РЕЛИГИОЗНЫЕ ВОЙНЫ ДО И ПОСЛЕ ВАРФОЛОМЕЕВСКОЙ НОЧИ

РЕЛИГИОЗНЫЕ ВОЙНЫ

ДО И ПОСЛЕ ВАРФОЛОМЕЕВСКОЙ НОЧИ

Французский престол перешел к другому сыну Екатерины - десятилетнему Карлу IX (1550-1574 гг.), а сама она за его малолетством стала регентшей. На многие годы забрала она бразды правления в свои руки - хотя Гизы остались весьма значительными фигурами при дворе. А что? Люди толковые. Екатерина никогда не пренебрегала долгосрочными интересами ради сиюминутных эмоций, пусть даже эмоции эти вызваны возможностью отомстить.

Были проведены собранные в Орлеане Генеральные штаты. Сторонники перемен в церковных делах (не путать с протестантами) оказались там в большинстве. Звучали призывы употребить церковные имущества в общественных интересах: продать их, и одну треть от выручки употребить на поддержание храмов, а другую - на благотворительность.

Горожане и дворянство высказались в пользу регулярного созыва штатов: чтобы на них решались вопросы войны и мира и утверждались налоги и подати. И действительно, в ближайшие 30 лет этот орган, обеспечивающий некоторый контроль общества над правительством, собирался не раз.

Правой рукой Екатерины Медичи стал назначенный ею канцлер Лопиталь. Политику он проводил взвешенную. Готов был выполнить требования штатов. Признав, что дефицит государственного бюджета огромен, призвал их создать особую комиссию для обсуждения государственного положения. По другим вопросам тоже считал необходимым устраивать совместные совещания.

Канцлера Лопиталя удручал религиозный кризис. Он стоял на плюралистической позиции: «Ножом ничего не сделаешь против Духа». Это были смелые слова, так же как и такой призыв: «Устраним эти дьявольские названия папистов, гугенотов, лютеран, будем зваться только христианами!».

Он считал, что не дело государства решать, какая вера лучше. Его задача - чтобы все люди уживались в мире под охраной законов. Была сделана попытка начать диалог разных вероисповеданий: в присутствии двора прошел богословский диспут, на котором ученик Кальвина Бэз и другие протестантские проповедники вступили в дискуссию с кардиналом Гизом и иезуитами, которых Гизы (среди них было немало церковных иерархов) впервые допустили во Францию.

Лопиталем был издан «Январский эдикт» 1562 г., по которому протестантам было обеспечено открытое отправление богослужений вне городов и право собраний в частных домах, а назначение на любые государственные должности не должно было зависеть от вероисповедания кандидата.

***

Возможно, канцлеру и удалось бы примирить общество на началах уважения свободы совести. Но, видно, многовато ненависти накопилось в сердцах людей: чтобы все благие намерения оказались тщетны, достаточно было одного чрезвычайного происшествия.

В местечке Васи герцог Франсуа Гиз, проезжая с отрядом мимо деревенского сарая, где собрались на свой молебен окрестные гугеноты, не смог стерпеть донесшегося до его слуха пения протестантских псалмов. Католики набросились на безоружных людей, более 60 человек было убито. В ответ гугенотские дворяне стали собирать свои вооруженные отряды, и возможность мирной дискуссии ушла в прошлое. Во главе обеих партий встали люди непримиримых крайних взглядов.

Регентша отправила Лопиталя в отставку и взяла на себя всю полноту политической власти. Католическую армию возглавили герцог Гиз, коннетабль Монморанси, а также переметнувшийся в их стан король Антуан Наваррский. Вождями гугенотов были принц Конде и адмирал де Колиньи. Их армия была не так многочисленна, как католическая, но обладала высокой боеспособностью.

Бились ожесточенно. Существует мрачный афоризм: «Война гражданская отличается от просто войны на столько же, на сколько просто война отличается от просто мира». А тут еще не просто гражданская, а религиозная. Прекрасный повод под видом праведного гнева на «богоотступников» или «приспешников дьявола» дать выплеснуться своим звериным инстинктам. Дикие расправы с пленными и с иноверцами из числа жителей стали делом обыкновенным (если есть желание - посмотрите леденящие душу гравюры Жака Калло «Бедствия войны». Они хоть и навеяны событиями более поздними, но вполне могут служить иллюстрацией и к описываемой кровавой усобице). В ход пошли наемники, набираемые где только можно: испанцы, швейцарцы, немецкие ландскнехты. Чтобы платить им, все население контролируемых областей облагалось поборами.

