Первые контакты

Античные авторы передают многочисленные рассказы о пребывании в Испании различных мифологических героев[346]. Ценность этих рассказов невелика[347]. Большее внимание привлекают сообщения о ранней родосской колонизации. Если отвлечься от мифов, в которых действуют родосские герои, как Тлеполем, то традиция в основном сводится к известию о родосском основании Роды на северо-восточном побережье Пиренейского полуострова. Псевдо-Скимн (204—205) утверждает, что Роду основали сильные кораблями родосцы. Ему вторит Страбон (III, 4, 8; XIV, 2, 10) и со ссылкой на Страбона Евстафий (in: Dion. Per. 504). Но надо заметить, что эта традиция не единственная. На другую версию намекает Страбон, когда говорит, что «некоторые» считают Роду основанной родосцами. Следовательно, были и другие, придерживающиеся иной точки зрения. Их мнение передает тот же Страбон, сообщая, что Рода — городок эмпоритов (III, 4, 8). Псевдо-Скимн (204—207) и Страбон пытаются соединить обе версии, считая, что Рода была основана родосцами, а позже заселена массалиотами или эмпоритами. Уже само по себе наличие двух версий не позволяет принять безоговорочно одну из них[348].

Сообщение Псевдо-Скимна о том, что Рода была основана родосцами, сильными кораблями, надо связать с родосской талассократией (Diod. II, 13), которая, по Диодору, установилась через 256 лет после Троянской войны, что дает нам конец X в. до н. э. Страбон относит плавание родосцев и основание ими Роды ко времени до первой Олимпиады. О более позднем основании родосцами этого города нет речи, так что принять родосскую версию и отнести основание города к VII в. до н. э. или позже невозможно[349].

Рис. 4. Асклепий. Мраморная статуя из Эмпориона

XI—IX вв. до н. э. были временем доризации Родоса, которая сопровождалась первыми синойкизмами, в результате чего остров оказался разделенным между тремя государствами — Иалисом, Камиром и Линдом[350]. Это было вообще время социального и экономического регресса Греции и сужения кругозора эллинов[351]. В это время внешние связи Эллады осуществлялись преимущественно через финикийцев, как это хорошо видно из гомеровских поэм[352]. Только к концу IX в. до н. э. греки сами стали связываться с чужеземцами, но это были не родосцы, а эвбейцы[353]. Эвбейцы же основали и первую колонию на Западе на Питекуссе, откуда позже вывели колонию в Киму (Кумы)[354]. В этих условиях трудно представить крупномасштабную родосскую колонизацию и выведение родосцами колонии столь далеко на западе.

Археология мало помогает разъяснению вопроса. Раскопки Роды дали пока слои V в. до н. э. И в Испании вообще нет специфически родосских изделий, которые могли бы доказать пребывание родосцев в этой стране. Имеющиеся греческие вещи, которые могли бы принести с собой родосцы, встречаются в контексте, исключающем чисто родосское происхождение импорта[355].

Рис. 5. Драхма Роды. Аверс и реверс

Не лучше обстоит дело в Галлии. Там, по Плинию (III, 33), был город Рода, ранее принадлежавший родосцам. Сличение текстов Плиния, Псевдо-Скимна (207—208) и Страбона (IV, 1, 5) показывает, что речь идет о городе, который последние авторы называют Роданусией или Роэ и который они связывают с фокейской Массалией. На юге Галлии действительно найдены родосские изделия, но они находятся в смеси с этрусскими и, пожалуй, фокейскими В любом случае они много моложе IX в. до н. э.[356]

Доказательство дорийского происхождения Роды видят в нумизматике[357]. Действительно, монеты Роды, самые ранние из которых относятся к концу V или началу IV в. до н. э., чеканились по типу Сиракуз с изображением на аверсе нимфы Аретузы, но без окружающих ее в Сиракузах дельфинов, и на реверсе — четырехлепесной розы, намекающей на название города[358]. Но в том же IV в., хотя, видимо, и несколько позже Роды, сиракузский образец принимают ионийские Массалия и Эмпорион, что объясняется политическими и экономическими причинами, но не этническими резонами[359].

