Глава 22. Спецштрафотряд: чекисты-уголовники в тылу врага

К лету 1942 года возглавляемое Павлом Судоплатовым 4-е управление НКВД заметно активизировало переброску своих спецотрядов за линию фронта. Кто-то склонен объяснять это тем, что после успешного покушения в мае 1942 года на Рейнхардта Гейдриха (и. о. рейхспротектора Богемии и Моравии, руководитель РСХА) Сталин потребовал от руководства НКВД интенсифицировать террор против чиновников рейха. Хотя политические задачи — Бенеш в Чехии, а Сталин — на оккупированной территории СССР, по всей видимости, решали при этом схожие, вряд ли можно усмотреть столь прямую и непосредственную связь между покушением на Гейдриха и сталинским указанием: Сталин задачу террора ставил всегда. Террор был для «вождя народов» не самоцелью, а лишь одним из инструментов решения задач конкретных и политических. Исходя хотя бы из своего опыта организации массовых репрессий в собственной стране, Сталин лучше всех понимал: незаменимых нет, убьют одного — придет другой, а машина управления продолжит свое функционирование. Что, кстати, покушение на Гейдриха и показало. Тем не менее с первых дней войны была поставлена именно задача организации террора в тылу противника, за что как раз и отвечало судоплатовское управление. Порой его еще именовали «партизанским», хотя никакого отношения к партизанству как таковому оно не имело: забрасываемые отряды специального назначения были не повстанцами, а чем-то вроде коммандос примитивной квалификации, оперировавшими строго в рамках приказов и директив из Центра. Приоритетной же задачей «партизан» с Лубянки изначально был, повторюсь, терроризм. Тем не менее в рамках реализации высочайших указаний «усилить», «улучшить» и вообще работать «по-стахановски» отряды 4-го управления действительно пошли тогда за линию фронта косяком. Примечательно, что незадолго до выхода на задание командиров ряда отрядов и групп в присутствии Судоплатова самолично принимал Берия, не столько проводя финальный инструктаж, сколько, по всей видимости, ориентируя относительно таких указаний свыше, которые невозможно было передать через третьи руки или доверить бумаге. Как некогда сказал автору этих строк полковник госбезопасности Виктор Кочетков (его группу 4-е управление забросило в тыл к немцам в мае 1942 года, лишь позже переподчинив ее спецотряду Дмитрия Медведева), «никакой разведкой мы не занимались. Задачу нарком (т. е. Берия. — Авт.) нам ставил лишь одну: терроризировать командный состав вермахта, убивать генералов…». Положим, здесь мой собеседник изложил указания наркома в смягченной форме: штабы вермахта были совершенно недосягаемы для «народных мстителей», единственно доступной серьезной мишенью могли быть лишь чиновники оккупационной администрации.

В тыл врага с лесоповала

Так или иначе, в числе таких спецотрядов, получивших задачи весьма специфического свойства, был и переброшенный в июне 1942 года через линию фронта отряд 4-го управления НКВД «Победители», командиром которого назначили капитана госбезопасности Дмитрия Медведева. Именно в этом отряде (точнее, под его прикрытием) оперировал спецагент и ликвидатор, известный под ником «Николай Иванович Кузнецов», которого позже подадут нам в качестве разведчика. Между тем, с точки зрения тех же самых компетентных органов, которые его и отправляли за линию фронта, Кузнецов был лицом неблагонадежным и подозрительным. Конечно, он давний стукач-осведомитель органов, но при этом исключался из комсомола, несколько раз подвергался арестам и предварительному заключению, имел две неснятые судимости и ограничение в правах. С таким счастьем — и за линию фронта? Не говоря уже о том, что вопрос относительно его реальной профессиональной квалификации остается открытым и поныне, а его техника исполнения терактов поражает своим дилетантизмом. Впрочем, как там однажды выразился товарищ Сталин, «других писателей у меня для вас нет»? Может, у тов. Берии и тов. Судоплатова других «разведчиков» тоже просто не было, вот и пришлось использовать то, что оказалось под рукой, включая проштрафившихся во время большой чистки чекистов: пусть, мол, кровью искупают свою вину, реальную или мнимую, перековываются на невидимом фронте, доказывая, что они «свои». Да ведь и сам Судоплатов признавал, что «в начале войны мы испытывали острую нехватку в квалифицированных кадрах». Потому уже 1 сентября 1941 года и была утверждена «Инструкция о порядке отбора боевиков из числа исправительно-трудовых лагерей НКВД для заброски их в тыл к противнику». При этом приоритет отдавался бывшим сотрудникам НКВД.