При осаде Руана погиб Антуан Наваррский, но герцог Франсуа Гиз довел дело до победного конца. После этого он одержал важную победу при Дре, но на пути к Орлеану пал от руки псевдоперебежчика - гугенота, подосланного адмиралом Колиньи. Потеряв своих лучших полководцев, католики стали терпеть поражения.

В марте 1563 г. в Амбуазе был заключен мир. По его условиям протестантам пришлось поступиться многими своими правами - в целом успех все же чаще сопутствовал их врагам.

Карл IX к тому времени достиг совершеннолетия, но по-прежнему правила его мать, а он во всем с ней соглашался. По отзывам современников, в короле уживались ум ребенка и повадки не по годам испорченного юноши. Он носился по всем королевским лесам, охотясь на оленей, громогласно трубил в рог и выучился на удивление метко стрелять. Были в нем и конструктивные задатки: с увлечением работал в кузнице, которую устроил себе в Лувре. Пробовал также писать стихи в стиле Ронсара (в чем в чем, а в культурном влиянии на всех окружающих Екатерине Медичи не откажешь). По натуре Карл был довольно добродушен, но на него находили приступы ярости, во время которых он был способен на любую жестокость.

Мир продлился недолго. В 1565 г. Карл отправился на объезд своего королевства в компании матери, братьев и Генриха Наваррского (сына погибшего ренегата короля Антуана, будущего короля Генриха IV). Гугеноты, по приказу Колиньи, попытались пленить путешественников, но охранявшие их швейцарцы оказались на высоте.

Этого было вполне достаточно, чтобы опять приступить к выяснению отношений на полях сражений. И опять Фортуна со злой улыбкой меняла свои симпатии. Сначала побеждали католики, был взят в плен и убит протестантский лидер Конде. Но, дойдя до укреплений Ла-Рошели, королевские войска покатились вспять.

В 1570 г. было заключено новое мирное соглашение: гугеноты получили все, чего добивались - свободу совести и богослужений. В сердцах, однако, мира не было - все вели себя настороженно.

Кто какими мотивами руководствовался в последующих событиях - область творческой фантазии авторов исторических романов. Правительница Екатерина Медичи решила выдать свою дочь Маргариту («королеву Марго») замуж за молодого протестанта Генриха Наваррского, своего партнера по памятной познавательной прогулке. Его мать, наваррская королева Жанна приняла сватовство доброжелательно - как-никак, несмотря на религиозные противоречия (она, в отличие от мужа, сохранила верность своей кальвинистской религии), это льстило. А мадам Екатерина умела развеять все сомнения и ублажить людское самолюбие.

На готовящуюся свадьбу стали съезжаться вожди протестантов. Король Карл заключил Колиньи в объятия, признался, что это счастливейший день в его жизни. Сердце старого гугенота оттаяло - его ввели в Королевский совет, осыпали подарками, государь называл его не иначе, как отцом.

Радостно встречали и других протестантских лидеров, праздник следовал за праздником. Во время одного из них (в начале июня 1572 г.) королева Жанна простудилась, заболела воспалением легких и через неделю скончалась. Конечно же, не обошлось без слухов - шептались, что Екатерина преподнесла будущей сватье отравленные перчатки.

18 августа 1572 г. состоялось бракосочетание, сыграли свадьбу. А через четыре дня Колиньи, возвращаясь от короля, был ранен выстрелом из аркебузы, но не тяжело. Карл был неподдельно возмущен и расстроен, велел принять срочные меры безопасности.

Все парижские заставы, кроме двух, были закрыты, а гостям-гугенотам предложили поселиться в кварталах поблизости от места пребывания Колиньи. Объясняли это тем, что так легче будет уберечь их от досадных случайностей. Приближенные адмирала делились с ним своими опасениями, торопили покинуть столицу - но тот будто не слышал. Не взволновался он и тогда, когда специально отряженные королевские служащие стали обходить дома и составлять списки находящихся в них гугенотов - опять же в интересах обеспечения безопасности.