Рис. 6. Драхма Эмпориони. Аверс и реверс

В свое время была высказана мысль, что упоминающаяся Авиеном (Ог. таг. 535) гора Малодес ведет свое название от дорийского ?????, эквивалента ионийского ???? (яблоко)[360]. Однако такое толкование может быть принято только при наличии других свидетельств дорийского проникновения на побережье Северо-Восточной Испании. Название горы вполне может быть местным и не иметь никакого отношения к грекам. У Плиния (III, 77) название Балеарских островов — Гимнесиев — дано в форме Gymnasiae. Появление корневого «а» рассматривается как свидетельство первоначального дорийского названия островов. Плиний пишет, что так называли острова греки. Так что возможно, что оно было взято им из какого-то дорийскоязычного источника. Не исключена и просто описка самого Плиния или его переписчика. Во всяком случае столь позднее и почти единичное свидетельство[361] при отсутствии других данных не может служить решающим доказательством родосских плаваний к Балеарским островам.

Подводя итог, можно сказать, что бесспорных свидетельств не только родосской колонизации, но и родосских контактов с Испанией в настоящее время не существует, хотя участие родосцев в торговле с этой страной, но, разумеется, не в IX в. до н. э., а много позже, вполне возможно.

Первые следы греческого присутствия в Испании относятся приблизительно к первой половине и середине VIII в. до н. э.[362] Найдены античные вещи вместе с финикийским материалом, гораздо более обильным; их нахождение в Онобе, с которой столь активно торговали финикийцы, и в финикийских колониях средиземноморского побережья, а также сходство с материалами в собственно Финикии и других местах финикийской торговли доказывают, что греческие вещи привозили в Южную Испанию финикийцы[363]. То, что греческий материал представлен в значительной степени аттическими амфорами, говорит о том, что финикийские купцы реэкспортировали, видимо, аттическое масло[364]. Находка обломка греческой амфоры с финикийским граффити[365] подтверждает это. Тем же путем попадали на Пиренейский полуостров и некоторые бронзовые изделия Эллады, такие как коринфский шлем или родосская ойнохоя[366]. Диодор (V, 35) говорит о торговле финикийцев испанскими металлами в том числе и в Греции. Таким путем, вероятнее всего, попала в Грецию тартессийская бронза, которой, по Павсанию (VI, 19,2), ссылающемуся на элейцев, отделал сокровищницу сикионский тиран Мирон в благодарность за победу на 33-й Олимпиаде, т. е. в 648 г. до н. э. Сокровищница едва ли построена много позже[367].

Об Испании греки долго не имели никакого представления. Если микенцы и знали что-то об этой стране, то эти знания сохранялись в виде неясных указаний мифологии на какие-то далекие западные земли, где заходит солнце, располагается волшебный сад Гесперид, живут Горгоны, находятся острова блаженных. Для Гесиода (Theod. 1013—1016) относительно реальный западный край земли — страна тирренов, т. е. этрусков, над которыми царствуют Атрий и Латин. С одной стороны, эти имена говорят о знакомстве поэта с какими-то реалиями Запада, но с другой — их земля не полуостров, как в реальности, а «святые острова». И это несмотря на уже давно идущую колонизацию на Западе, в которой активное участие принимали эвбейцы, от которых Гесиод вполне мог узнать об этом крае мира[368]. Через некоторое время сицилиец Стесихор (конец VII или, скорее, начало VI в. до н. э.) уже знает Тартесс и его богатства (Strabo III, 2, 11). Но ко времени Стесихора эллины уже установили прямые связи с Тартессом. В конце, вероятно, VI в. до н. э. испанский материал был уже довольно обильно представлен в «Хорографии» Гекатея, хотя этот материал был ограничен побережьем и неглубоким хинтерландом[369].

