3.2.27. Части былой России, свободные от коммунизма в 1930-е гг

Большевизм в России был частным (хотя и крайним) случаем увлечения авторитаризмом и тоталитаризмом. Демократии пали и в Польше, и в Прибалтике, чему содействовала незрелость демократических институтов молодых государств. В основе процессов отказа от демократии лежала новая, антихристианская идеология (отчасти – продукт национального романтизма), обожествлявшая нацию, в балтийских странах всерьез предлагали христианство в качестве государственной религии заменить язычеством. Национализм был направлен против большевизма, однако сам являл собой его ослабленное, но зеркальное отражение. Экономически отказ от демократии был вызван желанием защитить внутренний рынок, страдавший особенно в годы Великой депрессии (1929–1932).

Вместе с тем авторитарным режимам в Прибалтике и в Польше неизменно противостояла умеренная оппозиция, периодически выступавшая с публичными требованиями восстановления демократии. В Финляндии оппозиция предотвратила правый переворот, а левые социал-демократические круги обратила из политической преимущественно в социально ориентированную силу. Авторитарные правительства Польши, Эстонии и Латвии возглавляли популярные в народе лидеры; их деятельность была ответом на недовольство политикой мелких разрозненных партий. В отличие от Германии и СССР, авторитарные режимы в Польше и Прибалтике не привели к кровавым репрессиям. Но, сами того не желая, они мостили дорогу к коммунистической диктатуре, отучая народ от гражданской самоответственности и приучая к вере в вождя. Маршал Пилсудский, а после его смерти в 1935 г. генерал Эдвард Рыдз-Смиглый в Польше, Карлис Ульманис в Латвии, Константи Пятс в Эстонии, Атанас Сметона в Литве стали такими вождями своих стран, подменив нормальную демократию направляемой.

В отличие от Польши, население Финляндии и Прибалтики в первой половине ХХ в. было в основном однонациональным. Самой многонациональной была Латвия, где 12 % населения составляли русские, 3,5 % – немцы, 5 % – евреи, 3 % – поляки. В Финляндии компактно живущим нацменьшинством были шведы, населявшие район Турку (Або) и Аландские острова. Их статус определяло решение Лиги наций от 1921 г., по которому шведы пользовались широкой автономией, в том числе приоритетом шведского языка на населенной ими территории. В Литве самым крупным национальным меньшинством были евреи (8 %). Они были лояльны литовскому государству, и национальных трений между литовцами и евреями не возникало. Не было проблем в отношениях и с литовскими белорусами. Периодически возникали не очень значительные инциденты с немцами и русскими в периоды, когда Германия провоцировала отторжение Мемеля (Клайпеды), а СССР – вовлекала Литву в свой конфликт с Польшей. В первые годы независимости Литвы заметную роль играли претензии к полякам – главным образом – представителям земельной аристократии, которая в результате аграрной реформы лишилась своих экономических позиций, а также из-за спора о принадлежности Вильнюса, преимущественно населенного поляками, но считавшегося исторической столицей Литвы. В марте 1938 г. Польша, угрожая войной, принудила Литву согласиться на признание аннексии поляками Виленского округа (1920 г.) и восстановить с Польшей дипломатические отношения (31 марта 1938 г.). Но в самой Литве это решение было крайне непопулярно и вызвало смену кабинета министров. Защитником от Польши и Германии, претендовавшей на Мемель, многие литовцы видели Советскую Россию. Американский посол в Москве Дэвис посетил летом 1937 г. три прибалтийских государства. Он отметил, что в Эстонии доминируют пробританские ориентации, в Латвии – пропольские, а в Литве – просоветские.

Выборы 11 декабря 1938 г. в провинциальное собрание Мемеля дали германской партии доктора Нюмана 87,2 % голосов и 24 места из 28 в окружном парламенте. Теперь вопрос аннексии Германией этого балтийского порта был только делом нескольких месяцев.

В Латвии и Эстонии численно наиболее крупным нацменьшинством были русские. Русские составляли компактные группы населения на востоке обоих государств. Кроме того, Латвия и Эстония были местом, где проживала часть белой эмиграции – особенно те, кто сохранил там с дореволюционных времен частную собственность (доходные дома, землю, промышленные и торговые предприятия). Русская община бережно сохраняла досоветский уклад жизни, жестоко разрушаемый в СССР, строила церкви, создавала общины и братства и вела активную экономическую деятельность. Московский форштадт был фактически русским городом в составе Риги. Здесь даже улицы носили имена русских писателей – Гоголя, Пушкина, дома строились русскими архитекторами и на русский вкус, русская речь звучала повсеместно.

