Римско-италийская иммиграция

Римско-италийская иммиграция на Пиренейский полуостров началась еще во время II Пунической войны. Уже первые римские полководцы стали основателями городов, явившихся очагами романизации. Плиний (III, 21) приписывает основание Тарракона братьям Сципионам. Будущий победитель Ганнибала стал основателем Италики, созданной им как лазарет для своих раненых воинов (Арр. Hisp. 38). В республиканское время переселились в Испанию такие ставшие потом известными фамилии, как Элии, Апонии, Дасумии, Ульпии и др.[745] Достаточно много было в Испании переселенцев к началу 40-х гг. I в. до н. э.[746], и в дальнейшем число их еще более увеличилось[747].

Лингвистические и ономастические исследования показывают, что Рим был источником переселения в самой незначительной степени. Основной поток шел из Кампании и прилегающих районов. Возможно, второй, но значительно меньший, шел из Этрурии[748].

Внимательное рассмотрение всех свидетельств, относящихся к появлению римлян и италиков в Испании, показывает, что это были преимущественно не ветераны, т. е. бывшие воины. Разумеется, полностью игнорировать ветеранский фактор нельзя, но надо иметь в виду, что он был не только не единственным, но, пожалуй, и не главным, по крайней мере, на протяжении большей части рассматриваемого периода[749].

Значительную роль играли, по-видимому, италийские «деловые люди». Главным объектом их внимания были рудники. Диодор (V, 36) пишет о массе италиков, хлынувших в испанские рудники. Изучение, в частности, ономастики Нового Карфагена показывает, что основная часть таких бизнесменов происходит из Кампании и что, по крайней мере, некоторые из них принадлежали к тем же известным кампанским фамилиям, что вели активные операции по всему Средиземноморью, в том числе на Делосе. К таким людям, например, относились Тициний и Верраний[750].

Находимые в различных местах Испании слитки с клеймами показывают, что многие италики стали арендаторами либо владельцами (после перехода рудников в частные руки) рудников или отдельных копей. Иногда они могли организовывать компании, сообща эксплуатирующие рудные богатства, как, например, «Общество Серебряной горы» в Илурконе[751]. Однако это не означает, что все эти люди переселялись в Испанию, хотя, по-видимому, были и такие. Многие же оставались в Италии, посылая для управления рудниками своих агентов преимущественно из числа отпущенников[752]. Диодор, говоря об устремлении в испанские рудники италиков и отмечая их корыстолюбие, рассказывает, что эти люди приобретали массу рабов, которых затем продавали руководителям работ (не уточняя, кем были эти руководители), а уже те, копая во многих местах, открывали золотые и серебряные жилы. Так что, кажется, не стоит преувеличивать роль италийских бизнесменов в иммиграции в Испанию и организации там горного дела. Наряду с такими относительно крупными предпринимателями пытались (и часто небезуспешно) завести свое дело «искатели счастья» из более бедных слоев италийского населения. Они брали в аренду небольшие рудники, создавая сравнительно мелкие рудодобывающие предприятия. Довольно много их концентрировалось в районе Нового Карфагена[753].

Значительной представляется роль крестьянства. II в. до н. э. был веком прогрессирующего обезземеливания этого класса римского общества. Общее развитие Рима и Италии вело к расширению относительно крупного сенаторского и всаднического землевладения в ущерб крестьянскому. Римский сельский плебс мог, однако, найти выход из положения: переселившись в город и став клиентами, бывшие крестьяне имели возможность жить за счет своего гражданского статуса. Римские политические деятели проводили (или пытались проводить) различные мероприятия в пользу римского крестьянства и вышедших из его рядов ветеранов. Римские бедняки могли воспользоваться и частью богатств, поступающих в Рим в результате завоевательных войн[754]. И римские граждане, естественно, не желали покидать Италию. Одним из пунктов аграрной программы Гая Гракха было выведение колоний, но предложение его соперника Ливия вывести двенадцать колоний в саму Италию способствовало повышению популярности последнего в ущерб Гракху, пытавшемуся создать колонию на месте бывшего Карфагена (Plut. G. Grac. 9—11).

