Часть 1. Разгром тайных офицерских организаций в Петрограде в декабре 1917 — январе 1918 года

После прихода большевиков к власти наиболее опасные для Советской власти очаги контрреволюции образовались на Дону и Южном Урале, где антисоветские мятежи подняли белогвардейские казачьи атаманы Каледин и Дутов.

Для того чтобы стянуть в эти районы в качестве командного состава как большее контрреволюционно настроенных офицеров, различные антибольшевистские организации как политические так и чисто военные в Петрограде и Москве, а так же некоторых других городах вербовочные пункты, в задачу которых входила вербовка и отправка на Дон и в Оренбургские степи офицеров, а также других лиц, недовольных Советской властью. С этой формой контрреволюционной деятельности большевики столкнулись уже в начале ноября (по старому стилю) 1917 года.

Сразу же этой проблемой пришлось заниматься ВРК и "Комитету по борьбе с погромами" ("75-й комнате"), а затем после ликвидации ВРК, эта борьба стала одним из основных направлений в деятельности ВЧК.

Что касается начала этой борьбы, тогда ещё со стороны Военно-революционного комитета, то ВРК не имея в своём распоряжении агентурно-осведомительного аппарата, первую очередь обратил внимание на такую тогда вполне легальную форму офицерской самоорганизации, которой в тогдашнем Петрограде являлись различные офицерские клубы.

Вот что по данному поводу писал в своих мемуарах "Записки коменданта Московского Кремля" П. Д. Мальков, который в ноябре 1917 был комендантом Смольного:

"Понемногу я осваивался со своими комендантскими обязанностями, налаживал охрану. Однажды вечером — звонок. Беру телефонную трубку, слышу голос Варлама Александровича Аванесова: — Зайди в Ревком, срочно. Поднимаюсь на третий этаж. В просторной комнате Военно-революционного комитета, как всегда, людно. У большого длинного стола сидит несколько человек: Дзержинский, Аванесов, Гусев… У стены, прямо на полу, кинуты матрацы. Здесь спят в минуты коротких передышек члены Ревкома.

Феликс Эдмундович поднял от разложенных на столе бумаг утомленные глаза, приветливо улыбнулся, кивнул на стул:

— Садись!

— Ты про офицерские клубы слыхал? — обратился ко мне Аванесов. — Знаешь, что это такое?

— Слыхать слыхал, только знать их не очень знаю, бывать там не доводилось.

— Ну вот, теперь побываешь… Развелось в Питере этих офицерских клубов, как поганых грибов после дождя. И в полковых собраниях, и в гостиницах, и на частных квартирах. Идет там сплошной картеж, пьянка, разврат. Но это хоть и мерзость порядочная, но все же полбеды. Дело обстоит хуже: есть данные, что кое-какие из этих клубов превратились в рассадники контрреволюции. Надо прощупать. Возьми четыре-пять матросов порешительнее (парод там с оружием, офицеры, всякое может случиться) и поезжай. Карты, вино, конечно, уничтожишь, клуб прикроешь, а наиболее подозрительную публику тащи сюда, здесь разберемся. Вот тебе адрес одного из клубов, с него и начинай.

Я поднялся. — Ясно, — говорю. — Можно отправляться?

— Да, действуй.

Вернулся я в комендатуру, отобрал пять человек матросов поотчаяннее, вызвал грузовик, и мы двинулись. По дороге объяснил ребятам задачу. Главное, говорю, не теряться, действовать быстро, энергично. Не дать господам офицерам прийти в себя, пустить в ход оружие…

Подъехали к большому богатому дому. В некоторых окнах свет, а время позднее, за полночь. Поднялись на второй этаж, толкнул я дверь — отперта.

Входим в просторную прихожую. Вдоль стены — вешалки, на них офицерские шинели, роскошные шубы, дамские и мужские. Возле большого, в человеческий рост, зеркала на стуле дремлет швейцар. В прихожей несколько дверей, из-за одной доносится сдержанный гул голосов, отдельные выкрики, женский смех, визг.