Кстати, упомянутый выше Виктор Кочетков — он тоже был из «таких», проштрафившихся. В органах госбезопасности он с 1920 года, много лет проработал в подразделениях ОГПУ-НКВД, курирующих транспорт, был начальником дорожно-транспортного отдела НКВД Орджоникидзевской железной дороги. Но в 1939 году был снят с должности «за допущенные извращения в следственной работе» и «грубые нарушения революционной законности», исключен из партии и затем арестован. В феврале 1940 года приговорен к пяти годам лагерей, но отбывать наказание отправлен, можно сказать, на льготных условиях: начальником строительства лесогорной дороги и Орджоникидзевского лесозавода, а затем директором паркетной фабрики отдела исправительно-трудовых колоний НКВД. После начала войны освобожден и отправлен «искупать вину» в ведомство Судоплатова, хотя вовсе не был специалистом по подпольной деятельности, а об организации диверсий и терактов знал лишь из показаний тех железнодорожников, которых ранее арестовывал и допрашивал по 58-й статье. Тем не менее был назначен командиром отдельной группы, отданной затем под начало Медведева.

Впрочем, сам Дмитрий Медведев, согласно чекистским понятиям той эпохи, натурально, считался «проштрафившимся». Во-первых, он, можно сказать, еще «дзержинского набора» — в ЧК с 1920 года, да еще сразу же на руководящей работе: возглавлял уездные ЧК, особые отделы губернских ЧК и ГПУ. Да и позже его карьера в территориальных органах шла блестяще, но при Ежове именно таких «ветеранов» и отстреливали вовсю, добивая остатки этих кадров уже при Берии. Более того, в ВЧК-ОГПУ-НКВД работали и все три брата Дмитрия Медведева — и все трое были репрессированы. Старшего брата, Александра, бывшего председателя Брянской и Новгородской ЧК, а затем ответственного работника Автогенного треста, первый раз исключили из партии еще в 1924 году — за активное участие в партийной оппозиции. Позже восстановили, но в 1935 году вновь вычистили: за «сокрытие своего прошлого участия в оппозиции» и за «антипартийное высказывание в день годовщины убийства Кирова». Уже в 1937 году его арестовали и спустя семь лет он умер в лагере. Погиб в заключении и младший брат Медведева, Михаил; отсидел в лагере и брат Алексей, тоже чекист. В натуре, целая семья «врагов», да еще и чекистов, пусть и бывших! Более того, у будущего Героя Советского Союза хватало, с точки зрения руководства, и своих «грехов». Например, в 1920-е годы Медведев работал и делал успешную карьеру в Одессе под началом Леонида Заковского — одного из самых известных, беспощадных и кровавых чекистов 1920–1930-х годов. Это была, конечно, та еще глыба: в середине 1920-х годов медведевского наставника подозревали в причастности к целой серии убийств и ограблений перебежчиков, присвоению контрабанды. Впоследствии Заковский — один из организаторов Большого террора, но в августе 1938 года расстрелян как латышский, германский, польский и английский шпион…

