Глава 10

Начало деятельности гетмана Сагайдачного. Взятие запорожцами городов Кафы, Синопа, окрестностей Константинополя, Трапезонта и Варны. Поход запорожских казаков под Перекоп и сношение их с Москвой. Участие запорожцев в сражении под Хотином заодно с поляками против турок и первенствующая роль в этом гетмана Сагайдачного. Неудачные походы запорожцев к Очакову и в Черное море в 1621 году. Походы запорожцев в Молдавию в 1622–1623 годах, к берегам Босфора, к городам Синопу и Трапезонту. Страшное поражение казаков на западном берегу Черного моря. Условия, предъявленные казаками польско-литовскому правительству в 1625 году. Появление в Запорожье турецкого царевича Ахии

Возвратившись на Украину и в Запорожье, казаки снова обратились к своим прежним делам, походам на Крым и Турцию. Еще в 1612 году казаки, под начальством Сагайдачного, пробрались Днепром и его широким лиманом в Черное море и причинили там большие разорения турецкому населению, после чего взяли намерение идти на Волощину. Польский король Сигизмунд III, узнав об этом, послал в 1613 году казакам универсал с требованием немедленно оставить свои замыслы и не беспокоить своими набегами ни турок, ни волохов. Как пишет Кулиш: «Услышав об этом своевольном замысле вашем, все коронные чины и вся Речь Посполитая, почти в один голос, горячо просили нас обуздать и покарать это своевольство ваше; а потому, в случае вашего непослушания, мы прикажем нашим старостам и всяческим властям истреблять вас и карать на имуществе, женах и детях ваших».

Такие угрозы, однако, нисколько не действовали на казаков: казаки, привыкшие уже к своеволию во время походов в Московское государство и вместе с тем приученные к полной непоследовательности своего правительства, то поощрявшего их, в случае надобности, то останавливавшего, в случае опасности, не обращали никакого внимания на королевские универсалы. В 1613 году они успели два раза сходить в Черное море и наделать много «шкод татарам, разорив несколько городов в Херсонесе Таврическом». Против казаков выслана была турецким султаном немалая водная армата, галеры и чайки, к очаковскому порту, мимо которого низовцы неминуемо должны были возвращаться назад. Но казаки, пользуясь ночным временем, напали на беспечных турок в самом порту и разгромили их, причем взяли немало турецких чаек и шесть больших судов, галер, а о своей победе донесли королю на сейме, через письмо и посольство, и коронному гетману Станиславу Жолкевскому. Не довольствуясь этим, казаки, вышедши из Запорожья в немалом количестве войска, пошли «на власти» и стали причинять «всякое зло» и украинскому населению. Они двигались к волошской границе, ведя с собой какого-то самозваного господарника, и уже добрались в имения князей Збаражских в Брацлавщине. Обыватели Брацлавского воеводства обратились с жалобой на казаков к коронному гетману, чтобы он спасал их от притеснений казацких. Тогда гетман, желая предупредить опасность, какая угрожала Польше от Турции, а вместе с тем имея намерение подать помощь брацлавскому населению, предупредил казаков через их же собственных посланцев и, собрав роты, вышел на Украину. Казаки, узнав об этом, повернули к Днепру и, перейдя реку, расположились в Переяславе[219].

Правительство турецкого султана по поводу походов казаков обратилось за удовлетворением к польскому послу Андрею Горскому, бывшему на ту пору в Константинополе, но Горский на предложенный ему запрос отвечал, что казаки представляют собой разбойничье и разноплеменное скопище русинов, москвитян, волохов и поляков, привыкших, при случае, бесчинствовать и не повиноваться ни королю, ни сейму Речи Посполитой.

Этот и предыдущие ответы польского посла султану относительно набегов казаков на турецкие земли ясно показывают, что в Польше на ту пору нуждались в казаках и потому пока смотрели сквозь пальцы на все действия их в Крыму и Турции.

