Глава 7. Хлеб. Золото. Наган

От семи до девяти миллионов крестьян уморила голодом советская власть в начале 1930-х годов, силой отняв у них весь хлеб, чтобы продать его за рубеж за валюту.

Три колхозницы выдали привезенной в специально отобранный образцово-показательный колхоз Безенчукского района Средневолжского края (ныне Самарская область) делегации чехословацких рабочих самую сокровенную советскую тайну той поры: в стране Советов люди мрут от голода! Об этом страшном ЧП замначальника 5-го отделения Секретно-политического отдела ОГПУ Глаголев доложил самой высшей для него служебной инстанции — заместителям председателя ОГПУ СССР Генриху Ягоде, Якову Агранову и Георгию Прокофьеву. И можно не сомневаться в том, какая именно судьба вскоре постигла колхозниц Лазареву, Силантьеву и Елуферьеву… Это лишь один из документов потрясающей, хотя, если честно, не слишком обширной коллекции архивных документов (в том числе ФСБ) по голоду в СССР 1930-х годов, обнародованной Федеральным архивным агентством. В той подборке сводок ОГПУ есть документы и похлеще: «зарезала свою племянницу 12 лет, мясо которой употребила в пищу», «зарезала своего ребенка, мясо которого также употребила в пищу»[7]; «…учтено: трупоедства — 54 случая, людоедства — 69 случаев»[8]; «не имея совершенно продуктов питания, по уговору со старшей сестрой, 9-летний мальчик убил 3-летнюю девочку (сестру), после чего отрезали у нее голову и в сыром виде ели мясо трупа»[9]; «11-летний мальчик — ножом вскрыл живот умершего отца, вынул внутренности и приготовил их, чтобы сварить»[10]; «бедняк… 50 лет, убил своих дочерей 7 и 9 лет, мясо которых употребил для еды. …При обыске никаких продуктов питания у него не обнаружено»[11]; «в землянке, в сундуке, обнаружено человеческое мясо без костей около 30 кусков, весом 16 кг, и в чашке суп, сваренный из этого же мяса. …совершив убийство, Т… мягкие места трупа срезал и засолил, а кости и остальные части в мешке зарыл в снег. Из этого мяса варили суп, который ела вся семья»[12]; «на почве продзатруднений зарезала своего ребенка 3 лет, с целью употребления в пищу», «зарегистрирован факт употребления в пищу умершего грудного ребенка… Умерший ребенок был ею поджарен в печке на лопате и в тот же день съеден, а кости брошены в печь, с целью укрытия следов», «в ведре обнаружено было засоленное человеческое мясо», «при обыске обнаружено в чугунах человеческое мясо, а на столе лежали огложенные кости. При допросе… признался, заявив, что это мясо употребляли и его жена и двое детей»[13]; «в станице Ново-Щербиновской, Ейского района, выявлены факты группового людоедства, сопровождавшиеся умышленным убийством малолетних членов семьи и детей-беспризорных», «эта группа зарезала и употребила в пищу 4 детей»; «зарезала и съела двух своих детей», «выявлена семья, систематически занимавшаяся людоедством»; «эта группа зарезала и употребила в пищу 3 детей», «выявлены колхозники… которые убили двух своих малолетних детей и питались их трупами»; «выявлено несколько фактов, когда дети, питавшиеся человеческим мясом и помещенные в интернатах, рассказывали о том, как их родители убивали и ели детей»[14].