Еще круче оказался следующий наставник Медведева — Генрих Люшков: тот самый, который в 1938 году бежал к японцам в Маньчжурию, будучи начальником УНКВД Дальневосточного края. Но в конце 1920-х — начале 1930-х годов Люшков со своими подчиненными еще вовсю банкует, фабрикуя тысячи расстрельных дел на Украине и раскрывая несуществующие заговоры. Чтобы сделать карьеру при таком начальстве, надо было очень постараться. Впрочем, был у нашего персонажа еще один начальственный сослуживец, столь же кроваво-известный, «связь» с которым позже тоже считалась компрометирующей — Израиль Леплевский: тоже фабрикатор огромного количества липовых дел, один из тех, кто в 1937 году кровавой метлой чистил армию от «военно-фашистского заговора», но в 1938 году и сам был расстрелян как «участник фашистского заговора в НКВД»…

Пик карьеры Медведева пришелся на 1936 год: капитан госбезопасности (равнозначно тогда армейскому полковнику), закончил курсы высшего начальствующего состава при Центральной школе НКВД СССР, его должны были перевести в центральный аппарат НКВД СССР. Но на партсобрании «вдруг» выясняется, что его старший брат — «оппозиционер». Тут же следует исключение из партии «за связь с братом». Правда, Дзержинский райком ВКП(б) затем отменил это решение, заменив исключение на выговор. Но о работе в центральном аппарате уже можно забыть, и Медведев отправлен в Харьков с понижением. Затем его все равно вычищают из НКВД «за сокрытие связи с братом, арестованным как враг народа», хотя «за живое» не взяли, а ведь тогда и за меньшее стреляли.

Потом было принято решение «считать возможным использовать Д. Н. Медведева в органах НКВД, но вне центрального аппарата», и он вновь принят на работу в НКВД, только отправят его уже в отстойник для вышедших из доверия чекистов — в систему ГУЛАГа: замначальника 3-го отдела НКВД Беломорско-Балтийского комбината НКВД в Медвежьегорске, затем начальником 3-го отдела НКВД Норильского строительного комбината. Третий отдел, он же оперативный, — это работа с осведомителями среди заключенных. Однако в ноябре 1939 года Медведев вновь вычищен из органов. К началу войны он — пенсионер НКВД, трудится управляющим межрайонной конторой № 3 треста «Мосгортоп», проживает на подмосковной станции Томилино. 22 июня 1941 года Медведев через бывшего коллегу передал рапорт на имя Берии от «почетного работника ВЧК, бывшего капитана госбезопасности Д. Н. Медведева»: проситель сообщал о своей «полной готовности на любую работу, на любой подвиг» и своем «непреодолимом желании отдать все свои силы, всего себя на борьбу с фашизмом». Правда, невзирая на весь свой опыт «двадцатилетней оперативной работы», организовывать партизанские действия, диверсии и разведку «бывший капитан госбезопасности», конечно же, не умел, поскольку ранее занимался совершенно иным. Скажем, во время работы в Одессе Медведев, несомненно, обрел немалую практику борьбы с бандитизмом. Но еще более богатым у него был опыт борьбы с небольшевистскими политическими партиями и организациями. В некоторых источниках утверждается, что в одном из чекистских учебных заведений позже он даже читал спецкурс по методам внедрения в различные небольшевистские партии. Затем им был обретен и опыт борьбы с оппозицией уже внутри самой ВКП(б). Опять же, имелся опыт, и немалый, беспощадной борьбы с теми советскими гражданами, настроения которых казались бдительным чекистам не вполне советскими. В конце концов, как раз именно за это Медведев многократно и награждался: серебряным портсигаром, золотыми часами от Коллегии Всеукраинской ЧК, знаком «Почетный работник ВЧК-ГПУ», а дважды — именным наградным оружием — маузерами с гравировкой «За беспощадную борьбу с контрреволюцией»… Вот именно в этом своем главном качестве — спеца по карательству — он и оказался востребован, впрочем, как и многие другие. Далеко не случайно известный партизан, Герой Советского Союза Григорий Балицкий, в своих дневниковых записях характеризовал Медведева «зашкарублым энкеведистом».

Заповедник гоблинов

Так что «сложные» биографии иных товарищей из состава его отряда не должны вызывать удивления, некоторые историки даже называли отряд Медведева «настоящим „отстойником“ для чекистов-уголовников». Применительно к целому ряду персон с этим трудно спорить.

