ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Тотальные репрессии 1937-1938 гг.
«Интернациональные» репрессии фактически начались вместе с основными — «национальными», и даже на несколько дней раньше.
25 июля 1937 года Ежов подписал и ввел в действие приказ №00439, которым обязал местные органы НКВД в 5-дневный срок арестовать всех германских подданных, в том числе и политических эмигрантов, работающих или ранее работавших на военных заводах и заводах, имеющих оборонные цеха, а также на железнодорожном транспорте. В результате «вскрытия не разоблаченной до сих пор агентуры германской разведки» было осуждено 30608 немцев, из них к расстрелу было приговорено 24858 человек.
11 августа 1937 года Ежов подписал приказ №00485, которым приказал начать с 20 августа операцию по всей стране, направленную на полную ликвидацию местных организаций «Польской организации войсковой» и закончить её в 3-месячный срок. В приказе было указано: «Аресту подлежат:
а) Выявленные в процессе следствия и до сего времени не разысканные активнейшие члены ПОВ по прилагаемому списку;
б) все оставшиеся в СССР военнопленные польской армии;
в) перебежчики из Польши, независимо от времени перехода их в СССР;
г) политэмигранты и политобмененные из Польши;
д) бывшие члены ППС и других польских антисоветских политических партий;
е) наиболее активная часть местных антисоветских националистических элементов польских районов.
Ежов и Сталин «на всякий случай» репрессировали практически всех поляков на территории СССР, включая искренних, убежденных польских коммунистов, и молодых поляков из рабочего класса, поддавшихся коммунистической пропаганде и перебежавших из Польши в СССР строить коммунизм. По этому приказу было осуждено 103489 поляков, в том числе приговорено к расстрелу 84471 человек. Это намного больше — чем потом в Катыни, и странно, что поляки об этих своих жертвах забыли; скорее всего, потому, что многие эти жертвы были коммунистами, что для них является почти синонимом — «предатель». Хотя, как указывает в своей работе историк С.В. Наумов, — по некоторым другим данным было осуждено 139835 поляков, из них приговорено к расстрелу 111091 человек. Акция по этому приказу была самая массовая среди «интернациональных» в рамках «Большого террора» 1937 года.
Большая зачистка поляков произошла в областях Украины и Белоруссии вдоль границы с Польшей. «Поляки, работая через своих агентов, национал-фашистов и троцкистов-шпионов, укрепляли пограничные районы своими людьми. Мы обязаны были очистить ряды учительства от врагов. Мы имеем большую работу врагов — попов, ксендзов, — объяснял на октябрьском пленуме 1937 года, — докладывал секретарь ЦК партии Белоруссии Волков. — Очень много навредили у нас в Белоруссии, главным образом на культурном фронте, национал-фашисты, польские и германские шпионы. Дошло до того, что сознательно мешали в школах белорусский язык с русским, польским, немецким, украинским. Мы сейчас начинаем привлекать на свою сторону белорусских писателей. У нас есть такие писатели, как Якуб Колас, Янка Купала, Александровский. По правде говоря, первые двое были завербованы врагами. Но это наиболее выдающиеся люди для Белоруссии, поэтому мы должны вырвать их из вражеских лап, приблизить к себе».
17 августа 1937 года Ежовым был подписан аналогичный приказ о румынских «шпионах» — в отношении эмигрантов и перебежчиков из Румынии; осуждено 8292 румын, из них приговорено к расстрелу 5439 человек.
30 ноября 1937 г. Ежовым был подписан аналогичный приказ в отношении советских латышей и перебежчиков из Латвии, осуждено 21300 латышей, из них 16575 человек расстреляно.
11 декабря 1937 г. — аналогичный приказ в отношении греков, осуждено 12557 греков, из которых 10545 чел. приговорены к расстрелу.
14 декабря 1937 г. — аналогичный приказ главы НКВД по отношению к эстонцам, литовцам, финнам и болгарам, по «эстонской линии» осуждено 9735 человек из них к расстрелу приговорено 7998 человек; по «финской линии» осуждено 11066 чел , из них к расстрелу приговорено 9078 человек.
В 1937 году СССР для многих интернационалистов, коммунистов различных национальностей стал местом массовой казни, кладбищем интернационалистов с издевательской зловещей эпитафией: «За что боролись — на то и напоролись». Понятна злорадостная реакция в соответствующих странах местных «Белых», патриотов («черносотенцев»), фашистов на эти жуткие события в СССР.
«Во время проведения массовых операций 1937-1938 гг. по изъятию поляков, латышей, немцев и др. национальностей, — рассказывал затем на допросе бывший председатель тройки по Москве и Московской области М.И. Семенов, — аресты производились без наличия компрометирующих материалов». А начальник 3 отделения 3 отдела УНКВД по Москве и Московской области А.О. Постель на аналогичном допросе пояснял: «Арестовывали и расстреливали целыми семьями, в числе которых шли совершенно неграмотные женщины, несовершеннолетние и даже беременные и всех, как шпионов, подводили под расстрел только потому, что они — "националы"».
Ещё раз подчеркну сложность исторической ситуации: если до июля 1937 года «чистки» Сталина руководителей разного уровня партии и СССР были обоснованы, оправданы, то в результате «профилактических чисток» в СССР с июля 1937 года на его совести много невинной крови. В принципе — здесь никакой сложности нет, всё даже просто, но сложность в том, что эта довольно простая картина с трудом укладывается в сознании многих людей, привыкших думать упрощенным однолинейным примитивным образом в рамках простейшей оценки — только белое или только черное, только хорошо или только плохо, «Так всё-таки — Сталин был плохим или хорошим?». Для людей с низким интеллектом, для которых нужны «простые понятные лозунги», — это естественное стремление к упрощению, чтобы «не заморачиваться», но Жизнь, реальность намного сложнее желаемой ясности и простоты. В этом смысле — с крайними «упрощенными» либерал-демократами и крайними «мухинцами» спорить и объяснять им историческую правду почти бесполезно.
