Испания при Августе

Римская империя являлась совершено иным типом государства, чем Римская республика. Если вторая была конгломератом провинций под властью полиса Рима, то империя стала единым средиземноморским государством со столицей в Риме. «Верхи» провинциального общества включались в правящую элиту империи, а жизнь «низов» всего государства более или менее нивелировалась (хотя и в эпоху империи жизнь в самом Риме давала большие преимущества, да и определенные предубеждения против провинциалов сохранялись еще довольно долго). Экономические связи все больше охватывали всю державу, что давало возможность возникновения элементов регионального разделения труда. Латинский язык в западных провинциях почти вытеснил местную речь не только в официальном общении, но и в повседневной жизни. На задний план были оттеснены, а то и вовсе ликвидированы местные культы, а авансцену заняла римская религия, в свите которой распространялись некоторые восточные культы. И даже на римском троне появились выходцы из провинций. Разумеется, все это появилось не сразу с победой Августа, а стало плодом долгого процесса, начало которому было положено еще в конце республики, а итог бы подведен в 212 г. эдиктом императора Каракаллы[962] уже в начале мощного кризиса, покончившего с ранней империей.

Когда Октавиан стал единственным повелителем государства в 30 г. до н. э., а в начале 27 г. до н. э. оформил все полномочия главы государства, став принцепсом и, в частности, получив имя Августа, еще не вся Испания была включена в его империю. Между тем установление после окончания гражданских войн «римского мира» означало не только создание политической стабильности внутри государства, но и укрепление его рубежей. Возросло и значение природных и человеческих ресурсов провинций для Италии и Рима[963]. Полное подчинение Испании было важно и для самого Августа, чтобы укрепить его положение во главе государства и утвердить славу покорителя вселенной[964]. Поэтому уже вскоре после создания принципата Август завершил завоевание Пиренейского полуострова, причем ему самому в 27—25 гг. до н. э. пришлось побывать в Испании. В 19 г. до н. э. были полностью подчинены Астурия и Кантабрия[965], и на этом «внешние» войны в Испании надолго прекратились. Отдельные выступления в 16 и 2 гг. до н. э. (Cas. Dio LIV, 20, 2; CIL VI, 31267) были изолированными и последними эпизодами, не идущими ни в какое сравнение с ожесточенными войнами двух предшествующих столетий. Отныне развитие страны проходило в рамках римской административной системы[966].

Август продолжил политику Цезаря и полководцев, воевавших в Испании в 40—30-х гг. до н. э. Для ветеранов легионов, воевавших в Испании, были выведены колонии, как Эмерита Августа, Цезаравгуста, Гемела Тукци, Лавиоза, Салария и другие. Ряд городов, как Билбилис, получил статус муниципия[967]. Вероятнее всего, при Августе был окончательно оформлен муниципальный статус Гадеса, причем инициатором этого оформления, как и некоторых других испанских деяний принцепса, был, пожалуй, Агриппа[968]. Август также предоставил латинское право целому племени церетанов[969]. Как и для Цезаря, для Августа в его политике по отношению к местным народам Испании была важна позиция, которую те занимали в недавних гражданских войнах, и первый принцепс поддерживал прежде всего тех, кто в те времена выступал против помпеянцев[970]. Во вновь завоеванной области на севере и северо-западе Испании были основаны такие города, как Астурика Августа, Бракара Августа, Лук Август. Однако эти города едва ли сразу получили привилегированный статус. Упоминание в середине I в. римских граждан, занимающихся делами (negotiantur) в Бракаре Августе (CIL II, 2423) говорит о том, что остальные бракаравгустанцы римскими гражданами не были.