В иной ситуации находились италики. Экономическое положение италийского крестьянства было не менее, а может быть, и более сложным, чем собственно римского. Италия долго не могла оправиться от последствий продолжительной и чрезвычайно разорительной Ганнибаловой войны[755]. Во II в. до н. э. продолжалась конфискация италийских земель и создание в Италии римских и латинских колоний. Так, уже в год окончания II Пунической войны значительные земли Самнии и Апулии были распределены среди ветеранов Сципиона (Liv. XXXI, 4, 1—2). В Самний римские власти переселили и побежденных лигуров-апуанов (Liv. XL, 38; 41). Это все обусловливалось как политическими целями (продолжение политики «разделяй и властвуй»), так и стремлением решить аграрный вопрос за счет италиков[756]. Такая политика отвечала интересам римского плебса, но зато вызывала страх и недовольство италийских крестьян. Характерна реакция италиков на аграрный закон Тиберия Гракха и обращение в связи с этим к Сципиону Эмилиану (Арр. Bel. civ. I, 19). Когда позже Ливии Друз, привлекая на свою сторону союзников, предложил дать италикам гражданские права, но занялся также выведением колоний в Италию и Сицилию, италиков последнее очень испугало, поскольку они боялись потерять свои земли, распределяемые в пользу колонистов (Арр. Bel. civ. I, 35—36).

И экономические процессы, и подчиненное положение италиков усиливали обезземеливание италийского крестьянства. Аппиан (Bel. civ. 1, 7—9) говорит о вытеснении италийских крестьян рабовладельческими хозяйствами, в связи с чем римляне даже стали опасаться, что Италия не даст им больше союзников. Сами италики подчеркивали последнее обстоятельство. Так, в 177 г. до н. э. и латинские граждане, и самниты жаловались сенату, что их города и поля так обезлюдели, что они не могут дать Риму требуемое количество воинов (Liv. XLI, 8). Кампания, Самний, а также Лаций оказались теми областями, где уже в первой половине II в. до н. э. процветали рабовладельческие виллы среднего размера, а в конце республиканской эпохи здесь находилась основная часть владений римского нобилитета[757]. Такие имения в те времена были наиболее доходными, и это, по-видимому, привело к их победе над крестьянскими[758]. На поддержку римских полисных институтов или отдельных членов римской олигархии италийские крестьяне, в отличие от римских, рассчитывать не могли. И они были вынуждены эмигрировать в провинции. Неудивительно, что именно Кампания и окружающие территории стали основным источником италийской эмиграции.

К эмиграции их подталкивало и то, что на родине многие из них не только терпели усиливающуюся нужду, но и являлись людьми «второго сорта». В провинциях же они считались представителями господствующего народа и, независимо от наличия или отсутствия римского либо латинского гражданства, рассматривались римскими властями как их опора[759]. Таким образом, переселившиеся в провинции италийские крестьяне приобретали и землю, и уважение.

Иммигранты приносили с собой привычные им формы организации общества. Ремесленники объединялись в коллегии. Так, в Новом Карфагене коллегии зафиксированы уже около 100 г. до н. э. (CILII, 3433; 5927)[760] Крестьяне соединялись в паги. Самое раннее свидетельство существования испанского пага относится к началу империи (CIL II, 5942), и при этом речь идет о юридической формуле[761], так что можно полагать, что к тому времени паг был, по крайней мере в устье Бетиса, привычным институтом. В Италии большая часть известных пагов располагалась в Средней Италии и Кампании[762], и это обстоятельство подтверждает переселение в Италию крестьян и притом именно из этих районов Апеннинского полуострова.

События в Италии в начале I в. до н. э. усилили процесс иммиграции в Испанию. Союзническая воина и последующие репрессии и конфискации Суллы вообще способствовали эмиграции в провинции. По словам Аппиана (Bel. civ. I, 96), победоносный диктатор разрушал многие города, налагал на их жителей штрафы и тяжелые поборы, в города отправлял колонистов, которым отдавал землю горожан, дабы иметь опору во всей Италии. И это не могло не вызвать массового потока переселения. Учитывая уже существующие контакты Кампании и Лация с Испанией[763], можно говорить, что часть населения этих областей перебралась на Пиренейский полуостров. Аппиан утверждает, что Сулла отнимал у италийских городов землю. Позже Цезарь, противопоставляя себя Сулле, также подчеркивал, что тот отнимал землю у ее владельцев для своих солдат (Арр. Bel. civ. II, 94). Можно, по-видимому, говорить, что основными жертвами Суллы были землевладельцы и, следовательно, они и переселялись в провинции.

Итак, социальный состав римско-италийских иммигрантов был довольно пестрым, но основную часть составляли италийские крестьяне. Они селились как в сельской местности, так и в городах.

