Массачусетс, Акадия и абенаки

Война Аугсбургской лиги не привела к сколько-нибудь существенным изменениям в самой старой зоне англо-французского конфликта в Северной Америке. Вскоре после прекращения боевых действий Массачусетс и Акадия столкнулись со ставшими традиционными проблемами, касающимися английского рыболовства у берегов французских владений, пограничных споров и отношений с абенаки. Кроме того, несмотря на то что Рисвикский мир восстановил status quo в колониях, и Акадия была признана французским владением, никаких изменений в хартию Массачусетса (где, как мы помним, территории Атлантических провинций Канады были отнесены к юрисдикции Бостона) внесено не было.

Уже в начале 1698 г. рыбаки из Бостона, Сэйлема, Марблхеда и других английских поселений снова стали появляться на отмелях у Акадийского побережья. Английские торговцы возобновили прекратившуюся во время войны коммерческую деятельность во французских поселениях. Со своей стороны губернатор Акадии Вильбон весной 1698 г. получил из Версаля инструкции придерживаться в отношениях с англичанами условий Договора об американском нейтралитете, до тех пор пока Комиссия уполномоченных не выработает какого-либо иного решения. В то же время ему было предписано не допускать проникновения жителей английских колоний за реку Кеннебек, которую французы традиционно считали границей Акадии.[909]

В сентябре 1698 г. Вильбон пожаловался помощнику губернатора Массачусетса Уильяму Стаутону на то, что жители этой колонии нарушают границы французских территорий. Он сообщил о данных ему инструкциях, напомнив, что согласно статье V договора о нейтралитете подданным обеих держав запрещается торговать и ловить рыбу во владениях друг друга. Вильбон также предупредил, что если англичане будут претендовать на то, что абенаки являются их подданными, это «может привести к печальным последствиям».[910]

В Бостоне не были согласны с такой постановкой вопроса. Промысел у берегов Акадии давно уже стал важной отраслью экономики Массачусетса. В то же время признание границы по Кеннебеку существенно ограничивало возможности хозяйственного освоения «восточных графств» и создавало серьезные проблемы для безопасности колонии в случае войны с французами. В этой ситуации власти Массачусетса стали действовать сразу в нескольких направлениях или, точнее, на разных уровнях.

В ноябре 1698 г. они направили петицию королю, где жаловались на обиды со стороны французов и их «беспочвенные и непомерные» притязания, в результате чего, по их словам, страдали интересы не только колонии, но и метрополии. Бостонцы просили Вильгельма III утвердить английский суверенитет над спорной территорией в долине Кеннебека и обеспечить его добрым подданным «мирное использование ими их старинных и несомненных привилегий на лов рыбы в морях у берегов Акадии или Новой Шотландии».[911] Очевидно, в Бостоне хорошо понимали, что Вильбон является лишь скромным исполнителем воли Версаля, и, для того чтобы добиться принципиального решения проблемы, надо действовать на самом высоком уровне.

Однако власти Массачусетса не отказывались и от прямых контактов с губернатором Акадии. В том же ноябре 1698 г. вернувшийся к тому времени из Европы Джон Нельсон посетил Вильбона в форте Сен-Жан. О содержании этой встречи нам ничего не известно, но, видимо, она была достаточно продуктивной, так как после нее Вильбон стал закрывать глаза на коммерческую активность бостонцев в Акадии. Это было вызвано как его личной заинтересованностью в торговле с англичанами, так и объективно сложным положением французской колонии, испытывавшей острую нехватку европейских товаров.[912] Тогда же Вильбон, понимая, что имеющихся у него сил явно недостаточно, для того чтобы бороться с английскими рыбаками, предложил продавать им лицензии на право вести промысел на акадийских отмелях и сушить рыбу в специально отведенных для этого местах. По его расчетам, это могло бы приносить 4-5 тыс. ливров в год, которые можно было бы пустить на строительство новых укреплений в колонии.[913]

Рассмотрение этого вопроса в Париже затянулось на несколько лет. Лишь в апреле 1700 г. новый морской министр Ж. де Поншартрен заявил, что продажа лицензий англичанам в принципе возможна при условии, что каждое их судно будет брать на борт одного акадийца, чтобы те, таким образом, научились их приемам лова.[914] Скорее всего, такая резкая смена курса была связана с тем, что французское правительство в это время предпринимало попытки сблизиться с Англией и не хотело вступать с ней в конфликт из-за второстепенных проблем.

Если вопросы, касающиеся рыбной ловли и торговли, были более или менее урегулированы, то вопросы о границе и о статусе абенаки оставались открытыми. В мае 1699 г. в Бостон прибыл уже известный нам граф Белломонт, совмещавший посты губернатора сразу в трех колониях. Он сразу же обратил внимание на пограничную и индейскую проблему.

