3.2.19. Попытка полного уничтожения «последнего врага» – веры и Церкви в СССР

1930-е гг. вошли в историю Русской Православной Церкви как эпоха беспрецедентных по своей масштабности и жестокости гонений на веру, почти полностью уничтоживших все организованные формы церковной жизни в большевицкой России. Характерно, что в первую пятилетку вводится даже пятидневка – четыре рабочих дня и пятый выходной – вместо привычного для всего мира семидневного жизненного цикла, вводится единственно для того, чтобы упразднить имевшие религиозный смысл дни недели – пятницу, субботу и воскресенье.

Надеявшийся приостановить нараставшие гонения политикой дальнейших компромиссов с большевицким режимом митрополит Сергий решился в феврале 1930 г. озвучить перед советскими и иностранными журналистами текст ответов на их вопросы, который заранее вручили ему сотрудники ОГПУ. Эти ответы отрицали факт гонений на религию и Церковь в СССР и называли сообщения о репрессиях против священнослужителей «клеветой».

Документ

«Вопрос: Действительно ли существует в СССР гонение на религию и в каких формах оно проявляется?

Ответ: Гонения на религию в СССР никогда не было и нет. В силу декрета об отделении Церкви от государства исповедание любой веры вполне свободно и никаким государственным органом не преследуется. Больше того. Последнее постановление ВЦИК и СНК РСФСР о религиозных объединениях от 8 апреля 1929 г. (н. ст.) совершенно исключает даже малейшую возможность какого-либо гонения на религию.

Вопрос: Верно ли, что безбожники закрывают церкви, и как к этому относятся верующие?

Ответ: Да, действительно, некоторые церкви закрываются. Но производится это закрытие не по инициативе власти, а по желанию населения, а в иных случаях даже по постановлению самих верующих…

Вопрос: Верно ли, что священнослужители и верующие подвергаются репрессиям за свои религиозные убеждения, арестовываются, высылаются и т. д.?

Ответ: Репрессии, осуществляемые советским правительством в отношении верующих и священнослужителей, применяются к ним отнюдь не за их религиозные убеждения, а в общем порядке, как и к другим гражданам, за разные противоправительственные деяния. Надо сказать, что несчастье Церкви состоит в том, что в прошлом, как это всем хорошо известно, (она) слишком срослась с монархическим строем… К сожалению, даже до сего времени некоторые из нас не могут понять, что к старому нет возврата и продолжают вести себя как политические противники советского государства.

Вопрос: Соответствуют ли действительности сведения, помещаемые в заграничной прессе, относительно жестокостей, чинимых агентами соввласти по отношению к отдельным священнослужителям?

Ответ: Ни в какой степени эти сведения не отвечают действительности. Все это – сплошной вымысел, клевета, совершенно недостойная серьёзных людей. К ответственности привлекаются отдельные священнослужители не за религиозную деятельность, а по обвинению в тех или иных антиправительственных деяниях, и это, разумеется, происходит не в форме каких-либо гонений и жестокостей, а в форме, обычной для всех обвиняемых.

Вопрос: Как бы вы смотрели на материальную поддержку из-за границы и в чем бы она могла выразиться?

Ответ: Наше положение как священнослужителей в достаточной степени обеспечивается материальной поддержкой наших верующих… Получение же материальной поддержки людей другой веры и извне было бы для нас унизительным и налагало бы для нас большие моральные, а может быть, даже и политические обязательства и связывало бы нас в нашей религиозной деятельности.

Вопрос: Существуют ли в СССР пастырские, богословские и т. п. школы?

Ответ: Да, в Москве до сих пор существует богословская академия у обновленцев. Если же у нас теперь академии нет, то это происходит прежде всего в силу отсутствия достаточных материальных средств для этой цели, и к тому же мы считаем теперь наиболее целесообразной персональную подготовку отдельных лиц, чувствующих призвание к служению церковному». – Акты Святейшего Патриарха Тихона и позднейшие документы о преемстве церковной власти. 1917–1943. М., 1994. С. 682–684.

Текст ответов на вопросы журналистов, опубликованный в советских газетах за подписями митрополита Сергия и еще четырех членов его Синода, был расценен православными христианами в России не только как еще одна бессмысленная и безнравственная уступка руководства Московской Патриархии гонителям Церкви, но и как отречение Заместителя от назначившего его Патриаршего Местоблюстителя митрополита Петра, который уже почти пять лет пребывал в заточении отнюдь не за политическую деятельность.

Направленная митрополитом Сергием на другой день после озвученного им интервью записка председателю «Постоянной комиссии по вопросам культов» П.Г. Смидовичу, в которой содержалась просьба о снижении налогообложения православного духовенства, не возымела никакого действия на политику властей. И единственным очевидным для многих позитивным результатом политики митрополита Сергия в период все усиливавшихся гонений начала 1930-х гг. стало возобновление «Журнала Московской Патриархии», периодически выходившего с 1931 по 1935 г.