В начале весны 1614 года казаки снова предприняли поход в Черное море, но на этот раз им не посчастливилось: на море поднялась буря и разнесла их в разные стороны, причем морская волна одних из них потопила, других выбросила на берег, где они были изловлены и побиты турками[220]. Несмотря на это, в том же году казаки, собравшись в числе до 2000 человек, вновь выплыли в Черное море; ими руководили бывшие турецкие невольники, украинцы-потурнаки, принявшие ислам («потурчившиеся») единственно из страха смерти, служившие туркам, но потом сумевшие обмануть турок и убежать на Украину. Они отлично знали все входы в побережные города Черного моря и предложили казакам руководить флотилией. Казаки приняли предложение и, выплывши на чайках в Черное море, ударились к берегам Малой Азии, или Анатолии, и пристали в богатой, крепкой, людной и цветущей гавани Синоп, славившейся по всему Востоку как богатством своих жителей, так и прекрасным местоположением и чудным климатом и прозванной «городом любовников». Пользуясь указаниями потурнаков, казаки напали на город, разрушили замок, перерезали гарнизон, ограбили арсенал, сожгли несколько мечетей, домов и стоявшие в пристани суда, вырезали множество мусульман, освободили из неволи всех христиан и после этого, причинив туркам, по исчислению торговых людей, на 40 миллионов злотых убытку, поспешно ушли из города. Известие о взятии Синопа произвело на турок оглушающее впечатление. Сам султан, узнав об этом, пришел в такой гнев, что приказал было казнить великого визиря Насаф-пашу и только по неотступной просьбе жены и дочери паши даровал ему на этот раз жизнь, хотя не преминул исколотить его буздыганом, то есть большой металлической булавой[221]. Но, не довольствуясь этим, султан послал румелийского беглербека Ахмет-пашу преградить казакам дорогу и истребить их всех до единого, где только они будут отысканы. Вместе с этим «великий падишах» отдал приказание, для предупреждения дальнейших казацких выходов в Черное море, построить несколько замков при впадении реки Днепра в море, о чем и известил в том же 1614 году польского короля Сигизмунда III, советуя и ему, со своей стороны, принять соответствующие меры против казаков[222]. Ахмет-паша немедленно отправился к устью Днепра и, имея при себе 4000 янычар со множеством другого народа, расположился на урочище Газилер-Геремих (Переправе воинов) и стал готовиться к постройке крепостей, а вместе с тем и к возвращению казаков в обратный путь от Синопа. Находясь несколько времени на Переправе воинов, Ахмет-паша потребовал у поляков съестных припасов для продовольствия своего войска и необходимых материалов для сооружения замков. Польское правительство увидело в этом стремление султана к разрыву с Речью Посполитой и желание расширить границы своих владений, а потому коронный гетман Станислав Жолкевский поторопился выйти на южную границу Польши и, как пишет Кулиш, держался там в течение некоторого времени с войском[223].

Между тем казаки, мало заботясь о том, что ожидало их у Переправы воинов, шли морем в обратный путь, а здесь для их встречи привезены были даже пушки из Белограда и доставлены к Очакову. Увидя воочию грозу, казаки решили пробиться сквозь турецкие галеры и сандалы и уйти вверх по Днепру. Когда они приблизились к Переправе воинов, то на них посыпались пули, ядра и стрелы, но они, не теряя мужества и противопоставляя янычарским саблям и татарским стрелам собственное оружие, двигались вперед. Однако, уступая своим противникам и по силе, и по боевым средствам, казаки не выдержали натиска и были побеждены своими противниками: часть из них была убита, часть потоплена в воде, и только незначительное число, по донесению Ахмет-паши своему повелителю, прорвалось вперед и ушло к Черкассам и Каневу. Так рассказывается в одном источнике об этом деле. Другой источник передает об этом несколько иначе и приписывает поражение казаков у Переправы воинов великому визирю Насаф-паше. Чтобы заслужить милость своего повелителя, великий визирь поспешил послать к устью Днепра Шакшака-Ибрагим-пашу с несколькими судами и отборным войском. Ибрагим-паша, бросившись в открытое море, прошел незамеченным по морю и стал у днепровского устья раньше, чем прибыли туда казаки. Но казаки, зная все приемы турок в этом случае, взяли свои меры и, не доходя засады Ибрагим-паши, причалили к берегу, вытащили на сушу свои чайки и понесли их вдоль берега Днепра, чтобы потом снова спустить в реку выше турецкой засады и продолжать свой путь вверх по Днепру. Турки, проведав об этом, бросились на пеших казаков и хотели перебить их на месте. Но им удалось из 2000 человек казаков убить только 200 да 20 человек взять в плен; остальные казаки, побросав некоторую часть из своей добычи в воду, с лучшей добычей все-таки успели сесть в лодки и уйти от турок. Зато взятые в плен 20 человек казаков доставлены были Ибрагим-пашой в Константинополь и там преданы были, в присутствии жителей Синопа, приехавших с известием о разорении их города казаками, мучительным казням[224].

После казни пленных турецкое правительство послало известие Польше, что оно готово отправить войска в самую землю казаков, чтобы раз и навсегда прекратить выходы их на море и набеги на турецко-татарские земли. В Польше нашли, что это будет нарушением существующего между турками и поляками мира и ответили в Константинополь, что против казаков пойдет сам гетман Жолкевский, турки же могут стать у днепровского лимана и истреблять тех из казаков, которые выскочат в море[225].

Но казаки мало обращали внимания на все угрозы со стороны турок и поляков и на «провесни» 1615 года снова выплыли на Черное море. На этот раз они вышли на 80 чайках и, отважно пустившись в открытое море, подошли к окрестностям самой столицы султана, Константинополя, и зажгли две пристани – Мизивну и Архиоки. Султан был близко возле этих мест на охоте и увидел из своего окна дым от двух пылавших пристаней. Оставив свою забаву, падишах в гневе бежал в Царьград и приказал отправить против казаков армату. А казаки между тем беспечно продолжали свои грабежи и под конец, задавши «превеликий страх и смятение султану и всем цареградским обывателям», покинули окрестности Царьграда и, гонимые турецким флотом, направились к устью Дуная. У устья Дуная между турецкой эскадрой и казацкой флотилией произошел бой, и тут верх остался на стороне казаков: турки потеряли почти все свои суда, из коих часть попалась в руки казакам, часть была пущена ко дну, часть разогнана по морю; сам начальник турецкой эскадры был ранен, попался в плен и предлагал казакам 30 000 выкупу, но не дождался свободы и умер в плену. После всего этого казаки благополучно поднялись в устье Днепра и тут, идя вверх, сожгли под городом Очаковом отбитые ими у турок галеры. В отмщение за это турецкий султан, в августе того же года, послал, как пишет Кулиш, «татарского царя» с войском на Волынь и Подолию, опустошившего и разорившего там много городов и селений[226].