Поздно вечером 23 августа швейцарцы по приказу Генриха Гиза оцепили Лувр. Толпы католиков стали стекаться к ратуше. Там купеческий старшина Жан Шарон в пламенной речи призвал единоверцев отомстить проклятым гугенотам за все их преступления против религии и государства. В полночь ударили в набат колокола церкви Святого Германа и началась Варфоломеевская ночь (грядущий день был днем памяти святого Варфоломея).

Пока на улицах, на площадях и в жилищах царили неистовая бойня и погром, пособники Гизов спешили расправиться с гугенотской верхушкой. Колиньи убили на дому, его труп выбросили в окно к ногам Генриха Гиза (отец которого был зарезан по приказу адмирала).

В Лувре была перебита вся свита зятя Екатерины - Генриха Наваррского. Потерявшие стыд и совесть придворные дамы и юные фрейлины при свете факелов любовались статью убитых молодых протестантов: их трупы были раздеты догола мародерами. Король, впавший в чрезвычайное возбуждение, с присущей ему меткостью палил из окна по своим ищущим спасения подданным из мушкета.

Самого Генриха Наваррского пощадили, взяв с него обещание вернуться в католичество. Посовещавшись, к такому решению пришли Екатерина Медичи и ее сыновья: король и его брат герцог Анжуйский.

В эту ночь погибло около двух тысяч гугенотов, в их числе большинство военных командиров. Трупы несколько дней свозили на берег Сены и сваливали в воду. Королевские глашатаи повсюду оповещали, что протестанты готовили мятеж, а Колиньи втирался в доверие к королю, чтобы подбить его двинуться в Нидерланды на помощь восставшим против испанского владычества протестантам. Волна погромов прокатилась по всей Франции, их жертвами стали не менее 30 тысяч человек (по некоторым оценкам, до 100 тысяч).

***

Политической выгоды это преступление не принесло никакой. Гугеноты только озлобились и решительнее взялись за оружие. Но во вновь развернувшихся боевых действиях перевеса ни на чьей стороне не было. В 1573 г. король подписал эдикт, по которому протестантам предоставлялась свобода богослужений в городах Ла-Рошели, Ниме и Монтобане, а также во владениях протестантских сеньоров. Свобода совести и право молиться в своих домах были узаконены повсюду.

В следующем году у короля Карла обострилась грудная болезнь, и он скончался, не дожив до 24 лет. Смерть его не была легкой. Он непрерывно дрожал, метался, ни в каком положении не находя покоя. По некоторым свидетельствам, проклинал тех, кто подбивал его на убийства.

***

Третий сын Екатерины Медичи вступил на трон - Генрих III, ее баловень (1551-1589 гг., правил в 1574-1589 гг.).

Сначала - краткий, но увлекательный экскурс по его предшествующему жизненному пути. Жизнерадостный и общительный, Генрих умел нравиться людям. Как и все дети Екатерины Медичи, был хорошо образован, любил поговорить о литературе, мастерски фехтовал, танцевал и музицировал. И подобно братьям и сестрам, был несколько неуравновешен, порою капризен. Крепким телосложением не отличался, но как всякий дворянин, с раннего детства занимался физическими упражнениями и набрал подобающие боевые кондиции. Хотя войной никогда не увлекался - предпочитал светские радости жизни.

А воевать пришлось уже в возрасте шестнадцати лет. И не как-нибудь, а сразу в чине генерал-лейтенанта. Юный воевода отличился двумя важными победами над гугенотскими армиями, хотя главное командование осуществляли, конечно, люди более опытные.

Вернувшись в Париж в сиянии воинской славы, принц предпринял несколько успешных атак и на амурном фронте. А к шестнадцатилетней Марии Клевской, родственнице герцога Гиза, он испытал подлинное чувство и не прочь был пойти с нею к алтарю. Но тут пришлось столкнуться с малоприятными реалиями: жениться по любви редко когда могут себе позволить не только короли, но и прочие члены королевской фамилии. Во-первых, Мария была протестанткой, а во-вторых и главных - Екатерина замыслила пристроить любимого сыночка на польский трон. Чтобы устранить помеху, она поспешила выдать Марию Клевскую за принца Конде.

