культуры (Sauer, 1985, 211). Эдом, Моав, Аммон — еврейские племена, которые не ушли в Египет, а продолжали кочевать к востоку и югу от Мертвого моря и Иордана. Эдом, как уже говорилось, упоминается в качестве одного из племен кочевников шасу в правление Рамсеса III (Helck, 1962, 278). История этих народов известна очень плохо, но все же можно говорить, что они, пожалуй, даже раньше израильтян, сплотились в государства или, точнее, раннегосударственные образования, и порой выступали, как об этом уже говорилось, соперниками Израиля. Различия в исторических судьбах привели к тому, что этноним "евреи" перестал применяться к этим народам, закрепившись только за племенами Израиля. О Моаве, Эдоме и Аммоне говорят обычно как о народах и государствах еврейского круга, к которому причисляют и Израиль.

Значительные этнические изменения произошли также в Сирии. Там, где лувийцы не образовали "неохеттские" государства, господствующим этносом становятся арамеи. Первоначально они кочевали в сирийской степи, но постепенно стали проникать и в плодородные области. Впервые одно из арамейских племен — ахламу — упоминается в XIV в. до н. э.: с ними воевал ассирийский царь Арикденили (Reinhold, 1989, 32–33). А во второй половине следующего века арамеи уже стали значительной силой в Северной Месопотамии и Сирии. Они вытеснили амореев даже из района их происхождения — гор Джебель Бишри. Став довольно значительной силой в сирийской степи, арамеи мешали движению караванов между Месопотамией и египетскими владениями (ЕА 200). Крушение Хеттской державы дало возможность арамейским племенам вторгнуться в те районы Сирии, которые ранее находились под хеттским контролем. Арамеи занимали плодородные долины рек и оазисы, и уже к XI в. до н. э. население Сирии стало преимущественно арамейским (Mazar, 1962, 102; Аветисян, 1984, 37–39; Albright, 1975, 532; Rachet, 1983, 80). Среди семитских народов, населявших Сирию во II тысячелетии до н. э., арамеи были ближе к амореям, ранее населявшим значительную часть Сирии, что облегчило их взаимное сближение (Albright, 1975, 530, 532). Ханаанеи же по своему этническому происхождению были дальше от арамеев. Поэтому их ассимиляция новым населением была гораздо труднее.

Мы не знаем, как складывались взаимоотношения ханаанейского населения юго-западной части Внутренней Сирии с арамеями. Между XII и концом XI в. до н. э. ханаанеи были либо вытеснены, либо ассимилированы арамеями. Вероятнее всего, значительная часть ханаанеев отступила перед новыми племенами и отошла туда, где жили их родственники, т. е. на финикийское побережье. Ливанские горы оказались для арамеев непреодолимым препятствием, и занять побережье они не смогли или не захотели.

В XII–XI вв. до н. э., когда Тиглат-Паласар I совершал свои походы за Евфрат, арамеи еще были кочевниками, по крайней мере в районе Евфрата. Их города, взятием которых похвалялся ассирийский царь (ANET, р. 275), представляли собой, вероятнее всего, простые кочевые станы (Sader, 1984, 290–291). Но вскоре после этого арамеи начали переходить к оседлости, а затем стали возникать и арамейские государства (Relnhold, 1989, 69). В конце II — начале I тысячелетия до н. э. был одомашнен верблюд. Это сразу же изменило положение в Сирии. С помощью верблюдов стало возможным проложить караванные пути через ранее почти недоступные пустыни и полупустыни. И Южная Сирия стала играть более важную роль, чем Северная. Расположенные там государства, как и в средней долине Оронта, возникли раньше, чем на севере. Как и государства "еврейского круга", включая Израиль, арамейские государства складывались на племенной основе.

Таким образом, к концу II тысячелетия до н. э. этническая карта Передней Азии полностью изменилась. Ханнанеи как самостоятельный этнос сохранились только на финикийском побережье. Из Палестины они были вытеснены или ассимилированы пришельцами. То же самое, по-видимому, произошло и в юго-западной части Внутренней Сирии. На юге, в Негеве и на Синае, сохранились пастушеские племена, известные египтянам под названием "шасу", а в Библии — под их самоназванием "амалектяне" (Васильев, 1998, 13). Остальная часть Сиро-Палестинского региона была занята новыми народами. В Палестине это были израильтяне, а на ее побережье — филистимляне, и эти народы в конце концов растворили в себе другие этнические группы. Земли к востоку и югу от Мертвого моря и Иордана населяли другие этнические группы "еврейского круга" — Моав, Аммон, Эдом. В значительной части Сирии и части Верхней Месопотамии обитали арамеи. Другую часть Сирии заняли вытесненные из Анатолии лувийцы, сохранявшие хеттское культурное наследство.

Радикально изменилась и политическая карта. Державы, чьи центры находились за пределами Сирии и Палестины, более над этими странами не господствовали. Весь регион обрел политическую независимость. Однако политическая структура его радикально изменилась. В предшествующую эпоху по существу единственной политической единицей был город-государство (Buccellati, 1967, 31–74), хотя порой один из них мог подчинять себе другие, как это сделал, например, Ямхад. Но теперь из старых городов-государств сохранились только города Финикии. В города-государства были организованы филистимляне и, может быть, чекеры, и эту форму государства они, вероятно, принесли с собой. Государства "еврейского круга", включая Израиль, и арамейские царства были совершенно иным типом государства — племенным, именно на основе племени или союза племен такие государства возникли и племенной характер сохраняли довольно долго (Alt, 1959, 113–116; Master, 2001, 130–131). "Неохеттские" царства Северной Сирии считали себя наследниками и продолжателями Хеттской империи.

В условиях упадка крупных держав сравнительно мелкие этносы и государства Палестины и Сирии быстро оправились от потрясений конца II тысячелетия до н. э. и достигли относительного расцвета.