Не удовольствовавшись походом к Константинополю, казаки, в ноябре того же года, вторглись в Волощину, и если турки не отомстили Речи Посполитой за этот поход казаков, то тому было две причины: во-первых, война султана с персидским шахом, а во-вторых, извинение, посланное польским королем молдавскому господарю Томже.

Но все-таки этот поход казаков в Волощину так «глубоко запал в душу» султана, что он отправил против них двух предводителей – Али-пашу морем и Скиндер-пашу сухим путем[227]. Казаки, нисколько не испугавшись султана, собрались, в начале 1616 года, в числе 2000 человек и снова вышли, под начальством Петра Конашевича Сагайдачного, Днепром против турок в море. Напав в днепровском лимане на Али-пашу, они разбили его наголову, взяли у него около полутора десятка галер и около ста челнов, а самого его заставили бежать. После этого, очистив днепровский лиман от врагов, казаки бросились к побережью Крыма, сожгли город Кафу и вывели из него на свободу множество христианских невольников. От Кафы, переплыв поперек Черное море, они взяли направление к берегам Малой Азии и, благодаря сильному ветру, дошли до Минеры: от Минеры берегом добрались до Синопа и Трапезонта и взяли приступом оба города, разбили пашу Цикалу, потопили три больших судна в море и, захватив несколько турецких судов, повернули назад. Узнав, однако, от кошевого атамана Бурдила о том, что Ибрагим-паша заступил им путь, казаки взяли направление под Бифорум, прошли в Азовское море и очутились в устье Дона, а с Дона направились пешком домой. Между тем Ибрагим-паша, не успев преградить путь казакам в море, пробрался в самые нетри Запорожья, разорил там несколько куреней («домки»), нашел две-три пушки да десятка полтора чаек и, не встретив там никакого сопротивления, потому что в Сечи оставалось всего лишь несколько сот казаков, да и то частью разбежавшихся в разные стороны, частью ушедших раньше того «на влости», ушел на речку Конские Воды. В это время на него наскочил возвращавшийся из похода Петро Сагайдачный, внезапно напал на татар, пленников освободил, всю добычу отнял, а самих татар всех до одного истребил[228].

Известие о разорении Кафы, Синопа и Трапезонта казаками, видимо, проникло далеко за пределы Турции и стало известно итальянскому священнику Отанио Сапиенция, писателю первой половины XVII века. По его показанию, казаков в Запорожье набиралось в то время от 30 000 до 40 000 человек, они выставляли от 200 до 300 чаек, смело разъезжали по Черному морю и, как отмечают Антонович и Драгоманов, в 1616 и 1617 годах с успехом нападали на города Кафу, Синоп и Трапезонт[229]. О взятии Синопа запорожцами в 1616 году свидетельствует и турецкий путешественник XVII века Эвлия-эфенди, который говорит, что казаки взяли этот город в одну темную ночь и что по этому случаю великий визирь Насир-паша был казнен за то, что скрыл этот факт перед султаном[230].

После взятия казаками Кафы, Синопа и Трапезонта турецкий султан снова послал грозную ноту Польской республике и казакам. На этот раз угроза приведена была в исполнение, и крымский хан вторгся с многочисленной ордой на Украину, где произвел большое опустошение[231]. Тогда польско-литовское правительство решило собрать комиссию и изыскать меры для укрощения казаков в их набегах на турецко-татарские владения.

Но пока составилась эта комиссия, казаки вновь собрались в поход и решили идти в Черное море. На этот раз у них был гетманом Дмитрий Богданович Барабаш[232]. Неизвестно, он ли или кто другой руководил на этот раз казаками, но только они, выплыв в море, добрались до самого Константинополя и «тут замигали своими походными огнями в окна самого сераля». Увидя это, султан дошел до крайних пределов гнева против казаков и решил послать большое войско, под начальством Скиндер-паши, на Украину с целью искоренить все казацкое население ее и вместо него посадить мусульман. Коронный гетман Жолкевский, неуверенный в благоприятном исходе войны, нашел за лучшее заключить мир с турецким полководцем, и мир подписали в Буше, 17 сентября 1617 года, – по которому поляки обязывались непременно укротить казаков в их набегах на Крым и Турцию и заказать им выход в Черное море, в противном случае, как пишет Костомаров, обещали всех их истребить[233].