Проведение Августом цезаревской политики объясняется тем, что он встал перед теми же проблемами, что и покойный диктатор. Нужно было удовлетворить армию, дав землю ветеранам, а сделать это было можно, только привлекая, кроме италийских, и провинциальные земли. Утвердить свою власть в провинциях только силой оружия было трудно, необходимы были и политические меры. При этом военно-стратегические цели роли, пожалуй, не играли (по крайней мере, в Испании). Удовлетворяя стремление бывших воинов к земле, Август селил их, как правило, в уже более спокойных частях страны. Август, как и Цезарь, людей, ставших в его правление римскими гражданами, включал в трибу Галерию[971]. Упоминания этой трибы могут отражать распространение римского гражданства в Испании в цезаревско-августовский период. Располагая эти упоминания на карте, мы видим, что Галерия, кроме таких городов, как Гадес, Тарракон, Новый Карфаген, особенно густо встречается в долине Бетиса; несколько реже, но все же достаточно плотно на северо-востоке полуострова, а также в долине Ибера, в верхней части долины Дуриса, вдоль Тудера и Анаса, в низовьях Тага, в южной части Лузитании и только два раза на недавно покоренном Северо-Западе[972]. Ясно, что города с преимущественным наличием Галерии располагаются в самых плодородных и наиболее важных в экономическом отношении зонах, а также вдоль более значительных путей сообщения[973], но не в стратегически значимых районах. Целью Августа явно было не закрепление завоеванных территорий, а укрепление своего влияния в уже умиротворенной части Испании.

В этом плане интересен пример Цезаравгусты, основанной на месте туземного города Сальдубы (Plin. III, 24). Первой целью Августа было поселение там бывших воинов IV Македонского, VI Победоносного и X Парного легионов[974]. Но преследовал император и другую цель. Новая колония решительно отодвинула в тень находившуюся недалеко Цельзу. Последняя была основана Лепидом[975]. Август вычеркнул из ее официального названия имя бывшего триумвира, заменив его старым туземным именем города, и колония стала называться Виктрикс Юлия Цельза[976]. Но этим он не ограничился. Август подозрительно относился к опальному Лепиду даже тогда, когда тот был лишен всякого влияния. Светоний (Aug. 54) рассказывает, что когда сенаторы по приказу императора пересматривали списки сената и голосовали друг за друга, один из них подал голос за жившего в ссылке Лепида, что вызвало большое недовольство принцепса. И в Испании Август не доверял колонистам Лепида и пытался затмить их значение важностью собственной колонии. И он своего добился. В период его правления Цезаравгуста становится одним из важнейших центров Северо-Восточной Испании, затмевая игравшую ранее эту роль Илерду[977].

И все же нельзя не отметить различия в политике Цезаря и Августа. Цезарь переселял в провинции не только ветеранов, но и пролетариев[978]. Единственным несомненным ветеранским поселением Цезаря в Испании был город Бетис, который Страбон (III. 2, 1) выразительно противопоставлял соседнему Гиспалису. Последний, следовательно, был населен не ветеранами. Бетис явно был незначительным поселением, ибо больше он вовсе не упоминается. Возможно, Цезарь, создавая пролетарские колонии, стремился удовлетворить римский плебс в условиях сокращения хлебных раздач и антидемократической политики времени диктатуры. Надо учесть также, что провести массовую демобилизацию Цезарь просто не успел: известно, что ко времени убийства Цезаря в Италии и Риме собралось довольно большое количество отслуживших воинов, еще не отправленных в колонии (Арр. Bel. civ. II, 120).

Колонизация же Августа носила исключительно ветеранский характер. По крайней мере, нет ни прямых, ни косвенных свидетельств переселения первым принцепсом городского или сельского плебса в провинции. Сам Август говорил только о колониях воинов, которых он вывел в провинции и в Италию (R. g. 3, 3; 28, 1—2). В Испании колонии создавались для целых воинских частей, участвовавших в последних компаниях на Пиренейском полуострове[979].

Причины изменения характера колонизации надо искать в первую очередь в ситуации в самой Италии. При Августе, по-видимому, завершился процесс юридического уравнения италиков и римлян. Официально бывшие союзники стали равноправными с римлянами после Союзнической войны. Но от словесного признания до реального равноправия дистанция оказалась довольно большого размера. Лишь ценз 27 г. до н. э. показал резкое увеличение числа граждан, которое достигло 4 млн 63 тыс. (R. g. 8) по сравнению с полутора млн в 46—45 гг. Это можно объяснить только действительным включением в римский гражданский коллектив италиков[980].

