Надежды и разочарования

28 апреля 1709 г. Ветч и Никольсон прибыли в Бостон. В колониях закипела подготовка к решающей схватке со старинным врагом. Наибольший энтузиазм известие о предстоящей операции вызвало в Массачусетсе.

9 мая по этому поводу там была выпущена специальная прокламация и объявлен набор волонтеров. Казна колонии закупала для них оружие и амуницию, которая затем переходила в их личное пользование. Офицерам, собирающимся участвовать в кампании, были обещаны торговые привилегии и земельные участки в завоеванных землях. Как и в годы предыдущей войны, религиозные лидеры колонии призывали население к борьбе с «идолопоклонниками из Канады» (такую запись в своем дневнике сделал К. Мэзер).[1123]

Правда, несмотря на все усилия администрации и пуританских проповедников, население в целом оставалось достаточно равнодушным к ее призывам и обещаниям. К 20 мая Дадли с большим трудом удалось набрать 900 бойцов, которые составили два массачусетских полка. Среди добровольцев оказалось немало представителей низших сословий, сервентов и даже бывших заключенных, что вызвало определенную тревогу у состоятельной части жителей. Совету колонии даже была подана петиция с жалобой на «неограниченную свободу, которую присвоили себе наши сервенты <…> которые сами записываются на военную службу».[1124]

Командирами этих полков были назначены сэр Чарлз Хобби и Уильям Тайлер (будущий лейтенант-губернатор колонии). Под их руководством волонтеры приступили к военным занятиям, и спустя два месяца, как отметил С. Ветч, «по строевой, и по огневой подготовке не уступали королевским войскам».[1125]

Массачусетс также выделил продовольствие для отрядов из других колоний. В Бостонской гавани на Ноддлз-айленде стали спешно строить казармы для английских солдат, прибытия которых ожидали в самое ближайшее время.

В мае-июне Ветч и Никольсон совершили поездку по северным и центральным колониям, с тем чтобы проследить, как там идет подготовка к предстоящему «славному предприятию». Более всего их волновала позиция Нью-Йорка, который по плану Ветча должен был сыграть ключевую роль в действиях на южных подступах Канады.

Поскольку эта колония с начала войны практически не участвовала в боевых действиях, придерживаясь по отношению к Новой Франции необъявленного нейтралитета, в Массачусетсе сложилось весьма негативное мнение о ней. Лидеры Новой Англии неоднократно возмущались по поводу эгоистичной, с их точки зрения, позиции Нью-Йорка. Они не раз обвиняли его администрацию в том, что она, заботясь прежде всего о своих торговых интересах, позволяла индейским союзникам французов проходить через ее территорию для нападения на поселения в Новой Англии и снабжала их оружием, которое использовалось против англичан. Более того, по словам Т.Хатчинсона, «порой имущество, награбленное в Нью-Гемпшире, скупали торговцы из Олбани».[1126]

Эти обвинения были справедливы лишь отчасти, или, точнее, это была лишь одна сторона медали. Нью-Йорк действительно не подвергался нападениям, а его коммерсанты поддерживали контакты с французами и со многими индейскими племенами. В то же время Нью-Йорк категорически отказывался признать те изменения, которые произошли в политике Союза пяти племен, и не прекращал попыток вернуть ирокезов в орбиту своего политического влияния. В частности, власти Олбани и лично Петер Скайлер неоднократно пытались склонить ирокезов к выступлению, если не против французов, то хотя бы против их индейских союзников.[1127]

Тревоги Ветча оказались напрасными. Верхушка Нью-Йорка горячо поддержала готовящуюся операцию. Правда, в мае 1709 г. неожиданно скончался губернатор колонии лорд Лавлейс, с которым Ветч познакомился еще во время своего пребывания в Лондоне и который одобрительно отнесся к его идее, однако лейтенант-губернатор Нью-Йорка Ричард Инголдсби, а также Петер Скайлер, Роберт Ливингстон и другие «экспансионисты» активно включились в подготовку. Значительную роль здесь, безусловно, сыграли личные связи Ветча.

Ассамблея Нью-Йорка ассигновала на военные нужды б тыс. фунтов, однако поскольку звонкой монеты в колонии не было, впервые за всю ее историю было решено прибегнуть к выпуску кредитных билетов.