Надо сказать, что после окончания войны французское правительство существенно уменьшило количество боеприпасов и других товаров, присылавшихся для индейцев, а также значительно сократило средства, выделявшиеся на подарки вождям. Так, если в 1698 г. на это было выделено 4 тыс. ливров,[915] то в 1699 г. — только 450 ливров.[916] Кроме того, французы допустили еще один промах, никак не оговорив при заключении мира вопрос, касающийся освобождения из английского плена их индейских союзников, что вызвало недовольство абенаки.[917]

Воспользовавшись этой ситуацией, а также активизировавшимися после прекращения боевых действий торговыми контактами индейцев с англичанами, бостонские власти с начала 1699 г. стали уговаривать абенаки заключить с ними отдельный мирный договор. Внешне здесь в определенной степени повторилась ситуация, имевшая место с ирокезами, с той лишь разницей, что англичане и французы поменялись ролями. Губернатор Вильбон всеми силами старался не допустить прямых переговоров индейцев с англичанами, считая, что абенаки должны вести их через его посредничество. В своем донесении в Версаль он сообщал: «Я велел отцам иезуитам, которые ведут там миссионерскую деятельность, объявить всем вождям, чтобы они не вели никаких переговоров с ним [Белломонтом. — Ю. А], и что они должны ему сказать, что если он имеет что-нибудь им предложить, он может обратиться ко мне, после чего я сообщу им, что они должны делать».[918]

Однако, несмотря на противодействие французов, абенаки в 1699 г. заключили договор с англичанами. Важную роль сыграло то обстоятельство, что англичане освободили из плена трех вождей, представив это как жест доброй воли со своей стороны. По условиям этого договора, подписанного в бухте Каско, индейцы должны были соблюдать нейтралитет в случае возникновения нового конфликта между англичанами и французами и не допускать на свою территорию европейских поселенцев. Правда, при этом абенаки не считали, что они разрывают союз с Новой Францией. Они сообщили о готовящемся соглашении Л.-Э. де Кальеру; кроме того, в 1701 г. абенаки как союзники французов приняли участие в церемонии заключения всеобщего мира.

В целом, большинство исследователей признают, что, несмотря на договор 1699 г., французское влияние среди абенаки оставалось очень сильным благодаря миссионерам и лесным бродягам. Как образно высказался по этому поводу Д.Э. Лич, «совершенно очевидно не было никаких достаточных оснований полагать, что, как только сполохи войны снова будут видны в пограничных дебрях Новой Англии, эти индейцы будут долго противиться искушению напасть на какое-нибудь английское поселение, которое подвернется им под руку».[919]

После заключения договора с абенаки Белломонт с целью укрепления и расширения восточных границ Новой Англии предложил построить форт на реке Сент-Круа, который бы позволил ее жителям начать освоение «прекрасной территории протяженностью 190 миль» и отбросил бы французов во внутренние районы Акадии.[920] Однако ни Лондон, ни администрация Массачусетса не захотели выделять на это средства. Более того, несмотря на настойчивые требования Белломонта в колонии даже не смогли найти протестантских проповедников, которые бы согласились отправиться к абенаки, чтобы нейтрализовать влияние французских миссионеров.

Незадолго до начала Войны за испанское наследство у французских колониальных чиновников возникла идея заключения отдельного соглашения между Акадией и Массачусетсом, представляющего своего рода локальный вариант договора 1686 г., которое позволило бы сохранить мир между этими колониями в случае нового конфликта в Европе.

В марте 1701 г. новым губернатором Акадии был назначен Ж.-Ф. Момбетон де Бруйян, ранее командовавший фортом Плезанс (Вильбон скончался в июле 1700 г.). В записке, составленной от имени короля, ему были даны следующие инструкции: «Его Величество находит положительным, чтобы вскоре после своего прибытия в Акадию он [Бруйян. — Ю. А.] отправился в Бостон для изложения своего мнения губернатору Новой Англии и использовал эту возможность, чтобы предложить ему договор о союзе и добрососедстве между двумя колониями и дикарями, которые зависят от Акадии; и в случае, если произойдет война в Европе, то все останется в таком же состоянии, как оно есть; разорвать это добрососедство под любым предлогом можно, только предупредив об этом за год». Впрочем, Бруйяну была предоставлена определенная свобода действий. Далее в этом же документе говорилось, что если он «узнает из ситуации на месте и по настроению людей в Акадии, что можно гарантировать себя от нападений англичан и нанести большой ущерб их торговле в Новой Англии, Его Величество полагает целесообразным, чтобы он не предлагал совсем этого договора о добрососедстве».[921]

Как видим, правительство Людовика XIV было готово предоставить своим колониальным губернаторам достаточно большую свободу рук, причем эта свобода была тем больше, чем слабее была колония и соответственно чем меньше она интересовала Версаль.