Скажем, Владимир Фролов, старый знакомец Медведева по совместной чекистской службе сначала в Одессе, а затем в Сталинском оперсекторе ГПУ Донецкой области. В отряде «Победители» он, по одной из трактовок, был заместителем Медведева по агентурной разведке, хотя в ведении собственно разведки против немцев разбирался так же, как и его командир, — т. е. никак. Ибо ранее к разведке отношения не имел, прослужив в территориальных органах ОГПУ-НКВД на Украине, откуда и пошел на повышение в Москву. Но в июле 1938 года был исключен из партии, арестован по подозрению в шпионаже и как «социально-опасный элемент» осужден Особым совещанием при НКВД СССР к трем годам заключения. При этом, хотя чекистский стаж у него был с 1919 года, но членом ВКП(б) он стал лишь… в ноябре 1936 года! Поскольку такого быть просто не могло, значит, за какие-то грехи из партии он ранее уже исключался. Отбыв срок, сей незаменимый «социально-опасный» чекист-специалист попал прямиком в ведомство Судоплатова. Но уже в марте 1944 года Фролов служит по ведомству совсем иному — в Управлении исправительно-трудовых лагерей и колоний Управления НКВД по Московской области. Вернулся, так сказать, к истокам? В 1944 году судимость с него наконец сняли, но в партии не восстановили, предложив вступить в ВКП(б) заново и на общих основаниях… Сведения, конечно, куцые и не особо конкретные, однако налицо компрометирующий чекиста в глазах начальства факт судимости и отсидки в лагере.