В 1934–1935 гг. общая интенсивность церковных гонений стала несколько спадать. Тем не менее, и в этот период митрополиту Сергию приходилось идти на такие новые уступки гонителям Церкви, от которых отказывались его предшественники. Так, 22 июня 1934 г. он издал указ о запрещении в священнослужении и предании суду епископов Русской Православной Церкви Заграницей. Однако и данный шаг не помешал Е.А. Тучкову, возглавлявшему в это время антирелигиозный отдел уже в системе органов НКВД, вынудить митрополита Сергия 18 мая 1935 г. пойти на фактический роспуск «Временного при нем Патриаршего Священного Синода». С этого момента формально легализованное властями высшее церковное управление стало представлять собой в Русской Православной Церкви управление двух архиереев – митрополита Сергия (Страгородского), увенчавшего себя к этому времени титулом «Блаженнейшего митрополита Московского и Коломенского», и его викария архиепископа Дмитровского Сергия (Воскресенского), которые располагались в «Патриаршей» канцелярии, имевшей в своем штате лишь секретаря и машинистку. Впрочем, получив в конце 1936 г. от властей дезинформацию о кончине Патриаршего Местоблюстителя митрополита Петра, якобы последовавшей 11 сентября 1936 г. (на самом деле митрополит Пётр убит 10 октября 1937 г.), митрополит Сергий 27 декабря 1936 г. выпустил «Акт о переходе прав и обязанностей Местоблюстителя Патриаршего Престола Православной Российской Церкви к Заместителю Патриаршего Местоблюстителя, Блаженнейшему митрополиту Московскому и Коломенскому Сергию (Страгородскому)».

Канонически сомнительное решение митрополита Сергия провозгласить самого себя Патриаршим Местоблюстителем было во многом обусловлено его убеждением в неразрывной связи перспективы сохранения церковной жизни в СССР с сохранением центра высшей церковной власти в лице самого митрополита Сергия или кого-то из назначенных им архиереев. Однако запрещенный в священослужении митрополитом Сергием еще 11 марта 1930 г. Патриарший Местоблюститель митрополит Кирилл Смирнов связывал перспективу сохранения церковной жизни в условиях гонений Церкви коммунистическим государством с активным осуществлением в церковном управлении соборной власти епархиальных архиереев.

Свидетельство очевидца

«Его (митрополита Сергия. – Ред.) грех – в превышении власти, – писал митрополит Кирилл в 1934 г., – и православный епископат не должен был признавать такую его власть и… должен был управляться по силе патриаршего указа 7(20) ноября 1920 г., готовясь дать отчет в своей деятельности митрополиту Петру или Собору… иерархи, признающие своим первоиерархом митрополита Петра, возносящие его имя по чину за богослужением и не признающие законной преемственности Сергиева управления, могут существовать до суда соборного параллельно с признающими; выгнанные из своих епархий, духовно руководя теми – единицами, какие признают их своими архипастырями, а не выгнанные руководя духовной жизнью всей своей епархии, всячески поддерживая взаимную связь и церковное единение». – А.В. Журавский. Во имя правды и достоинства Церкви. Жизнеописание и труды священномученика Кирилла Казанского в контексте исторических событий и церковных разделений ХХ века. М., 2004. С. 582

Точка зрения митрополита Кирилла опиралась не только на естественно возникшую в годы Гражданской войны практику самоуправления епархий, не имевших связи с каноническим центром в Москве, которая была узаконена постановлением св. Патриарха Тихона, Синода и Высшего Церковного Совета от 20 ноября 1920 г. № 362, но и на позицию авторов «Записки соловецких епископов». Завершая свою записку допущением ситуации, при которой выдвинутые государственной властью условия сохранения канонического центра высшей церковной власти в Москве могут оказаться неприемлемыми для Церкви, соловецкие епископы подчеркивали, что в этом случае «Она (Церковь. – Отв. ред.) готова на материальные лишения, которым подвергается, встретит это спокойно, помятуя, что не в целости внешней организации заключается Ее сила, а в соединении веры и любви преданных Ей чад Ее, наипаче же возлагает Свое упование на непреоборимую мощь Ее Божественного Основателя и на Его обетование о неодолимости Его Создания».

В 1936 г. гонения коммунистического государства на Русскую Православную Церковь стали вновь резко усиливаться, достигнув своего апогея в 1937–1940 гг. Жертвами церковных гонений конца 1930-х гг. становились как представители духовенства, выступавшего против политики митрополита Сергия: митрополит Кирилл (Смирнов), архиепископы Серафим (Самойлович), Прокопий (Титов), епископы Амфилохий (Скворцов), Серафим (Звездинский), так и представители духовенства, сохранявшего подчинение митрополиту Сергию: митрополиты Анатолий (Грисюк), Евгений (Зёрнов), Серафим (Чичагов), архиепископы Иувеналий (Масловский), Фаддей (Успенский).

Выразительным кровавым символом мученических смертей представителей православного духовенства, которые уничтожались богоборческим режимом независимо от их канонической принадлежности и церковно-политической позиции, стал расстрел в Чимкенте 20 ноября 1937 г. в полночь на краю одного рва Патриаршего Местоблюстителя митрополита Кирилла Смирнова, прервавшего канонические отношения с митрополитом Сергием, Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Иосифа Петровых, считавшего политику митрополита Сергия результатом его еретических заблуждений, и епископа Евгения (Кобранова), являвшегося сторонником митрополита Сергия.

В результате антицерковной политики коммунистического режима, проводившейся в течение всего пребывания его у власти в России, к началу Второй мировой войны в СССР на свободе оставались лишь 4 правящих архиерея: митрополит Московский Сергий (Страгородский), митрополит Ленинградский Алексий (Симанский), архиепископ Дмитровский Сергий (Воскресенский), управляющий делами Московской Патриархии, и архиепископ Петергофский Николай (Ярушевич), не более 350 действующих храмов, в которых служили менее 500 священнослужителей. Русская Православная Церковь, являвшаяся в начале ХХ в. крупнейшей Поместной Церковью православного мира, была почти полностью уничтожена.