Увидев нас, швейцар стремительно вскочил, испуганно заморгал. Я молча приложил палец к губам, а другой рукой угрожающе похлопал по пистолету, заткнутому за пояс. Швейцар понимающе кивнул. Вижу, мужик соображает, можно договориться. Говорю ему шепотом: — Ну — ка, объясняй географию: что тут за заведение, сколько комнат, как расположены. Много ли сейчас народу, что за публика?

Через несколько минут все стало ясно; большая двустворчатая дверь слева ведет в главный зал, там идет картежная игра. За этим залом две комнаты поменьше — буфет. За буфетом — кухня, в ней "гости" не бывают. Дверь прямо — в туалет, направо — в коридор, вдоль которого расположено несколько небольших комнат. Отдельные кабинеты.

— Только в отдельных кабинетах сейчас редко кто бывает, — пояснил швейцар, — не только господа офицеры, даже дамы совсем стыд потеряли, безобразничают на глазах у всех, в общем зале. Иной раз такое вытворяют, смотреть тошно.

— Ладно, — перебил я швейцара, — безобразия эти прекратим, лавочку вашу прикроем.

Быстро, на ходу наметили план действий: один из матросов остается в прихожей, на всякий случай, если кто попытается бежать. Он же караулит дверь в коридор с отдельными кабинетами. Остальные — в зал: двое остаются в главном зале, трое — в буфетные, собираем всех посетителей, проверяем документы, а там видно будет. Оружие пускать в ход только в крайнем случае.

Выхватили мы пистолеты, дверь — настежь и в зал: — Руки вверх! Сидеть по местам, не шевелиться. Мгновенно воцарилась мертвая тишина. Послышалось было пьяное бормотание, истерическое женское всхлипывание, и вновь все смолкло. Я быстро оглянулся вокруг. В огромной, с высоким потолком комнате по стенам стояло десятка полтора-два столиков. В центре — свободное пространство. Большинство столиков покрыто зеленым сукном, на них — груды бумажных денег, золото, игральные карты. Несколько столов побольше уставлены закусками, бутылками, бокалами вперемежку с грязной посудой. Вокруг столиков преимущественно офицеры, есть и штатские, несколько роскошно одетых женщин. Одни сидят за столом — таких большинство, — другие сгрудились за спинами игроков вокруг нескольких столиков, где, по-видимому, идет самая крупная игра. Вдоль стен, между столиками, мягкие невысокие диваны. На них тоже офицеры и полуобнаженные женщины. В воздухе плавают густые облака табачного дыма, стоит запах пролитого вина, спиртного перегара, крепких духов. Лица почти у всех землистые, обрюзгшие, под глазами темные круги.

— Советую вести себя спокойно, сидеть на местах. Оружие — на стол, документы тоже. У кого в порядке — отпустим. В случае сопротивления церемониться не будем. Я многозначительно глянул на свой пистолет.

За столиками засуетились. С мягким стуком на зеленое сукно ложились наганы, офицерские смит-вессоны, браунинги. Из карманов поспешно вытаскивали офицерские удостоверения, паспорта, разные бумажки. Только, что за чудо? Чем больше на столах оружия и документов, тем меньше денег. Вороха банкнот буквально тают на глазах, исчезая, как видно, в карманах игроков. И делается это так ловко, что ничего и не заметишь. Я на мгновение задумался. Насчет денег указаний никаких не было, не говорилось и о личном обыске. Эх, думаю, чего тут церемониться!

— Денег на столах не трогать, они конфискованы! Тут послышался сдержанный гул, отдельные возгласы. Я чуть повысил голос, и все опять смолкло.