В 70—30-х гг. до н. э. в значительной степени изменилась этно-социальная структура ряда областей Италии. После своей победы Сулла обрушил на италиков, в основном поддерживавших его врагов, жестокие репрессии, конфисковывал их земли и раздавал своим ветеранам. Страбон (V, 4, 11) говорит о запустении Самния в результате деятельности Суллы. После этого в Самнии фактически исчезают последние следы местного языка[981]. Исчезает и этрусская цивилизация, и последняя датированная надпись на этрусском языке относится к 10 г. до н. э., хотя сам язык в качестве «священного» дожил до времени императора Клавдия[982]. К тем же мерам прибегали и триумвиры, особенно Октавиан. После битвы при Акции распределение земель в Италии ветеранам продолжалось, причем ветеранам не только самого победителя, но и Лепида и Антония[983]. Правда, на этот раз император платил за конфискуемые земли (R. g. 16). Но в данном случае это не имеет значения, ибо аграрный передел продолжался. В результате можно, по-видимому, говорить о возрождении среднего крестьянства, особенно в долине Пада и в центральной части Италии. Виллы среднего размера господствуют в Южной Этрурии, Лации и Кампании[984]. О небольших хозяйствах своего времени часто пишет Гораций, сам ставший мелким землевладельцем после возвращения ему конфискованного отцовского имения. В частности, во втором эподе он описывает идеальное поместье, включающее пашню, виноградник, луг для пастьбы скота, пасеку и обрабатываемое самим хозяином, его женой и домашними рабами.

Значительная часть собственников таких имений была, вероятно, иной, чем в досулланское время. Это были, как кажется, ветераны Суллы, Цезаря и триумвиров и их потомки. Многие бывшие владельцы земли, видимо, эмигрировали, и на время Суллы падает последний значительный всплеск италийской кретьянской колонизации, в результате чего мог быть исчерпан людской потенциал эмиграции. Другие, особенно во времена второго триумвирата и принципата Августа, могли уйти в города, очень выгодно было переселяться в Рим, где власти подкармливали городской плебс. Это широко делал Август (R. g. 5; 15). Его примеру часто следовали богачи других городов. В некоторых городах создавались анионные кассы[985]. Законом Юлия (то ли Цезаря, то ли Августа) устанавливался штраф за спекуляцию зерном. Так что в принципе и бедняки имели возможность прокормиться, не уезжая из Италии.

Все это, вероятно, и стало основной того процветания Италии, которое отмечается исследователями агустовского времени[986]. Это процветание оказалось временным, и уже при Тиберии начался кризис[987], ибо экономические законы действовали неумолимо. Однако этот кризис проходил в совершенно иных условиях, чем раньше, и не привел к увеличению италийской эмиграции, в частности в Испанию.

Другое важное отличие августовской политики от цезаревской — ее большая консервативность. По словам Светония (Aug. 40, 3), Август предпочитал откупаться деньгами, чем предоставлять римское гражданство и тем самым разбавлять римскую кровь. Это видно и из сравнения числа привилегированных городов, созданных соответственно Цезарем и Августом в Испании. В данном случае важнее число муниципиев, чем колоний, ибо количество первых определяет степень вовлеченности местного населения в римскую административно-политическую и социальную систему. Принимая за основу данные X. Гальштерера и учитывая только те города, чей муниципальный статус более или менее надежно засвидетельствован, мы получаем 19 цезаревских и только 10 августовских муниципиев[988], и это несмотря на то, что Август правил несравненно дольше, чем Цезарь.

Точную дату выведения многих колоний и дарования муниципального статуса тем или иным городам Испании установить трудно. Последняя более или менее датированная колония Августа на Пиренейском полуострове — Цезаравгуста — была выведена не позже 12 г. до н. э.[989] Под 13 г. до н. э. Дион Кассий (LIV, 25, 1) сообщает об основании Августом городов в Галлии и Испании. Сам Август (R. g. 16, 1) писал, что размещал отставных воинов не только в колониях, но и в муниципиях, и не только италийских, но и провинциальных, оплачивая, правда, конфискованные участки. Император не уточнил, о каких провинциях идет речь, но исключать испанские провинции нельзя, учитывая важность и продолжительность последних испанских кампаний. Проводил такие мероприятия Август дважды: в 30 и 14 гг. до н. э. После последней даты речь шла уже только о проданных для воинов муниципиях (R. g. 16, 2).

