Первая мировая война

Первая мировая война

В последнем десятилетии XVIII века сильно вырос рабочий класс в Европе, и вместе с тем обнаружилась его крайняя необеспеченность — нищета и голод в невиданных до тех пор размерах. Под этим впечатлением Т. Мальтус написал свою знаменитую книгу, в которой возлагал всю вину за нищету рабочего класса на него самого, потому что он непредусмотрительно размножается, и доказывал, что население возрастает вообще гораздо быстрее, чем увеличиваются средства существования, в силу неизбежного закона природы. Идеи Мальтуса были восприняты крупнейшими экономистами, среди которых должны быть упомянуты А. Смит, Ж.Б. Сэй, Дж. Милль. Давид Рикардо включил эти положения в разработанную им теорию заработной платы.

Сто лет спустя, в конце XIX века в Англии и особенно во Франции, прирост населения значительно уменьшился или даже вовсе приостановился. «Мальтузианство» стало быстро терять здесь приверженцев: решили, что оно верно не для всех времён и не для всех народов.

Первая мировая война, голод и революции 1917–1922 годов дали идеям Мальтуса новую жизнь. Выдающийся экономист Джон Мэйнард Кейнс, проанализировав данные статистики, показал, что накануне войны в Европе наблюдались признаки перенаселения, что именно перенаселение в конечном счёте вызвало Первую мировую войну и революцию в России.[1]

Столь же перенаселённой была и Германия. Так удивительно ли, что она активно готовилась к переделу мира и тратила большие средства на вооружение? Если в 1913 году, в сравнении с 1900-м, английский военно-морской бюджет увеличился на 186 %, французский на 175 %, то германский поднялся на 375 %, — рост вдвое больший, чем в Англии! Англия и Франция не имели такого прироста населения, как Германия. И вот оказывается, что и в самом деле от демографической динамики, сопоставленной с ёмкостью природы, зависит и экономика, и накал экспансии вовне.

Есть масса данных для предположения, что роль США в развязывании войны была решающей. Американский капитал исподволь прилагал усилия для организации столкновения европейских держав с тем, чтобы, гигантски усилившись за счёт военно-промышленных поставок воюющим сторонам, в нужный момент предстать перед ослабевшими конкурентами в качестве «главного распорядителя» в решении международных вопросов.

Прологом к Первой мировой войне стали балканские войны 1912–1913 годов. В 1912-м объединившиеся в результате усилий русской дипломатии Сербия, Черногория, Болгария и Греция начали войну против Турции и нанесли ей поражение. Германия и Австро-Венгрия, рассматривая образование Балканского союза как успех русской дипломатии, предприняли шаги, направленные на его развал, и подтолкнули Болгарию к выступлению против Сербии и Греции. В ходе второй балканской войны Болгария, против которой начали боевые действия также Румыния и Турция, потерпела поражение.

Все эти события существенно обострили российско-германские и российско-австрийские противоречия. Союз Англии, Франции и России — Антанта — укрепился.

После начала Австрией военных действий в Сербии Николай II подписал 16 июля 1914 года указ о всеобщей мобилизации. 19 июля Германия объявила России войну. 3 августа Германия объявила войну Франции. На следующий день Англия, под предлогом нарушения немецкими войсками нейтралитета Бельгии, объявила войну Германии. 23 августа в войну на стороне Антанты вступила Япония. Вооружённый конфликт быстро приобрёл мировой характер.

Хотя державы Антанты по людским и материальным ресурсам существенно превосходили австро-германский блок, по степени готовности к широкомасштабным боевым действиям они отставали. Рассчитывая, как впрочем и все страны-участницы конфликта, на молниеносную войну, Германия предполагала быстро разгромить Францию, а затем всеми силами обрушиться на её восточную союзницу.

Принятые Россией накануне войны программы развития армии и флота могли быть выполнены примерно к 1917 году. Экономика страны развивалась хоть и быстро, но с отставанием от Европы, а особенно от Германии. По артиллерии русская армия уступала немецкой; винтовок хватало только на общую мобилизацию. К ноябрю 1914-го недостаток в них достигал уже 870 тысяч, в то время как ежемесячно планировалось производить лишь 60 тысяч штук.