О первом непосредственном контакте греков с Тартессом рассказывает Геродот (IV, 152), по словам которого самосец Колей, желавший плыть в Египет, был бурей унесен через все Средиземноморье за Геракловы Столбы и прибыл в Тартесс, где самосцы нашли «нетронутый рынок» ('??????? '????????). Из этого нетронутого рынка самосцы извлекли столько богатства, что десятина, на которую они сделали чашу в дар Гере, составляла 6 талантов. Геродот прибавляет, что никто еще не приобретал такого богатства, кроме эгинца Сестрата, сына Лаодаманта. Находка в Грависке (Этрурия) посвящения Аполлону, сделанного эгинцем Состратом[370], косвенно подтверждает историчность плавания Колея. Археологическим подтверждением является находка в самосском Герайоне гребней из слоновой кости, аналогичных находимым в Тартессиде. Найдены они среди материала, датируемого 710—640/30 гг. до н. э.[371] По Геродоту, плавание Колея состоялось сравнительно незадолго до основания Кирены, которое произошло в 632 или 631 г. до н. э.[372] Так что датировать, по-видимому, само плавание можно приблизительно 40—30 гг. VII в. до н. э. Разумеется, принимать всерьез сообщение о буре, отнесшей Колея от берегов Египта к Тартессу, трудно. Мотив бури, резко отклоняющей мореплавателей от избранной цели, част в мифологии. Буря принесла корабли Одиссея от Киферы к земле лотофагов (Нот. Od. IX, 80—84), буря угнала и Менелая в далекие страны (Нот. Od. III, 319—323). Буря как виновница открытия далеких земель постоянно присутствовала в мысли эллинов. Поэтому не удивительно, что этот мотив возник и в рассказе о путешествии Колея. Это, однако, не основание сомневаться в историчности самого путешествия[373]. Самосцы поддерживали связи с финикийцами, и вполне возможно, что в действительности Колей следовал путем, уже известным ему от финикийцев[374].

Путешествие Колея осталось единичным эпизодом в истории Самоса. Мы не знаем ни о каком-либо другом самосском путешествии в Испанию в архаическую эпоху. Интересы Самоса в то время были направлены в другую сторону. Греками, установившими более прочные контакты с Испанией, стали фокейцы.

Фокея была самым северным ионийским городом. Ее территория была ограниченна и скудна, что заставило фокейцев усерднее заниматься морским промыслом и торговлей, не брезгуя и пиратством (lust. XLI11, 3, 5). Геродот (I, 163) даже приписывает фокейцам то, что они первыми из эллинов стали заниматься далекими плаваниями. Это не соответствует истине, но, вероятно, отражает впечатление, какое производили далекие плавания фокейцев.

О первом путешествии фокейцев в Испанию рассказывает Геродот (1,163): фокейцы открыли Адрию, Тиррению, Иберию и Тартесс. В Тартессе их дружелюбно принял царь Аргантоний, пригласивший их поселиться в его стране, а после отказа, узнав об угрозе со стороны мидян, дал щедро деньги на укрепление их города. В рассказе Геродота несомненны преувеличения. Греки уже задолго до фокейского плавания знали, по крайней мере, Тиррению, т. е. Этрурию. Да и в Тартессе фокейцев опередили самосцы. Определенное противоречие между двумя рассказами Геродота объясняется использованием им разных источников. О Колее историк мог узнать на Самосе, где он некоторое время жил, по свидетельству Свиды (v. Herodotos). Источником знания о фокейской экспедиции мог быть Гекатей[375]. Доказательством тому служит то, что оба автора, насколько можно судить по фрагментам Гекатея (Fr. Gr. Hist. Нес. fr. 38, 45, 46, 48, 51), отличают Иберию от Тартесса.