Прекращение августовской ветеранской колонизации в Испании[990] во многом объясняется реорганизацией испанских провинций. Дион Кассий (LIII, 12, 4—5) пишет о происшедшем в 27 г. до н. э. разделении провинций на императорские и сенатские и называет среди провинций, отданных народу, Бетику, а среди провинций Цезаря — Лузитанию и Тарраконскую Испанию. Среди «провинций народа» и Страбон (XVII, 3, 25) располагает ту часть Дальней Испании, которая находится около рек Бетис и Анас. И ранее (III, 4, 20) географ утверждал, что Бетика принадлежит народу, а остальная Иберия (т. е. Испания) — Цезарю.

Однако уверенность в правильности такого утверждения начинает колебаться при обращении к «Деяниям божественного Августа». Здесь (R. g. 28, 1) Август утверждает, что он вывел колонии в «обе Испании» (in... utraque Hispania). Между тем известно, что Август выводил колонии не только в Тарраконскую (бывшую Ближнюю) Испанию, что оправдывало бы заявление о «двух Испаниях», но и в Бетику. Так, в последней возникли колонии Астиги Августа Фирма и Августа Гемела Тукци (Plin. III, 12). Эпитет «Августа» ясно указывает на создание этих колоний после 27 г. до н. э.[991]

Стиль августовских «Деяний» — ясный, четкий и недвусмысленный. Другое дело — отбор, освещение и интерпретация фактов[992]. Выведение колоний в обе Испании, как и в другие провинции, не было делом, за которое Август мог бы стыдиться, но скорее весьма похвальным, с его точки зрения, так что оно не требовало каких-либо искажений ради тех или иных политических выгод. Известно, что это произведение — источник достаточно надежный, когда события, там упомянутые, благоприятны для принцепса[993]. Учитывая внимание Августа к юридическим нюансам его полномочий, трудно представить, что он ошибся в числе испанских провинций, одна из которых была передана сенату и народу. Из этого можно сделать только один вывод: в то время, когда в Испанию выводились августовские колонии, там существовало две провинции, а не три, как можно бы судить по рассказу Диона Кассия.

Дион Кассий был довольно поздним историком. Правда, он тщательно собирал источники, рассказывающие о более раннем времени, в том числе о времени становления принципата, убежденным сторонником которого он был. Историк справедливо полагал, что акт 27 г. до н. э. был основополагающим для создания столь почитаемой им политической системы[994]. Но с другой стороны, уже давно было установлено, что на эти события Дион Кассий смотрел из перспективы своего времени, в связи с чем допускал порой ошибки, в частности, рассматривая провинции и их названия в том виде, какой они имели в его время, а не во время описываемых событий[995]. Так, говоря о доавгустовском времени, он не использует название «Дальняя Испания», а говорит о Бетике и Лузитании (XXX, 52, 1; XLIII, 29, 3; XLIV, 10, 2). Так что совсем не исключено, что, называя среди испанских провинций Бетику уже в 27 г. до н. э., Дион Кассий допускает анахронизм.

Что касается Страбона, то он основное внимание уделял физической географии и этнографии, а политическая география его интересовала мало. Например, при описании Лузитании он (III, 3, 3—5) говорит, что эта страна расположена к северу от Тага (что совершенно не совпадает с императорской провинцией, в которую были включены земли и к югу от этой реки), а затем включает в нее территории вплоть до нынешнего Бискайского залива, которые ко времени написания его труда[996] уже были частью Тарраконской Испании. Говоря о Бетике, географ уточняет, что эта страна так именуется по реке, а по жителям — Турдетанией, но указанные Страбоном границы не совпадают с провинциальными (III, 1, 6). А рассказывая во второй главе третьей книги о Турдетании, Страбон вообще забывает ее римское название. И только в самом конце описания Пиренейского полуострова Страбон (III, 4, 20) вдруг обращается к административно-политическим реалиям. Так же обстоит дело и с общим обзором и с делением провинций, которые даны в самом конце страбоновского труда (XVII, 3, 25). Так что на основании «Географии» Страбона можно говорить только о существовании трех испанских провинций, из которых одна была сенатской, в момент окончания работы над этим произведением, т. е. в начале тибериевского правления[997], но никак не о времени появления этих провинций и административных границ между ними.