В воспоминаниях героя войны А.А. Брусилова мы находим подтверждение того, что «смычки» элиты и народа не произошло. Война не стала «делом» народа, хоть и обращался к нему государь с просьбой о «консолидации» в своём манифесте по поводу начала войны: «В грозный час испытаний да будут забыты внутренние распри. Да укрепится ещё теснее единение Царя и Его народа и да отразит Россия, поднявшаяся, как один человек, дерзкий натиск врага…»

Ничего этого народ не понимал. Вот что сообщает А.А. Брусилов:

«…Даже после объявления войны прибывшие из внутренних областей России пополнения совершенно не понимали, какая это война свалилась им на голову. Сколько раз спрашивал я в окопах, из-за чего мы воюем, и всегда неизбежно получал ответ, что какой-то там эрц-герец-перц (австрийский эрцгерцог Франц Фердинанд. — Авт.) с женой были убиты, а потому австрияки хотели обидеть сербов. Но кто же такие сербы — не знал почти никто, что такое славяне — было также темно, а почему немцы из-за Сербии вздумали воевать, было совершенно неизвестно. Выходило, что людей вели на убой неизвестно из-за чего, то есть по капризу царя».

Уже 26 июля 1914 года при голосовании в IV Государственной думе (она начала работать в ноябре 1912-го) по вопросу о предоставлении военных кредитов правительству фракция эсдеков (социал-демократов) выступила со следующей декларацией о войне:

«Настоящая война, порождённая политикой захватов, является войной, ответственность за которую несут правящие круги всех воюющих теперь стран. Пролетариат, постоянный защитник свободы и интересов народа, во всякий момент будет защищать культурные блага народа от всяких посягательств, откуда бы они ни исходили — извне или изнутри. Но когда раздаются призывы к единению народа с властью, мы, констатируя, что народы России, так же как и все народы, вовлечены в войну помимо своей воли, по вине их правящих кругов, считаем нужным подчеркнуть всё лицемерие и всю беспочвенность этих призывов к единению».

О присоединении к этой декларации социал-демократов подумывал и лидер трудовиков А.Ф. Керенский, но раздумал.

«Конечно, в проявлениях энтузиазма — и не только казённого — не было недостатка, особенно вначале, — писал позже кадетский лидер П. Милюков. — Рабочие стачки — на время — прекратились. Не говорю об уличных и публичных демонстрациях. Что касается народной массы, то её отношение, соответственно подъёму её грамотности, было более сознательное, нежели отношение крепостного народа к войнам Николая I, или даже освобождённого народа к освободительной (русско-турецкой. — Авт.) войне 1877–1878 гг., увлекшей часть нашей интеллигенции. Но в общем набросанная нашим поэтом картина—в столицах «гремят витии», а в глубине России царит «вековая тишина» — эта картина оставалась верной. В войне 1914 года «вековая тишина» получила распространённую формулу в выражении: «Мы — калуцкие», то есть до Калуги Вильгельм не дойдёт».

У общества не было единства, а у армии не было техники. В тех же воспоминаниях Брусилова читаем: «…по сравнению с нашими врагами мы технически были значительно отсталыми, и, конечно, недостаток технических средств мог восполняться только лишним пролитием крови…»

В предвоенное пятилетие в России сложился своеобразный симбиоз казённой и вновь созданной частной военной промышленности. Казённые заводы в основном принадлежали министерствам — морскому (Адмиралтейский, Балтийский, Ижорский, Обуховский, а также мастерские Амиралтейства и портов) и военному (Тульский, Сестрорецкий, Ижевский оружейные, Пермский орудийный и сталелитейный, патронные, пороховые, трубочные, снарядные, снаряжательные и т. д.).

Почти исключительно на военные нужды работали уральские горные заводы. Велика была сеть казённых железных дорог. Казна владела миллионами гектаров земли.

Получая регулярно военные заказы, казённые заводы то в пожарном порядке расширяли производство, то свёртывали его ниже экономически допустимого уровня, но не прогорали, так как казна не могла допустить их банкротства. И несмотря на то, что правительство решило отпустить на реконструкцию и новое строительство своих заводов около 200 миллионов рублей, казённая промышленность не смогла выполнить военные программы, ежегодно утверждавшиеся в 1910–1914 годах.

Частная военная промышленность была создана в те же годы российскими банками, вложившими в новую отрасль около 100 миллионов рублей. К началу войны были возведены или находились в стадии строительства стапеля для линкоров, эсминцев и подводных лодок, оснащённые новейшим оборудованием, и крупнейшие в Европе артиллерийские, пороховые и снарядные заводы.

Однако всё это не разрешило проблему вооружения армии. Производимых в стране артиллерийских снарядов не хватало для уровня среднемирового (не говоря уже о германском) обеспечения артиллерии. Винтовок (5 миллионов штук) не хватало для обеспечения в случае полной мобилизации военнообязанных первой очереди (7 миллионов человек). С самого начала боевых действий русская армия ощущала «снарядный», «ружейный» и т. д. голод.

