§ 9. Английский город в период гражданских войн XVII в. (на примере Бристоля)

Города играли ключевую роль в конфликте между королем и парламентом в Англии XVII в. В значительной мере это объяснялось тем, что Лондон и крупные морские порты контролировали поступления от таможенных пошлин. Да и собирать пожертвования, займы и налоги было гораздо легче с горожан, располагавших наличными деньгами, чем с сельских жителей.

Общеизвестным является положение о том, что в период гражданских войн в Англии западные области оказались на стороне короля. В то время как крупные западные города, такие как Глостер и Бристоль поддержали парламент.

Интересно посмотреть, как представляли свою позицию сами горожане? Отделяли они интересы короля от интересов парламента? Кто для них олицетворял власть? И хотя все специалисты сходятся на том, что в начавшемся военном конфликте крупные города поддержали парламент, можно ли говорить о единой позиции горожан?

Почему и король, и парламент придавали такое большое значение Бристолю? Город занимал доминирующее положение на Западе Англии. Поскольку к началу войны влияние короля самым сильным было на севере и западе, то от того, в чьих руках окажется город, зависело, смогут ли соединиться сторонники короля на Севере и в Уэльсе с роялистами из Корнуолла.

Достаточно много написано о том, почему города были недовольны политикой короля. Доходы короны уменьшались, в то время как расходы увеличивались. Из-за революции цен фиксированные ренты с коронных земель стоили все меньше, и поступлений от налогов, пожалованных парламентом, было недостаточно, чтобы соединить мостом расширяющуюся пропасть между доходами и расходами. В этих условиях монарх искал дополнительные источники дохода. Сразу после воцарения Яков без согласия парламента начал облагать налогами многие виды товаров. Затем он возродил древнее преимущественное право короля приобретать товары по льготным ценам (“purveyance”). В Средние века, когда король путешествовал по стране, округ или город, в котором он находился, должны были снабжать его и двор едой, напитками и жильем. Яков возродил это старое требование в виде денежного налога, который он требовал с торговцев в городах. Те, кто отказывались платить, обнаруживали, что взамен конфискованы их товары. В 1604 г. палата общин попыталась отменить данную привилегию в обмен на уплату 50 тыс. ф. в год, но это предложение было отвергнуто королем^{1040}.

Бристольцы были очень возмущены требованием короля, и в 1604 г. мэр города отказался допустить королевского уполномоченного для сбора налога на поставки (“Purveyance”), объявив его противозаконным. Палата Зеленого Сукна (“Board of Green Cloth”), занимавшаяся такими вопросами, направила мэру угрожающее письмо. Депутат парламента от Бристоля зачитал его перед палатой общин, которая в свою очередь выразила протест королю. Однако сопротивление оказалось бесплодным, и в 1605 г. поставщики двора захватили у бристольских торговцев 51 большую бочку кларета и 10 больших бочек сухого вина (“sack”), пообещав заплатить за них гораздо меньше, чем можно было получить на рынке. Никаких денег не последовало, и счет был оплачен не раньше чем через 10 лет, когда соответствующим торговцам выдали расписка на сумму 350 ф., гарантировавшая им получение налога на торговлю порта^{1041}.

В 1608 г. Бристоль опять был взбудоражен, поскольку король обложил налогом сладкие вина, прибывавшие в порт, несмотря на тот факт, что налог, называемый “prisage”[41], в размере 1/10 стоимости каждой бочки уже был уплачен бристольскими купцами. После долгих сборов и подходящих взяток соответствующим чиновникам плату снизили при условии, что торговцы города будут уплачивать налог на поставки (“purveyance”) вином и бакалейными товарами, когда двор окажется в пределах 20 миль от города. И когда в 1613 г. королева посетила Бат, то из Бристоля доставили 5200 галлонов вина помимо сахара и других бакалейных товаров. Было выдано расписок больше чем на 1 тыс. ф. соответствующим торговцам, счета которых оплатил город^{1042}. Эти обременительные и раздражающие требования перешли и в царствование Карла I.

Другим способом, использовавшимся королем для увеличения доходов, было возобновление практики продажи «монополий». В начале царствования Яков I отменил все монополии, пожалованные Елизаветой, но привилегированные компании продолжали существовать. Нуждаясь в деньгах, король вновь вернулся к методам, испытанным еще во времена его предшественников.