Но истребить казаков полякам не пришлось, так как вслед за Бушинским договором казаки с их энергичным и талантливым вождем, Петром Конашевичем Сагайдачным, понадобились польскому королевичу Владиславу в борьбе с московским царем, и королевич открыто обратился с просьбой о помощи к казацкому предводителю.

Собрав 20 000 человек малороссийских казаков, между которыми, как и раньше, немало было и запорожских казаков, гетман Петро Конашевич Сагайдачный в начале августа 1618 года двинулся в помощь Владиславу, держа направление к Москве. Но движение его было замедлено тем, что он решил по пути взять несколько городов и у некоторых из них встретил большое сопротивление. Прежде всего он взял и разорил города Путивль, Ливны и Елец, истребив в них много мужчин, женщин и детей и предав огню несколько церквей и монастырей. В зависимости от Сагайдачного действовал Михайло Дорошенко с товарищами, который взял города Лебедянь, Данков, Скопин и Ряский, побив в них множество мужчин, женщин, детей, «до ссущих младенцев»; а потом, ворвавшись в Рязанскую область, предал огню много посадов, побил несколько священников и приступил было к городу Переяславу, но был отбит и ушел к Ельцу. Сам Сагайдачный, взяв Ливны и Елец, направился в Шацкий и Данков и отсюда отправил впереди себя полковника Милостивого с 1000 человек казаков под город Михайлов (Рязанской губернии), приказав ему ворваться ночью в город и взять его. Полковник Милостивый, долго замешкавшись вследствие страшного грома и проливного дождя, успел прийти к городу только 12 августа, в тот самый день, когда в город Сапожков пришло 40 человек великорусских ратных людей. Последние, выйдя из Сапожкова города с несколькими обывателями его, не допустили Милостивого до Михайлова «и победили множество воюющих запорот». После неудачного приступа Милостивым Михайлова к городу подошел сам Сагайдачный и 17 августа осадил его со всех сторон, приказав зажигать стены города горящими ядрами, а в самый город пускать множество стрел с огнем. Приступ продолжался в течение двух дней и двух ночей. Жители долго отбивались от казаков, но потом, изнемогая от усталости, помолились Господу Богу и Пречистой Богородице и, выйдя с мощью и храбростью из города, с криком устремились на врагов. Побив множество «запорот», они сожгли «все щиты, штурмы и примёты», заставили Сагайдачного отступить на время от города и тем привели его в страшную ярость. Отступая от города, Сагайдачный объявил жителям его, что на следующий день, утром, он возьмет его как птицу и предаст огню, а всем жителям, от мала до велика, прикажет отсечь руку и ногу и бросить псам. После этого, заставив присягнуть всех казаков не взявши города не отходить от него и изготовив щиты, штурмы и примёты, Сагайдачный подступил вторично, 23 августа, к городу и со всех сторон обложил его снарядами. Жители города в страхе ходили со всем клиром церковным по городским стенам с иконами, молили с плачем Господа Бога, Владычицу Богородицу, архистратига Михаила да великого чудотворца Николая об избавлении их от страшного врага, и Господь Бог вновь влил мужество в сердца осажденных: сделав вылазку из города, они вторично ударили на казаков и прогнали их от города. Как повествует «Киевская старина»: «И всепагубный враг Сагайдачный с остальными запороти своими отъиде от града со страхом и скорбию августа в 27 день, а жители богохранимого града Михайлова совершают по вся лета торжественные празднества в те дни, в первый преступный день, августа в 17 день, чудо архистратига Михаила, а об отшествии от града запорот августа в 27 день празднуют великому чудотворцу Николе»[234].

Оставив город Михайлов, Сагайдачный направился к Москве, а между тем царь, услыхав о его движении, выслал сперва против него князя Пожарского, но когда Пожарский сильно заболел, то вместо него назначил князя Григория Волконского, которому приказано было стать в Коломне и не пропускать Сагайдачного через реку Оку. Однако Волконский не смог исполнить царского приказания, и 17 сентября Сагайдачный уже стоял в Бронницах (Коломенского уезда), а 20 сентября соединился у Донского монастыря с войском польского королевича Владислава. Воеводы, высланные из Москвы для того, чтобы препятствовать соединению королевича с гетманом, возвратились назад ни с чем, потому что, по словам летописца, на них напал великий ужас. После этого 1 октября началась осада Москвы со стороны Владислава и гетмана Сагайдачного. В это время с той и другой стороны выказано было много мужества и стойкости, и поэтому обе стороны не раз открывали мирные переговоры; в конце октября, вследствие наступивших сильных холодов, королевич снял осаду и отступил сперва к Троице-Сергиевскому монастырю, а потом к селу Рогачеву, в 12 верстах от монастыря. Гетман же Сагайдачный, покинув Москву, направился к Калуге и по дороге взял острог в Серпухове, потом взял острог в самой Калуге. Между тем польские депутаты, много раз вступавшие в мирные переговоры с русскими, на этот раз сошлись в селе Деулине, близ Троице-Сергиевского монастыря, и снова открыли переговоры. Кроме разных других пунктов, на чем не сходились обе стороны, большое затруднение представляли запорожские казаки: поляки не ручались, чтобы они, после объявления мирного договора, захотели оставить Московскую землю. Сам Сагайдачный, узнав об открывшемся трактате между поляками и русскими, послал к Владиславу казака Путивльца и советовал королевичу не выходить из пределов Московского царства, но перемирие состоялось и заключено было на 14 лет и 6 месяцев[235]. Сагайдачный возвратился из московского похода в Киев и принял титул «гетмана» Украины, сделавшись управителем той части Украины, которая признала себя казацкой. С этих пор разница между запорожскими и городовыми казаками еще резче обозначилась, а вместе с этим и история тех и других стала резче отклоняться в разные стороны.