Еще один заместитель Медведева по агентурной разведке (сколько же у него было замов по разведке?!), Александр Лукин, в 1940 году был снят с должности заместителя начальника Особого отдела Московского военного округа и исключен из партии, как тогда говорили, «за нарушение норм соцзаконности». В партии его восстановили лишь в конце 1944 года, после «искупления вины». А вот Константин Пастаногов, мимоходом упомянутый в книгах Медведева как «героический» парень, куда более «знаменит». Точнее, его кровавые дела: как установил историк Алексей Тепляков, Константин Пастаногов — один из главных организаторов массового террора в Новосибирской области. Свою карьеру он начинал в 1926 году в качестве сексота Барабинского окружного отдела ОГПУ, позже зачислен в кадры. Когда по всей стране развернулась насильственная «сплошная коллективизация» и раскулачивание, Костя Пастаногов особо охотно вызывался в наряды по приведению в исполнение многочисленных расстрельных приговоров «кулакам». Тогда же он подвел под расстрел и родного дядю, написав на него донос. Правда, самолично расстреливать дядю якобы отказался, что ему попытались инкриминировать в 1937 году. Но тогда в его защиту выступил начальник управления НКВД по Западно-Сибирскому краю Сергей Миронов-Король, разъяснивший подчиненным: «Приводить в исполнение приговор может не всякий чекист, просто иногда по состоянию здоровья… На его дядю первые материалы о контрреволюционной деятельности поступили от т. Пастаногова. И если бы даже Пастаногов заявил, что ему неудобно идти расстреливать дядю, здесь, мне кажется, не было бы нарушения партийной этики». То есть не так уж чтобы очень и отказывался? К тому же на его «боевом счету» и без того были сотни лично им «исполненных», не считая тысячи тех, кого он подвел под расстрел уже как оперативник, следователь и начальник Секретно-политического отдела УНКВД по Новосибирской области, а затем и как временно исполняющий обязанности начальника областного УНКВД. Он даже пытался сфабриковать дело о фашистском заговоре… детей: в апреле 1938 года Пастаногов дал распоряжение начальнику Ленинск-Кузнецкого горотдела НКВД Лунькову (запомните эту фамилию!) арестовать 60 детей, оформив на них дела как на участников «контрреволюционной фашистской организации». Сказано — сделано: Луньков исполнительно доложил Пастаногову, что вскрыта контрреволюционная организация, насчитывающая свыше 60 человек, планировавшая расширяться за счет вербовки учащихся, агитировать «за срыв занятий в школах и оставление учебы», терроризировать «передовиков учебы» и осуществлять моральное разложение молодежи «путем втягивания в пьянки, половое сожительство и совершения хищений», а также внедрять в ее ряды фашистские лозунги, популяризировать «методы троцкизма» и клеветать на вождей. Тут же завели дело, собрав обличительного материала аж на 160 школьников, но для начала взяли 15, в том числе 10–12-летних детей. Почти восемь месяцев детей держали в переполненных камерах со взрослыми уголовниками и политическими заключенными, выбивания из них показания. Разумеется, все быстро сознались, что состояли в контрреволюционной диверсионно-террористической повстанческой организации и по заданию врагов народа срывали портреты вождей, революционные лозунги и плакаты, писали «на стенах и заборах антисоветские выражения», распространяли среди пионеров и комсомольцев контрреволюционные анекдоты и частушки. Гуманная прокуратура дело тихо спустила на тормозах, отдав под суд «всего лишь» четверых… Еще у Пастаногова было хобби: обожал изобретать новые методы «дознания». Одним из таких его изобретений, сравнительно невинных, стал «хоровод»: арестанта сажали на стул с острыми железками, и целыми часами чекисты толпой ходили вокруг него, изрыгая угрозы и нецензурную брань: «…Мы тебя заставим писать, нас больше, видишь, мученик, контрик!..» Арестованного Пастаноговым областного прокурора Игнатия Баркова так запытали, что тот во время одного из допросов выбросился из окна кабинета Пастаногова, с четвертого этажа здания УНКВД. В мае 1940 года Пастаногова исключили из партии и уволили из органов, затем арестовали, а в ноябре 1940 года впаяли восемь лет лагерей «за нарушение законности». Однако и в лагере использовали, так сказать, по профилю: назначили старостой лагпункта в Новосибирске. Как без такого квалифицированного специалиста было обойтись Судоплатову? В конце 1941 года Пастаногов, не отсидевший из положенного срока и года, освобожден со снятием судимости и отправлен в отряд Медведева. С какой специализацией? Догадайтесь сами. В тылу врага он пробыл едва ли месяц, получил ранение в руку, был эвакуирован на «Большую землю», а в декабре 1943 года в числе прочих судоплатовцев получил орден Красной Звезды. Затем был отправлен обратно в Новосибирск — помощником начальника областного Управления исправительно-трудовых лагерей и колоний, после войны ненадолго возглавил отдел СМЕРШ, курирующий милицию и пожарную охрану, но уже в 1946 году вновь был обвинен в злостных нарушениях «социалистической законности» и отправлен во Владивосток. Только и в той глуши так умудрился напортачить, что был изгнан с оперативной работы и переведен в Севкузбасслаг МВД. Но и там не сладилось: уверовав еще со младых чекистских ногтей в магическую силу доноса, остановиться Пастаногов не смог, завалив ими вышестоящие инстанции. Потому в 1954 году был уже окончательно исключен из партии с уникальной формулировкой «за доносительство», вытурен из органов и уехал в Красноярский край…

Его подельник по «детскому делу», начальник Ленинск-Кузнецкого горотдела НКВД Алексей Луньков тоже оказался востребован за линией фронта, и тоже после отсидки. Кстати, именно Луньков, оказывается, в свое время и «настучал» на Пастаногова, что тот злостно уклонился от расстрела своего дяди, особо подчеркнув, что тот приговор Пастаногову-старшему в исполнение «приводил лично я». Лунькова арестовали в 1939 году, но еще не за детей, а за то, что, когда осенью 1937 года его направили в Куйбышевский оперсектор УНКВД Новосибирской области, он вместе с коллегами, вместо того чтобы расстреливать осужденных, душил их веревками, удавив порядка 600 человек. На заседании трибунала чекист оправдывался, что душил не садизма ради, а из-за неподходящих условий для расстрелов. Зато дело по удушению, мол, он поставил так образцово, что на каждого приговоренного тратили не больше минуты, набрасываясь на него впятером. Получив семь лет лагерей, в декабре 1941 года Луньков был освобожден и спешно отправлен на дальнейшую перековку к Судоплатову. Который тут же и откомандировал квалифицированного душегуба и детолюба для работы по специальности — начальником штаба в отряд Станислава Ваупшасова.