Но зададимся вопросом — разве патенты получали или покупали только представители знати? Монопольные патенты получали горожане, правда, как правило, столичные купцы, из-за чего разорялись купцы провинциальных городов. Так, в 1620 г. две лондонские компании получили исключительное право производить табачные трубки и крахмал. Бристоль производил оба этих товара и был вынужден отказаться от торговли ими под угрозой большого штрафа. Карл I следовал по стопам Якова и в 1631 г. пожаловал лондонской компании из 17-ти человек исключительное право на производство мыла из местного сырья. Он также дозволил разрушать мастерские других людей, кто посягает на их привилегию. Теперь торговцы мылом в Бристоле, который прежде занимал важное место в этой торговле, оказались под угрозой разорения. Они убедили Лондонскую компанию позволить им производить 600 тонн в год, с которых король потребовал специальный налог в 14 ф. ст. с тонны.

Продажа монополий разоряла представителей средних слоев купечества. Но справедливости ради нужно отметить, что богатейшие купцы Бристоля иногда извлекали пользу из монопольной системы. Так, в 1618 г. один лондонский купец получил патент на монопольный экспорт масла из Южного Уэльса на 21 год с условием уплаты короне 1 ш. с килдеркина[42]. Бристольские торговцы приобрели 2/3 доли патента с обязательством уплачивать короне больше, чем владелец монополии. Торговцы Бристоля компенсировали свои потери за счет производителей Южного Уэльса, которые отрезались от рынка.

Примерно в это же время другие местные торговцы раздобыли исключительное право на ежегодный экспорт 120 тыс. телячьих шкур сроком на 40 лет при условии уплаты ежегодной ренты владельцу патента^{1043}. В приведенных примерах речь идет о предпринимательских слоях, о тех людях, которых принято называть буржуазией. Уже это заставляет предполагать, что взаимоотношения различных слоев городского населения и власти — очень сложные, и позиция городов во вспыхнувшем конфликте между королем и парламентом не могла быть однозначной.

Чувство причастности к национальным проблемам у Бристоля сформировалось уже к началу 1620-х гг., если не раньше. Участие жителей города в военных действиях на море в конце 20-х гг. только укрепило у них уверенность в том, что они участвуют в решении общегосударственных проблем. По этой причине они считали, что те экстраординарные расходы, которые им приходится нести, необходимо разделить с жителями, непосредственно не вовлеченными в военные операции. Прежде всего, они надеялись на обитателей двух соседних графств, ссылаясь как на прецедент на схожие выплаты в царствование королевы Елизаветы. Но графства отказались содействовать, и не только потому, что отрицали наличие прецедента, но и потому, что не находили какой-либо пользы от соседства с Бристолем^{1044}. Этот ответ показывает — несмотря на близость Бристоля к Глостерширу и Сомерсету между ними не возникло общности интересов. Кроме того, он выявляет разницу в позициях бристольцев и жителей соседних графств: первые считали, что каждое графство в равной степени вовлечено в общегосударственные проблемы, вторые — будто каждое графство самостоятельно определяет степень своей вовлеченности в эти проблемы. В какой-то мере это разногласие объяснялось тем, что если война угрожала островной Англии, то угроза портам и прибрежным графствам была больше, чем внутренним. Кроме того, порты, подобные Бристолю, пользовались возможностью заниматься пиратством, от которого внутренние графства не могли получать прямую выгоду. Правда, нужно отметить, что и в Сомерсете встречались люди, подобные сэру Роберту Фелипсу, которые считали, что война не приносит особой пользы какой-либо отдельной местности, а только экстраординарные расходы, и их должны нести все сообща^{1045}. Возможно, это еще одна причина, почему в период гражданской войны западные графства поддержали короля, а города — парламент.