Надо иметь в виду еще одну весьма важную группу иммигрантов, прибывавших в Испанию, — рабов и отпущенников. Во время завоевания часть испанцев порабощалась. Сколь велика была доля лиц, превращенных в рабов, по отношению к оставшимся свободными, неизвестно. Неизвестно, и какая часть новых рабов оставалась на самом Пиренейском полуострове, а какая вывозилась в Рим, Италию и другие регионы Римской республики. Но несомненно, что довольно много рабов ввозилось в Испанию. Позже какая-то часть их освобождалась, и многие отпущенники оставались в стране, к которой они уже привыкли. За время пребывания в рабстве у римских господ они сами тоже проникались римским духом и, становясь отпущенниками, превращались в агентов романизации. Наряду с ними в Испании стали появляться бывшие рабы, освободившиеся еще до своего приезда на Пиренейский полуостров. Все эти люди уже были включены не только в культурную, но и в социальную ткань римского общества, и их поселения или отдельные хозяйства становились, как и поселения италийских иммигрантов, очагами романизации[764].

Первые поселения иммигрантов создавались либо на месте уже существующих местных, либо рядом с ними. Первым основанным римлянами поселением на юге страны была Италика (Арр. Hisp. 38). По словам Аппиана, Сципион селил (????????) раненых в городе, который назвал Италикой. Глагол ??????? еще не означает, что речь идет об основании города, хотя может иметь и такое значение. Археологические раскопки внесли ясность в несколько двусмысленный текст. Теперь ясно, что римскому поселению на том же холме предшествовало турдетанское, причем на этот холм оно перебралось в IV или, вероятнее, в V в. до н. э. с соседнего холма, где поселение существовало еще раньше[765].

Первая латинская колония была выведена римлянами в Картею (Liv. XLIII, 3, 1—4), существовавшую, как уже говорилось, задолго до этого. Следующая по времени колония Кордуба была основана на холме, соседнем с тем, на котором располагался туземный город. Возможно, оба поселения, римское и местное, уже сразу рассматривались как части одного города или они скоро слились, хотя их первоначальное разделение отразилось в существовании двух виков внутри него: вика испанцев и вика иностранцев, под которым подразумевались иммигранты[766].

Спорно положение Тарракона. Плиний (III, 21) называет этот город «делом Сципионов» (opus Scipionum). Археологические исследования показывают очень слабые следы туземного поселения, а стены, которые ранее считались работой доримских местных строителей, оказались построенными в 218—211 гг. до н. э.[767], что подтверждает сообщение Плиния. С другой стороны, еще не решен вопрос о монетах с легендами kesse и Tarraconsalir[768], да и название города, вероятно, иберское[769]. Редкие находки аттической керамики могут свидетельствовать о существовании до-римского поселения[770]. Местное поселение, которое, по-видимому, и называлось Кессе, располагалось у самого побережья, а то время как римский город был создан на холме, который был не только хорошо защищен, но и позволял контролировать и местный город, и порт[771]. Римское поселение первоначально имело несомненное военное значение. В третьей четверти II в. до н. э., когда военные действия были перенесены далеко вглубь Пиренейского полуострова, произошли изменения и в Тарраконе. Римское и местное поселения объединятся в один город, перепланированный по римскому образцу[772]. В окрестностях Тарракона появляются первые римские виллы[773].

Существовали и города, основанные римлянами заново. Такова была, видимо, Валенция. Но надо иметь в виду, что это было специальное поселение, созданное в результате войн с Вириатом и, возможно, не для италийских иммигрантов, а для местных жителей, участвовавших в этих войнах[774].

Ряд созданных римлянами городов далеко не сразу получил привилегированный статус. Тарракон, будучи первым римским городом в Испании, быстро превратился в значительный экономический центр, что подтверждается керамическими находками, относящимися к начальному этапу существования города[775]. По своему значению он явно перегнал греческий Эмпорион (Strabo III, 4, 7; 9). Сюда переселялись жители Италии; часть их, возможно, оставаясь в Италии, направляла туда своих рабов и отпущенников, тоже уже проникшихся италийским духом. Здесь сооружались римские храмы, в частности храм Юпитера. В городе воздвигались статуи римского типа[776]. Тем не менее очень долго Тарракон не имел римского гражданского статуса. Во главе общины, которая состояла из «граждан» и «союзников», стояли, видимо, два магистра. Испорченная и дополненная Г. Алфёлди надпись позднереспубликанского времени свидетельствует, что один из них был отпущенником[777]. Такое положение едва ли возможно в правильной римской колонии. Так, в колониальном законе Урсона специально оговаривается, что отпущенники не могут входить в ordo[778]. Обычно считают, что колониальный статус Тарракон приобрел в конце республиканской эпохи, во времена Цезаря или его преемников, как вытекает из официального названия колонии colonia Iulia Triumphalia Таrrасо[779]. Видимо, уже ярко выраженный римско-италийский характер Тарракона стал причиной предоставления городу статуса колонии, а не муниципия, хотя новой дедукции, т. е. переселения туда новых граждан, не производилось.