Известно, что при разделе провинций важнейшим, хотя и не единственным критерием было наличие или отсутствие в провинции войск, связанное с угрозой войн, вражеских нашествий или внутренних волнений (Suet. Aug. 47). Ко времени смерти Цезаря и в последующие годы Южная Испания была одной из самых вооруженных областей государства[998]. После ухода из Испании Секста Помпея опасность для этой наиболее романизованной зоны Пиренейского полуострова уменьшилась. И все же сохранение на севере и северо-западе полуострова еще не подчиненных племен представляло определенную угрозу для всей страны, тем более что Испания традиционно считалась весьма опасной с военной точки зрения. Так что в 27 г. до н. э., сточки зрения римского правительства, еще не существовало условий для разоружения испанского юга.

Известно, что Август дважды побывал в Испании. Первый раз это происходило в 27—25 гг. до н. э. и было связано с войной на севере и северо-западе Пиренейского полуострова[999]. Сам Август с гордостью пишет, что он усмирил галльские и испанские провинции (R. g. 26, 2). В другом месте (R.g. 12, 2) он говорит: «Когда в консульство Тиб. Нерона и П. Квинтилия я вернулся из Испании и Галлии, удачно совершив дела в этих провинциях, сенат ради моего возвращения постановил освятить алтарь Августова мира на Марсовом поле». Упомянутое консульство относится к 13 г. до н. э., и, следовательно, это путешествие Августа происходило много позже первого. Поводом к отъезду в Испанию могло быть восстание на севере в 16 г. до н. э. (Cas. Dio LIV, 20, 2), но оно все же едва ли было столь масштабным, чтобы требовалось присутствие самого императора. Так что удачно совершенными делами Августа в Испании и Галлии было что-то иное. Этим иным было, как кажется, решение ряда внутренних проблем уже покоренной страны.

Рис. 19. Aвгуст

Первой проблемой было принятие мер для недопущения повторения восстаний. Флор (II, 59—60) пишет о мудрых распоряжениях Августа после полного покорения Испании: сведение астуров с гор в долину, на место, где располагались легионные лагеря, и приказ возделывать землю и добывать полезные ископаемые[1000]. Ясно, что во время своего первого пребывания в Испании император это сделать не мог, ибо война была еще далеко не окончена. Это явно было сделано во время второго пребывания Августа в стране. Флор подчеркивает, что эти меры сделали северные народы безопасными.

Это позволило Августу уменьшить стоящее в Испании войско. После полного умиротворения севера не было необходимости держать в Испании огромную армию, и Август сократил ее с семи легионов до четырех, а затем и до трех[1001]. Эти легионы император распределил по Ближней Испании, поручив каждой воинской части выполнение особых задач (Strabo III, 4, 20), главной из которых было все же на всякий случай охранять северную границу.

Теперь с почти полным исчезновением северной опасности можно было не опасаться за судьбу южной части Испании, где было сосредоточено самое большое количество италийских колонистов и романизованных туземцев. Поэтому из провинции Дальняя Испания была выделена самая богатая и романизованная область, став отдельной провинцией Бетикой, а остальная провинция по имени самой значительной своей области стала именоваться Лузитанией. Последняя тоже была лишена постоянной армии, но ее близость к только недавно покоренным Галлеции, Астурии и Кантабрии привела к оставлению ее за императором. Ближняя же Испания осталась нетронутой, но поскольку резиденцией легата проконсульского ранга становится Тарракон[1002], ее все чаще стали называть Тарраконской. Все эти рассуждения заставляют признать правоту тех исследователей, которые относят создание трех испанских провинций не к 27, а к 13 г. до н. э. или немного раньше[1003].