Когда после Варфоломеевской ночи возобновились религиозные войны, Генрих принял командование над армией, осаждавшей главный оплот гугенотов Ла-Рошель. Он провел несколько штурмов - решительных, но неудачных, а потом вдруг заключил с противником мир на очень выгодных для него условиях.

Разгадка была простой. Польские сторонники французского принца провели в сейме большую работу: не скупились ни на подарки знати, ни на обещания дворянству дополнительных привилегий (как будто их и без того не хватало - неуправляемость шляхты в конце концов и погубила страну). Польский трон в то время считался весьма престижным (в составе королевства были Украина и Белоруссия, а Пруссия платила Польше дань, будучи ее вассалом), поэтому, когда до Генриха дошла весть о его избрании, он по-быстрому свернул ратные дела и отправился в далекий путь. В феврале 1574 г. в Кракове был торжественно коронован польский король из династии Валуа.

Но к исполнению государственных обязанностей Генрих так и не приступил. Пять месяцев прошли в пирах и звуках веселой мазурки, как вдруг прибыл гонец с родины: там скончался его брат Карл IX. Долгими размышлениями свежеиспеченный монарх славянской державы себя не обременял и на этот раз: ночью, тайком, с небольшой свитой он буквально сбежал из Кракова. А провались она, эта Польша! В сентябре он был уже французским королем Генрихом III.

***

Первой его заботой было развести Марию Клевскую с принцем Конде - ее образ не вытравили из сердца ни годы, ни тысячи покрытых в бешеной скачке верст, ни короны. Юридические процедуры шли к завершению, как вдруг Мария умирает от преждевременных родов.

Горе Генриха беспредельно. Узнав о случившемся, он свалился в обморок и три дня не вставал с постели. Когда же появился наконец на людях, на него было страшно смотреть. В знак траура король пришил повсюду к своей одежде изображения маленьких черепов. Они щерились даже со шнурков его ботинок.

Чтобы избавиться от скорбного настроения, государь не придумал ничего лучшего, как удариться в разгул с первейшими придворными красавицами. А потом на него вдруг что-то нашло («вдруг» с ним случалось часто), и он обратился на путь истинный. Избрал себе в невесты кроткую и добродетельную девицу Луизу де Водемон, дочь Лотаринского герцога - которую видел до этого только один раз, и то мельком. Сам же на Рождество отправился в Авиньон, где босиком, в рубище, со свечой в руке во главе длинной процессии придворных совершил покаянное шествие. В конце его вместе с группой других молодых энтузиастов подверг себя самобичеванию.

В феврале 1575 г. состоялась коронация, а еще через несколько дней Луиза де Водемон стала королевой. Всего двенадцать месяцев минуло с краковских торжеств. Да, плотно спрессовались события его жизни в эту годину!

Совершив подвиг покаяния и став семьянином, король принялся откровенно сибаритствовать - всецело предался безмятежной неге и лени. Наверное, такой образ жизни лучше всего соответствовал его натуре. Архиепископ Франгепани пытался оторвать его от непреходящей праздности, но тщетно. По словам прелата, «в свои 24 года король почти все время проводил дома и очень много в кровати. Его надо сильно припугнуть, чтобы заставить что-то сделать». Делится впечатлениями венецианец Жан Мишель: «Большую часть своего времени король проводит в обществе дам, благоухая духами, завивая себе волосы, надевая разные серьги и кольца». Согласно другому свидетельству, он еще и подкрашивал свои рыжие волосы в черный цвет, подводил брови и даже пользовался румянами. В довершение окружил себя красивыми молодыми людьми - миньонами («любимчиками») и души в них не чаял. По поводу всего этого шептали всякое, конечно же, были подозрения, что государь сменил или расширил сексуальную ориентацию. Но вряд ли такое имело место быть. Королевские миньоны были людьми мужественными, отличившимися в сражениях, большинство из них были женаты. А в 1578 г. они приняли участие в знаменитой крупномасштабной дуэли, в которой почти все погибли. С тех пор король постоянно имел при себе волосы своего любимца Коклюса и тяжко вздыхал, когда кто-то произносил его имя.