Прибыв в Акадию в мае 1701 г., Бруйян был неприятно поражен тем плачевным состоянием, в котором находилась эта колония, а также тем, насколько свободно там себя чувствовали английские торговцы, рыбаки и пираты. В одном из своих первых донесений в Версаль он писал: «Мне чрезвычайно обидно видеть этих бостонцев, которые обогащают себя в наших владениях, поскольку основным предметом их торговли является рыба, которую они ловят у наших берегов и затем отправляют во все части света».[922]

Стремясь хоть как-то исправить положение, Бруйян начал возводить новые укрепления в Пор-Руайяле, куда снова была перенесена губернаторская резиденция. Он пытался противостоять проникновению бостонцев во французские владения, однако для этого у него было явно недостаточно сил. Гарнизон Пор-Руайяля насчитывал не более 200 человек. Корабль, отправленный Бруйяном для патрулирования побережья, был захвачен англичанами, а его командир лейтенант Нёвиллет — убит.[923] Понимая, что в случае войны Акадия может стать легкой добычей могущественного соседа, который к тому же наверняка первым узнает о начале конфликта в Европе, Бруйян счел за благо воспользоваться данными ему инструкциями.

В начале августа 1701 г. он отправил властям Массачусетса пространное письмо, где сообщал о своем назначении и рассуждал о необходимости обеспечить безопасность жителей от «нападений и жестокости индейцев, которые не дышат ничем, кроме крови и всякого рода бесчеловечных и ужасных деяний <…> чему нельзя воспрепятствовать иначе как отдельным договором между вами и нами». Бруйян предлагал, чтобы в случае разрыва в Европе колонии немедленно заключили сепаратное соглашение о перемирии и обратились к властям метрополий с просьбой одобрить его. Далее в письме говорилось: «Если, однако, это предложение <…> не будет соответствовать интересам обеих корон, мы сделаем вам, как и вы, мы надеемся, сделаете нам официальное заявление, прежде чем предпринимать что-либо, что может разрушить наш договор о единстве и взаимопонимании».[924]

Послание Бруйяна пришло в Бостон в тот момент, когда в английской колонии не было ни одного представителя исполнительной власти (в марте 1701 г. умер Белломонт, а спустя четыре месяца скончался его помощник Стаутон). Совет колонии оказался в сложном положении, так как, с одной стороны, его члены не хотели брать на себя ответственность и принимать какое-либо определенное решение, не зная, как к нему отнесется новый губернатор и правительство метрополии; с другой стороны, они понимали, что в случае войны, приближение которой уже ощущалось, границы Массачусетса могут подвернуться нападению французов и индейцев. Однако в итоге они нашли удачный выход из положения. В своем ответном письме они сообщили, что ожидают в скором времени прибытия нового губернатора, который сможет принять окончательное решение по данному вопросу, а пока они обещают Бруйяну следующее: «В то время пока Вы с вашей стороны будете воздерживаться от всяких враждебных действий, мы не будем выступать в качестве агрессоров или предпринимать что-либо, что могло бы нарушить нашу постоянную тишину и спокойствие».[925]

Бруйяну пришлось удовлетвориться таким ответом. Стремясь избегать конфликтов с англичанами, он был вынужден отказаться от своих первоначальных планов и, нарушая данные ему инструкции, по примеру своего предшественника стал смотреть сквозь пальцы на хозяйственную деятельность бостонцев в Акадии. Однако в целом отношения Акадии и Массачусетса оставались сложными. В эксплуатации природных ресурсов соседних французских территорий были заинтересованы относительно широкие слои населения Новой Англии, при этом соотношение сил двух колоний было слишком неравным, и даже абенаки не могли его серьезно изменить. Эти обстоятельства отличали ситуацию, имевшую место на северо-восточной границе английских и французских владений на Североамериканском континенте, от той, что сложилась на рубежах Нью-Йорка и Канады.

Многие в Массачусетсе ждали и желали новой войны. 24 апреля 1701 г. во время праздничной проповеди Коттон Мэзер заявил, что Рисвикский мир был «ветром, пришедшим не с той стороны», и что «должна прийти новая буря, новая война, прежде чем все прояснится в соответствии с нашими чаяниями».[926] В колонии постоянно циркулировали слухи о военных приготовлениях французов и волнениях среди индейцев. Когда война была объявлена, северо-восточная граница немедленно стала театром боевых действий.