Ко времени пребывания Сагайдачного в пределах Московского государства, а именно к 1618 и 1619 годам, относится указание о лишении свободы московским правительством 40 человек «выезжих запорожских черкас» и «запорожского атамана» Михайла Скибы. Где и за что они были взяты, неизвестно, но известно лишь то, что они были взяты и поверстаны в томские казаки с изменением их малороссийских имен и фамилий в великороссийские. Так, сам атаман Михайло Скиба переименован был в Михалку Скибина и дал Сибири сына Федора Скибина, в свое время известного сибирского путешественника[236].

После Деулинского перемирия, когда на западной границе Московского государства объявился царевич Иван Дмитриевич, назвавшийся сыном Дмитрия I, тогда некоторые из московского народа стали сношаться с запорожцами. Но, как пишет Соловьев, польский король, узнав об этом, предостерег казаков, чтобы они не шли ни на какие выдумки и разъехалась бы с границ[237].

Оставив окончательно Московскую землю, казаки снова обратили свое внимание на Низ Днепра и предприняли ряд набегов на татарско-турецкие владения, и на этот раз совместно действовали, в течение нескольких лет, как собственно запорожские, так и украинские казаки, а потому известия этого времени, относящийся к одним, нужно принимать за известия, касающиеся и других. Собравшись в одно, казаки прежде всего опустошили европейское побережье Турции на Черном море и взяли турецкий город Варну, про которую потом сложили песню «Була Варна здавна славна, славниш Варны казаки»[238]. Потом казаки ударились сухопутьем под Перекоп и добили там множество татар.

В марте 1620 года в Москву явился атаман низовых казаков, в качестве посланца Петра Конашевича Сагайдачного, Петро Одинец с товарищами, и рассказал о всех подвигах казаков этого времени, выразив полную готовность со стороны гетмана служить московскому царю. «В нынешнем, 1620 году прислали к царскому величеству от всего войска посланцев своих Петра Одинца с товарищами и с грамотой, а в грамоте своей царскому величеству писали и в речи приказным людям посланцы говорили, что гетман, атаманы, сотники и все войско, памятуя то, как предки их, все запорожские гетманы и все войско прежним великим государям повинность чинили, и им служили и за свои службы милость и жалованье себе имели, так в той же повинности и ныне царскому величеству хотят быть и, за порогами будучи, службу хотят против всяких неприятелей оказывать; и ныне ходили на татарские улусы, и многих татар побили и в полон поймали, а было их с 5000 человек, было им с крымскими людьми дело по сю сторону Перекопа под самою стеною; татар было на Перекопе с 7000 человек, а на заставе с 11 000; Божиего милостию и государевым счастием, татар они многих побили, народ христианский многий из рук татарских высвободили; с этою службою и с языками татарскими присланы они к государю: волен Бог да царское величество, как их пожалует, а они всеми головами своими хотят служить его царскому величеству и его царской милости к себе ныне и вперед искать хотят». Думный дьяк Грамотен, похваливши казаков за службу, задал посланцу их такой вопрос: «Здесь в Российском государстве слух было пронесся, что польский король Жигимонт учинился с турским в миру и в дружбе, а на их веру хочет поступить, так они бы объявили, как польский король с турским, папою и цесарем? И на веру от поляков какого посяганья нет ли?» – «Посягання на нас от польского короля никакого не бывало; с турским он в миру, а на море нам на турских людей ходить запрещено из Запорожья, но из малых речек ходить не запрещено; про цесаря и про папу мы ничего не знаем, а на Крым нам ходить не заказано. На весну все мы идем в Запорожье, а царскому величеству все бьем челом, чтоб нас государь пожаловал, как своих холопей».

Отпуская Петра Одинца из Москвы, царь послал Сагайдачному 800 рублей легкого жалованья и написал ему в грамоте так: «Вперед мы вас в нашем жалованье забвенных не учиним, смотря по вашей службе; а на крымские улусы ныне вас не посылаем, потому что крымский царь Джанибек-Гирей сам, царевичи, князья и мурзы на наши государства войною не ходят и людям нашим шкод никаких не чинят, и наши люди также крымским улусам шкод не делают»[239].

