Подростки и «молодежь»

Взрослея, парни и девушки приобретают индивидуальность. Молодые люди много работают, зарабатывают деньги. Есть ли у них возможность жить более самостоятельно, оставаясь при этом в лоне семьи?

Не все молодые люди до вступления в брак имеют отдельную постель. Известен случай (правда, не слишком типичный), когда трое молодых отшельников из Флоренции делят одну кровать, причем вечером к ним присоединяется четвертый: их исповедник. Обычай делить одну кровать на несколько человек часто встречается у бедняков и крестьян. Тем не менее наличие отдельной кровати — дело обычное; оно засвидетельствовано даже у ремесленников. В источниках можно найти тому немало подтверждений. Екатерина Сиенская, дочь красильщика, двадцать четвертая из двадцати пяти детей, имеет собственную кровать по крайней мере с четырнадцати лет: тем лучше для ее сестер, ибо она решает убрать матрас, чтобы спать на голых досках. Отдельная постель не всегда подразумевает уединение: в одной комнате может стоять несколько кроватей. Служащий городской коммуны, о чьей квартире мы имеем сведения (1390), поставил все три имеющиеся у него кровати в одной из двух спален, причем только одна кровать была с пологом. Та же святая Екатерина несколько месяцев делит спальню с одним из братьев. Но молодежь стремится к уединению и в конце концов добивается своего. После настойчивых просьб Екатерине удается получить отдельную комнату, которой, впрочем, она была лишена лишь благодаря упорству, с которым отказывалась от любых предложений о замужестве. В городе и в сельской местности немало парней и девушек, подобно Екатерине, имеют собственную спальню, что благоприятствует расцвету духовной жизни и развитию эмоций. Дети с юных лет привыкают к личной молитве (Агнесса Монтепульчианская, Екатерина Сиенская), в то время как их старшие братья и сестры, найдя укромное местечко, читают совсем другие псалмы (см. выше). И наконец, стоит Упомянуть, что именно в спальне будущие гуманисты хранят книги и письменные принадлежности — будь то в городе или в сельских имениях родителей.

Наличие какого–то подобия частной жизни у молодежи не означает фрагментизации, дробления частной жизни семьи. Подросшие дети привлекаются родителями к работе по дому, оказывают им разного рода услуги. В семь лет святая Екатерина уже ходит за покупками, в тринадцать ее отправляют на кухню (в качестве наказания), затем заставляют, как только она становится чуть сильнее, снимать со спины осла или мула мешки с зерном, взваливать на плечи и нести по лестнице наверх, в амбар. Франческо ди Барберино кажется нормальным, что дочь купца (даже если он богат) участвует во всех видах домашних работ, которыми занимается ее мать. Судя по сочинениям Паоло да Чертальдо, это означает помощь в выпечке хлеба, в приготовлении еды, в стирке, застилании постели, во всевозможном рукоделии (прядение, шитье, вышивание поясных кошельков, как это принято у дочерей рыцарей и судей). Что касается девушек из простых семей, крестьянок и им подобных, то их обязанности ничем не отличаются от работы служанки. Молодые люди тоже находят себе применение. Если в детстве они лишь мальчики на побегушках, то с годами их роль возрастает. Морелли с явным воодушевлением рассказывает историю своего юного кузена, мальчика лет 12–14, который справился в одиночку с управлением всем домашним хозяйством, когда его семья, состоящая из двадцати человек, бежала из Флоренции в Болонью во время эпидемии чумы.

Естественно, детский труд — помощь по дому, работа по найму — находился под контролем родителей. Любые инициативы, связанные с домашней жизнью, даже сугубо частные, должны были получить их одобрение (если, например, детям хотелось передвинуть кровать или пойти спать на террасу, они просили разрешение у отца и матери). Особенно это касалось девочек, чья спальня вместе со всей обстановкой (постелью, засовом, сундуком), так же как и обязанности по дому и даже форма прически, находились в ведении родителей (вспомним святую Екатерину Сиенскую). То же можно сказать и о выборе профессии: договор об определении мальчика в подмастерья заключается с отцом, и решение о нем, разумеется, принимает отец. Это означает также, что отец управляет имуществом, принадлежащим сыну, каким бы ни был способ его приобретения: дар, заработанные деньги, наследование, купля; paterna potestas позволяет отцу контролировать управление и распоряжение всеми имеющимися у сына вещами. Однако совершеннолетие сына часто ослабляет отцовскую власть.