Юридическое положение Италики на протяжении большей части ее существования в республиканскую эпоху неизвестно. Хотя это был первый город, созданный римлянами в Южной Испании, первой латинской колонией там была все же Картея (Liv. XLIII, 3, 1—4). Аппиан (Hisp. 38) говорит, что Сципион собрал в город, названный Италикой, раненых. Название, выбранное римским полководцем, говорит, что этими ранеными были, скорее всего, не римляне, а италики[780]. Трудно говорить о составе населения Италики, особенно в первое время. Известно, что уже со времени Сципиона в этом городке жили Элии, происходившие из пиценского города Адрии (SHA, Hadr. 1). Адрия была колонией с 80 гг. III в. до н. э.[781] Но принадлежали ли Элии к римским колонистам или пиценским поселенцам, неизвестно. В Италике жили Ульпии, происходящие из умбрийского Тудера, ставшего римским городом только в конце II — начале I в. до н. э.[782] Италиком был Люций Рацилий[783], патрон Минуция Силона из Италики (Bel. Alex. 52), участника события 47 г. до н. э. в этом городе (см. ниже). Явно италийского происхождения был Вазий, соучастник Минуция (Bel. Alex. 52). Таким образом, то, что из ономастики Италики республиканского времени известно, указывает скорее на италийское происхождение иммигрантов, статус которых до переселения неизвестен, но во многих случаях, вероятно, был негражданским.

В Италике жили и туземцы. Таковым был, скорее всего, Марций, действовавший в 162 г. до н. э. (Арр. Hisp. 66)[784]. Неизвестно, каково было соотношение этих двух элементов населения Италики. Раскопки показывают, что в республиканское время город носил практически туземный характер[785]. Это позволяет говорить о значительном влиянии местного населения и его роли в жизни Италики. Поэтому не кажется чрезмерно смелым предположение, что Италика долго была перегринным городом, т. е. городом, не имеющим ни римского, ни латинского гражданского статуса.

И другие города, основанные римскими полководцами во время войн в Испании, далеко не всегда сразу занимали привилегированное положение. Так, Тиберию Семпронию Гракху приписывается основание в 179 или 176 г. до н. э. Гракхуриса в память его побед над иберами (Liv. per. XLI) на месте местного города Илурциса (Fest. p. 97М). Его статус неизвестен, но весьма вероятно предположение, что он лишь много позже стал латинским муниципием[786]. Между тем этот город был одним из центров романизации в этом районе[787], на что, в частности, указывает широкое распространение Семпрониев в округе[788], и был заселен, по крайней мере в значительной части, римлянами (или скорее италиками), что определило его поведение во время восстания Сертория (см. ниже), когда он занял позицию, противоположную позиции окружающих кельтиберов (Liv. XCI). Основанный Помпеем в 70-х гг. I в. до н. э., Помпелон более ста лет дожидался привилегированного положения. Плинием (III, 24) он назван еще среди податных общин и стал муниципием в какое-то время до 119 г., когда в надписи (CIL II, 2959) появляются дуумвиры города[789].