В конце 1937 в СССР были репрессированы корейцы и китайцы, проживающие на Дальнем Востоке, часть их сослали в лагеря, а часть из них депортировали в советские азиатские республики. Эта акция заняла несколько месяцев — до мая 1938 года. Руководил этой масштабной акцией сам начальник ГУЛАГа и заместитель главы НКВД — М. Берман. Там, вдали от цивилизованной Европы репрессии осуществлялись с особой жестокостью и цинизмом. И даже сегодня в Узбекистане, Казахстане и Киргизии от этих «перемещенных лиц» сможете услышать историю, как их жестоко насильно загоняли семьями в холодные вагоны и долго зимой везли в Казахстан, Узбекистан, на Алтай; во время этого мучительного пути много людей умерло от голода, холода, болезней и издевательств.
В этой мрачной эпопее «стандартной» выглядит история служебного рвения «знаменитого» среди российских историков помощника начальника УНКВД Иркутской области Бориса Кульвеца, бывшего эсера, а теперь рьяного коммуниста, проводившего «чистку» города Бодайбо. Кульвец к проведению операции против затаившихся «врагов» подготовился толково. — «Весь оперативный состав по требованию Кульвеца представил свой учет. Мной передан Кульвецу список лиц иностранного происхождения, примерно на 600 человек. Здесь были китайцы, корейцы, немцы, поляки, латыши, литовцы, финны, мадьяры, эстонцы и т.п. Арест производился на основании этих списков», — объяснял затем на следствии сотрудник НКВД Турлов (Архив ФСБ по Иркутской области, папка 7912, Дело Кульвеца, т. I, л.д. 156).
На Дальнем Востоке в то время ещё много проживало потомков репрессированных царем в 19-м веке за участие в освободительных восстаниях поляков и литовцев, которые ещё строили КВЖД, впрочем, и сегодня вы можете обнаружить там их общественные организации.
«Немецкая разведка — по этой линии дела у меня плохие. Правда, вскрыта резидентура Шварц, но немцы должны вести дела посерьезнее. Постараюсь раскопать. Финская — есть. Чехословацкая — есть. Для полной коллекции не могу разыскать итальянца и француза, — докладывал в рапорте на имя начальника УНКВД вошедший в раж Б. Кульвец, — Китайцев подобрал всех, остались только старики, хотя часть из них, 7 человек, изобличаются как шпионы и контрабандисты».
«В первый же день приезда Кульвеца было арестовано до 500 человек. Аресты были произведены исключительно по национальным и социальным признакам, без наличия абсолютно каких-либо компрометирующих материалов. Как правило, китайцы и корейцы арестовывались все без исключения, из кулацких поселков брались все, кто мог двигаться», — объяснял на следствии подчиненный Кульвеца сотрудник НКВД Комов.
«С содержанием арестованных у меня чрезвычайно тяжелая обстановка. Забито все здание РО, все коридоры, в каждой комнате по 10-12 человек, полнейшая профанация следствия, допросы производятся в присутствии остальных, занял столовую, здание милиции, склады РО и пр. Ведь лимит тюрьмы на 75 человек. Арестовано более 1000 человек. Большая скученность, массовые заболевания, ежедневные почти смертные случаи. Умерло уже 9 человек, причем смертность будет увеличиваться» — жаловался в рапорте на тяжелые условия работы Кульвец.
«Креативный» Кульвец придумал простой эффективный способ расследования: «Кульвец ввел новый метод следствия, то есть так называемую "выстойку". Человек 100—150 сгоняли в одну комнату, всех их ставили лицом к стене и по несколько дней не разрешали садиться и спать до тех пор, пока арестованные не давали показаний», — рассказывал участник этого расследования Грицких (Дело Кульвеца, т. I, л.д. 142-143).
Трагичность и черная комичность расследования была в том, что можно было не тратить время на формальности — на расследование, проще было сразу расстрелять или выслать дальневосточных корейцев и китайцев, потому что всё равно не понимали их показаний. — «Еще хуже обстояло дело с допросом китайцев, корейцев и других национальностей. Большинство из этих национальностей не владели русским языком. Переводчиков не было, протоколы писались также без присутствия обвиняемых, так как они ничего не понимали» — рассказывал на следствии сотрудник НКВД Турлов.
Проблема возникла у Кульвеца с желанием убить больше людей, на эту тему он устроил в рапортах даже дискуссию со своим руководством: «Прошу Вас сообщить мне — почему из 260 человек имеется решение на 157 человек? Какое решение в отношении остальных 100 человек? Это для меня важно с точки зрения дальнейшего следствия. Меня очень огорчило, что из двух партий в 260 человек по первой категории (приговариваемых к расстрелу) идут только 157 человек. Прошу учесть, что в условиях Бодайбо большой контингент врагов, которым надо дать почувствовать силу Советской власти. Для этого выделяемая Вами норма первой категории — капля в море и не даст никаких результатов. Прошу Вас принципиально пересмотреть вопрос о лимите первой категории для Бодайбо».
Не исключаю, что сегодня какой-нибудь фанатичный сталинист, опираясь на пример Кульвеца, с горящими глазами скажет: «Вот видите — инициатива убийства максимального количества людей шла снизу, и Сталин здесь ни при чем, ведь видите — он был добрый, сокращал списки жертв к расстрелу», и такому спорщику совершенно бесполезно что-то объяснять.
После того, как Кульвец получил одобрение из Москвы на определенное количество убить с резолюциями членов Политбюро, он рапортует: «Только сегодня 10-го марта получил решение на 157 человек. Вырыли 4 ямы. Пришлось производить взрывные работы, из-за вечной мерзлоты. Для предстоящей операции выделил 6 человек. Буду приводить исполнение приговоров сам. Доверять никому не буду и нельзя. Пока все тихо. О результатах доложу».