Пока господа офицеры и прочие выкладывали оружие и документы да совали потихоньку деньги в карманы, из буфетной привели еще нескольких посетителей заведения. Кое — кто из них едва держался на ногах, таких ребята не очень почтительно подталкивали в спину. Мы начали проверять документы, а одного из матросов я послал, на всякий случаи, на кухню посмотреть, нет ли кого там, да заодно раздобыть несколько мешков. Вскоре он вернулся, доложил, что ничего подозрительного на кухне не обнаружил, и принес три мешка.

Проверка документов продолжалась. Тем, у кого они были в порядке, мы предлагали тут же убраться вон. Повторять просьбу не приходилось, и зал постепенно пустел. Тем временем я взял один из мешков и сгреб в него со столов все деньги и карты. В другой сложил оружие. Затем принялся за вино. Набил порожний мешок бутылками и поволок в туалетную комнату. Одну за другой отбивал горлышки у бутылок и содержимое выливал в раковину. Пока я разделывался с вином, ребята закончили проверку документов. Человек десять офицеров, показавшихся подозрительными, задержали, а остальных выпроводили.

Собрал я всю прислугу и говорю: — Кто тут у вас главный, разобрать трудно, да нас это и не касается. Зарубите себе на носу и передайте своим хозяевам: ваше заведение по распоряжению Ревкома закрываем. Если что-нибудь такое еще раз обнаружим, всех заберем. Разговор тогда будет коротким.

Вывели мы задержанных, посадили в грузовик и двинулись в Смольный. Оружие, деньги и задержанных офицеров я сдал в Ревком, а ребят отпустил отдыхать. Ночь кончилась, наступило утро. Следующей ночью опять пришлось ехать другой офицерский клуб закрывать, а там — еще и еще.". (П. Д. Мальков "Записки коменданта Московского Кремля"… — часть 1. "Петроград, Смольный" — раздел "Текущие дела коменданта").

Затем стала поступать информация из других источников и даже стали проводиться операции по агентурному внедрению в офицерскую среду. Так, например, в конце ноября (по старому стилю)1917, некоторые сотрудники Главного штаба старой армии, лояльно настроенные к Советской власти, обратили внимание на то, что в Главный штаб стали часто приходить бывшие офицеры, которые требовали выдать им документы, удостоверяющие их службу в старой армии и воинский чин. На вопросы сотрудников, для чего нужны им документы, офицеры давали невразумительные ответы и старались быстро скрыться. О подозрительном поведении офицеров кто-то из сотрудников сообщил в ВЧК. Сигналы о группировании офицеров в Петрограде и их связях с Калединым, ВЧК имела и до этого случая, поэтому после получения этого сообщения Дзержинский срочно созвал оперативное совещание членов Коллегии ВЧК и предложил серьезно заняться офицерами.

— В этой враждебной нам среде, — говорил Дзержинский, — у нас нет своих людей, и нам не на кого опереться. Единственный выход — внедриться туда кому-нибудь из чекистов. Правда, это предприятие связано с большим риском и опасностью. Но других средств у нас нет. Надо действовать быстро и решительно. Туда следует послать товарища, который редко бывает в городе и меньше других известен как сотрудник ВЧК. В ответ, присутствовавший на совещании секретарь Коллегии ВЧК Иван Ильич Ильин (бывший слесарь Путиловского завода) предложил для выполнения этого задания свою кандидатуру.

Вот что он об этом писал в дальнейшем в своих воспоминаниях: "Разрешите мне, Феликс Эдмундович, — встал и сказал я. — Из — за занятости внутренними делами комиссии я совсем не выезжаю на операции. В городе меня вряд ли кто знает. Мое заявление было неожиданным для присутствующих. Оно несколько удивило и в то же время обрадовало председателя ВЧК.

— Как смотрите, товарищи, подойдет Ильин для этой роли? — обратился Дзержинский к членам коллегии.

Все члены коллегии поддержали мою кандидатуру, обязав меня тщательно подготовиться к выполнению оперативного задания.