Скорее, такую нестандартность можно отнести к тому, что где-то с середины 70-х годов Генрих стал давать волю своим причудам. Избегая приличествующих дворянину турниров и охоты, он страстно предавался детским забавам, вроде бильбоке. Очень любил обезьянок, попугаев, маленьких собачек - у него их были сотни.

После тридцати лет усилилась тяга к религии и подверженность суевериям. Еще в 1579 г. король и королева совершили паломничество по святым местам, моля Бога о ниспослании им наследника (их молитвы оказались тщетны). После 1583 г. Генрих, все чаще впадавший в меланхолию, стал подолгу проживать то в одном, то в другом монастыре. Вставал затемно, выстаивал длинные службы, питался скудно - по монашескому рациону. А однажды поутру вдруг приказал убить всех содержащихся в его зверинце львов, быков и медведей: во сне ему привиделось, что его терзают и пожирают львы.

***

А государю Генриху III давно бы надо было всерьез приниматься за государственные дела. Его властолюбивая мать Екатерина Медичи старела, а обстановка в стране становилась все более напряженной.

Этому немало способствовал очередной мир, заключенный с гугенотами в 1576 г. в Болье. Во главе их стояли тогда Генрих Наваррский, после Варфоломеевской ночи не надолго задержавшийся в лоне католичества, и брат короля Франциск (ему так было выгодней).

По условиям мирного договора протестантские лидеры получали как бы зоны влияния: королевский брат - Анжу, Генрих Наваррский - Гиень, принц Конде - Пикардию. Гугеноты добились свободы богослужения (но только не в Париже и не при королевском дворе). Король передал им восемь крепостей. Все конфискованные у гугенотов владения возвращались прежним хозяевам. Враги католической церкви получили многое из того, чего добивались - а верные ее сыновья не хотели с этим мириться.

Организация гугенотов внутри всего королевства ширилась и крепла. Многие их публицисты, особенно родом из Женевы, выступали против неограниченной монархии, резко осуждали царящие в стране порядки и утверждали, что такая критика - право и долг подданных. Неограниченно правит только Господь Бог, государи же - это его земные вассалы, и если эти вассалы ведут себя не по-божески, народ имеет право их свергнуть. Большие надежды возлагались на народное представительство, на Генеральные штаты: если король встанет на путь тирании, его может устранить это традиционное собрание трех сословий. Утверждалось, что подобные учреждения существуют уже во всех государствах, «кроме Московии и Турции, которые должно считать не государствами, а соединениями разбойников».

Но наряду с такой озабоченностью общегосударственного масштаба, проявлялась иная тенденция. Знать, богатые города стремились использовать обособленность сторонников Реформации от остального общества для того, чтобы создать (а в случае сеньоров - воссоздать) в отдельных регионах практически независимые государственные образования. Это был явный сепаратизм. Отчасти его уже удалось реализовать на юге, в Лангедоке - с его имеющим давнюю историю культурным своеобразием (в Беарне кальвинизм стал даже господствующей церковью), и на западе, где приморский город Ла-Рошель жил, как самостоятельная торговая республика.

Зачастую гугенотские дворяне вели себя в своих поместьях как дремучие феодалы. Опять стали в ходу рыцарские усобицы и наезды. Местные владетели по своему усмотрению правили городами и селами, затевали конфликты с правительством - чтобы потом примириться с ним за приличное вознаграждение. На более высоком уровне военные губернаторы областей присваивали себе княжеские права: вели переговоры с иностранными державами, не обращая никакого внимания на Париж, и так же своевольно выстраивали отношения с религиозными партиями.

***

Ситуацию особенно накаляло то обстоятельство, что организацию, подобную протестантской, стали создавать и католики - причем помимо правительства.

Если в начале Реформации у католической церкви не было деятелей, способных соперничать с протестантскими проповедниками в религиозной страстности, красноречии и богословской подготовке, то после появления во Франции иезуитов положение изменилось. Братья ордена, наряду с неразборчивостью в средствах во имя достижения цели, отличались высокой ученостью. Под их влиянием духовенство обновилось, в церквях зазвучали горячие проповеди, появились умные и смелые полемисты, выступавшие в печати. Они тоже не побоялись заявить, что народ имеет право на восстание в случае, если его государь недостаточно твердо защищает святую церковь.