Походы казаков закончились блестящей победой гетмана Петра Конашевича Сагайдачного, в 1620 году, над турками под Хотином. Для этой решительной войны вышел сам султан Осман с полумиллионной армией, готовясь раздавить Польшу и обратить ее в турецкую провинцию. Поляки полумиллионной турецкой армии могли противопоставить всего лишь 57 000 человек под начальством королевича Владислава и коронного гетмана Хоткевича. Видя страшную угрозу, Владислав, как и во время московского похода, лично обратился к Сагайдачному с просьбой о помощи. Но гетман не сразу исполнил просьбу царевича; он поставил для того следующие условия: во-первых, чтобы польское правительство официально признало власть казацкого гетмана на Украине; во-вторых, отменило все стеснительные распоряжения относительно казачества; в-третьих, уничтожило бы должность казацкого старшого. Королевич на все это согласился и выдал Сагайдачному казацкого старшого Бородавку[240]. После этого Сагайдачный собрал армию в 40 000 человек и двинулся к Хотину.

Свидетель казацких подвигов, польский вождь Яков Собеский, отец Яна Собеского, потом польского короля, подробно изобразил действия казаков этого времени, а также представил любопытную характеристику их в своем сочинении «Записки о Хотинской войне». Записки эти напечатаны в 1646 году в Данциге, а часть их напечатана в «Черниговских губернских ведомостях». Впрочем, Яков Собеский склонен был больше к казакам старого времени, «когда они с частою удачею сражались против турок на полях очаковских и, предпочитая славу богатству, не переставали морскими набегами опустошать турецкие владения». К казакам же более позднего времени он относился не столь сочувственно: «С течением времени уже воинами назывались не из храбрости и не по заслугам, а по своим злодеяниям: умеренность перешла у них в грабеж, порядок – в борение, покорность – в своеволие, тогда название казака давали всякому земледельцу или ремесленнику, беглому из русских владений; эта слабая деревенская толпа не могла уважать старых воинов, и происшедшие оттого зависть и раздор возмутили древний состав казачества». Не следует забывать, однако, что это писал польский аристократ и католик, то есть ненавистник всего того, что носило звание мужицкого и православного. Как мало вяжется характеристика близких ко времени Якова Собеского казаков, видно из их действий под Хотином: казакам всецело принадлежит успех этой битвы с турками и спасение через то от страшного бедствия, грозившего всей Польше. Перед началом битвы запорожские казаки заключили свое войско в обозы, обозы обвели канавами, укрепили сваями и защитили валами. Турки и татары, приблизившись к казацкому обозу, 8 сентября, бросились со всем пылом восточных людей на этот обоз. Казаки допустили их приблизиться ко рву, но потом, взойдя на валы, дали такой сильный и меткий залп из своих мушкетов, что неприятели тот же час бросили свою позицию и отступили назад, оставив в самых фоссах (ямах) 3000 человек янычар и 300 человек шпатов убитыми[241]. В этой войне запорожские казаки выступили героями и, забывая различие между верою и народностью, везде выручали из беды поляков, как о том пишет сам Яков Собеский. Но в этой же войне сам Сагайдачный получил тяжкую рану, от которой потом через год умер (10 апреля 1622 года) и был погребен в Киеве, в Богоявленской церкви Братского монастыря. «Но, – как пишут Антонович и Бец, – место его могилы напрасно искал бы теперь любитель местной старины: при перестройке церкви в начале XVIII столетия она пришлась под помещение новой стены храма и исчезла от взоров потомства»[242].

Вместо благодарности, которую казаки по справедливости заслужили за поход под Хотин, на Хотинском мире Польша обязалась воспретить казакам выход в Черное море, за что султан обещал не пускать своих татар в польские окраины. Но казаки, как и прежде, мало обращали внимания на это запрещение.

Одновременно с действиями Сагайдачного под Хотином действовали на море 10 000 человек отважных запорожцев под предводительством молодого Богдана Зиновия Хмельницкого. Спустившись Днепром на своих «моноксидах» в открытое море в августе 1621 года, запорожцы разбили 12 турецких галер, а остальную турецкую флотилию преследовали до самого Константинополя, после чего, захватив добычу и пленников, вернулись назад[243].

В том же 1621 году казаки снова выплыли на лиман и в Черное море. Но этот поход был самый несчастный для казаков: на Днепре, в числе восемнадцати чаек, они изловлены были наместником Очакова, Хусайном, а на Черном море, в числе 200 человек, и у города Кафы, в числе 800 человек, взяты были капитан-пашой Халилем. В это время турецкий султан Осман II стоял у Исакчи, на Дунае, ввиду похода на Русь. Он приказал 200 пойманных казаков отдать солдатам на смерть, и несчастные были преданы лютой смерти: одни были раздавлены слонами, другие повешены на крюки, а третьи посажены на кол. Сам султан смотрел на эти казни и иногда принимал в них даже активное участие: разъезжая на коне возле истязаемых казаков, он стрелял в них из лука, не делая почти никакого промаха, потому что был искусным стрелком своего времени, а головы убитых казаков приказывал солить и отправлять в Константинополь[244].

Несмотря на это, низовые казаки в 1622 году снова вышли на своих «моноксилах» в Черное море, как пишет в своей летописи Величко, захватили там несколько турецких кораблей, каторг и людей и благополучно ушли назад[245].