Первоначально предусматривалось, что колониальные войска, действующие на южном направлении, будет возглавлять Лавлейс, однако его неожиданная смерть сделала пост главнокомандующего вакантным. В ходе консультаций Ветча с Р. Инголдсби, губернатором Коннектикута Г. Солтонстоллом и лейтенант-губернатором Пенсильвании Ч. Гукином было принято решение, что этот пост, несмотря на отсутствие у него большого военного опыта, займет Никольсон, а его заместителем будет назначен П. Скайлер.

Участие других колоний в подготовке операции было менее активным. Нью-Джерси и Пенсильвания крайне неохотно выделили требовавшиеся от них суммы, объявив при этом, что это не ассигнования на военные цели, а их дар королеве. Однако в целом, несмотря на определенные проблемы и трения, как отметил X. Пекхэм, «никогда еще сотрудничество северных колоний не было столь слаженным и энергичным».[1128] Г.Л. Осгуд, подчеркивая значение этого события, писал, что «в этом деле необычно большое число колоний было объединено в рамках единого плана взаимодействия. Все приготовления были проведены умело и организованно, и будь эта экспедиция осуществлена вовремя и как следует, она, несомненно, принесла бы результат».[1129]

К середине мая в Нью-Йорке и Олбани были собраны необходимые полторы тысячи солдат (квоты Нью-Джерси и Пенсильвании были покрыты за счет Коннектикута и Массачусетса, выставивших дополнительные отряды). 24 мая эти войска выступили на север. Они поднялись по Гудзону, в верховьях которого было сооружено два небольших форта для хранения провианта и боеприпасов. В середине июня Никольсон прибыл к войскам и сразу же повел их к озеру Джордж, являющемуся южной оконечностью озера Шамплен, где в районе ручья Вуд-Крик был сооружен укрепленный лагерь и начато строительство лодок и каноэ.

Власти Нью-Йорка приложили немало усилий для того, чтобы в экспедиции приняло участие как можно больше индейцев и прежде всего воинов Союза пяти племен. Уполномоченным по индейским делам было поручено «мобилизовать» ирокезов, для чего были выделены значительные средства. Однако, как заметил Ф. Дженнингз, эти планы выглядели внушительными только на бумаге.[1130] Делавары и минисинки категорически отказались участвовать в экспедиции, несмотря на то что англичане угрожали в случае неподчинения натравить на них ирокезов. Что касается последних, то здесь, действуя отчасти посулами, отчасти собственным примером, англичанам удалось уговорить часть воинов Союза пяти племен снова выступить на их стороне. Большое впечатление на ирокезов произвело заявление Эбрехема Скайлера о том, что королева сама поднимает томагавк против французов, и что все английские колонии собираются участвовать в нападении на Канаду. В результате в конце июня к лагерю у Вуд-Крик пришло от 200 до 300 (существуют различные оценки) ирокезских воинов, представлявших все племена лиги, за исключением сенека, которые в тот момент воевали на западе с так называемыми дальними племенами.[1131]

К концу июня основные военные приготовления колоний были закончены. В Бостоне и у Вуд-Крик теперь ждали только известия о прибытии британской эскадры и сигнала к выступлению.

Тем временем во французских колониях события развивались своим чередом. После рейдов 1708 г. Водрёй не предпринимал никаких сколько-нибудь заметных акций против англичан. Правда, губернатор Монреаля К. де Рамзе предлагал собрать все имеющиеся в колонии силы и осуществить серию новых рейдов против Новой Англии. Он даже написал письмо Поншартрену, где отстаивал свою точку зрения, однако поддержки не получил.[1132]

Надо сказать, что определенная пассивность администрации Новой Франции в это время была вызвана не только ограниченностью имеющихся у нее ресурсов и надеждами на то, что ей удастся склонить английские колонии к заключению договора о нейтралитете, но также и тем, что Водрёю постоянно приходилось прилагать значительные усилия для поддержания мира между ирокезами и индейскими союзниками французов и в то же время бороться с английским влиянием среди тех и других. Последняя задача была осложнена еще тем, что из-за кризиса французской мехоторговли и трудностей военного времени Водрёй в отличие от своих предшественников не мог эффективно пользоваться рычагом экономического воздействия на индейцев.