Русская община в Латвии и Эстонии по экономическим позициям занимала второе место после немцев. В крупных городах – Таллинне, Риге, Даугавпилсе русский на протяжении межвоенного двадцатилетия был одним из двух наиболее распространенных языков. Роль же третьего – немецкого языка снижалась в связи с сокращением немецкого населения. В 1914 г. в Латвии и Эстонии было 162 тыс. немцев, а в 1935-м их стало всего 78 500. В связи с утратой политического и экономического влияния бывшие хозяева земли возвращались в Германию.

Прибалтийские государства обеспечивали конституционное равноправие всех национальностей, нацменьшинства имели свои школы: закон давал право получать образование на национальном языке. Национальные школы частично или полностью финансировались госбюджетом. В Латвии с 1919 г. существовала школьная автономия, которая позволила создать сеть русских, еврейских, немецких, польских, белорусских, эстонских, литовских школ, от начальных до последних классов гимназий или реальных училищ. У русских и немцев были свои вузы – Русский институт и Институт Гердера. Русские дети занимались по старым гимназическим программам, изучали православный Закон Божий, русскую историю, литературу совсем не по большевицким учебникам.

Эстонское законодательство в отношении национальных меньшинств было лучшим не только в Прибалтике, но считалось образцовым во всей Европе. Эстонская Конституция предоставляла нацменьшинствам – главным образом русским – культурную автономию, что означало, что госучреждения в своей работе обязывались использовать как эстонский, так и русский языки, а те, кто считали себя членами русской общины, могли экстерриторально выбирать своих депутатов в парламент и претендовать на часть национального бюджета. Латвийское законодательство такие нормы не предусматривало, однако на практике русский язык сохранял свои функции и в госучреждениях и бизнесе, а русские становились государственными служащими высокого ранга, министрами. Большие нацменьшинства создавали свои политические партии, в национальные парламенты избирались шведы, немцы, русские, евреи, поляки.

В период аграрной реформы в Латвии и Эстонии обострились отношения с немецкими помещиками, лишившимися земли. Конфликт достиг высшей точки, когда немцы подали жалобу в Лигу Наций. Однако Совет Лиги Наций, исследовав ситуацию, пришел к выводу, что права нацменьшинств в Прибалтике не нарушаются. В дальнейшем противоречия стихли, особенно в Эстонии, где было принято решение выплатить немецким баронам денежную компенсацию за отчужденную землю. Евреи более не подвергались дискриминации, как это было во времена Российской Империи, и их право получать образование, выбирать место жительства, овладевать профессией не ограничивалось. На бытовом уровне антисемитизм в Прибалтике не получил развития.

В Латвии, как центре Прибалтийского региона, кипела оживленная культурная жизнь. В Латвии были два немецких театра, два русских, два еврейских, один польский и один литовский театр. Немецкий театр отличался очень высоким художественным уровнем. Крупнейшие русские таланты, такие как Ф.И. Шаляпин, Л.В. Собинов, регулярно гастролировали на русских сценах Риги. Выходившая в Риге газета «Сегодня» была самой крупной демократической русской газетой в мире. В Прибалтике действовало несколько крупных русских издательств.

С переходом балтийских стран и Польши к авторитарному правлению права нацменьшинств были урезаны в угоду идеологии национализма. Поворот к национализму более всего чувствовался в Латвии, где власти пытались «национализировать» предприятия и фирмы, принадлежащие евреям, немцам или русским. Новый закон о народном образовании требовал, чтобы ребенок, у которого один из родителей – латыш, непременно учился в латышской школе. Более придирчивыми стали условия финансирования национальных школ, отчего их количество сократилось. В Эстонии был принят закон, определяющий этническую принадлежность ребенка по отцу. В Польше среди поляков к концу 1930-х гг. все дети получали семиклассное образование, но немало детей украинцев и белорусов в Польше оставались почти неграмотными. Ограничения не затрагивали все же основных прав нацменьшинств на демократические свободы.