Разумеется, не все римско-италийские города обязательно проходили фазу непривилегированных общин. Были города, с первых моментов получившие более высокий статус. Первой латинской колонией в Испании была Картея (Liv. XLIII, 3, 1—4). Правда, назвать ее подлинной колонией трудно: она была создана не для переселения туда колонистов из Италии, а ради поселения там детей римских солдат и местных женщин, к которым, возможно, присоединилось и неопредленное количество прежних жителей города[790]. Первой же подлинной колонией стала Кордуба (Strabo III, 2, 1). Хотя Страбон говорит о ней как о колонии римлян, исследования показали, что римской колонией она стала только во времена Цезаря или даже Августа, получив при этом имя Патриции (Plin. III. 10), а до того она была латинской[791]. Видимо, до Цезаря все колонии в Испании имели латинский статус, а колонии римских граждан появились в стране только со времени Цезаря, т. е. с 40-х гг. I в. до н. э.[792]

Население всех этих городов было смешанным. Часть переселившихся в Испанию италиков, вероятнее всего, не имела римского гражданства. Но жили там, в том числе и в латинских колониях, и римские граждане. В Италии римские власти порой селили своих граждан в латинских колониях, компенсируя уменьшение статуса увеличением земельного надела[793]. Не исключено, что такая практика применялась и в Испании. Некоторые римские граждане не теряли своего положения, составляя в латинской колонии или перегринном городе свою общину — конвент римских граждан (как это было, например, в Кордубе). Судя по рассказу Цезаря (Bel. civ. II, 19), кордубский конвент играл в этом городе очень важную роль. Именно его позиция определила в 49 г. до н. э. позицию всего города. И позже, во время восстания против цезаревского наместника Кассия, отпадение конвента привело к тому, что Кордуба стала одним из центров антицезаревской борьбы (Bel. Alex. 57-58).

Жили в этих городах и испанцы. Известен «испанский вик» в Кордубе[794]. В других случаях местные жители, возможно, не образовывали отдельного округа. Часть их, получив гражданство данного города, могла достичь высокого положения. Так, среди монетных магистратов Картеи были и потомок италийских переселенцев Вибий, и туземец Марций[795]. В надписи, найденной около Кордубы и датированной 49 г. до н. э., встречаются имена высшего децемвира и эдила общины. Эдил носил чисто италийское имя Марк Коран, сын Акрина, а высший децемвир местное имя — Биснес, сын Верцеллона[796]. Перед нами наглядный пример включения в правящую элиту города как потомков переселенцев, так и местных жителей.

И все же италийский элемент в колониях преобладал. Во всяком случае в городской элите доля иммигрантов и их потомков была большей, чем аборигенов. Изучение ономастики Бетики показало, что почти 52 % имен лиц, занимавших хоть какое-то видное положение, — италийские[797]. И это отразилось в большем авторитете римских колоний по сравнению с муниципиями. Хотя, обладая всей суммой гражданских прав, граждане тех и других юридически были равны, в общественном мнении колонисты стояли выше муниципалов. И при империи колониальный статус стали давать испанским городам в качестве награды.

Колонии официально выводились римским правительством или основывались римскими полководцами. Наряду с этой официальной колонизацией существовала и неофициальная иммиграция. В Испанию переселялись италики, стремившиеся в эту страну, столь славившуюся своими богатствами. Ремесленники, предприниматели и их агенты стремились в относительно крупные экономические центры и в рудные зоны, крестьяне — в наиболее плодородные области[798]. Особым плодородием отличалась долина Бетиса. Переселенцы, даже имевшие гражданство, необязательно селились в колониях. Они обосновывались также в непривилегированных городах и в сельской округе, образуя conventa или oppida civium Romanorum[799], с которыми должны были считаться и римские власти. Неизвестно, что стало с италиками, переселившимися в Испанию до Союзнической войны и бывшими тогда негражданами. Вероятно, с окончанием этой войны они все же гражданский статус не приобрели. Известные нам цифры граждан, прошедших ценз, не очень-то увеличились в первые годы после этой войны[800], и сравнительно небольшое увеличение могло произойти только за счет жителей Апеннинского полуострова, а не италиков, проживающих за его пределами. Так что юридически потомки италиков, переселившихся в Испанию до 88 г. до н. э., от местных жителей не отличались, хотя наделе такие отличия несомненны. Рассматривая расположение колоний и вообще территиорий, куда переселялись жители Италии, надо отметить их значительную густоту в долине Бетиса и окружающих районах, меньшую — на средиземноморском побережье и в долине Ибера. Кроме того, италики стремились селиться вдоль дороги из Италии в Южную Испанию, идущей вдоль средиземноморского побережья, которая предоставляла хорошие возможности для связей как с оставленной родиной, так и с наиболее богатыми районами провинции, не говоря об известном плодородии побережья[801]. За пределами этих территорий колонии стали появляться лишь в виде исключения и только уже после смерти Цезаря[802]. На этих же территориях деятельность иммигрантов послужила значительным толчком к романизации местного населения.