В очередном рапорте эта мерзкая сволочь докладывает: «Чтобы не читали машинистки, пишу Вам не печатно. Операцию по решениям Тройки провел только на 115 человек, так как ямы приспособлены не более, чем под 100 человек». Это происходило всего 70 лет назад.
Маленький городок Бодайбо просто кишел «шпионами» многочисленных иностранных разведок — в нем было арестовано около 4 тысяч человек, из которых 948 человек было расстреляно, места захоронения которых не обнаружены до сих пор. У оставшихся в живых, у ссыльных это была только первая часть их жуткого приключения, — если они выживали в длительной второй — в зимней дороге, то начиналась третья, когда, например, в Алтае их встречал коллега Кульвеца — Г.Л. Биримбаум.
Как можно скорее расстрелять старательных преданных палачей подобных Кульвецу, Биримбауму и пр. — было необходимым условием, чтобы хоть как-то немного отмыть Советскую власть и коммунистическую партию от крови огромного количества невинных жертв, поэтому последующие действия Сталина весьма закономерны и предсказуемы. Арестованный в 1938 году Борис Кульвец в недоумении писал: «Заявляю еще раз и с этим умру, что работал я честно, не жалеючи себя, получил туберкулез, не гнушался никакой работой вплоть до того, что по приговорам из Иркутска сам же приводил их в исполнение и в неприспособленных районных условиях приходилось таскать на себе, я приходил с операции обмазанный кровью, но мое моральное угнетение я поднимал тем, что делал нужное и полезное дело Родине». Он, скорее всего, надеялся, что благодаря своей старательности совершит головокружительную карьеру, подобно своим «великим» землякам — братьям Берманам, подобно им — из Иркутска переедет в Москву.
И очередной раз возникает риторический вопрос — Кульвец, Биримбаум и тысячи подобных — преступники или нет?
Кстати, это место — Бодайбо является каким-то загадочным, гиблым в истории взаимоотношений евреев и русских. Здесь с 1861 года начал добывать золото известный еврейский российский банкир Евзель Гинцбург, затем к нему присоединились М. Мейер, М. Варшавер и В. Бок. Как отмечает КЕЭ о братьях Гинцбургах — «после 1892 года занимались почти исключительно золотопромышленностью», а наследник Евзеля Гораций Гинцбург был «основателем. Забайкальского, Миасского, Березовского, Алтайского и других товариществ» по добыче золота.
Ленские прииски давали иногда до 16 тонн золота в год. Но деньги на приисках делались не только на золоте, но и на рабочих: за счет их беспощадной эксплуатации, за счет монополии Гинцбургов на товары, транспорт, жильё — и таким образом большая часть заработанных рабочими денег шла к Гинцбургам. Пик эксплуатации и грабежа рабочих наступил при Альфреде Горациевиче Гинцбурге, когда в 1911 и 1912 годах рабочие стали протестовать, бастовать, требовать улучшения оплаты, жилищных условий и пр. Закончился этот протест привлечением российской армии в защиту интересов Гинцбургов и других акционеров — и расстрелом митингующих рабочих, когда погибло 270 человек и 250 было ранено. В 1938 году в этом месте случилась ещё большая трагедия.
Слава Богу — сегодня мирное время, и сегодня в Бодайбо русские рабочие успешно добывают золото для еврейского олигарха М. Прохорова, и то же самое делают русские рабочие сегодня в печально знаменитом Магадане для бриллиантового олигарха из Израиля Льва Леваева. В последние 150 лет происходит какой-то загадочный круговорот еврейской бизнес-элиты и политической элиты в истории России.
29 января 1938 года Н. Ежов издал приказ о репрессиях иранцев, осуждено 13297 чел., из них 2046 приговорены к расстрелу. 1 февраля 1938 года Ежов издал аналогичный приказ в отношении болгар и македонцев. 16 февраля 1938 года Ежов издал аналогичный приказ в отношении афганцев, осуждено 1557 чел., из них 366 приговорено к расстрелу.
23 марта 1938 года вышло постановление Политбюро об очищении оборонной промышленности от лиц, принадлежащих к национальностям, в отношении которых проводятся репрессии. А 24 июня 1938 года вышла директива Наркомата Обороны об увольнении из РККА военнослужащих национальностей, не представленных на территории СССР, имелось ввиду — представители не коренных национальностей СССР, кроме евреев.
В ходе «интернациональной» кампании до 15 ноября 1938 года особыми тройками по отношению к представителям репрессируемых «не коренных» были рассмотрены дела на 346713 человек, из которых осуждено 335513 человек, в том числе приговорено к расстрелу 247157 человек.
В этот период евреи в СССР массово подверглись репрессиям не по национальному признаку, а по политическому — большое количество троцкистов. Еврейские секции при ЦК ВКП(б) были закрыты ещё в 1930 г., но их лидеры были казнены как троцкисты в 1937 году: Диманштейн, Кипер, Литваков, Ицхок, Сударский, Чемериский. Также были репрессированы некоторые евреи — как крайние националисты, например, писатели, пишущие произведения на идише: Авраам Абчук, Герць Базов, Мойше Кульбак. По признакам крайнего национализма были репрессированы и некоторых служителей иудейского культа, а синагоги, в которых они служили, были закрыты, но не взорваны и не разрушены.
Как отмечает Краткая Еврейская Энциклопедия: «практически все еврейские высшие и средние учебные заведения в СССР были закрыты в 1937-38 гг.». Сталин это сделал явно в ракурсе своей цели формирования единой советской нации, советского человека, против обособленчества «избранных».