В экономическом развитии прибалтийским государствам, Финляндии и Польше, приходилось преодолеть немалые трудности. До Первой мировой войны эти регионы были самыми развитыми в Империи. Однако по сравнению с Западной Европой уровень развития народного хозяйства оставался здесь сравнительно низким. Основу экономики составляло сельское хозяйство. В сравнительно урбанизированной Эстонии только каждый пятый был горожанином.

В Финляндии в 1938 г. больше половины населения занималось сельским хозяйством. До 1918 г. более двух третей финского сельского населения были арендаторами земли и ряд законов, принятых между 1918 и 1922 гг. обеспечил бывших арендаторов льготными займами на приобретение земли. В результате к 1937 г. было создано около 150 тыс. фермерских хозяйств и в сельском хозяйстве 90 % всех ферм обрабатывалась их собственниками. От Финляндии до Литвы развитие получила сельхозкооперация с целью защиты интересов фермеров при продаже продукции, ее первичной обработке, при получении кредитов.

Во время Первой мировой войны промышленные предприятия были эвакуированы в Россию; причем в процессе транспортировки значительная часть машин оказалась выброшена вдоль железных дорог. По мирным договорам 1920 г. предполагалось возвращение части вывезенного промышленного оборудования, а также культурных ценностей (архивов, библиотек, музейных коллекций). Большевицкие власти так и не выполнили эти статьи договоров. Таким образом, промышленность приходилось создавать заново. Рынки и сырьевые базы в России стали недоступны, и производство пришлось переориентировать главным образом на Запад.

Особенно драматично этот процесс обозначился в ходе экономического кризиса 1923–1924 гг. в Эстонии. Он возник из-за того, что Эстония в ходе Гражданской войны достигла тайной договоренности с российскими большевиками о транзитной торговле в обход блокады Антанты по своей территории. Эстонцы при этом надеялись на необъятный российский рынок и сырьевую базу. Когда советские власти получили международное признание, услуги Эстонии оказались лишними и местные стратеги стали пожинать горькие плоды сомнительных компромиссов с большевиками.

Во второй половине 20-х гг. была выработана модель экономики – сельскохозяйственное производство, ориентированное на западные рынки. Эта стратегия соответствовала интересам многочисленного слоя мелких фермеров, образовавшегося в результате аграрной реформы. Если до войны Прибалтика ввозила зерно, то в межвоенный период она стала его экспортером. Финляндия также стала важным поставщиком сельскохозяйственной продукции на Запад.

Польша добилась больших экономических успехов в 1933–1939 гг. под руководством вице-премьера по экономическим вопросам Евгения Квятковского. В это время было завершено строительство первого польского морского порта на Балтийском море в Гдыне и начато создание центрального промышленного района. Уровень жизни населения, упавший на треть в годы Великой депрессии, стал устойчиво возрастать. Новые технологии были привнесены в горнорудную промышленность и угледобычу, развивалось машиностроение, модернизировалась легкая промышленность. Однако в Польше во второй половине 1930-х гг. сохраняли силу и лево-радикальные настроения среди крестьян и рабочих. Рабочие забастовки порой оканчивались кровопролитными стычками с полицией, а в 1937 г. по стране прокатилась крестьянская забастовка. За этими экстремистскими действиями легко угадывалась рука сталинской политики.

Промышленность Прибалтики была ориентирована на обработку местной сельскохозяйственной продукции. Наиболее индустриализованной была Эстония – там по данным на 1930 г. в промышленности было занято 17,4 % населения; крайне низкий уровень был в Литве – только 6 %. В Эстонии доминировала текстильная промышленность и машиностроение, в Латвии – деревообрабатывающая и пищевая отрасли, в Литве – пищевая промышленность. Разрушительной эвакуации не подверглась Финляндия. Это позволило ей к 1922 г. восстановить довоенный уровень производства. Двигателем развития там была лесная промышленность, за которой стала развиваться и деревообрабатывающая отрасль. Все страны Прибалтики и Польша держались консервативной налоговой политики, воздерживались от внешней задолженности и внешнеторгового дефицита, что обеспечивало им стабильный экономический подъем. Рост промышленного производства в Латвии, к примеру, был одним из самых высоких в Европе. Главными экономическими партнерами Прибалтики стали Англия и Германия.