Со своей стороны, англичане стремились вывести племена, обитавшие к югу от Великих озер, из орбиты французского влияния. Используя принцип «разделяй и властвуй», они также пытались по возможности вбить клин между этими племенами и ирокезами, чтобы таким образом снова склонить последних на свою сторону. Осенью 1705 г. Водрёй жаловался Ж. де Поншартрену, что англичане всячески подстрекают ирокезских воинов нападать на оттава.[1133] Чтобы предотвратить конфликт между этими крупными племенами губернатору Новой Франции и его представителям пришлось провести ряд встреч с представителями Лиги.[1134]

Мы не будем вдаваться в перипетии межплеменных отношений, но лишь подчеркнем, что в целом обстановка на южных и западных границах Новой Франции в первое десятилетие XVIII в. оставалась достаточно нестабильной.[1135] Это учитывали и в Париже — летом 1707 г. министр писал Водрёю: «Совершенно очевидно, что в нынешнем неблагоприятном положении Канады ничто не является столь важным, как поддержание мира со всеми индейцами».[1136]

Отношение к англичанам в Версале было иным. В конце 1708 г. Водрёй получил депешу, где ему было приказано активизировать борьбу с ними. Поншартрен писал: «Его Величество недоволен бездействием, в котором Вы остаетесь с такими силами, которые Вы имеете, тем более что это облегчает людям из этой провинции [Массачусетса. — Ю. А.] возможность предпринять что-либо против Акадии. Его Величество желает, чтобы Вы отправили отряды в их страну и также, чтобы Вы использовали первую же возможность, которая Вам представится, чтобы отправиться самому атаковать их в их постах».[1137] Терпящая поражения метрополия пыталась хоть как-то отыграться в колониях, однако не выделяла для этого ни сил, ни средств. Впрочем, ее трудно упрекать за это. После кампании 1708 г. положение Франции и так было чрезвычайно тяжелым, а страшная голодная зима 1708-1709 гг. вообще поставила страну на грань катастрофы.

Власти Новой Франции не успели выполнить распоряжение короля. Известия о военных приготовлениях англичан заставили их начать лихорадочно готовиться к обороне. Особое беспокойство у Водрёя вызывала концентрация неприятельских сил на южных рубежах колонии, а также присутствие в их рядах ирокезов, войны с которыми он боялся больше всего. В июле около полутора тысяч солдат, ополченцев и индейцев под командованием де Рамзе стали выдвигаться навстречу армии Никольсона, надеясь захватить англичан врасплох. Однако на берегу озера Шамплен в районе Пуант-а-ля-Шевлюр французы неожиданно столкнулись с неприятельскими разведчиками. Произошла стычка, и англичане отступили. Однако внезапного нападения не получилось. Между французскими офицерами возникли разногласия. Кроме того, по некоторым данным, индейцы, находившиеся в отряде Рамзе, отказались участвовать в штурме хорошо укрепленного неприятельского лагеря. В итоге было принято решение возвращаться в Монреаль.

Ф. Паркмен подчеркивает, что действия отряда де Рамзе нельзя считать успешными, и делает акцент на тех промахах, которые были допущены французами, которые якобы не смогли ориентироваться в лесу, поддались панике и т.п.[1138] На наш взгляд, в данном случае американский историк не совсем прав, так как, по словам самого Водрёя, цель экспедиции Рамзе состояла в том, чтобы «прощупать врага» и по возможности нанести удар по его коммуникациям и магазинам, не вступая с ним в большое сражение.[1139] При этом губернатор, который по ряду причин отнюдь не симпатизировал Рамзе,[1140] считал его поход вполне удачным.

Тем временем до Квебека стала доходить информация и о концентрации крупных сил в Бостоне, предназначавшихся для атаки на столицу Новой Франции с моря. По словам Водрёя, «все свидетельствовало о том, что вскоре в этой стране начнется очень кровавая война».[1141] По приказу губернатора жители селений, расположенных на берегу реки Св. Лаврентия, стали угонять скот и увозить запасы продовольствия в более удаленные районы страны с тем, чтобы ими не смог воспользоваться неприятель. Сами поселенцы также стали перебираться под защиту городских укреплений, которые, к счастью для французов, еще в начале 1700-х гг. были перестроены учеником Вобана инженером Ж. Левассёром де Нере.