Ели, разумеется, не только это: «Рабочие завода Силикатного кирпича… отрывали тайным образом на скотомогильниках при Ветеринарно-Санитарной Станции Техжиркома вблизи г. Саратова туши сапных лошадей, мясо которых употребляли в пищу»[15]; «отмечены 50 случаев употребления в пищу павших животных»[16]; «на Госшвейфабрике, в Оренбурге… отмечены факты употребления в пищу собак», «рабочие уходят в села нищенствовать», «рабочие падают от истощения у своих станков»[17]. А еще описаны многочисленные случаи, как возле мельниц и элеваторов, где рабочие употребляли в пищу зерно, голодные дети собирали человеческий кал, извлекали из него зерна и ели их[18]. При этом, как свидетельствует историк Виктор Кондрашин, не установлено ни одного факта смерти от голода коммуниста, председателя колхоза или сельского Совета…[19]

До краха СССР тема голода начала 1930-х годов была у нас не просто закрыта — под строжайшим запретом. Было наложено жесточайшее табу вообще на какое-либо упоминание о страшном голодоморе, для исследователей были закрыты абсолютно все архивные фонды, где находились документы о голоде. Любой историк, осмеливавшийся коснуться этой запретной темы, мог запросто поплатиться, по крайней мере, запретом на профессию. Разумеется, это вовсе не означало, что про ужасы голода не знал никто, кроме выживших, но очень молчаливых даже в кругу семьи современников-свидетелей. Хотя подобные документы и находились на закрытом хранении, утечки было не избежать: с ними все равно должны были работать хотя бы те, кто обеспечивал их сохранность — архивисты. Надо же было давать ответы на запросы госорганов, граждан, готовить справки… А еще были студенты-историки, проходившие там архивную практику… Поныне помню шок — свой и однокурсников — от открытия, сделанного во время той практики: документы Куйбышевского областного госархива (ныне Центральный госархив Самарской области) казенным языком всевозможных сводок, отчетов и протоколов свидетельствовали, как свою смертоносную жатву голод 1930-х годов снимал в селах и поселках, откуда родом была половина нашего курса: села обезлюдели на четверть. Но больше всего шокировали документы о людоедстве, причем людоедстве вовсе не единичном, а поистине массовом! Приложенные к документам фотографии были не для слабонервных: расчлененные человеческие тела, отрезанные конечности и головы, объеденные куски тел и обглоданные кости, чугунки и ведра, набитые кусками человечины… Разумеется, никто все это нам, студентам, специально не давал, однако кто-то сунул нос в те фонды из чистого любопытства, замещая сотрудников-хранителей, кому-то просто поручили дежурную работу — привести в порядок описи, картотеку, сверить дела. Так что к концу архивной практики те жуткие фотографии тайком проглядели все. Что, разумеется, не стало секретом ни для самих архивистов, ни для наших преподавателей, так что после завершения практики последовали вполне предметные указания держать язык за зубами…

Массовый голод, начавшийся в 1931 году, поразил Украину, Поволжье, весь Кавказ, особенно Северный, всю черноземную полосу России, Белоруссию, Урал, Сибирь — как Западную, так и Восточную, Казахстан, Киргизию… Голод поразил прежде всего зоны сплошной коллективизации, то есть все основные зерновые районы СССР. По подсчетам историков и демографов, на территории тогдашней РСФСР от голода начала 1930-х годов погибло не менее 2,5 миллионов человек, еще 1,5–2,5 миллиона человек умерли от голода в Казахстане, а 3–4 миллиона — на территории Украины. Всего же тогда в Советском Союзе погибло от голода от семи до девяти миллионов человек, если не больше.