Яков Христофорович Петерс, ведавший отделом по борьбе с контрреволюцией, нашел в архиве градоначальства личные документы умершего поручика князя Мещерского и передал их мне. Достали офицерское обмундирование. И вот я, в аккуратно подогнанной офицерской форме, под видом безработного военного специалиста стал завсегдатаем тех кафе и ресторанов на Невском проспекте, которые часто посещались бывшими офицерами. Уже через два-три дня мне удалось познакомиться и подружиться с одним из офицеров, который по секрету рассказал мне о существовании подпольной организации по набору и отправке ударных отрядов офицеров на Дон к генералу Каледину. Новоявленный "друг" стал усиленно уговаривать меня записаться в отряд ударников, обещая при этом деньги и разные привилегии. После некоторых "колебаний" и "сомнений" я "согласился" поехать на Дон.

Вскоре в кафе Филиппова на Невском я был представлен главарю организации, штабс-капитану под кличкой "Орел". Он внимательно проверил мои документы, выслушал рекомендации "друга" и объявил, что он включает меня в отряд ударников. Я обязан был ежедневно приходить в кафе на обед и ужин и всякий раз быть готовым для отъезда. На текущие расходы Орел выдал мне какую-то сумму денег.

Так была достигнута поставленная Дзержинским цель — внедриться в белогвардейскую организацию. В ту же ночь я доложил об этом Феликсу Эдмундовичу и Якову Христофоровичу. Они одобрили мои действия и предупредили о необходимости соблюдения бдительности и осторожности. Договорились и о связи с ВЧК на случай выезда отряда из города.

Около двух недель я обедал и ужинал в кафе Филиппова, встречаясь со старыми и новыми "друзьями", гадая о том, что нас ждет в будущем. Наконец нам объявили собраться всем в большом кафе на углу Невского проспекта и Николаевской улицы. Я понял, что приближается развязка, но как сообщить в ВЧК? Наблюдение участников организации друг за другом стало более пристальным. Отлучаться поодиночке никому не разрешалось. Тем временем в назначенный час собралось 50 офицеров. Орел объявил о предстоящем отъезде на юг и выдал каждому по 300 рублей на дорогу. На радостях стали заказывать вино и закуски. За ужином уточняли план выезда из города и путь следования до Ростова.

А меня мучила мысль: "Как сообщить Дзержинскому? Ведь, лучшего момента для ликвидации заговора не дождешься. Такого случая упустить нельзя! Внимательно слежу за обстановкой и жду повода отлучиться. Некоторые ударники настолько напились, что им стало дурно. Я притворился пьяным, закрыл платком рот, выбежал на улицу, стремительно влетел в телефонную будку, набрал номер Дзержинского: "Все в сборе перед отъездом, адрес кафе — угол Невского и Николаевской. — Жди наряд", — услышал я ответ. Спокойно возвращаюсь в зал. Незаметно обозреваю присутствующих. "Кажется, никто не обратил внимания. Значит, номер прошел. На всякий случай руку держу в кармане, в котором револьвер с шестью патронами.

Не прошло и получаса, как в кафе ворвалась группа чекистов с револьверами и гранатами в руках. Впереди Петерс — Ни с места, господа! Здание окружено! Попытки бегства бесполезны! раздался громкий и твердый голос Петерса.

Однако кое-кто попытался уйти. Я бросился к черному ходу, куда побежал Орел. — Стойте! — крикнул я, наставив наган в его грудь".

Далее по воспоминаниям Ильина, вскоре после этого ВЧК, вскрыла в Петрограде еще одну офицерскую возглавлявшуюся генералом Хомутовым. При аресте Хомутова сотрудники ВЧК обнаружили два письма. В одном из них, отправленном из ставки Корнилова, Хомутову предлагалось выжидать в Петрограде особых событий. Из содержания письма также явствовало, что в Петрограде действует еще несколько белогвардейских организаций.