Следует отметить, что в распоряжении администрации Новой Франции в тот момент имелись весьма ограниченные силы. В ноябре 1709 г. Водрёй докладывал в Версаль, что численность всего взрослого мужского населения колонии в возрасте от 15 до 70 лет составляла 3800 человек. Кроме того, в Канаде находилось 200 моряков и 350 солдат отдельных рот, не считая небольшого отряда, охранявшего Детройт. К ним можно было прибавить 500 крещеных индейцев. Всего получалось 4850 мужчин, из которых надо было вычесть полторы тысячи самых юных, самых старых, больных, а также тех, кто должен был остаться охранять женщин, детей и имущество. В итоге оставалось 3350 бойцов, из которых тысяча должна была направиться на защиту Монреаля и южных подступов к Канаде, а оставшиеся 2350 человек могли быть использованы для обороны Квебека.[1142]

В июле в Квебеке началась паника, вызванная слухами о том, что в заливе Св. Лаврентия рыбаки якобы видели множество английских кораблей и слышали канонаду. Как выяснилось, на самом деле за корабли в тумане были приняты скалы, а «выстрелами» оказались звуки, издававшиеся китами.

Чтобы поднять боевой дух населения колонии и союзных индейцев и в то же время заставить неприятеля отвлечь хотя бы часть сил на оборону, Водрёй приказал Эртелю де Рувилю совершить набег на Новую Англию. Прославившийся своей храбростью и жесткостью Эртелю де Рувиль, получивший к тому времени от индейцев прозвище «Великий воин», снова повел свой отряд в окрестности Диарфилда, где было разорено несколько десятков ферм и захвачено до ста пленных.

Летние месяцы 1709 г. английские и французские колонии провели в ожидании, томительном для одних и тревожном для других. В начале августа в Массачусетсе начали проявлять первые признаки беспокойства по этому поводу. 2 августа Ветч писал Сандерленду, что колониальные войска рвутся в бой и «никакая земная случайность не сможет помешать успеху этого славного предприятия, за исключением слишком позднего прибытия флота». Он напоминал, что «здешняя администрация понесла большие расходы, но она пошла на это с радостью, надеясь в скором будущем избавиться от них навсегда». Ветч утверждал, что если эскадра задержится, это станет последним разочарованием для всех колоний Ее Величества, которые столь искренне и беззаветно выполнили ее королевские приказы, и сделает их гораздо более несчастными, чем если бы подобное начинание никогда не было предпринято». В то же время, признавая безвыходность положения колоний, он писал, что им остается лишь «поститься и молиться о скорейшем и благополучном прибытии флота».[1143]

Десять дней спустя Ветч обратился в Лондон с отчаянным призывом: «Я лишь предполагаю поставить вашу светлость в известность, в сколь великой тревоге находятся все верноподданные Ее Величества на этом континенте. Мы молим Господа, дабы флот поспешил».[1144]

С каждым днем ожидания в Массачусетсе все громче звучали голоса недовольных. В первую очередь критике подвергались непомерные расходы, а также размещение солдат в домах поселенцев. Совет колонии все более подозрительно относился к Ветчу и назначенным им офицерам, в то время как сам Ветч не мог ничего предпринять.

Еще более тяжелая ситуация сложилась в лагере у Вуд-Крик. Среди солдат Никольсона началась сильнейшая эпидемия дизентерии.[1145] Скорее всего, ее причиной были летняя жара, нездоровый климат местности и страшная антисанитария, царившая в лагере. В то же время Шарлевуа (который, кстати, вполне мог встречаться с некоторыми участниками этих событий) утверждает, что эпидемия была вызвана тем, что все источники питьевой воды в Вуд-Крик были отравлены индейцами, забросавшими их трупами животных.[1146]

Ситуация прояснилась только 11 октября, когда в Бостоне было получено письмо из Лондона, датированное 27 июля, где говорилось, что «серьезные причины заставили Ее Величество отложить на время задуманную экспедицию в Канаду». При этом колониям предлагалось, если они сочтут возможным, самостоятельно напасть на Пор-Руайяль, чтобы дать хоть какое-то применение собранным ими силам.[1147]

Причины, побудившие правительство метрополии отказаться от задуманного предприятия, с точки зрения политиков того времени, были действительно достаточно весомыми. Антибурбонская коалиция потерпела ряд поражений на Пиренейском полуострове, и войска и корабли, предназначавшиеся для захвата Канады, были направлены в Португалию.