Последний, тоже тот еще фрукт: еще с начала 1920-х годов ветеран закордонных дел терроризма — в ходе операций так называемой активной разведки по заданию партии и правительства резал на польской территории жандармов, пограничников и чиновников, провоцируя польские власти на карательные акции против населения Западной Белоруссии. После отправлен в традиционный чекистский отстойник — начальствовать над зэками на строительстве канала Москва — Волга. Потом была проигранная Испания, где «товарищ Альфред» тоже трудился по основной специальности…

Еще один чекистский засланец в тыл врага, Иван Золотарь, тоже, кстати, сослуживец Пастаногова, предшественник Лунькова в должности начальника Ленинск-Кузнецкого горотдела НКВД. Отличился тем, что в 1934 году лично расстреливал осужденных алтайских немцев в Славгороде. А будучи уже начальником горотдела НКВД, как свидетельствуют документы, «фиктивно создал в Ленинске троцкистскую организацию и с применением к нам издевательств и пыток заставил нас подписать ложные протоколы допроса, в которых записаны как участники этой контрреволюционной организации почти весь актив города…». Подчиненные Золотаря позже показали, что их начальник проявлял «особую жестокость» не только к арестованным, но и к самим чекистам. Погорел он на том, что, когда в октябре 1937 года в Ленинске-Кузнецком было расстреляно 369 человек, их тела даже не удосужились толком захоронить. Как показал на следствии бывший начальник УНКВД по Новосибирской области Григорий Горбач, «приговора в исполнение были приведены в таком месте и так, что на второй день какой-то человек натолкнулся на место, где был обнаружен труп». Впрочем, ему еще много чего инкриминировали, включая многочисленные интимные связи с подчиненными, присвоение казенного имущества, но свои пять лет лагерей он получил именно за расконспирацию мест захоронения расстрелянных. Но, как водится, не досидел: в январе 1942 года освобожден по «особому ходатайству НКВД СССР» и с распростертыми объятиями встречен в судоплатовском управлении.

Еще один герой-судоплатовец, Лаврентий Якушев (Бабкин), тоже из разряда проштрафившихся гоблинов. Считался одни из наиболее беспощадных чекистов ежовского призыва. Как гласят документы, будучи с октября 1937 года по февраль 1938 года начальником УНКВД по Житомирской области, он «лично принимал участие в избиении заключенных, приговоренных к ВМН, в сожжении 11 заключенных. По его приказу заключенные сами копали себе могилы. 200–250 связанных заключенных ставили в очередь и расстреливали на глазах других заключенных». Еще по приказу Якушева его сотрудники «занимались вытаскиванием кирками и клещами золотых зубов изо рта трупов расстрелянных». Пошел на повышение: был назначен наркомом внутренних дел Крымской АССР, где трудился в поте лица аналогичным образом. В 1939 году приговорен к 20 годам лагерей, в том числе и за то, что учинил расстрел 553 человек, осужденных и казненных уже после запрета приводить в исполнение приговоры троек. Разумеется, уже осенью 1941 года Якушев амнистирован и направлен «партизанить» к Судоплатову.

Большой террор за линией фронта

На закуску можно привести еще парочку кадров. Леон Агабеков возглавлял секретно-политический отдел НКВД Узбекской ССР, в 1939 году арестован и затем осужден на пять лет — как участник «антисоветской заговорщицкой организации», по заданию которой «фальсифицировал следственные дела и производил необоснованные аресты». В 1942 году освобожден, отправлен к Судоплатову и заброшен в немецкий тыл как начальник группы. Отличился так, что был замечен аж Богданом Кобуловым, первым замом наркома госбезопасности, отметившем в 1945 году, что опергруппа Агабекова «проделала серьезную работу по вскрытию деятельности ряда антисоветских польских и белорусских подпольных организаций, которые вели активную работу против советского государства». Так ведь для того и посылали, не с немцами же бороться!