Получив эти сведения, чекисты усилили поиски белогвардейцев. Из воспоминаний И. Ильина: " Не прошло и нескольких дней, как нами был арестован полковник Чеченского полка Гейман. У него нашли письмо и записную книжку с вытравленными адресами. Большую часть адресов удалось восстановить. Это помогло выявить офицерскую организацию "Военная лига". Она занималась подготовкой контрреволюционного мятежа. Многие участники "Военной лиги" были арестованы".

За "Военной лигой" в Петрограде последовал разгром официально существовавшей организации "Союз георгиевских кавалеров". Под прикрытием "культурно-просветительной" работы "Союз георгиевских кавалеров" проводил подготовку к вооруженному восстанию против Советской власти.

Руководители "Союз георгиевских кавалеров", почему-то были убеждены в том, что их истинная деятельность неизвестна советским органам государственной безопасности. Поэтому, в январе 1918 года они даже приняли решение просить Совет Народных Комиссаров поручить их союзу сбор на фронте оружия и военного снаряжения. Таким путем они рассчитывали вооружить свои отряды.

В разоблачении "Союза георгиевских кавалеров" помогли некоторые из его членов. Один из них некто Спиридов явился в Смольный и сообщил, что ему предложено 20 тысяч рублей за убийство В. И. Ленина. Получив сведения о враждебных намерениях этогог Союза, чекисты произвели внезапный обыск в занимаемом им помещении и нашли материалы о его подрывной работе. Следствием было установлено, что "Союз георгиевских кавалеров" готовил покушение на В. И. Ленина и обсуждал план увоза его из Петрограда с целью расправы.

В процессе ликвидации больших и малых офицерских заговоров сначала ВРК вместе с "75-й комнатой", а и ВЧК неоднократно обнаруживали связь между ними и иностранными посольствами. В связи с этим 21 декабря 1917 г. Совет Народных Комиссаров вынужден был рассматривать вопрос о "тактике и мерах пресечения контрреволюционной деятельности французской миссии" ("Известия ВЦИК" от 7 марта 1918 — № 42).

Подрывную работу проводили и другие дипломатические миссии европейских стран и США. Государственный секретарь США Лансинг в начале декабря 1917, дал указание американскому послу в Лондоне тайно предоставить атаману Каледину заем, используя посредничество английского или французского правительства. "Вы, конечно, понимаете, — предупреждал посла Лансинг, что следует действовать без промедления и внушить тем, с кем вы будете разговаривать, необходимость держать в тайне сочувствие, а тем более финансовую помощь Соединенных Штатов движению Каледина". (ГАРФ ф. 130, on. 1, д. 1, л. 47 об.).

На основе этих и многих других фактов в советской печати были опубликованы материалы о тайных сношениях американского посольства с Калединым. Публикуя изобличающие американского посла в России Фрэнсиса материалы, газета "Известия ВЦИК" писала: "Слово за господином Фрэнсисом. Слово за теми, кто его сюда послал". (М. Сейере и А. Кан "Тайная воина против Советской России" — М., 1947. — с. 20–21).

Фрэнсис с невинным видом заявил, что он знать ничего не знает о казачьем атамане. В телеграмме государственному секретарю Лансингу от 22 декабря 1917, он сообщил о принимаемых им мерах для обмана общественного мнения. "Я даю для печати заявление, где категорически отрицаю связь или осведомленность о движении Каледина, ссылаюсь на ваши определенные повторные указания не вмешиваться во внутренние дела, утверждаю, что следовал им в точности". ("Известия ВЦИК" от 9 декабря 1917 — № 247).

Те временем в ходе следствия по делам раскрытых ранее офицерских организаций ВЧК обнаружила деятельность тайной организации во главе с полковником Андреем Колпашниковым. В отличии от других организаций она отправляла из Петрограда в расположение Донского Казачьего войска не офицеров, а автомобильную технику и другие технические средства и армейское снаряжение. Организация Колпашникова была тесно связана с американским посольством в Петрограде и находившейся там же миссии Американского Красного Креста

Полковник Колпашников, работавший некоторое время в американском Красном Кресте в Румынии, пользуясь документами, выданными американским послом Френсисом, пытался перевезти из Петрограда в Ростов для Каледина десятки грузовых и санитарных автомобилей, медицинское оборудование и много других материалов военного назначения.