Однако нам важно отметить другое. Как мы помним, английская эскадра, выделенная для участия в операции против Канады, по плану должна была прийти в Бостон в мае, а решение о ее переброске в Португалию было принято в Лондоне лишь 1 июля. Получается, что правительство решило отложить операцию еще весной, однако не удосужилось сообщить об этом колониям. Вышеупомянутое письмо к администрации Новой Англии было написано лишь 4 августа, еще некоторое время оно ждало отправки, а затем больше двух месяцев добиралось до адресатов, так как доставлявший его корабль параллельно выполнял патрульные функции в северной Атлантике.[1148] Вот прекрасный пример отношения великой колониальной державы к своим колониям в целом и к колониальному театру боевых действий, в частности!

14 октября в Рехоботе (сейчас Рехобот-бич, Делавэр) Ветч и Никольсон встретились с губернаторами северных и центральных колоний, чтобы обсудить дальнейшие действия и прежде всего возможность и целесообразность осуществления операции против Пор-Руайяля. В ходе встречи Массачусетс, Нью-Гемпшир, Коннектикут и Род-Айленд единодушно высказались за проведение такой операции, чтобы хоть как-то оправдать средства, затраченные на подготовку к неудавшемуся «славному предприятию».

Однако и здесь возникло непреодолимое препятствие. С точки зрения Ветча, Никольсона и всех остальных колониальных руководителей непременным условием успешного осуществления этой операции было участие в ней хотя бы тех английских военных кораблей, которые в тот момент находились в портах Новой Англии.[1149] Но все английские капитаны (за исключением одного) категорически отказались подчиняться приказам колониальных властей без каких-либо указаний из Лондона.[1150]

В результате находившиеся в Бостоне и в Вуд-Крик войска были распущены, построенный Никольсоном лагерь сожжен, а администрации занялись подсчетом убытков. По сведениям Джеймса Логана, общая сумма затрат колоний составила от 70 до 80 тыс. фунтов.[1151] При этом самые крупные расходы пришлись, естественно, на долю Массачусетса. По данным Совета колонии, они составляли 30 811 фунтов, а вместе с Нью-Гемпширом и Род-Айлендом, за которых фактически тоже платил Массачусетс, — превышали 46 тыс. фунтов.[1152]

По словам Д.Э. Лича, развязка событий 1709 г. для жителей колоний оказалась ушатом холодной воды. Американский историк пишет, что после этого они «начали спрашивать себя, как и почему их родина может столь беззаботно относиться к их чаяниям и жертвам».[1153]

Вполне возможно, что определенная часть колонистов действительно задавалась подобным вопросом, однако для администрации колоний, на наш взгляд, здесь не было ничего удивительного. Как отметил Дж. Л. Ратледж, по поводу событий 1709 г., «это была часть чрезвычайно пренебрежительного отношения к колониям, которое считалось для них вполне подходящим».[1154] Колониальные лидеры, несомненно, хорошо знали об этом отношении метрополии к нуждам колоний, но при этом считали, что поскольку у них нет возможности решить столь важную для них «канадскую проблему» самостоятельно, необходимо действовать в прежнем ключе и искать способ привлечь внимание Лондона к Североамериканскому континенту.

24 октября 1709 г., спустя две недели после получения официального известия об отмене операции, Дадли, Ветч и капитан Муди писали Сандерленду, что жители Массачусетса просят «в следующем году осуществить задуманную Большую экспедицию или хотя бы отдать приказ об организации экспедиции против Пор-Руайяля, как было задумано раньше».[1155] К письму была приложена петиция, адресованная королеве, где руководители колоний «смиреннейше» просили Ее величество обратить на них ее «милостивейшее внимание» и оказать им содействие, «а также воскресить и осуществить намеченное предприятие».[1156]