Но весь ужас не только в том, что это был самый страшный голод за всю историю страны, а еще и в том, что голод тот был рукотворный — целиком и полностью организованный Сталиным и его подручными, прямое следствие сталинской политики сплошной насильственной коллективизации и сталинской же политики принудительного изъятия хлеба у села. Все делалось под дулами чекистских наганов и пулеметов войск ОГПУ — крестьян насильно загоняли в колхозы, отнимая нажитое имущество и скот, выкачивая из села все зерно. Собственно, коллективизация ведь и была начата ради тотального выгребания зерна из села: Сталину позарез был нужен дешевый хлеб для армии, города и, главное, для продажи за границу — за валюту, поскольку кроме зерна поставлять за рубеж было нечего. Валюта же, в свою очередь, была позарез нужна Сталину для обеспечения форсированной индустриализации и милитаризации страны. 6 августа 1930 года Сталин писал Молотову: «Форсируйте вывоз хлеба вовсю. В этом теперь гвоздь. Если хлеб вывезем, кредиты будут»[20]. «Нам остается еще 1–1? месяца для экспорта хлеба: с конца октября (а может быть, и раньше) начнет поступать на рынок в массовом масштабе американский хлеб, против которого нам трудно будет устоять. Если за эти 1? месяца не вывезем 130–150 мил[лионов] пудов хлеба, наше валютное положение может стать потом прямо отчаянным. Еще раз: надо форсировать вывоз хлеба изо всех сил»[21] — это уже из письма Сталина Молотову от 23 августа 1930 года. На другой день Сталин бьет в ту же точку: «Микоян сообщает, что заготовки растут и каждый день вывозим хлеба 1–1? мил[лиона] пудов. Я думаю, что этого мало. Надо бы поднять (теперь же) норму ежедневного вывоза до 3–4 мил[лионов] пудов минимум. Иначе рискуем остаться без наших новых металлургических и машиностроительных (Автозавод, Челябзавод и пр.) заводов. Найдутся мудрецы, которые предложат подождать с вывозом, пока цены на хлеб на междун[ародном] рынке не подымутся до «высшей точки». Таких мудрецов немало в Наркомторге. Этих мудрецов надо гнать в шею, ибо они тянут нас в капкан. Чтобы ждать, надо иметь валютн[ые] резервы. А у нас их нет. Чтобы ждать, надо иметь обеспеченные позиции на междун[ародном] хлебн[ом] рынке. А у нас нет уже там давно никаких позиций, — мы их только завоевываем теперь, пользуясь специфически благоприятными для нас условиями, создавшимися в данный момент. Словом, нужно бешено форсировать вывоз хлеба»[22]. Спустя неделю, 30 августа 1930 года, Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение: «Исходя из необходимости максимально форсировать экспорт хлеба, поручить Наркомторгу обеспечить в течение сентября вывоз хлеба заграницу в размере не менее 3–4 млн пудов в день»[23]. Всего за 1930–1933 годы из Советского Союза в Европу было вывезено не менее 10 млн тонн зерна: в полном смысле слова «экспорт на костях», уничтоживший крестьянство страны. Как подсчитал покойный ныне историк Виктор Данилов, один лишь отказ от хлебного экспорта в 1932 году позволил бы прокормить по нормам благополучных лет примерно семь миллионов — те самые миллионы, которые и сгинули в корчах рукотворного голода. Это был настоящий геноцид, только по признаку не национальному, а классовому: уничтожали крестьянство. Причем крестьян русских (или белорусских, мордовских, татарских…) истребляли точно так же, как и украинских.

Рухнула советская власть, исчезли, казалось бы, запреты, но и в современной России тема фактически осталась закрытой: власти «антисоветской» горькая правда о рукотворном голоде 1930-х годов тоже не нужна — как-то она не очень патриотична. Потому первая настоящая работа по этой теме вышла в нашей стране лишь в 2008 году — спустя 75 лет после голода! В то время как украинское государство опередило российское здесь на целую эпоху: там сразу же открыли госархивы, прежде всего бывшего КГБ и партийные, издано огромное количество сборников документов, фундаментальных исследований, учебников по Голодомору. Ситуация оказалась такова, что даже уважаемый в научном историко-архивном сообществе руководитель Росархива Владимир Козлов вынужден был открыто признать, что российская власть зашевелилась только тогда, когда жареный петух клюнул в темечко: по его словам, лишь «политизация проблемы голода в СССР в 30-х годах и ее сведение на Украине в рамки геноцида украинцев заставила экспертов приступить к масштабной работе по выявлению в архивах России, Белоруссии, Казахстана документов, связанных с этой историей». И вскоре он был снят с должности. Мы же можем поблагодарить украинские власти хотя бы за то, что именно они разбудили власть российскую, побудив ее приоткрыть хоть какие-то материалы по голоду в СССР.