Близость к России привлекала тех, кто организовывал вооруженное сопротивление большевикам. В конце 20-х гг. в Эстонии жили около 15 тыс., а в Латвии – 19 тыс. русских эмигрантов. В Латвии было не менее десяти эмигрантских организаций (во Франции было около 50, Германии – 20, в одной лишь Софии – 24). В Прибалтике действовали такие противники большевизма, как князь А. Ливен, генерал Глазенап, барон Адеркасс, представители Великого князя Кирилла Владимировича – братья А. и Ф. Фегнер, и др. Польский генералитет и сам генерал Рыдз-Смиглый сочувствовали русскому антикоммунистическому движению и оказывали помощь группам, переходившим границы СССР. В 1920-е гг. некоммунистические окраины Российской Империи, особенно Латвия и Польша, стали местом транзита для эмиграции из СССР. В 1922–1924 гг. транзит людей из СССР через Латвию составил 40 083 чел.

В Прибалтике действовала разветвленная большевицкая агентура, которая с легкостью вела охоту на русских эмигрантов, убивая их и заманивая на территорию России. Так, 12 октября 1934 г. на пригородной даче был зверски убит глава Православной Церкви Латвии архиепископ Рижский Иоанн (Поммер), признанный возглавитель и защитник православной общины и убежденный антикоммунист. Нити убийства тянулись в СССР. Ныне владыка Иоанн (Поммер) причислен к лику святых.

Под видом работы в советско-прибалтийских компаниях в качестве «консультантов» большевиками были подкуплены такие крупные политические деятели Прибалтики, как президент Эстонии Константин Пятс. Авторитарный переворот в Литве под руководством Сметоны и Вальдемара был тщательно согласован с советском посольством в Каунасе. В прессе того времени шли упорные слухи о нечистоплотных сделках латышских политиков (например, министра иностранных дел В. Мунтера) с Москвой. Коррумпирована была и часть польских политиков.

Москва своими бесконечными санкциями и дипломатическими нотами не смогла окончательно искоренить деятельность Белой эмиграции в Польше, Прибалтике и Финляндии. Не помогла даже мощная социал-демократия, неизменно поддерживавшая большевизм. Крупной неудачей большевиков была неспособность закрыть газету «Сегодня», которая была постоянным раздражителем для большевицких дипломатов. Деятельность Белой эмиграции приостановилась только после авторитарных переворотов, когда демократические свободы были ограничены для всех без исключения.

Путь восстановления нормальной жизни на некоммунистических окраинах былой России проходил нелегко, и некоторые явления были весьма болезненны, но, тем не менее, во всех этих новых государствах сохранялось многообразное общество граждански свободных людей, не сокрушенных в своем человеческом достоинстве. Культура, религия практически не ограничивались. Экономическая жизнь, хотя и ставилась в рамки модного тогда корпоративизма (экономического фашизма), не испытывала принуждения и не выводилась из системы рыночных отношений. Валюта была прочной, и границы всех стран оставались открытыми. Авторитарные тенденции в политике ни в одной из стран не перешли в тоталитарную тиранию, как в Германии или в Италии, не говоря уже об СССР.

Но наибольших успехов молодые государственные сообщества Польши, Финляндии и Прибалтики добились в области развития нового поколения своих граждан. За двадцать лет независимости юные поляки, финны, латыши, эстонцы и литовцы привыкли к независимости своих стран, были научены школой любить и понимать национальную культуру и жить в открытом мире с проницаемыми границами, и когда все они, кроме Финляндии, были захвачены тоталитарными соседями и лишились национальной независимости, память об этих двух десятилетиях национальной независимости и гражданской свободы помогала сопротивляться, выстоять и, в конце концов, победить. Оказавшись в 1939–1940 гг. под тоталитарным гнетом, народы Польши и Прибалтики в течение полувека продолжали жаждать освобождения и тосковать об утраченной нормальной жизни межвоенных десятилетий. Ни один из этих народов ни нацисты, ни коммунисты так и не смогли заставить поверить, что тоталитарный строй это их собственная, а не навязанная извне власть.

Литература:

Х. Мейнандер. История Финляндии. Линии, структуры, переломные моменты. М.: Весь мир, 2008.