В этом же году, в конце июля, по известию московских послов Бондырева и Бормосова, ехавших через земли донского войска в Константинополь, запорожские казаки, вместе с донскими, в числе 700 человек на 25 стругах, под начальством запорожского атамана Шила ходили в открытое море и, не дойдя до самого Царьграда на расстояние полутора дня, отвоевали в Царьградском вилайете несколько сел и деревень, а также посекли несколько людей, но против них вышли из Царьграда турки на каторгах и побили у казаков около 400 человек. Вероятно, этот поход казаков подразумевает и историк Турецкой империи Гаммер, когда говорит об особенно радостной встрече с турецким султаном Редшеб-пашой, захватившим на море 18 чаек и 500 человек казаков, грабивших в течение 10 лет турецкие берега[246].

Оставив Дон, московские послы отправились в Константинополь. В Константинополе султан Мустафа объявил послам о перемирии своем с поляками на тех условиях, что они будут удерживать казаков от походов на море, в противном случае, если хоть один казацкий струг покажется в море, то султан начнет с королем войну и даст о том известие в Москву. На обратном пути послы были задержаны под черкасским городом Темрюком запорожцами, потребовавшими с них 2000 золотых за погром донскими казаками комягов близ Темрюка и за пленение сына таманского воеводы. Едва откупившись от запорожцев подарками, послы ушли потом из Темрюка в Азов[247].

В 1622–1623 годах несколько тысяч человек казаков вторглись в Молдаво-Валахию и подвергли ее разорению, чем вызвали месть со стороны мурзы Кентемира, опустошившего несколько польских селений и взявшего с собой множество пленников[248]. В том же году, в июне, казаки на 100 чайках с 50 воинами и 20 гребцами в каждой выбрались из Запорожья и пустились в Черное море. В то время в крымском городе Кафе стоял турецкий флот с Капудан-пашой во главе, высланный туда для усмирения восстания в Крыму против турецкого управления, поднятого ханом Мухаммад-Гиреем. Капудан-паша хотел посадить на крымский престол вместо Мухаммад-Гирея Джанибек-Гирея; но этому воспротивились Мухаммад-Гирей и брат его Шагин-Гирей. Последним оказали помощь запорожские казаки; они осадили в Кафе турок и принудили их войти в мирную сделку с Мухаммад-Гиреем. Сделав свое дело в Кафе, казаки двинулись дальше по морю и скоро добрались до окрестностей самого Константинополя. Весь день 21 июля они простояли в виду столицы султана, наводя страх на ее жителей, и повернули назад, с тем, однако, чтобы через несколько дней снова явиться к стенам столицы падишаха. На этот раз они сожгли босфорский маяк, разорили несколько прибрежных селений и снова отошли в открытое море. Спустя два месяца после этого, 7 октября, казаки опять явились в виду Константинополя; они, как пишет о том Смирнов в своей книге «Крымское ханство», ворвались в самый Босфор, разгромили на его берегу селение Еникой и после этого благополучно возвратились домой[249].

21 июня 1624 года низовые казаки снова очутились на Черном море. Они выплыли на 150 длинных чайках, быстро несущихся на парусах и на веслах, с десятью веслами на каждом боку, по два гребца на весло, и, кроме того, с 50 воинами, хорошо вооруженными саблями и ружьями; чайки эти имели одинаково устроенные корму, и нос, и переносные кормила и оттого могли, не поворачиваясь, плыть вперед и назад. Сидя на этих чайках, казаки опустошили европейский берег Турции, сожгли Буюкдере, Зенике и Сдегну. Навстречу и для удержания казаков от дальнейших движений из гавани Константинополя выскочило до 500 больших и малых судов. Для защиты столицы от страшных хищников велено было отправить к слесарям Босфора большую железную цепь, некогда запиравшую Босфор и сохранявшуюся еще со времени взятия у греков Константинополя, и ею запереть пролив от одного берега к другому. Казаки спокойно простояли весь день посреди канала, а с заходом солнца ушли в открытое море. Через некоторое время они снова и в гораздо большем числе показались у начала Босфора, сожгли маяк и после того с большой добычей и славой возвратились к своим берегам[250].

В 1625 году запорожские казаки в союзе с донскими снова повторили свой поход. Собравшись в числе 15 000 человек, они сели на 300 чаек, вооружили каждую чайку тремя или четырьмя фальконетами и пустились в море, по направлению к городам Синопу и Трапезонту. Против казаков вышел на 43 судах турецкий адмирал Редшид-паша и схватился с ними на западном берегу Черного моря, при Карагмане. Сражение было упорное и чрезвычайно кровопролитное; сперва брали верх казаки над турками; они с особенным ожесточением действовали возле адмиральской галеры, называемой баштардою; им помогали гребцы-невольники тем, что, бросив весла, перестали управлять галерами. Но победа все-таки осталась на стороне турок, благодаря противному ветру, под конец подувшему в глаза казакам: 270 чаек казацких было разбито, 780 человек казаков попались в плен, были скованы железами и посажены на турецкие галеры в качестве вечных весельщиков.