Еще один «партизан» Судоплатова, бывший начальник секретно-политического отдела УНКВД по Алтайскому краю Петр Перминов, вообще был в мае 1941 года приговорен к расстрелу Военной коллегией Верховного суда СССР за вполне конкретные и масштабные преступления против «социалистической законности», но «вышку» заменили на 10 лет, а в 1942 году амнистировали, сдав «ценный кадр» под расписку Судоплатову, который и отправил его в спецотряд Виктора Карасева «Олимп». Впоследствии Перминов стал заместителем по разведке в отряде своего старого сибирского приятеля, уже описанного выше Ивана Золотаря. Как позже сообщала справка-объективка НКГБ СССР, Перминов лично выявил до 200 «немецких шпионов-предателей» и участников националистических формирований…

Что и говорить, достойные борцы с фашизмом. Уж не знаю, какой страх могли нагнать эти гоблины на немцев, но поистине смертный ужас на своих — безусловно. Тем паче ведь и амнистированы-то были, в своем подавляющем большинстве, вовсе не кадровые разведчики, а именно квалифицированные каратели, специалисты по части организации политического сыска и массовых репрессий. Случайность? Вряд ли: исполнители такого профиля, скорее всего, действительно и подбирались исходя из поставленных задач. Задачей же № 1, как мы знаем, был террор. В первую очередь, формально, в отношении генералитета и офицеров вермахта, а также чинов оккупационной администрации. Во вторую — против предателей и тех, кто сотрудничал с оккупантами. По крайней мере, это афишируемая часть дела, смысл которой очевиден: вбить клин между немецкой администрацией и населением, спровоцировав немцев на масштабные карательные акции и массовые репрессии того типа, что были проведены в СССР перед войной. Особенно желательно это было учинить в западных областях Украины и Белоруссии, которые, по сути, предстояло советизировать заново. Их население должно было так взвыть от немецких репрессий, чтобы встретить советскую власть как родную. Впрочем, на остальной части временно оккупированной территории тоже предстояла серьезная работа: слишком уж там «расслабилось» население, основательно забыв про колхозы, хлебозаготовки, лесоповалы, ударный труд по-стахановски, руководящую и направляющую роль ВКП(б) и лично товарища Сталина. Потому и необходимо было, не теряя времени, развертывать за линией фронта ту же чекистскую деятельность, что и на собственной территории: поиски «врагов народа» с последующим их репрессированием, пусть, конечно, и несколько не в тех масштабах. Вторая задача — контроль: бдеть, выявляя и ставя на учет все, что подлежало ликвидации в свое время. Собственно ликвидация — это уже третья задача, открытым текстом обозначенная уже несколько позже — в закрытой директиве НКГБ № 583 от 22 октября 1943 года, приказывавшей приступить к ликвидации и «вывозу на свои базы для допроса» наиболее видных представителей всевозможных групп и партий, «расплодившихся» за время немецкой оккупации — русских, украинских, белорусских, польских «и других национальностей». Также надлежало «выявить и учесть» представителей несоветских вооруженных формирований. Одним словом, поступила команда провести масштабную чекистскую операцию по заблаговременному обезглавливанию в глубоком немецком тылу всех тех, кого посланцы Лубянки не сумели поставить под свой контроль. По возможности эту грязную работу желательно было сделать чужими руками: натравить немецких карателей на украинские и белорусские национальные отряды, а украинцев и белорусов — на польские формирования. Основная же сверхзадача: ликвидировать ту местную и национальную элиту, которая в перспективе могла представлять помеху и даже опасность для повторной советизации территорий. По сути, это было перенесение Большого террора за линию фронта. Вот как раз для реализации этой сталинской задачи «квалифицированные специалисты» из числа проштрафившихся чекистов и годились. Да и в случае чего их совершенно не было жалко — отработанный материал.