Городские власти рассматривали себя как равноправных партнеров в отношениях с центральным правительством, вместе с которым они должны поддерживать порядок и защищать подданных. Они были готовы признавать власть короля до тех пор, пока он помогал выполнять эти жизненно необходимые функции. Когда они защищали властные позиции, то не противопоставляли себя королевскому правительству, поскольку рассматривали себя как его неотъемлемую часть. Препятствуя вторжению королевских чиновников в политику городской корпорации, бристольский магистрат не предполагал полного разрыва с монархом, а еще меньше участия в гражданской войне. Однако в конце 20-х гг. многие из членов городского совета опасались, что неумеренное использование королевской власти может закончиться социальными беспорядками, и поэтому были озабочены поисками способа лучшего распределения власти между местными и центральными органами для охраны порядка и собственности. Бристольский магистрат рассматривали вопрос о политическом выборе не как противопоставление местной лояльности национальной, а как поддержку того, что будет лучше для национального государства, как они его понимали. Для большинства из них это было государство, граждане которого включены в определенное сообщество, а не какие-то чужестранцы, не понимающие местных условий, но осуществляющие власть от имени короля. Другими словами, бристольские члены городского совета были сторонниками политического порядка, при котором городская община и государство оказывались связаны друг с другом как части единого целого, а не как противники^{1046}.

Как уже отмечалось, и парламент, и король придавали большое значение позиции Бристоля в разраставшемся конфликте. В феврале 1642 г. депутаты парламента от Бристоля по указанию палаты общин заключили соглашение с двумя местными торговцами — «круглоголовыми», чтобы укомплектовать, экипировать и снабдить продовольствием 3 корабля для плавания в течение 8 месяцев. Затраты на это парламент обещал возместить. Примерно в это же время король в письме к мэру города распорядился не допускать никаких войск, как находящихся на его стороне, так и на стороне парламента, но сохранять город для использования государем^{1047}. И хотя симпатии большей части горожан были на стороне парламента, отношение к насилию — категорически отрицательным.

Нужно сказать, что города иногда сознательно не обозначали четко свою позицию. Зачем сжигать мосты, когда не очень ясно, кто одержит победу? И в этом нет ничего нового — осторожные и осмотрительные горожане всегда предпочитали договориться, а не идти на открытый конфликт. В мае 1642 г. городской совет после бурных споров принял резолюцию о составлении петиции о примирении, адресованной как королю, так и парламенту. Задача оказалась невыполнимой, и после двух месяцев споров составление петиции было отложено. Хотя городская община фактически продемонстрировала верность парламенту. В июне 1642 г. спикер палаты общин направил письмо мэру и олдерменам Бристоля, требуя содействия от города виде займа для защиты королевства и содержания армии в Ирландии. Подписка дала 2625 фунтов. Но одновременно с этим в городе произошло событие, которое может вызвать недоумение.

В мае 1642 г. палата общин после долгого обсуждения вопроса о лицензиях наряду с другими приняла решение лишить членства в парламенте двух депутатов от Бристоля, которые — несмотря на осуждение палаты общин — имели монопольные права на торговлю вином. Недоумение вызывает не то, что они были лишены членства, а то, что бристольцы на их место избрали сэра Джона Гранвилла и олдермена Джона Тейлора. Поскольку новые члены парламента были известны как ревностные роялисты, их избрание кажется поразительным противоречием действиям городского совета. Возможным объяснением является то, что мнения многих богатых горожан в этот период были запутанными и неопределенными, а в личном плане упомянутые персоны — весьма уважаемые люди. Более того, после начала Гражданской войны Джон Тейлор участвовал в займе в пользу парламента^{1048}.

Сражение при Эджхилле в октябре 1642 г. стало началом военных действий, хотя на Западе стычки между отрядами роялистов и сторонников парламента имели место уже в июле. Маркиз Гертфорд, один из самых уважаемых сторонников короля, был назначен главнокомандующим в западных графствах. Понимая важность Бристоля, он направил обращение к мэру с предложением разместить в городе несколько отрядов кавалерии. Но мэр отверг это предложение, выступив, таким образом, против короля. Когда лорд Гертфорд двинулся к Бристолю с явно недружественными намерениями, его силы были рассеяны отрядами, собранными джентри-пуританами. Палата общин выразила благодарность джентльменам Сомерсета за их храбрость, и член парламента Джон Тейлор был направлен в Бристоль, чтобы поблагодарить горожан, которые «проявили решительность» в указанном деле^{1049}.