В 1576 г. ревностные католики создали Священную Лигу, главной задачей которой была беспощадная борьба с гугенотами. Во главе ее встал Генрих Гиз. Больше всего сторонников («лигистов») у нее было на севере и востоке страны, а главным оплотом стал Париж, где разместился «центральный комитет».

Во вновь разгоревшейся вооруженной борьбе враждующие партии широко пользовались иностранной помощью. На стороне гугенотов были немецкие протестантские князья и Англия, католиков поддерживал испанский король Филипп, который открыто посылал им на помощь свои войска (идти им было недалеко и с юга, и с севера: в Нидерландах все шире разворачивалась под религиозными кальвинистскими знаменами освободительная война, и туда была переброшена значительная испанская армия под командованием герцога Альбы).

По французским дорогам рыскали банды одичавших наемников, безжалостно разоряющих села и небольшие города и без разбора веры проливающих кровь. Во многих областях пустели поля, запускались виноградники. Бедствовали ремесла: технологически сложные производства шелка, сукна, стекла, фаянса, художественных изделий сократились наполовину. Закрывались типографии. Лучший в стране издательский дом на крестьян Этьенов вынужден был перебраться в Женеву.

Лига не была союзником королевской власти. Хотя Генрих III и участвовал в борьбе с гугенотами, лигисты не забыли договор 1576 г., а главное, они не могли спокойно смотреть, какую беззастенчивую финансовую политику проводит королевское правительство и как дорого обходится она народу.

" Правительство занимало деньги у богатых городов, особенно у Парижа, не представляя, как будет их отдавать. Чиновникам не доплачивалось жалованье, у церковных иерархов вымогались большие суммы под видом добровольных пожертвований. Все и так дорожало, а правительство облагало наиболее ходовые товары новыми косвенными налогами. Причем отдавало их сбор на откуп компаниям дельцов, а те вступали в сговор с высшими чиновниками и придворными - ближайшими к королю людьми.

Парижане высказывали королю свое недовольство еще в 1575 г., и в первую очередь из-за того, что правительство неразумно использует средства: «Французский народ, вместо того, чтобы в довольстве жить в могучем государстве/стал самым несчастным на свете…

Гнев Божий против Франции виден в том, что всюду воцарилась распущенность: церковные доходы идут в руки развращенных светских лиц, в судах нет правды и господствует полная продажность, налоги стали невероятно тяжелы».

Но руководители Лиги, справедливо осуждая королевскую власть, зачастую, наподобие гугенотских сеньоров, склонялись к сепаратизму. Все это грозило тем, что Франция превратится в нетвердое сообщество полунезависимых княжеств, в какое превратилась уже Германия.

***

Вскоре Лига, благодаря в первую очередь пропаганде приходских священников, стала настолько массовой, что король начал побаиваться этой силы, находящейся в руках герцога Гиза. Отнестись к ней как к незаконной тайной организации было бы нелепо, и Генрих III принял решение весьма разумное: провозгласил, что всецело стоит на стороне добрых католиков, своих верных подданных, и объявил себя главой Священной Лиги. Договор с протестантами, подписанный в Болье, был объявлен недействительным. В сражениях королевская армия добилась некоторых успехов, и новый мир для гугенотов был куда хуже прежнего.

В стране на несколько лет установилось тревожное относительное затишье, но в 1584 г. грянул удар грома. Скончался младший брат короля Франциск, было ясно, что у самого государя детей уже не будет, и самым правомочным претендентом на престол стал один из предводителей протестантов Генрих Наваррский.

Лига встала на дыбы. Генрих Гиз вступил в переговоры с испанским королем, заключил с ним союз, а наследником был объявлен Карл Бурбонский (дядя Генриха Наваррского).

Король Генрих III растерялся. Его мать Екатерина Медичи после смерти третьего сына совсем сдала, и теперь рядом не было человека, который принял бы за него решение. Король сделал чрезвычайно резкое телодвижение: желая привлечь к себе католиков, большинство которых считало истинными своими вождями Гизов, он подписал в 1585 г. Немурский эдикт. В нем католическое вероисповедание объявлялось единственно допустимым на территории французского королевства, а приверженцы всех других религий подлежали смертной казни. Генрих Наваррский был лишен права наследования престола.