Кроме того, почти половина солдат были элементарно неграмотны. Исследование, проведенное в 1911-м, показало: в русской армии на каждую тысячу новобранцев свыше семисот были неграмотны, в германской армии — один.

С началом боёв действовавшие против Германии и Австро-Венгрии русские армии образовывали два фронта: Северо-Западный и Юго-Западный. Когда осенью 1914 года в войну на стороне австро-германского блока вступила Турция, возник еще один фронт — Кавказский.

Итоги кампании 1914 года оказались для Германии и её союзников неутешительными: война становилась затяжной, а это позволяло Антанте реализовать свой перевес в ресурсах.

В 1915-м германское командование сосредоточило крупные силы на Восточном фронте с тем, чтобы разгромить Россию и вывести её из войны. К осени 1915-го Россия оставила Польшу, Литву, почти всю Галицию, часть Волыни. Потери убитыми, ранеными, пленными составили более 2 миллионов человек. Однако добиться своей главной цели — вывести Россию из войны, Германия не смогла.

Боевые действия продолжались.

Военные неудачи 1915 года имели последствия для внутреннего развития России. Миллионы беженцев, хлынувших на Восток, увеличили продовольственные и транспортные трудности, создали социальную напряжённость в обществе. Возросло недовольство руководством страны, усилилась тревога за её будущее.

Но 1916 год показал, что русская армия сохранила способность наносить неприятелю серьёзные удары. Принятые (правда, со значительным опозданием) меры по переводу экономики страны на военные рельсы принесли свои плоды; материальное обеспечение войск значительно улучшилось.

В мае 1916 года армии Юго-Западного фронта под руководством генерала А. Брусилова перешли в наступление и нанесли австрийской армии тяжелейшее поражение. Этот успех России оказался полной неожиданностью для союзников, а также и для противников. Австро-Венгрия оказалась на грани поражения и в дальнейшем уже не предпринимала самостоятельных военных операций. Германия вынуждена была приостановить операции у Вердена, где с начала 1916 года развернулось кровопролитное сражение, и чтобы спасти положение на Востоке, перебросила отсюда на Восточный фронт 11 дивизий. Румыния из нейтральной страны превратилась в воюющую на стороне Антанты, расширив тем самым Восточный фронт от Балтики до Балкан.

За 1914–1916 годы немецкая армия потеряла на Восточном фронте 1739 тысяч, а австрийская — 2623 тысячи человек убитыми, ранеными и пленными. На весну 1917 года армии Антанты наметили общее наступление на Западном и Восточном фронтах, чему, однако, помешала Февральская революция в России.

Первая мировая война оказала чрезвычайно сильное влияние на экономическое развитие России. Размах боевых действий, потребность армии в военном снаряжении превзошли любые прогнозы. Для удовлетворения нужд фронта правительствам стран — участниц конфликта в этих условиях необходимо было мобилизовать весь экономический потенциал своих государств, перевести всю экономику на военные рельсы в целях преодоления обозначившегося вскоре после начала боевых действий кризиса снабжения армий.

Русская армия израсходовала мобилизационный запас снарядов за четыре месяца, а для его восстановления (при существовавших темпах производства) требовался год. С декабря 1914 по март 1915 года фронт получил лишь треть необходимого количества снарядов и винтовок. Надежды военного министерства решить проблему снабжения армии с помощью одних казённых заводов не оправдались.

О развитии вооружений в предшествовавший период можно сказать вот что. Во второй половине XIX века широкое развитие получила артиллерийская наука, в том числе благодаря русским учёным-артиллеристам Н.В. Маиевскому, А.В. Гадолину, Д.К. Чернову, Н.В. Калакуцкому, А.С. Лаврову, Н.А. Забудскому и многим другим. Их труды по внутренней и внешней баллистике, стрельбе, теории основания устройства материальной части артиллерии, взрывчатым веществам, порохам и другим вопросам артиллерийской науки получили широкое признание и мировую известность.

Особое место в истории артиллерии принадлежит талантливому русскому изобретателю B.C. Барановскому, который в 1872–1877 годах впервые разработал ряд образцов скорострельных орудий, которые, к сожалению, в тот момент не были приняты на вооружение армии. Чуть позже, с изобретением в 1880-х бездымного пороха, принципы устройства скорострельных пушек Барановского были заимствованы всеми странами. В 1900-м на Путиловском заводе в Петербурге при участии Н.А. Забудского и А.Н. Энгельгардта была сконструирована 3-дюймовая (76-мм) полевая скорострельная пушка, которая в 1902-м была усовершенствована и принята на вооружение полевой артиллерии русской армии.