Для характеристики позиции горожан в начавшейся гражданской войне представляет интерес тот факт, что в то время, когда уже лилась кровь, бристольцы устроили себе праздник и два дня веселились, потратив на организацию утиной охоты и спортивной рыбной ловли на Фроме больше средств, чем обычно.

Бристолю удалось сохранять позицию нейтралитета до декабря 1642 г., когда он все же открыл ворота парламентской армии под командованием полковника Эссекса. Эссекс оказался плохим комендантом, проводя время в пирах, попойках и азартных играх. Солдаты не получали денежного содержания, и когда выразили ему недовольство, он застрелил одного из них. Поэтому полковник Эссекс был арестован, а вместо него начальником гарнизона парламент назначил полковника Финнза, сына лорда Сэя.

Как уже отмечалось, в городе были сторонники и парламента, и короля. В феврале 1643 г. под руководством Роберта Йиманза, купца, занимавшего должность шерифа в 1641–42 гг., был организован заговор с целью передачи города в руки королевской армии под командованием принца Руперта. Йиманз — один из тех фанатиков, чей безоглядный энтузиазм был гораздо опаснее для друзей, нежели для врагов. В заговор были вовлечены многие богатые и влиятельные люди города, помощь ожидалась от отряда мясников и моряков. Отметим лишь, что заговор раскрыли и около 60 человек было арестовано (хотя некоторые исследователи считают, что в него оказалось втянуто до 2 тыс. человек). Два главных зачинщика были приговорены к смерти, остальным позволили выкупить себя — деньги потратили на возведение оборонительных сооружений. 14 марта 1643 г. в парламенте зачитали письмо мэра Бристоля, в котором излагались подробности заговора, и приняли решение о конфискации имущества заговорщиков, суде над зачинщиками и национальном благодарственном молебне в честь замечательного избавления.

Казалось бы, событие можно трактовать однозначно — победили противники короля. Как же оценивали свою позицию горожане? Это становится ясным из переговоров, которые вел полковник Финнз с лордом Фордом; ему король приказал спасти приговоренных к смерти. По поручению короля лорд Форд предупредил Финнза, что если приговор приведут в исполнение, то некоторые Круглоголовые, захваченные в Чичестере, будут также преданы смерти. Финнз ответил, что закон природы, как и войны, различает врагов, захваченных в открытом бою, и тайных заговорщиков, добавив, что если лорд Форд приведет в исполнение свою угрозу, равное число рыцарей и сквайров, захваченных в ходе восстания против «короля и королевства», не получат никакого прощения^{1050}.

Конечно, утверждение о том, что казнь сторонников короля проводится для его «пользы», и они действуют в интересах «короля и королевства» может вызвать у нас недоумение, недоверие, улыбку или что-то подобное. Против кого или в чью пользу был составлен заговор? Факты свидетельствуют, что заговорщики действовали как сторонники короля. Но обоснование, которое дали городские власти казни зачинщиков, говорит о противоположном.

Исследователям, которые изучают то или иное событие или проблему много времени спустя, гораздо легче обобщать, анализировать, систематизировать, нежели современникам. Несомненно, какая-то часть горожан достаточно четко определяла свою позицию. Но основная масса чаще всего действовала неосознанно, и если навешивала ярлыки, то, как правило, на противников, а не на себя. Судя по источникам, в Бристоле мы находим и сторонников короля, и сторонников парламента. Священник-пуританин Джон Корбет, опубликовавший в 1645 г. отчет об осаде Глостера, упоминал и Бристоль, отмечая, что дело короля поддерживалось в городе двумя противоположными группами населения — «богатыми и могущественными людьми и подлого и низкого сорта». А полковник Финнз после капитуляции писал: «Большие люди этого города были хорошо знакомы с монополиями и монополизацией торговли». Хотя средние слои населения были на стороне парламента.

Но можно ли сказать, что они выступали против института королевской власти? Конечно, нет. Поэтому, думается, нельзя говорить, что они поставили себя в оппозицию королю. Их действия были направлены, прежде всего, против политики Карла I. Не случайно горожане всегда отмечали, что поступают исключительно в интересах «короля и королевства». Властью они, несомненно, признавали парламент, а король был символом королевства.