Но симпатий к королю у католиков не прибавилось. В октябре 1587 г. в битве при Кутра королевская армия была разгромлена гугенотами под командованием пораженного в правах наваррца, католический полководец герцог Жуайез погиб. Католики считали главным виновником поражения короля, обвиняя его в прежней мягкости к протестантам, которая теперь представлялась как измена религии, и не верили тому, что он был чистосердечен, подписывая Немурский эдикт.

Когда через два месяца после поражения Генрих III вернулся в Париж, его встретили враждебно. Среди городских низов - мелких лавочников, ремесленников, подмастерьев, поденщиков - зрело открытое возмущение. Когда король приказал повесить одного адвоката, назвавшего его в своем памфлете «величайшим лицемером в мире» - люди целовали руки и ноги казненного. Буржуа образовали «совет шестнадцати», призванный взять всю городскую жизнь под свой контроль. Такие же советы стали создаваться в других северных городах, где сильны были позиции Лиги.

Генрих III боялся, что в такой обстановке прибытие в Париж Гиза может привести к всеобщему восстанию, а потому запретил ему въезд в столицу. Однако Гиз как ни в чем не бывало нарушил запрет: в мае 1588 г. он был встречен ликующими толпами парижан. Тогда король попытался ввести в город войска. Но горожане взялись за оружие и перегородили улицы баррикадами из повозок, каменных плит мостовых и чего ни попало. Солдаты оказались в окружении и сдались. Баррикады выросли и вокруг Лувра. Как ни убеждал Генрих Гиз своего коронованного тезку, что для него нет никакой опасности, тот предпочел бежать в Шартр.

Началась политическая агония монарха. Гиз чувствовал себя в Париже повелителем. Знатоки истории прилюдно говорили, что хорошо бы королю Генриху последовать примеру последнего из Меровингов Хильдерика, удалившегося в монастырь и оставившего трон «тому, кто действительно правит» - майордому Пипину Короткому. Сестра Генриха Гиза герцогиня де Монпансье всегда была готова посодействовать в этом своему государю - она носила на поясе ножницы, чтобы выстричь ему тонзуру.

Но короля еще хватило на то, чтобы нанести коварный удар. 23 ноября 1588 г. он пригласил Гиза к себе в Блуа, и когда герцог подходил к его кабинету - на него набросилось сразу 45 человек придворных. Под градом ударов шпаг и кинжалов «тот, кто действительно правит» испустил дух. Его брата кардинала схватили и прикончили на следующий день. Вспоминалась ли им перед смертью Варфоломеевская ночь? Вряд ли, да и происходило все очень быстро.

Пред ликом веков - лучше бы королю самому пасть под этими кинжалами. Его проклинали весь Париж и вся католическая Франция, в церквях служили молебны о его погибели. Главою Лиги парижане провозгласили герцога Карла Майенского, брата убитых Гизов, а королем - Карла Бурбонского.

Генрих III принял еще одно оригинальное решение - впрочем, ему ничего другого, по-видимому, и не оставалось, - он стал искать помощи у гугенотов. В апреле 1589 г. он встретился с Генрихом Наваррским и признал его своим наследником. Папа римский сразу же отлучил вконец запутавшегося короля от церкви. Для религиозных фанатиков он стал исчадьем ада, которое надо побыстрее отправить восвояси.

Но король еще на что-то надеялся. Оба Генриха двинули свое соединенное войско на столицу и приступили к осаде. 1 августа монах Иаков Клеман пробрался в их лагерь, якобы с важными вестями для короля. Тот принял его, а монах сначала протянул ему какие-то бумаги, потом нанес неожиданный удар кинжалом в живот. Генрих сумел оттолкнуть убийцу и вырвать кинжал из своего тела, вбежавшая стража изрубила Клемана. Но раненному легче от этого не стало: на следующий день последний король из династии Валуа отдал Богу душу.

Екатерине Медичи не пришлось услышать о смерти хотя бы этого, любимого своего сына - она скончалась на несколько месяцев раньше.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.