Для осуществления этой операции американское посольство выдало Колпашникову 100 тысяч рублей. На эти деньги он успел сформировать специальный эшелон и частично погрузить в него 70 автомашин, а так же другое военное снаряжение. Однако отправить этот эшелон в Ростов — на — Дону к атаману Каледину ему не удалось, его организация была разгромлена, а сам полковник арестован.

Вскоре по заданию Дзержинский И. И. Ильин приступил к раскрытию другой офицерской организации. Вот как он описывал это в своих воспоминаниях:

— Вы, Иван Ильич, хорошо справились с задачей раскрытия организации калединцев, — сказал Феликс Эдмундович на очередном заседании коллегии. Теперь мы поручаем вам новое задание. Надо арестовать генерала Скугар-Скварского — одного из главарей опаснейшей контрреволюционной организации "Возрождение России".

Учтите, — продолжал Дзержинский, — это хитрый и опасный враг. Он может оказать вооруженное сопротивление. Будьте внимательны и осторожны.

На операцию я отправился с двумя бойцами из отряда ВЧК. Скугар-Скварский проживал на Морской улице и занимал квартиру из десяти комнат. В целях гласности операции мы пригласили с собой дворника дома.

Дверь открыла нам горничная. На мой вопрос, дома ли хозяин, она ответила неопределенно — Не знаю. Я только что пришла с улицы.

Оставив одного бойца у парадных дверей, а другого у черного выхода, я с дворником отправился искать генерала. Мы прошли несколько комнат и оказались в кабинете. Ни генерала, ни членов его семьи в квартире не обнаружили. Тогда я решил взять документы из стола и оставить в квартире засаду. Только я приступил к изъятию документов из стола, как из-за ширмы выскочил Скугар-Скварский с браунингом в руке. Я отвел левой рукой браунинг в сторону, а правой наставил наган на противника.

Но раздался выстрел, и моя рука была прострелена. На выстрел прибежали бойцы. Генерал был обезоружен.

В дальнейшем по показаниям генерала Скугар-Скварского были установлены и арестованы все другие члены главного штаба контрреволюционной организации "Возрождение России". ("Особое задание"… — с. 45–49).

Завершились операции по разгрому офицерских организаций в Петрограде только к концу февраля 1918, когда ВЧК были в течении этого месяца ликвидированы, такие из них как: "Все для родины", "Белый крест", "Черная точка", "Союз помощи офицерам — инвалидам", "Военная лига", "Возрождение России", "Союз реальной помощи", "Союз георгиевских кавалеров".

Среди раскрытых ВЧК в период германского наступления в феврале 1918 года офицерских заговоров, одним из самых опасных оказался монархический заговор под руководством офицера по фамилии Михель, имевший целью путем организации восстания в Петрограде облегчить немецким империалистам захват советской столицы. Участник этого заговора капитан Наумов по подложным документам прибыл в Царское Село и, войдя в доверие Царскосельского Совета, приступил к формированию под видом красногвардейского отряда контрреволюционной офицерской организации. В этот отряд под видом рабочих и революционных солдат из Петрограда направлялись контрреволюционно настроенные офицеры. Предполагалось, что после отправки отряда Наумова на фронт он ударит в тыл красногвардейским частям. В это же время другая часть организации должна была поднять восстание в самом Петрограде.

Оценивая работу ВЧК по ликвидации офицерских организаций ЦК РКП (б), отмечал, что "благодаря энергичной работе ЧК, пролетариату и Советской власти удалось в корне пресечь формирование контрреволюционных офицерских частей на территории Советской республики, уничтожить вербовочные организации контрреволюционных центров Краснова, Алексеева, Деникина и прочих". (Ленинский сборник — т. 21- с. 111).