Нужно думать, что именно к этому походу запорожских и донских казаков к Синопу и Трапезонту относится показание запорожского полковника Алексея Шафрана. Алексей Шафран был семь лет в турецкой неволе и служил у кафинского воеводы на каторге (галере); потом, вместе с некоторыми товарищами, освободился из неволи и ушел на Дон. На Дону он прожил 18 лет, с другими товарищами, запорожскими казаками, прожившими там по 5 и по 6 лет; всех запорожцев, по словам Шафрана, на Дону около 1000 человек, но зато и донцев немало в Запорогах; казаки постоянно переходят друг к другу: запорожские на Дон, донские на Запорожье, и живут друг у друга столько, сколько кому пожелается; у запорожцев и донских казаков издавна повелось так, что и те и другие сходились вместе и жили в общих куренях. В нынешнем лете (1625), как пишет Кулиш, ходили они, запорожские черкасы и донские казаки вместе заодно, на море; старшиной у них был он, Алексей Шафран; вышли же они из Дона на море и взяли в турской земле город Трапезонт. После похода Алексей Шафран вернулся снова на Дон и потом впоследствии отправился с Дона в Киев, но сбился с пути и попал в город Валуйки, а из Валуек отослан был в Москву. В Москве Алексея Шафрана заподозрили в тайных намерениях и указали на то, что город Валуйки вовсе не был по дороге ему: «с Дона на Запорожье и из Запорожья на Дон ходят степью, избегая Донца, на Кармию (Калмиус) и на Мох». Но случившиеся на ту пору в Москве донцы подтвердили, что действительно между запорожскими и донскими казаками бывают и постоянные сообщения и ездят с Дона на Запорожье через Миус да на Мох[251].

Так или иначе, но о действиях казаков на Черном море донесено было турецкому султану в Константинополь, и султан немедленно отправил в Краков посла с требованием обязательно укротить казаков, в противном случае грозил войной Польше[252]. Дело касалось, разумеется, одинаково как запорожских, так и украинских казаков.

Но казаки мало обращали внимания и на самую Польшу. В 1625 году они отправили от себя к польскому правительству депутатов, через которых, от лица всего казацкого сословия, предъявили ему такие требования: 1) свободу православной церкви и православного духовенства и уничтожение унии; 2) спокойное проживание казацкого сословия в коронных и дедичных имениях Киевского воеводства; 3) казацкий самосуд и право передачи собственных имуществ по завещанию; 4) свободное хождение на рыбные и звериные промыслы; 5) право вступления в службу иностранных государей; 6) прибавка войскового жалованья; 7) исключение Киевского воеводства от постоя жолнеров; 8) выдача привилегии на киевское братство и юношеские школы; 9) право, в случае каких-либо преступлений, не раздавать имуществ лицам не казацкого сословия[253].

Из всех девяти пунктов казаки особенно настаивали на первом, то есть на свободе православия и уничтожении унии. Как твердо они стояли на этом, видно из того, что когда казаки узнали о действиях киевского войта Федора Ходыки, запечатавшего в это время несколько православных церквей в Киеве, то поспешно явились в город, убили пана Ходыку, церкви распечатали, а в Москву отправили посольство с просьбой о принятии казаков под покровительство царского величества[254].

Когда происходило это дело в Киеве, в это время к низовым казакам явился какой-то царевич Александр Ахия, выдававший себя за человека православной веры, сына турецкого султана Магомета и жены его гречанки Елены. Приехав в Запорожье в 1625 году, Ахия рассказывал, что он вывезен из Турции своей матерью и успел побывать у германского императора, герцога Флорентийского и короля Испанского, а под конец приехал и к запорожским казакам с целью поднять их против турок[255].

Почти одновременно с этим в Москву прибыло посольство от шведского короля Густава-Адольфа с просьбой, «чтоб царское величество послал к запорожским казакам свое повеление и отвел бы их от польской короны». На эту просьбу в Москве отвечали, что этого сделать нельзя, потому что запорожские казаки – люди польского короля, а не московского государя, а между королем и государем заключено перемирие. Но Густав-Адольф на этом не остановился и в 1626 году прислал в Москву новых послов с просьбой пропустить их в Белоруссию и Запорожье. Король вел войну против Польши и хотел вовлечь в это дело и Москву, а главным образом – запорожских казаков. Но в Москве снова дали отрицательный ответ все на том же основании, что «в перемирные лета сделать этого (пропустить послов и встать против Польши) нельзя, потому что это будет крестному целованию преступление и на душу грех»[256].

Между тем в Запорожье, возле находившегося там турецкого «царевича» Ахни, собрались было казаки с целью похода на турок, но в это время пришла весть, что против самих казаков выступил, держа направление к Киеву, гетман Конецпольский с войском. Тогда казаки, как пишет о том Соловьев, разошлись из Запорожья по литовским городам и стали собираться против Конецпольского, а царевич Ахия уехал сперва в Киев, потом в Путивль и Мценск, а из Мценска через Архангельск – за границу[257].