Семейное давление усиливается, когда приходит пора вступать в брак. Ставки слишком высоки, чтобы пустить столь важное решение на самотек. Первый вопрос: нужно ли вообще заключать брак в том или ином конкретном случае? Думается, ответ напрямую зависит от мнения семьи. Часто молодые люди из обеспеченных семей медлят с женитьбой: это слишком накладно, скучно, чересчур обременительно. Альберти, сожалея о таком состоянии вещей, призывает к большей строгости: «Нужно заставлять юношей жениться посредством убеждения, искусных речей, щедрых посулов — любых доводов, средств, уловок». Он сопровождает свой постулат образцом подобной речи, снабдив ее убедительной аргументацией. Вероятно, большие дома не раз становились местом жарких споров и ссор, вызванных нежеланием молодых людей вступать в брак. С девушками церемонились меньше. Когда святая Екатерина сообщает матери об обете целомудрия и показывает ей свои коротко остриженные волосы, мона Лаппа чуть не сходит с ума от ярости. Поступок Екатерины вызывает всеобщее негодование: упреки и обвинения сыплются на нее сплошным потоком. Ее увещевают: «Ты должна выйти замуж, пусть это даже разобьет твое сердце!» Именно тогда девушку лишают отдельной спальни (которая запиралась на ключ) и свободы, отправляют на кухню мыть посуду. Когда речь идет о замужестве дочери, на карту ставится репутация всей семьи: больше всего «ценится» младшая дочь, поскольку здесь можно рассчитывать на выгодную партию, «удачного» зятя.

В том случае, если подходящее соглашение достигнуто (или навязано), остается решить второй вопрос: с кем сочетаться браком? Новая тема для совещаний, новый предлог для вмешательства в жизнь детей. Но поскольку здесь происходит соприкосновение частной семейной жизни с внешним миром, мы еще вернемся к этой важной теме.

Однако бывают случаи, когда, несмотря ни на что, взрослым неженатым детям удается смягчить и ослабить отцовскую власть: или получить частичную независимость от нее, или же каким–то образом разделить эту власть с отцом семейства (pater familias). В теории, мало–помалу реализуемой посредством статутов городов, за сыновьями признается право на участие в dominium (осуществлении власти) над отцовским имуществом, несмотря на то что это плохо сочетается с римским правом. На практике данное явление еще более заметно. В сельских районах сыновья участвуют в составлении договоров (например, в связи с испольщиной) и в управлении вместе с отцом. Молодые люди вмешиваются в брачные дела сестер, иногда довольно энергично (как братья Екатерины Сиенской). Возрастной порог для них — четырнадцать лет: с этого времени юноши могут брать на себя ответственность или разделять ее с отцом (участвуя, например, в деревенских собраниях). Кроме того, они находят опору друг в друге. Взаимоподдержка существует как между сестрами, так и между братьями. Иными словами, дети, взрослея, стремятся создать себе частное пространство, которое не ограничивалось бы только убежищем в виде отдельной спальни с запирающейся дверью, но включало бы и автономное отправление обязанностей.

Несмотря на ограничения, налагаемые кутюмами, и настороженность отцов, сыновья все–таки получают доступ к высшей форме частной жизни. Они претендуют на все ее аспекты: благочестие, секс, личный труд, брачные союзы. Не всегда эти попытки увенчиваются успехом. К положительному результату они приводят тогда, когда молодые люди становятся членами «альтернативных» сообществ, своего рода «замещающих» частных сред: религиозных братств, молодежных группировок, объединений подмастерьев. Эти сообщества — малоизвестные, но многочисленные — своими ритуалами, обрядами вносят вклад в интеграцию молодежи в другие частные сообщества и тем самым постепенно сближают ее с еще более обширным сообществом, стоящим над всеми, — с городом как совокупностью всех его жителей. Для девушек надежда на эмансипацию остается слабой, почти нулевой, если только они не найдут убежище в молитве, мистике или в таком акте свободного выбора, как отказ от вступления в брак. Ситуацию ухудшает распространение женоненавистничества, продолжающего сохраняться во многих традиционных семьях и засвидетельствованного различными мемуаристами (Паоло да Чертальдо и другими). Разумеется, девушка должна питаться и хорошо одеваться, чтобы не нанести вред репутации семьи. Но ее нельзя перекармливать, и покидать дом она может лишь в строго определенных случаях. Таков, по крайней мере, принцип, широко распространенный в буржуазной среде, и не только в ней.