С другой стороны, опекая евреев, чтобы не разжигать антисемитских настроений в массах, Советское правительство в очередной раз в 1937 году продолжило меры против мацы — на этот раз специальная «Комиссия по вопросам культа при ЦИК СССР» совсем запретила выпекать мацу, о которой в народе ходили плохие слухи.
Стоит отметить, что с учетом того, что кроме Сталина, если даже отвергнуть что он по отцу еврей, советская элита была в основном еврейской, властьдержащей, а руководство ГУЛАГа состояло полностью из евреев, то можно смело предположить, что к своим арестантам было привилегированное, «избранное» отношение, о чем вспоминали многочисленные свидетели.
Михаил Розанов в своем исследовании «Соловецкий концлагерь в монастыре, 1922-1939 годы» (1987) отмечает, что по многочисленным свидетельствам бывших заключенных — в советских концлагерях «отлично всегда умели устраиваться евреи, в большинстве это были спекулянты, торговцы, валютчики, комиссионеры, проворовавшиеся служащие трестов и кооперативов. Эти проныры умели находить тёплые местечки и самую лёгкую работу. Евреи же руководили лесными разработками и материальными складами, портняжной, обувной, устраивались при лазаретах, были докторами, дантистами, а один из них, Френкель умудрился стать у Эйхманса главным заведующим хозяйством и всеми предприятиями на островах».
Особое внимание этому «феномену» уделил в своих книгах А.И. Солженицын, который просто изложил свои наблюдения во время длительного пребывания в местах лишения свободы и свидетельствовал, что избранное, привилегированное положение евреев в местах лишения свободы было и после войны. «Среди писем по "Ивану Денисовичу" — вспоминал А. Солженицын, — было у меня и такое, от анонимного еврея: "Вы встречались с евреями, томившимися вместе с вами безвинно, были, очевидно, не раз свидетелями их мучений и гонений. Они терпели двойной гнёт: заключение и вражду со стороны заключённых. Расскажите об этих людях!". Но в лагерях, где я сидел, было иначе: евреям, насколько обобщать можно, жилось легче, чем остальным».
О своём пребывании в 121-ом лагучастке 15-го ОЛПа Московского УИТЛК А. Солженицын вспоминал: «Там — вся наша жизнь направлялась и топталась тремя ведущими придурками: Соломоном Соломоновым, главным бухгалтером; Давидом Бурштейном, «воспитателем», а потом нарядчиком; и Исааком Бершадером (Соломонов и Бершадер перед тем так же точно вершили лагерем при Московском Автодорожном, МАДИ).
Все трое они появились уже при моих глазах, и для всех троих снимали с должностей тотчас их предшественников, русских. Сперва прислали Соломонова, он уверенно занял надлежащее место и расположил к себе младшего лейтенанта (думаю, что — через продукты и деньги с воли — А. Сол.). Вскоре затем прислали и провинившегося в МАДИ Бершадера с сопроводиловкой: "использовать только на общих работах". Лет пятидесяти, низенький, жирный, с хищным взглядом, он обошёл и осмотрел нашу жилую зону снисходительно, как генерал из Главного Управления.
Старший надзиратель спросил его: «По специальности — кто?»
— «Кладовщик».
— «Такой специальности не бывает».
— «А я — кладовщик».
(Кстати, затем эти «кладовщики» стали диссидентами, уезжая в США с оригинально спрятанными бриллиантами, а оставшиеся в СССР «кладовщики» — «цеховиками», «перестройщиками» и олигархами — Р.К.).
Угнетённый ходил и кладовщик зоны Севастьянов. Потом санчасть освободила Бершадера "по болезни" от всяких работ, и он отдыхал уже в жилой зоне. За это время, видимо, поднесли ему кое-что с воли. Не прошло и недели — Севастьянов был снят, а кладовщиком назначен (при содействии Соломонова) Бершадер. Тут выяснилось, однако, что физическая работа пересыпки крупы и перекладки ботинок, с которой Севастьянов справлялся в одиночку, Бершедеру тоже противопоказана. И ему добавили в помощь холуя, и бухгалтерия Соломонова провела того через штаты обслуги.
Но и это ещё не была полнота жизни. Самую красивую и гордую женщину лагеря, лебедя М-ву, лейтенанта-снайпера, — он согнул и поневолил ходить к нему в каптёрку вечерами.
Появился в лагере Бурштейн — и другую красавицу, А.Ш., приспособил к своей кабинке. Это тяжело читать? Но сами они нисколько не беспокоились, как это выглядит со стороны, они как будто нарочно сгущали впечатление».
Они не сгущали впечатление, а просто вели себя естественно — им с детства внушали, что они избранные, а другие народы не избранные — второсортные, и кроме того, эта естественность заключалась и в том, что с 1917 года и до войны это была в СССР титульная властьдержащая нация. Ведь кто-то из своих «сверху» писал сопроводиловку по поводу Бершедера — "использовать только на общих работах", что значило — не гнобить и всячески оберегать и способствовать. Естественность была в том, что огромное количество своих были у власти — в правительстве, и полностью руководители ГУЛАГом, и в этом смысле ГУЛАГ был еврейским.