Русско-японская война 1904–1905 годов показала явное превосходство скорострельных орудий над ранее существовавшими системами. Благодаря изобретению артиллерийского угломера и панорамы, русские артиллеристы в этой войне впервые применили новый метод ведения артиллерийского огня — стрельбу с закрытых позиций. При осаде Порт-Артура выявилась необходимость применения навес-

ного огня для поражения живой силы и огневых средств японцев в близко расположенных траншеях, лощинах, оврагах. Мичман С.Н. Власьев предложил использовать с этой целью мину для стрельбы из 47-миллиметровой морской пушки. Так появилась идея создания нового вида артиллерийского вооружения — миномёта. Эту идею успешно реализовали в 1909 году мичман С.Н. Власьев и артиллерийский капитан Л.Н. Гобято.

После русско-японской войны во всех странах Европы велась работа по созданию тяжёлой артиллерии, главным образом гаубичных систем. В России в 1909–1910 годах было принято на вооружение несколько образцов гаубиц калибра 122 мм и 152 мм и 107-миллиметровая тяжёлая пушка. С этими орудиями, а также с 76-миллиметровой полевой и горной пушками Россия и вступила в Первую мировую войну.

Главные воюющие страны к началу войны имели большое количество артиллерийских орудий: Россия 7088, Франция 4300, Англия 1352, Германия 9388, Австро-Венгрия 4088.

В ходе войны во всех армиях наряду с количественным ростом артиллерии улучшалось её качество: увеличивались дальнобойность и мощность орудий. Появилась лёгкая артиллерия сопровождения пехоты. На вооружение русской армии была принята 37-милллиметровая пушка образца 1915 года. Во всех воюющих армиях резко увеличилось количество артиллерии резерва Главного командования, в первую очередь за счёт тяжёлой артиллерии. В России артиллерийским резервом Главного командования являлась тяжёлая артиллерия особого назначения. Её количество к концу войны в русской армии выросло в 6 раз. С появлением танков и авиации выявилась необходимость создания специальных видов артиллерии — противотанковой и зенитной. В качестве противотанковой артиллерии использовались лёгкие полевые пушки; первые зенитные пушки появились в 1915 году во Франции (75-миллиметровая зенитная пушка) и в России (76-миллиметровая зенитная пушка Тарновского-Лендера).

Наступление австро-германских войск на Восточном фронте весной и летом 1915 года показало всю глубину кризиса боеснабжения русской армии. В этих условиях буржуазные круги попытались взять на себя руководство делом военно-экономической мобилизации: в мае 1915-го IX съезд представителей промышленности и торговли принял решение о создании военно-промышленных комитетов, которые должны были заниматься переводом частных предприятий на военное производство. Политически активные круги российской буржуазии — главным образом, представители делового мира Москвы — стремились использовать военно-промышленные комитеты для усиления своего влияния на управление страной.

Председателем Центрального военно-промышленного комитета стал потомственный московский фабрикант, лидер партии октябристов, председатель III Государственной думы А.И. Гучков.

Впрочем, царское правительство, вынужденное санкционировать создание этих организаций, ограничило их деятельность довольно узкими рамками. В развитии военного производства комитеты большой роли не сыграли. Правда, их деятельность имела какое-то значение для обеспечения армии вещевым и интендантским довольствием, для мобилизации мелких и средних предприятий. Однако в целом доля этих комитетов в общей массе заказов военного ведомства в 1915–1917 годах составила лишь 3–5 %, и не более 2–3 % в фактических поставках. Ряд военно-хозяйственных функций выполняли возникшие ещё летом 1914 года Всероссийский земский союз и Всероссийский городской союз; для координации их деятельности в 1915-м был образован Главный комитет по снабжению армии (Земгор).

Официальным лидером московских деловых кругов стал с 1915 года П.П. Рябушинский, председатель Московского биржевого комитета и председатель Московского военно-промышленного комитета. Он призывал деловые круги «вступить на путь полного захвата в свои руки исполнительной и законодательной власти». Рябушинский и его окружение пытались склонить к соглашательству резко оживившееся рабочее движение. Однако попытка в 1916 году созвать «беспартийный рабочий съезд» под лозунгом единства всех национальных сил окончилась неудачей. Также летом 1915 года оформился Думский прогрессивный блок, имевший целью ограничение власти самодержавия. Позднее лидеры буржуазных партий пытались организовать дворцовый переворот, рассчитывая избавиться от Николая II и предотвратить нараставший революционный взрыв.

Это, кстати, лишний штрих к картине «консолидации» общества.