Что касается датировки фокейской экспедиции, то ориентиром служат слова Геродота об усилении мидийского царя. В греческой литературе часто смешение персов и мидийцев. Однако в сохранившихся фрагментах Гекатея видно различие между ними (Fr. Gr. Hist. Нес. fr. 231—233, 285,286). И Геродот часто говорит отдельно о мидянах и персах. А. И. Доватур установил, что Геродот в новеллической части своего труда часто смешивает два народа, но в исследовательской тщательно их различает[376]. Данное же место явно относится к исследовательской части. Поэтому можно уверенно говорить, что здесь мидянин — именно мидийский царь, а не персидский.

Усиление Мидии падает на конец VII в. до н. э. К 20-м гг. VII в. она освободилась от скифского господства, а затем приняла активное участие в уничтожении Ассирии. Тогда же мидяне подчинили ряд других государств, в том числе, может быть, и Урарту, и вторглись в Киликию и Фригию, столкнувшись с лидийцами[377]. Однако если вторжение в Малую Азию произошло и несколько позже, в начале VI в. до н. э., то все же быстрое усиление Мидии в условиях острого политического кризиса на Ближнем Востоке в конце VII в. до н. э. не могло не испугать лидийского царя. Греческие города Малой Азии, находившиеся под властью Лидии, не очень-то тяготились ею[378], а фокейцы вообще, кажется, были в хороших отношениях с царем[379]. Мир 585 г. до н. э. (Her. I, 74) предотвратил угрозу мидийского нашествия, так что датировать фокейскую экспедицию надо временем между 614 и 585 гг. до н. э. Юстин (XLIII, 3, 6—7) пишет, что фокейцы осмелились достичь крайнего берега океана, затем попали в Галльский залив в устье Родана, а уж после этого, плененные прелестью мест, основали Массалию. Есть все основания считать это плавание фокейцев тем же, о котором говорит Геродот[380]. Массалия была основана около 600 г. до н. э. или немного позже[381]. Следовательно, первое путешествие фокейцев в Тартесс надо отнести к концу VII в. до н. э. Доказательством достоверности рассказа Геродота является открытие археологами в Фокее городской стены, воздвигнутой приблизительно в это время — в конце VII — начале VI в. до н. э.[382]

Рассказывая о плавании фокейцев, Геродот сразу после Тиррении называет Иберию и Тартесс, опуская страну лигиев, о которых он позже говорит, что они живут выше Массалии (V, 9). Скупые известия Геродота о Дальнем Западе показывают, что историк знает Тартесс и район около него, но ему практически неизвестно испанское побережье к северу от тартессийской границы[383]. Гекатей называет Кромиуссу островом Иберии и Мелуссу островом около иберийской страны (fr. 50, 51). Эти острова, как сейчас считают, Майорка и Менорка. Сикана, которую Гекатей (fr. 45) называет городом Иберии, находилась недалеко от Гемероскопейона (Av. Оr. шаг. 479), т. е. в районе мыса Нао, к которому должны были первому подойти моряки, плывущие от Балеарских островов. По-видимому, можно говорить, что Иберия, которую упоминают Геродот и Гекатей, — это Балеарские острова и та область Пиренейского полуострова, которая лежала напротив них и примыкала к тартессийской границе, идущей вдоль реки Теодор (Av. Оr. mаr. 462—463), южнее мыса Нао. ЭТО подтверждает уже давно высказаную гипотезу, что фокейцы двигались к Тартессу через «островной мост»[384].

Фокейцы отказались от предложения Аргантония поселиться в его стране. Это можно объяснить только тем, что сама экспедиция была разведывательная. Она позволила установить прямые контакты между фокейцами и тартессиями. Необычайное дружелюбие и щедрость царя, видимо, объясняются тем, что тот увидел в прибывших греках возможных союзников в соперничестве с финикийцами. Конечно, ни о каком прочном и разностороннем союзе в этот момент не могло быть и речи. Используемое Геродотом слово ????????? не имеет политического оттенка. Его, например, использует тот же Геродот (I, 123), рассказывая о молодости Кира: он стал ?????????????? (самым любимым) среди сверстников. И все же связи были установлены.