В связи с этим и по поводу благополучно живущих в ГУЛАГе «бершедеров» и «соломонов» стоит отметить один вопиющий факт — смерть еврейского поэта Мандельштама, который умер в лагере в тяжелых условиях от болезни. Почему свои на всех уровнях ему не помогли, а его загнобили? Со времен «перестройки» по поводу смерти Мандельштама вот уже 20 лет вся истерия либерал-демократов, «однобоких» и «одноруких» правозащитников направлена исключительно в сторону Сталина. Сталин непосредственно руководил ГУЛАГом и не захотел поместить арестованного Мандельштама в комфортные условия, подобно Соломонову и тысячам других евреев? Хоть один современный еврей по поводу смерти Мандельштама плюнул с ненавистью в портрет или фотографию Моти Бермана или Израиля Плинера и прочих своих руководителей ГУЛАГа? Потребовал суда над ними? Кстати, прекрасно известна история, когда сам Сталин звонил Борису Пастернаку с вопросом по поводу ценности Мандельштама для культуры СССР. И что ответил ему Пастернак? Вступился, просил, убеждал? А ведь прекрасно понимал, что решается судьба Мандельштама. Вопиющая несправедливость современных самых горластых борцов за правду и свободу слова естественно возмущает, свобода слова — это не свобода врать со всех источников СМИ, находясь у власти в России. Конечно, современный сионист И. Губерман скажет, что никакой вины не было — «время было такое».
На предполагаемую истерию современных еврейских идеологов: Сванидзе, Млечина, Радзиховского, Соловьёва и неграмотных, заштампованных советской пропагандой или пресмыкающихся перед «сильными мира сего» русских по поводу разжигания межнациональной розни и ненависти отвечу убийственными словами великого правдоборца А. Солженицына:
«Не тогда надо стыдиться мерзостей, когда о них пишут, а — когда их делают». Этот лозунг должен быть вывешен как социальная реклама касательно прошлого, настоящего и будущего, в том числе и превентивная профилактическая, на всех улицах наших городов; и таким образом, возможно, уменьшим в будущем количество гнусных, мерзких дел. С неприятным удивлением в последние годы наблюдаю картину, когда после смерти А.И. Солженицына с «чьей-то» подачи упорно проводится ползучая кампания его очернения, в том числе на эту тему шушукаются «со знанием дела» многие русские патриоты, которым я в этом случае говорю: уважаемые болтуны, — хотя бы напишите часть такого большого правдивого прорывного научного труда — как «Двести лет вместе». — и потом что-то вякайте против А.И. Солженицына; как правило эти «знатоки» после этого затыкаются, по крайней мере в моём присутствии.
Закончу тему репрессий против евреев. В этот жуткий период только у евреев в 30-е годы перед Сталиным появился очень авторитетный защитник — родная сестра «великого» Ленина А.И. Ульянова-Елизарова, которая попыталась перед Сталиным защитить «своих», попросила его опубликовать данные о еврейском происхождении Ленина (по линии матери), чтобы поднять в глазах нееврейских чиновников и всего населения ценность еврейского народа. Это ещё один ответ современным коммунистам на вопрос — какой национальности был Ленин? Кровь сделала своё дело — и А.И. Ульянова-Елизарова решила сыграть спасительную библейскую роль Эсфири; вот строки из её письма Сталину в защиту еврейской нации: «Сам Ильич высоко ценил её революционность, её "ценность" в борьбе, как он выражался, противопоставляя её более вялому и расхлябанному русскому характеру». Стоит ли после этого даже ставить вопрос: считали ли дети Ульяновых-Бланков себя русскими? Сталин решил не открывать перед советским народом тайну о своём учителе.
Хотя постановлениями от 28 июня и 2 июля 1937 года репрессии были направлены в основном против крестьян — бывших давно «кулаками», успешными крестьянами, но в реальности они разлились широким фронтом и против рабочих, и против интеллигенции, и по-прежнему против партийных работников. Например, на пленуме 10 октября 1937 года первый секретарь Горьковского обкома Ю. Каганович говорил: «Мы в Горьковской области проводим большую работу по очистке от врагов, которые ещё не выкорчеваны до конца в промышленности. Ещё больше взято кулацко-белогвардейских, повстанческих элементов».
Первый секретарь Днепропетровского обкома Марголин, выступая на октябрьском пленуме 1937 года, отметил: «Есть факты, когда в участковые избирательные комиссии попадают чужаки из бывших кулаков или имеющие с ними ту или иную связь. Мы имеем проявления вражеских вылазок и на заводах».
Этот пленум был посвящен вопросу предстоящих выборов, но почти все выступающие касались вопроса ещё оставшихся в живых и на свободе врагов Советской власти и их поиска, например, по этому поводу сильно беспокоился первый секретарь Куйбышевского обкома П.П. Постышев: «Требуется разъяснение — будут ли участвовать в выборах спецпереселенцы. Правда, Полбицын их распустил и дал указание, чтобы они вошли на общих основаниях в колхозы, но мы часть их обратно завернули». Ладно, Постышев попутно «заложил» перед Сталиным Полбицына, но этот мерзавец не задумался — за счет чего содержать семьи и как вообще жить некогда лучшим хлеборобам страны — когда их не приняли в колхоз, без паспорта они не могли попасть в города, а попавших каким-то образом в города в новой репрессивной кампании опять старательно выискивали как «врагов» сотрудники НКВД?
Павел Петрович Постышев был кровавейшим палачом украинского и русского народа, это был эдакий — высокопоставленный русский «Кульвец», вернее — ещё хуже, ибо убивал своих — летом 1937 года он арестовал в Куйбышеве в качестве «врагов» 110 секретарей райкомов, почти из всех городков области. Из-за ареста райкомовских работников 34 райкома пришлось временно закрыть. Не удивительно, даже закономерно, что опять же ради очищения Советской власти и коммунистической власти от огромной крови Сталин был вынужден этого одиозного палача в ближайшее время «убрать», что и было сделано уже в январе 1938 года, обвинив Постышева «в организации массовых необоснованных репрессий», а страстный разоблачитель Сталина «справедливый» Никита Хрущев в 1956 году реабилитировал этого палача, посчитав, что массовые репрессии Постышева были обоснованы; это, кстати, не снимает со Сталина ответственность за массовые репрессии с июля 1937 года.