Что касается провинции, то в статье А. Старостина "Начало борьбы" опубликованной в в 1959 году, в одном из номеров журнала "Уральский следопыт", было дано подробное описание разгрома одного из таких вербовочных офицерских организаций, находившейся в Екатеринбурге и работавшей на атамана Дутова: "Показательным в этом отношении является дело Екатеринбургской вербовочной организации. Через Екатеринбург двигались десятки воинских эшелонов с казаками, возвращавшимися с фронтов империалистической войны. Казаки ехали в станицы в полном боевом снаряжении. Агенты Дутова вели среди них агитационную работу, уговаривая присоединиться к мятежу уральского казачества. Усиленные отряды екатеринбургской Красной гвардии круглосуточно дежурили на вокзале, разоружая прибывающие эшелоны. Большую помощь местным красногвардейцам оказывали балтийские матросы, присланные на Урал ЦК РКП (б) и Петроградским ВРК.

Как-то ранним ноябрьским утром отряд матросов — балтийцев, возвращавшийся после дежурства на вокзале, наткнулся на человека, лежавшего на тротуаре. Руководитель отряда — начальник штаба екатеринбургской Красной гвардии, бывший кочегар линейного корабля "Заря свободы" П. Д. Хохряков зажег спичку. На земле без сознания лежал молодой офицер. Под ним растекалась кровавая лужа, грудь тяжело подымалась. Документов у раненого не оказалось, но в одном из карманов было обнаружено письмо к девушке. В нем сообщалось о какой-то "среде подлых людей" и о каком-то "ужасном деле". Пострадавшего доставили в больницу. У него оказались две тяжелые ножевые раны.

Через два дня офицер пришел в себя. Он рассказал дежурившему у его постели матросу Сергею Дьячкову о контрреволюционной организации, связанной с Дутовым, и назвал адреса и фамилии известных ему заговорщиков. Решено было произвести обыск во всех названных квартирах. Красногвардейцам удалось задержать много белогвардейских офицеров и среди них — казачьего подъесаула, прибывшего в Екатеринбург по заданию Дутова.

Допросы вели матрос П. Д. Хохряков и старый революционер, участник революции 1905 года на Урале П. 3. Ермаков. Подъесаул долго отпирался, доказывая, что приехал в Екатеринбург в поисках "богатой невесты", так как отец не давал на жизнь ни гроша, считая его кутилой и игроком.

Выслушав "исповедь" офицера, П. 3. Ермаков напомнил ему, что несколько дней назад тот выступал на совещании белогвардейской организации не как искатель "богатой невесты", а как уполномоченный Дутова и в подтверждение показывал официальное удостоверение. Подъесаул понял, что дальше отпираться бессмысленно, и назвал адрес основной конспиративной квартиры, где собирались главари так называемого "Союза фронтовых офицеров". Прибыв по указанному адресу, красногвардейцы произвели тщательный обыск: осмотрели весь дом, искали на кухне, в столовой, в спальнях, простукивали стены, заглядывали за рамы, но ничего не нашли.

Тут внимание Хохрякова привлек большой тульский самовар, который стоял на кухонном столе. Матросу бросилось в глаза, что самовар и труба к нему у хозяина имелись, а отверстия для самоварной трубы в печи не было.

По приказу своего командира Дьячков принялся за печь. На пол полетели известка, глина, и вскоре открылось заделанное кирпичом отверстие для самоварной трубы. Здесь хранились свертки с документами контрреволюционной организации.

Так тульский самовар "подвел" белогвардейских агентов, вербовавших добровольцев в банды Дутова и готовивших антисоветское выступление в самом Екатеринбурге". (А. Старостина "Начало борьбы" — журнал "Уральский следопыт" -1959 — № 2 — с. 44–48).