До 13 г. до н. э. вся Испания, по-видимому, была императорской. Легат Дальней Испании активно участвовал в военных действиях против галлаиков[1004], так что в это время провинция была вооруженной, а это обычно относилось только к императорским провинциям. Известно, что Август не оставил деление 27 г. неизменным. Дион Кассий (LIII, 12, 5) говорит, что позже Кипр и Нарбоннская Галлия были переданы народу. Так что нет ничего чрезвычайного и в том, что выделенная из императорской провинции Бетика тоже перешла под юрисдикцию сената.

Границы между провинциями тоже не оставались неизменными. Так, сначала завоеванные на северо-западе земли были разделены между Тарраконской Испании и Лузитанией, а затем были присоединены к первой, которая стала самой большой в Испании, учитывая, что и Балеарские острова были включены в ее состав. Тарраконская Испания и Лузитания стали императорскими, и император посылал туда своих легатов. Бетика осталась сенатской, управляемой проконсулом или претором, которого избирали по жребию сенаторы из своих рядов. Это, впрочем, не мешало императорам при необходимости вмешиваться в ее дела. От Бетики были отделены и присоединены к Тарраконской Испании некоторые богатые рудные районы, так что в пределах императорской провинции сосредоточилось большинство наиболее богатых горнорудных зон Пиренейского полуострова[1005].

Территория всех трех провинций была разделена на конвенты (семь в Тарраконской Испании, три в Лузитании и четыре в Бетике). Точное время создания этих округов неизвестно, но можно уверенно говорить, что они возникли уже при Августе[1006]. Временем правления этого императора, скорее всего, датируется надпись с упоминанием Бракаравгустанского конвента (А. e. 2004, 772). В состав конвентов входили общины разного статуса. Здесь были римские муниципии и колонии, граждане которых имели полный объем римских гражданских прав, латинские муниципии и колонии, «союзные» общины, «свободные» общины, податные города, «народы» и племена, у которых город еще не был основной ячейкой жизни[1007].

Как уже говорилось, Дион Кассий приписывает Августу во время этого его путешествия в Испанию и Галлию основание городов. Видимо, к этому времени надо отнести создание последних колоний в Испании, а также, вероятно, предоставление некоторым местным общинам статуса латинского муниципия[1008].

После 13 г. до н. э. уже нет речи о массовой организованной итало-римской колонизации в Испанию, ни о ветеранской, ни о какой-либо другой. Только император Отон в 69 г. вывел в уже существующие Эмериту Августу и Гиспалис новые порции ветеранов (Тас. Hist. 1, 78, 1), и в какое-то неопределенное время появился новый корпус ветеранов в Валенции[1009]. Приблизительно через столетие после Отона Марк Аврелий переселил какое-то количество италиков в Испанию (SHA, Marc. XI, 7), причиной чего была, возможно, эпидемия[1010]. Но все это были единичные случаи. Разумеется, иммиграция из Италии не прекратилась. Уже упоминались римские граждане, ведущие дела в Бракаре. Встречаются италики и римляне и в других местах Испании. Но большинство их концентрировалось в легионном лагере VII Парного легиона, стоявшего в Испании после 70 г., и в еще большей степени в Тарраконе[1011]. Это были солдаты и ветераны, происходившие из Рима и Италии, негоцианты, чиновники, ремесленники. Но все это были обычные передвижения людей, неизбежные в таком огромном государстве, как Римская империя. Массовый же приток крестьян теперь прекратился.

После своего возвращения в Рим в 13 г. до н. э. Август перестал интересоваться Испанией. Военная реформа отодвинула на второй план проблему землеустройства ветеранов, да и ветеранская колонизация теперь в основном направляется во вновь завоеванные земли. Дунайская и особенно рейнская границы становятся более важными для императоров, чем уже полностью завоеванная и усмиренная Испания. Испанские провинции оттесняются на периферию внимания императорского правительства. Почти исчезает Испания и из римской историографии. Если в рассказах о событиях республиканского времени, начиная со II Пунической войны, Испания встречается почти постоянно, то в тацитовских «Анналах» она почти не появляется[1012]. Начинается новый период истории Испании.