Многие историки отмечают определенный всеобщий психоз подозрительности и поиска врагов в советском обществе в этот период. И это не удивительно, даже закономерно — после двух с половиной лет непрерывного разоблачения заговорщиков-троцкистов и выявленной широкой картины заговорщиков, и особенно после постановлений 28 июня и 2 июля 1937 года. Фактически и эти постановления были приняты уже в состоянии определенного психоза Сталина, членов Политбюро.
20 июля 1937 года был арестован с санкции Сталина его доверенный ранее соратник — высокопоставленный нквэдист Сорензон-Агранов, был также арестован и расстрелян его доверенный помощник из секретариата Сталина — Гриша Каннер, был арестован близкий друг молодости Сталина Сергей Иванович Кавтарадзе (1885-1971), который после освобождения по личному указанию Сталина в 1939 году, вспоминая те «лихие 30-е», рассказывал — как однажды Сталин во время правительственного приема отозвал его в сторонку и с упреком сказал: «А ты всё-таки хотел меня убить» (В. Роговин «Партия расстрелянных», М., 1997 г.). Это довольно ярко говорит о психологическом состоянии Сталина в тот период.
Кстати, есть несколько примеров, когда Сталин спасал некоторых людей от репрессий, но спасать от системы, самим же созданной — не много достоинства.
Массовости репрессий и массовому психозу способствовало и «креативное» решение Н. Ежова по поводу расширения репрессий за счет родственников «врагов», он ввёл ответственность невинных родственников — родственную, семейную ответственность. Скорее всего, «прозорливый» Н. Ежов был уверен, что оставшиеся на свободе и при жизни родственники репрессированных — их жены, дети, братья и сестры будут недовольны репрессиями близких, соответственно — недовольны советской властью, соответственно — это потенциальные враги, способные к мести — «семьи, члены которых способны к активным антисоветским действиям». И Ежов ввел понятие «ЧСИР» и «ЖИР» — «жены изменников Родины», «члены семей репрессированных по 1-й категории».
Факт продолжительных массовых арестов, атмосфера подозрительности и страха, плюс истерия подозрительности, раскрученная советской прессой, — когда Мойша Фридлянд-«Кольцов» распекался о «прожженных мерзавцах», «злых двуногих крысах», «гиенах и шакалах мирового фашизма» — довели атмосферу советского общества до массового психоза, когда «закладывались» и уничтожались люди из всех слоёв общества — от самых высоких до самых нижних, от маршала и генерала НКВД до их друзей, соседей, любовниц, рабочих, крестьян и самих «стукачей» из всех слоёв. Исследователь истории Николай Кузьмин в своей книге отметил такой пример: «Она (жена Луначарского — Розенель) "на полставки" подвязалась в ОГПУ и одаривала своим вниманием многих: от Ягоды до Литвинова. Когда звезда Ягоды закатилась, она сумела нырнуть под одеяло полярного академика О.Ю. Шмидта. Тот однако, очень скоро раскусил любвеобильную стукачку и во времена Ежова сам сдал её на Лубянку, как закоренелую троцкистку».
Если сегодня, например, либералы вспомнят о смерти известного врача Д.Д. Плетнева, то обязательно подчеркнут с глубоким пониманием и трагизмом — это жертва Сталина или «сталинских репрессий». А вот что по этому поводу записал в своём дневнике знаменитый учёный В.И. Вернадский: «13.01.1938. Говорят, вчера слух — верный в университетской среде, что Д.Д. Плетнев умер в тюрьме. Политическое убийство личных врагов. Он болел сахарной болезнью, которая осложнилась от перенесённого. Д.Д. Плетнев не был юдофобом — но не скрывал своего отношения к той бездарной и недостаточно знающей среде еврейских врачей, которые захватили "тёплые местечки"».
Сотрудник КГБ Рыбин вспоминал: «Осмысливая в разведывательном отделе следственные дела на репрессированных в тридцатые годы, мы пришли к печальному выводу, что в создании этих злосчастных дел участвовали миллионы людей. Психоз буквально охватил всех. Почти каждый усердствовал в поисках врагов народа» (Ю. Емельянов).
Этому кровавому психозу естественно способствовало НКВД, которое работало задорно, «с огоньком». В некоторых местах было введено даже подобие стахановского движения — кто больше выявит врагов и арестует, например, в Киргизии было введено «соцсоревнование» между отделами НКВД. В приказе наркома внутренних дел республики «О результатах соцсоревнования третьего и четвертого отделов УГБ НКВД республики за февраль 1938 года» говорилось: «Четвертый отдел в полтора раза превысил по сравнению с 3-м отделом число арестов за месяц и разоблачил шпионов, участников к-р. организаций на 13 чел. больше, чем 3-й отдел. Однако 3-й отдел передал 20 дел на Военколлегию и 11 дел на спецколлегию, чего не имеет 4-й отдел, зато 4-й отдел превысил количество законченных его аппаратом дел (не считая периферии), рассмотренных тройкой, почти на 100 человек».
Это, кстати, своеобразная модификация бермановского метода уничтожения людей. Союзный наркомат внутренних дел устанавливал плановые контрольные цифры выявления и арестов республиканским наркоматам, которые, в свою очередь, устанавливали областным управлениям. Быстрой, «эффективной» работе этой репрессивной пирамиды способствовал и принятый 14 сентября 1937 года упрощенный порядок рассмотрения дел о терроре, который расширял сферу деятельности известного приказа 1934 года (слушание дел без участия прокурора и адвоката, запрещение кассационного обжалования приговоров и подачи ходатайств о помиловании, приведение приговора в исполнение немедленно после его вынесения), — теперь он был распространен на дела о вредительстве и диверсиях.