Наконец была создана Комиссия Академии наук по изучению естественных производительных сил России (КЕПС) под председательством академика В.И. Вернадского с участием таких крупных учёных как химики Н.С. Курнаков, Л.А. Чугаев, агрохимик Д.Н. Прянишников, минералог А.Е. Ферсман, геолог В.А. Обручев, экономико-географ В.П. Семёнов-Тян-Шанский и другие.

На Всероссийский союз земств и городов была возложена задача организации среди кустарей производства одежды, обуви, сбруи и некоторых боеприпасов для армии.

Кризис боеснабжения армии вынудил царское правительство приступить к созданию государственной системы экономического регулирования, что было необходимо для перевода народного хозяйства на военные рельсы и удовлетворения нужд фронта. Основу этой системы составили образованные в августе 1915 года четыре чрезвычайных высших государственных учреждения: Особые совещания по обороне, перевозкам, продовольствию и топливу. Их главами стали министры — военный, путей сообщения, главноуправляющий землеустройством и земледелием, а членами являлись чиновники различных ведомств, а также депутаты Думы и Государственного совета, члены Центрального военно-промышленного комитета и разных ведомств.

Наиболее важная роль в системе Особых совещаний отводилась Особому совещанию по обороне, которое вело надзор за работой соответствующих промышленных предприятий, содействовало образованию новых заводов, распределяло военные заказы, контролировало их выполнение и т. п.

Меры по переводу экономики страны на военные рельсы принесли хорошие результаты: производство вооружений росло очень высокими темпами. В августе 1916-го винтовок было изготовлено на 1100 % больше, чем в августе 1914 года. Производство пушек калибра 76 мм и горных с января 1916-го по январь 1917-го увеличилось более чем на 1000 %, а 76-миллиметровых снарядов — на 2000 %. Выработка пороха и взрывчатых веществ возросла на 250–300 %. Снабжение фронта, таким образом, существенно улучшилось.

Однако преимущество германских войск в артиллерии, особенно тяжёлой, сохранялось, что оборачивалось для русской армии сравнительно большими потерями в живой силе. Так, на каждую тысячу солдат английская армия потеряла в войну 6, французская — 59, а русская — 85 человек. Удовлетворить в полном объёме потребности фронта в вооружении (особенно повышенной технической сложности) отечественная промышленность не могла. Русская армия зависела от военных поставок союзников.

К началу 1917 года Россия потеряла убитыми 2 миллиона, ранеными — около 5 миллионов, пленными около 2 миллионов человек. В стране начали быстро нарастать антивоенные настроения.

По мере того как война затягивалась, ухудшалось финансовое положение страны. Золотое обеспечение кредиток на 1 марта 1917-го составляло примерно 14–15 %. Внешняя задолженность России возросла (Англия предоставила во время войны займы на 4,5 миллиарда рублей, Франция — на 2,5 миллиарда), а вместе с ней и зависимость царизма от зарубежных кредиторов.

Быстрый рост военного производства происходил за счёт интенсивной траты основного капитала промышленности и транспорта, что привело к кризисному состоянию важнейшие отрасли. Прокат чёрного металла в последние пять месяцев перед Февральской революцией колебался в пределах от 50 до 80 % потребности, выплавка металла с октября 1916 по февраль 1917 года упала с 264 до 152 тысяч тонн. Недогруз угля к зиме 1917-го достиг 39 %, что грозило остановкой даже некоторых оборонных предприятий. Нехватка рельсового металла, подвижного состава и топлива не позволяла железным дорогам справиться с объёмом перевозок.

Германия превосходила Россию по общему уровню военных расходов, в том числе по производству новейших видов вооружения (аэропланы, пулемёты) вдвое — втрое.

Милитаризованное более чем на 70 % хозяйство испытывало острый ресурсный голод: потребность в стали и цветных металлах была вчетверо больше их выплавки. Чувствительным Ударом для экономики стали захват немцами Домбровского

Однако дальше, сообщая, что экономические условия в деревне благоприятны и крестьяне спокойны, он делал вывод: «Между тем, как показал революционерам опыт возбуждения частичных вооружённых восстаний, подобного рода выступления без участия в них крестьянских масс не могут достигнуть поставленных целей и неизбежно повлекут за собой лишь новый и на этот раз окончательный, по их мнению, разгром революции. Такое положение вещей в революционном лагере, в связи с неимением в распоряжении революционеров оружия для вооружения боевых дружин, и делает близкие революционные выступления неосуществимыми…»

Итак, менее чем за четыре месяца до февральских событий 1917 года один из высших чиновников полиции, признавая внутриполитическую напряжённость и возможность рабочих беспорядков в крупных городах, вместе с тем напрочь отрицает наличие в стране конкретных условий для осуществления революции.