Теперь вместе с — «Здравствуйте», «Добрый день» или «Будь здрав» — необходимо было внимательно вглядеться в старого знакомого, посмотреть на него «по-другому» — а не шпион ли случайно? А вдруг вы желаете здравия шпиону, врагу. — За это можно и «загреметь». И при малейшем подозрении необходимо срочно донести «куда следует». А вдруг, — принявший донос из народа сотрудник НКВД отнесется к нему халатно и пропустит коварного врага, — тогда уж точно сам «загремит». И начала общественно-государственная система в каком-то общем кровожадном поисковом психозе и с большевикском энтузиазмом жить бдительно, подозрительно и старательно с пристрастием, — и пошла ломать через колено миллионы судеб. В этой кровавой вакханалии, когда карательные ведомства вошли в репрессивный «кураж» — арестовывали, ссылали или убивали быстро, особо не разбираясь в виновности, многие граждане использовали эту ситуацию — чтобы расправиться со злобным соседом, с личным врагом, с любым человеком по причине ревности, зависти или карьерной конкуренции на работе.
В этот период часто наблюдался некий поразительный абсурд, причем — кровавый абсурд, например, во второй половине 1937 года предельно бдительный, зоркий П. Постышев на этикетке спичечного коробка разглядел профиль Троцкого — результат: аресты и в магазинах куйбышевской области надолго пропали спички, которые лежали на складе штабелями в ожидании «чистки». Ещё один пример из деятельности этого орденоносного сталинского подчиненного, — какой-то такой же зоркий кретин или озорной шутник сообщил П. Постышеву, что на разрезе колбасы просматривается фашистская свастика, Постышев проверил и тоже разглядел. После чего разъяренный и негодующий происками врагов на пленуме Фрунзенского райкома ВКП(б) (в Куйбышеве) Постышев предложил: «Я предлагаю прокуратуре и НКВД посадить человек 200 торговых работников, судить их показательным судом и человек 20 расстрелять».
Рис. П. Постышев.
И такие неимоверные случаи происходили не только в провинции, но в Москве, например, вот что увидели бдительные, зоркие подчиненные Кагановича по партийному контролю (Комиссия партийного контроля при ЦК ВКП(б)) Губельман-«Ярославский» и Матвей Шкирятов: «Слушали: Об изготовлении маслобоек с лопастями, которые имеют вид фашисткой свастики.
Постановили: 1. Принять к сведению заявление наркома Обороны промышленности М.М. Кагановича, что в месячный срок лопасти маслобоек, имеющих вид фашисткой свастики, будут изъяты и заменены новыми.
2. Дело о конструировании, изготовлении и неприятии мер к прекращению производства маслобоек, лопасти которых имели вид фашисткой свастики — передать в НКВД» (из протокола Бюро Партийного контроля №50, п. 54, от 15 декабря 1937 года). Можно мрачно догадаться о судьбе многочисленных «фашистских шпионов»: инженеров, различных начальников конструкторского бюро, начальников производства и т.д. — занятых вокруг этой злосчастной маслобойки.
Это, кстати, и пример ущерба «большой чистки» не только для демографии страны, но и ущерба экономике, развитию науки и промышленности. К месту вспомнить и любимое произведение Сталина — сказку-притчу М. Горького «Девушка и смерть»:
Люди же считают Смерть ненужной.
Ну, конечно, ей обидно это,
Злит её людское наше стадо,
И, озлясь, сживает Смерть со света
Иногда не тех, кого бы надо.
Будущий руководитель КГБ и генеральный секретарь СССР Юрий Андропов в эти жуткие времена делал свою карьеру и в сентябре 1937 года на собрании комсомольского актива города Рыбинска грозно произносил: «Существовала теория, что в комсомоле нет и не может быть врагов. А враги народа — троцкисты, шпионы, диверсанты — пытаются пролезть в каждую щель, использовав слабые места. Враги народа свили своё гнездо в ЦК ВЛКСМ, они пытаются разложить молодежь и на почве разложения отвлечь её от борьбы с врагами.
В конце августа 1937 года в Москве на пленуме ЦК ВЛКСМ сняли с работы очередную группу руководителей комсомола, в том числе Татьяну Федоровну Васильеву, секретаря ЦК по работе среди женской молодежи. Ещё недавно она приезжала в Ярославль проводить областную комсомольскую конференцию. Она сидела в президиуме, ей аплодировали, а теперь» (Л. Млечин «Андропов», М., 2006 г.). И Юрий Андропов активно занялся поиском врагов в ярославской комсомольской организации и уже в октябре 1937 года на областной конференции победно докладывал: «Наша областная комсомольская организация была засорена врагами народа. Всё бюро обкома, за исключением первого секретаря, посажено, так как развивало враждебную деятельность». Во время войны за ним не было замечено такой боевитости.
Пример этого местного палача, настоящая фамилия которого, как утверждает «Международная Еврейская газета» №25-26 за 2004 год — Либерман, это обратный пример Сталину. Как только он тихим сапом добрался на самую верхушку власти, то с помощью своеобразной кадровой политики коварно толкнул долго создаваемую Сталиным империю к развалу. Как показало время, — это был лучше всех замаскировавшийся молодой троцкист, которому в 2009 году В.В. Путин публично отдал почести. Его деятельность я подробнее рассмотрю в следующей книге. Всеобщий психоз отразился и на работе ГУЛАГа, например, ранее уволенный из НКВД за крайнюю жестокость якобы по причине психического заболевания кровавый палач Ефим Кашкетин теперь, в «разгар большой работы», был востребован на соответствующей работе — был принят в аппарат ГУЛАГа как подходящий кадр и не подвел кадровиков, не разочаровал их своим масштабным «стахановским» мышлением — организовал массовый расстрел узников Ухто-Ижемского лагеря НКВД с помощью взвода расстрельщиков, вооружённого пулемётами, и с помощью этого новаторского бригадного метода этот ударник репрессивного труда расстрелял более двух с половиной тысяч человек.
В 1937 году даже сотрудники ГУЛАГа сами попали под репрессии — в августе 1937 года М. Бермана во главе ГУЛАГА сменил Израиль Плинер, который тут же поставил задачу: «выявить контрреволюционные элементы» в своём ведомстве. Был и довольно забавный случай, — в октябре 1937 года старый террорист-большевик Арон Сольц (1872-1945), именуемый некоторыми подельниками — «совесть большевистской партии» и учивший комсомольскую элиту на примере Молотова, Ежова, Куйбышева, Ворошилова, Бухарина, Андреева и пр. — «не брать жен из чужого класса», а только из «революционного», и который откровенно утверждал, что основным фактором, определившим всю сущность его революционного марксистского мировоззрения «было, несомненно, моё еврейство», выступил на конференции свердловского партактива с требованием создать специальную комиссию по расследованию деятельности главного прокурора СССР А. Вышинского, вероятного польского шпиона.
К требованиям Арона Сольца Сталин не прислушался. И в знак несогласия и протеста этот горячий разоблачитель, жаждущий расправы над Вышинским, объявил голодовку и продолжил голодать в психиатрической лечебнице. Любопытно отметить, — когда после войны Андрей Вышинский, будучи представителем СССР в ООН, принял активное участие в создании Израиля и сильно помог евреям, то евреи его очень превозносили, готовы были его именем называть улицы своих городов. А после смерти Сталина все евреи вдруг, разом, как по какой-то отмашке «сверху» стали клеймить Вышинского последними словами — «цепной пес Сталина» и т.п. По крайней мере — человечеству нескучно с евреями, есть над чем поразмышлять после очередной трагедии.
Ситуация с этой всеобщей «молотилкой» советских граждан, с всеобщим жутким психозом расправ не была такой однозначной: наблюдались элементы хаоса, но и просматривался замысел целенаправленного хаоса. До революции Яков Свердлов находился в ссылке вместе со Сталиным, и о нём вспоминал: «Охотился без ружья, предпочитая ставить капканы», а У. Черчилль о Сталине заметил: «Он был необычайно сложной личностью. Это был человек, который своего врага уничтожал своим же врагом».
Картина тотальных репрессий напоминает жестокий метод уничтожения врага «по теории вероятностей» — когда хоть кто-то из окружения предполагаемого замаскированного врага может его выявить и «заложить», когда вокруг него стоят сплошные «капканы», в которые попадает и много случайных невинных людей, позволяет максимально «просеять» всё общество сверху донизу, и по теории вероятностей выявить максимальное количество врагов, недоброжелателей; главное ведь — не большие «попутные» неизбежные потери, а — «плевела», максимальное выявление врагов.
А были среди этого всеобщего психоза и тотальных репрессий после 2 июля 1937 года и четкие цели. Первая — бывшие успешные крестьяне-«кулаки» выше была уже отмечена, а не было ещё случая в истории правления большевиков, в том числе и Сталина — чтобы вместе с крестьянами не репрессировали русских писателей-«почвенников» и православных священников.
В 1937 году был арестован 27-летний талантливый русский писатель, выходец из семиреченских казаков Павел Васильев. Ещё бдительный М. Горький рекомендовал в 1936 году его «изолировать» как опасного русского националиста. Был арестован прекрасно описывающий красоту российской природы Николай Клюев, были арестованы также Петр Орешкин, Сергей Лешенков, И. Макаров. Ещё бдительнее и строже отнеслась Советская власть, Сталин к священникам.
Первый секретарь Архангельского обкома Конторин, выступая на октябрьском пленуме 1937 года, сообщил, что «церковники, попы пытаются восстановить лозунг "Советы без коммунистов"», и в области есть всякие категории людей. Много всякой сволочи. Мы вскрыли дополнительно десять контрреволюционных организаций. Мы просим и будем просить ЦК увеличить нам лимит по первой категории в порядке подготовки к выборам».
И первый секретарь Днепропетровского обкома Марголин на этом пленуме сообщил: «Есть факты, когда в участковые избирательные комиссии попадают чужаки из бывших кулаков или имеющие с ними ту или иную связь. Мы имеем проявления вражеских вылазок и на заводах.
Особенно мы отмечаем довольно серьёзное оживление антисоветских элементов в деревне, на селе. Антисоветские настроения проявляются преимущественно в деятельности церковников. Имеются случаи неоднократных просьб об открытии церквей». Просьба об открытии церкви — это очень серьёзный проступок.
И на этот раз не спасла православных священников от репрессий публичная декларация лояльности к Советской власти от 29 июля 1927 года митрополита Сергия Старогородского, который, следуя известному постулату выживаемости христианской церкви Савла-Павла заявил, что новая власть от Бога в период взрывов храмов. Кстати, после этого славления советская власть во время коллективизациии стала очередной раз арестовывать священников и закрывать и уничтожать православные храмы. Несмотря на это, митрополит Сергий терпеливо выдерживал линию лояльности и 15 февраля 1930 года заявил, что гонений на религию в СССР «никогда не было и нет» и что утверждения зарубежной печати о том, что советских граждан преследуют по религиозным мотивам, являются «сплошным вымыслом и клеветой».
Теперь всё опять повторилось, но с большим территориальным размахом. Поскольку проведенная перепись населения показала высокий уровень религиозности на всей территории СССР, среди разных народов, то советские власти (Сталин) и арестовали и расстреляли большое количество не только христианских и мусульманских священников, но и расстреляли несколько сотен шаманов северных и дальневосточных народностей. Репрессии коснулись даже нейтральных, миролюбивых буддистов, например, в 1938 году был расстрелян основатель единственного Буддистского храма в Европе — в Петербурге Цапид — Хамбо Лама. Точное количество арестованных, сосланных и расстрелянных священников в СССР в этот период не известно.